Слабый свет пробился сквозь тонкий слой облаков и реявшую в воздухе снежную пыль, снег уже весь иссяк, и в воздухе не видно было снежных хлопьев, только несколько больших орлов медленно кружились под облаками. Тёплая погода ранней весны стала потихоньку проявляться на снежной поверхности, загустевший туман легко парил вместе с ветром. Стайка красно-коричневых рябчиков, хлопая крыльями, взлетела из густого ивняка, ивы заколебались, и с них осыпался белый, как пух с одуванчиков, иней. Граничащий со степью на севере горный хребет уже вошёл в ясную, солнечную полосу, одно-два белых облачка скользили на голубом небе над заснеженной горой. Небо быстро прояснилось, и над древней степью Элунь быстро восстановилось прежнее спокойствие.

Шацылэн и Чень Чжэнь, залечивая у Бату обмороженные места, находились рядом с ним целый день. Но когда Бату описывал страшную и жестокую чёрную степь, то её никак нельзя было сопоставить со стоящей сейчас перед глазами красивой и светлой местностью. И хотя каждый человек с пастбищ два дня и две ночи сражался в жестокой схватке со страшной снежной бурей, Чень Чжэнь по-прежнему не желал или не смел поверить в то, что пережил Бату.

Когда Чень Чжэнь вдохнул свежий морозный, несущий запах ранней весны степной воздух, настроение его немного улучшилось. Благодаря тому, что выпало так много снега, в этом году весенней засухи могло совсем не быть. Была надежда, что не будет дней, когда дует сухой ветер, который несёт сухую пыль, сухую траву, когда трудно открыть глаза. Когда растает снег, реки и озёра наполнятся чистой водой, станет расти весенняя трава, распустятся весенние цветы, у скота понемногу начнёт накапливаться весенний жир. Старик Билиг всегда говорил: «У скота жир накапливается три раза, но самый главный — это весенний жир». Если скот не получит весеннего жира, то летний жир не пристанет, а осенний — недостаточно нагуляется. Если осенью до пожелтения травы у овец на спине и в задней части не будет слоя толщиной в три пальца, то они не перенесут долгие семь месяцев зимних холодов, и руководству пастбища в таком случае остаётся лишь отдать их по низкой цене во внутренние районы. В годы тяжёлых бедствий перед приходом зимы частенько поголовье овец на пастбище наполовину уменьшается, а то и больше. В скотоводческих районах степи весна — решающее время года. Поэтому огромное количество снега весной только прибавляет скотоводам потерь.

Чень Чжэнь вместе с большим количеством народа из своей и других бригад, группой расследования аварий и стихийных бедствий пошёл на место происшествия, на болотистое озеро. По дороге руководство революционного комитета пастбищ, военный представитель Баошуньгуй, руководитель пастбищ Улицзи, чабаны Бату, Шацылэн и другие, — все были с мрачными лицами. Чем ближе к озеру, тем настроение всех омрачалось, никто не проронил ни слова. Чень Чжэнь как только подумал, что табун боевых лошадей, ещё не успев отправиться в армию, в полном составе утонул в болоте, что и военное, и местное руководство будет от этого в ярости, у него сразу стало очень тяжело на душе. Бату уже сменил лошадь, его чёрный конь был и сильно изранен, и утомлён, и уже был отправлен на ветеринарную станцию для лечения. У Бату всё лицо по-прежнему открытое, несмотря на холод было намазано мазью. Вся кожа на лице была отморожена и покрыта гнойниками. Один кусок кожи был содран, и там виднелось розовое мясо, которое особенно выделялось, бросалось в глаза на коричневом с фиолетовым отливом лице Бату. Из мешка за спиной торчала большая деревянная лопата, он безмолвно ехал рядом с Баошуньгуем, показывая всем дорогу.

Когда прошла ночь и полдня после начала снежной бури, Бату был найден Шацылэном на южной стороне болотистого озера, лошадь Бату в это время уже замёрзла так, что не могла двигаться, Бату тоже продрог до полусмерти. Шацылэн тянул за собой полуживого коня Бату и довёл его домой. Чтобы показать комиссии по расследованию, как было дело, Бату пришлось очень сильно напрячься и провести их на место происшествия. Других двоих чабанов, несмотря на то что они все обморозились, всё равно изолировали до завершения проверки.

Чень Чжэнь следовал рядом с Билигом, сбоку от всего отряда. Он тихонько спросил:

— Отец, как могут наказать Бату и остальных?

Старик вытер рукавом с редкой козлиной бородки собравшиеся капли воды, в глазах его читалось сочувствие. Он, не повернув головы, смотря на далёкую гору, медленно произнёс:

— А вы, молодые интеллигенты, как думаете, как нужно их наказать? — Старик повернул голову и добавил: — Управление пастбищ и военные представители очень уважают ваше мнение, в этот раз зовут вас, молодых, хотят послушать, что вы скажете.

— Бату молодец, за этих лошадей он чуть жизнь не отдал, но, к сожалению, ему не повезло. Мне кажется, от него не зависело, спасутся или нет лошади, он — выдающийся герой степи. Я в вашей семье жил год, и все знают, что Бату — мой старший брат. Я понимаю позицию Баошуньгуя, моё мнение пусть будет не в счёт. К тому же точки зрения у молодёжи разные. Я думаю, что вы являетесь представителем бедных чабанов, а ещё вы — член революционного комитета, все слушают вас, что вы скажете, то скажу и я, — сказал Чень Чжэнь.

— А другие молодые интеллигенты что говорят? — спросил старик заинтересованно.

— Подавляющее большинство нас, молодых, считает, что Бату герой. В этот раз ветер и снег да плюс ещё волки — эти три стихии были слишком ужасны, на его месте никто бы не выдержал, нельзя наказывать Бату. Но некоторые говорят, что, возможно, многие люди используют стихийные бедствия, чтобы вредить армии и революции, и что обязательно надо проверить происхождение тех четырёх чабанов.

Лицо старика Билига помрачнело, и он больше ничего не спрашивал.

Люди на лошадях обогнули озеро с востока, пришли к тому месту, где Бату в самом конце стрелял. Чень Чжэнь затаил дыхание, внутренне подготовился собственными глазами увидеть место кровавой бойни.

Однако не было видно ни капли крови, толстый слой снега в несколько десятков сантиметров скрыл следы ночной кровавой драмы. Единственное, что можно было увидеть, — это головы лошадей над поверхностью озера, но и то с трудом. На поверхности осталась только непрерывная череда снежных бугорков, между ними толщина снега была больше, за этими снежными бугорками протянулся занесённый снегом уклон, постепенно заравнивающий бросающиеся в глаза снежные насыпи, скрывшие туши лошадей. Люди безмолвно смотрели, никто не слез с лошади, никто не хотел открывать это снежное одеяло, только внутренне все представили, как всё происходило.

Старик Билиг заговорил первым, показывая палкой на восточный берег озера:

— Вы видите, если бы они пробежали небольшой отрезок, ничего страшного бы и не было. Бату было очень трудно гнать лошадей с северного участка на этот небольшой кусок земли. При таком сильном ветре и таком количестве волков разве можно считать, что человеку не страшно, а лошади — тем более. Бату с начала до конца всё время был при табуне, не на жизнь, а на смерть боролся с волками, он выполнил свои обязанности.

Старый монгол не любил оправдывать своего сына.

Чень Чжэнь сказал подошедшему Баошуньгую:

— Бату для защиты общественного имущества целую ночь один сражался с волками, чуть не отдал собственную жизнь. Этот геройский поступок надо отразить в газете…

Баошуньгуй глянул на Чень Чжэня и рявкнул:

— Какой геройский поступок! Вот если бы он спас лошадей, тогда бы был геройский поступок. — И, повернув голову к Бату, гневно добавил: — Ты тогда зачем направил лошадей к северу от озера, ты столько лет пасёшь лошадей, неужели ты не знаешь, что, когда подует ветер, он может погнать лошадей к озеру? Твоя самая главная обязанность не допустить этого!

 Бату не смел взглянуть на Баошуньгуя, он покачал головой и сказал:

— Это моя обязанность, да. Если бы я каждый день ночью гонял табун пастись к восточному пастбищу, то не случилось бы такого.

Шацылэн похлопал коня по животу, приблизился и мирно заметил:

— Если бы руководство разрешило нам пасти табун на том участке. Все же знают, что там осталось много осенней травы, да и весенняя вырастает раньше. Боевым лошадям просто необходима эта дальняя дорога, обязательно нужно обеспечивать боевых лошадей достаточной и сытной едой, чтобы они нагуляли немного жира, чтобы, как пришли в воинскую часть, бойцам было на них приятно смотреть. Я помню, что Бату на том собрании говорил об этом, что гнать пасти лошадей к северу от этого озера небезопасно. Но руководители пастбищ сказали, что весной в основном дует северо-западный ветер. Откуда же мог взяться этот северный ветер, который свирепствовал несколько дней? С этим вы ведь тоже согласны, так зачем же, сваливать ответственность за происшедшее только на голову Бату?

Несколько руководителей не сказали ни слова. Начальник пастбища Улицзи, прокашлявшись, стал каяться:

 — Шацылэн говорит правильно, именно так и есть. Все хотели только добра, хотели, чтобы боевые лошади питались лучше и стали крепче, не боялись долгого пути, перед службой накопили побольше сил. Кто мог предполагать, что случится такая снежная буря, да ещё северный ветер, да ещё появится такая большая волчья стая. Если бы не было этой стаи, Бату определённо смог бы довести лошадей в безопасное место. К стихийному бедствию добавилось волчье, сто лет не сталкивалось, сто лет. Я ответственный за производство, а значит и за это происшествие.

Баошуньгуй, показывая кнутом на Шацылэна, сказал:

— Твоя ответственность тоже не маленькая, Билиг правильно говорит, что, если бы табун прошёл ещё этот маленький отрезок, большой беды бы не было. Если бы вы трое не бежали с поля сражения, а вместе с Бату гнали табун, то тогда бы не случилось того, что случилось. Если бы ты после этого ещё не спас жизнь Бату, то я бы тебя уже раньше изолировал до окончания проверки.

Билиг своей дубинкой опустил кнут Баошуньгуя и строго сказал:

— Товарищ Бао, хотя ты монгол из крестьянских районов, но всё-таки должен знать обычаи монголов-скотоводов. В степи, когда разговариваешь с человеком, нельзя показывать на него кнутом, так только разговаривали раньше князья да богатые скотовладельцы. Если не веришь, можешь пойти спросить начальника вашего военного округа. В следующий раз он приедет с рабочей проверкой, так мы можем вместе пойти спросить.

Баошуньгуй опустил кнут, переложил его в левую руку и снова, показывая указательным пальцем на Шацылэна и Бату, закричал:

— Ты! Ты всё ещё здесь! Ты всё ещё не слез с лошади, чтобы разгребать снег! Я должен собственными глазами увидеть трупы, мне надо в конце концов посмотреть, насколько сильны волки, насколько велика их стая. Не думайте, что всю ответственность можно свалить на волков. Председатель Мао учил нас, что человеческий фактор — на первом месте!

Люди все слезли с лошадей, достали деревянные лопаты, которые взяли с собой, железные ломики, бамбуковые мётлы и начали расчищать снег с места происшествия. Баошуньгуй, сидя на лошади. достав фотоаппарат марки «Чайка», занял фотографированием для сбора доказательств и непрерывно громко кричал работающим людям:

— Разгребайте чище, обязательно разгребайте чище. Через несколько дней в аймаке, сомоне создадут комиссии для проверки, приедут сюда, на место происшествия с проверкой.

Чень Чжэнь, разгребая глубокий снег, вместе с Улицзи, Билигом, Бату и Шацылэном продвигался к самым ближайшим к озеру снежным бугоркам. Ледяная поверхность трясины, окружающей озеро, замёрзла достаточно прочно, снег под ногами издавал скрип.

— Достаточно увидеть близко несколько лошадей, которых откопаем, загрызены они волками или нет, и мы узнаем, насколько сильна волчья стая, — сказал старик.

Чень Чжэнь сразу же спросил:

— А как узнаем?

— Ты посмотри и подумай. Тогда было чем дальше вглубь, тем опаснее, там трясина только потом замёрзла. Волки тоже не хотели рисковать, забираясь вглубь, они обычно не рискуют. Если те несколько лошадей тоже загрызены волками, то можно сказать, насколько те волки сильны, — сказал Улицзи.

Старик, повернув голову, спросил Бату:

— Ты даже не стрелял по волкам?

Бату с горечью отвечал:

— Не стрелял, я взял с собой только десять патронов и все их потратил. Буря рассеяла все звуки выстрелов. Волки сначала, наверное испугавшись выстрелов, убежали, но после того, как закончились все патроны, они вернулись. Кругом темнота, в фонаре тоже почти не осталось электричества, я ничего не смог увидеть. Но тогда я не думал, чтобы их было очень много. Кругом темнота и снег, я ещё боялся, что конь помрёт. Я ещё надеялся, что ветер стихнет и озеро не замёрзнет, волки туда не пройдут. Тогда немало лошадей смогло бы выжить. Я помню, я направил ружьё выше на полметра.

Билиг и Улицзи облегчённо вздохнули.

Докопав до самого дальнего снежного бугорка, Бату немного поколебался, потом взял деревянную лопату и стал быстро раскапывать снег. Верхние половины лошадей над замёрзшей поверхностью трясины появились на свет. Чень Чжэню показалось, что тела лошадей не похожи на объеденные, а как будто внутри животов у них были снаряды, которые разорвались, оба бока полностью были открыты, кишечник и прочие внутренности разбросаны вокруг на расстоянии нескольких метров, половина ягодиц тоже отсутствовала, обнажив свежеобглоданные белые кости. На ледяной поверхности были только остатки конечностей и сломанные кости, порванная кожа и разбросанная шерсть, волки съели только сердце, печень и самые хорошие, жирные части мяса. Чень Чжэнь подумал: «Неужели люди, когда разрывают тела других людей на мелкие кусочки, когда они вытаскивают жилы и рвут кожу, как дикие звери, — неужели они этому научились у волков? Или проявление в характере человека звериных черт, а в характере зверей — волчьих черт имеют одно начало?» Он в первый раз воочию увидел столь невиданную жестокость, ему так и захотелось вдруг надеть волку петлю на шею, вытянуть жилы и снять с него шкуру. Неужели человек, имевший дело с волками, потом сам может превратиться в волка? Или стать человеком, в котором намного больше волчьего и звериного?

Люди все в оцепенении смотрели, Чень Чжэнь почувствовал в руках и ногах ледяной холод, пронизывающий насквозь.

Кровавую площадь уже почти наполовину расчичтили. Ледяная поверхность озера кишела трупами, мелкие кусочки конечностей были повсюду, словно на поле боя после многих разорвавшихся снарядов. Два чабана сидели на корточках на льду и одну за другой вытирали головы своих любимых лошадей рукавами тулупов, проливая слёзы. Все были одурманены страшной картиной, представшей их глазам. Чень Чжэнь и несколько молодых интеллигентов из Пекина, никогда раньше не видевшие  собственными глазами кровавого побоища, устроенного волчьей стаей, тем более были напуганы так, что лица их были белее снега, молча уставились они друг на друга.

Чень Чжэню вдруг представилась картина резни в Нанкине во время японской агрессии в Китае. Он вдруг увидел в волчьей природе фашистов, «японских чертей». У Чень Чжэня внутри всё кипело от негодования. Ему хотелось плеваться, ругаться, убивать волков. И у него снова сорвалось с языка перед Билигом:

— Этот табун постигла ужасная смерть, волки очень злы и жестоки! Ещё более, чем фашисты и «японские черти». Поистине похоже на массовую казнь!

У Билига лицо стало серо-белым, он глянул на Чень Чжэня и выдохнул:

— Японские фашисты пришли к нам из Японии и научились этому не от волков. Я бил японцев, я знаю, в Японии нет большой степи и нет больших волчьих стай, как они тогда могли видеть волков? Но ведь они убивали не моргнув глазом! Я в то время в советской Красной армии служил проводником, показывая дорогу, повидал дела японцев. Та дорога из камней в степи, по которой мы шли с наших пастбищ в провинцию Цзилинь, когда её строили, сколько народу там погибло? По обеим сторонам дороги — только человеческие белые косточки лежат. В каждом ухабе — по несколько десятков жизней, половина — монголы, половина — китайцы.

— Во всём этом нельзя винить только лишь волков, ведь люди отобрали у них запасы еды, да ещё утащили так много волчат, разве волки не могли за это не мстить? Если и винить, то только самих себя, что плохо за лошадьми смотрели. Волки дорожат жизнью, если их не вынудить, они не станут вступать в рискованную борьбу с людьми, ведь у людей есть собаки, ружья, арканы. В степи волки боятся людей, больше половины волков погибает от рук человека. А «японские черти»? Наша страна никогда не ходила на них с агрессией, да ещё мы оказывали им помощь, а они убивали китайцев даже не моргнув глазом, — вздохнул Улицзи.

Старик был заметно недоволен, мельком взглянув на Чень Чжэня, он сказал:

— Вы, китайцы, сидите на лошадях неустойчиво, плохо держите седло, стоит столкнуться с неровной дорогой, обязательно завалитесь на бок, можете споткнуться и упасть.

Чень Чжэнь редко подвергался упрёкам со стороны старика, его слова протрезвили его мозг, он услышал в них намёк. Он определил место волчьего тотема в душе старика, и смысл его слов был далеко не в том, что на монгольской лошади надо сидеть устойчиво. Тотемы диких животных, считавшихся предками у степных народов, пережили несколько тысячелетий резких перепадов, исчезновений одних народов и приходов на смену им других, неизвестно, сколько раз так происходило, это продолжается и до сегодняшнего дня, и, конечно, этого не может поколебать смерть нескольких десятков отборных лошадей, представшая сейчас перед глазами. Чень Чжэню вдруг пришло на ум: «Хуанхэ несёт сто бед, но она — колыбель китайской цивилизации», «На Хуанхэ установили дамбу, и люди вдруг стали подобны рыбам», «Хуанхэ — мать-река», «Хуанхэ — колыбель китайского народа»… Китайская нация вовсе не желает из-за того, что Хуанхэ натворила такое множество бед, поглотила огромное число крестьянских полей и человеческих жизней, не считать её своей матерью-рекой. Видимо, понятия «множество бед» китайскую нацию и поддерживала ли она в дальнейшем её существование и развитие. Волчий тотем у степных народов, должно быть, почитается, как мать-река у китайцев.

Баошуньгуй больше не рыдал, он, сидя на лошади, осматривал более широкое пространство вокруг места происшествия. Он совсем не предполагал, что волки степи Элунь обладают такой свирепостью, и даже не мог подумать, что такой большой табун лошадей может быть съеден волками полностью. Чень Чжэнь ещё увидел, как во время фотосъёмки руки его не переставая дрожали, приходилось всё время менять положение, чтобы установить контроль над фотоаппаратом.

Билиг и Улицзи среди кладбища лошадей в замёрзшей трясине копали то здесь, то там, где-то рыли снег, где-то тыкали лопатами, как будто искали какое-то важное доказательство. Чень Чжэнь немедленно пошёл помогать им искать и спросил Билига:

— Отец, а что вы сейчас ищете?

— Ищем путь волков, надо копать помедленнее, — ответил старик.

Чень Чжэнь тщательно выбрал место, согнулся и начал искать. Прошло немного времени, и люди нашли в снегу тропинку с волчьими следами, они были глубиной в четыре пальца, достаточно чёткие, хорошо замёрзшие на поверхности трясины, после расчистки с них снега можно было рассмотреть отпечатки волчьих когтистых лап величиной с коровье копыто, и отпечатки чуть побольше, чем следы среднего размера собаки. Каждый след имел сравнительно большой отпечаток подушечки «середины ладони», на некоторых сохранились следы крови лошадей.

Билиг и Улицзи созвали всех расчищать от снега эту волчью тропу. Билиг сказал, что, расчистив эту тропу, можно приблизительно определить величину стаи волков. Люди, расчищая, увидели, что эта тропа идёт не прямо, а изгибается, разгребли дальше, тропа снова изогнулась полукругом. Через час с небольшим они всё же расчистили тропу и обнаружили, что она представляет собой замкнутое ровное снежное кольцо, с багровыми пятнами, выдававшееся над ледяной поверхностью на толщину ладони, выделяясь среди остальной чёрно-красного цвета ледяной поверхности трясины. Эта дорожка была толщиной больше метра, длина её по окружности — примерно пятьдесят-шестьдесят метров, внутри этого кольца было наибольшее скопление трупов лошадей. На дорожке оказались сплошь волчьи кровавые следы. Люди были так напуганы, что дрожали от страха, всячески обсуждали, пытались истолковать увиденное:

— Мне за всю жизнь не приходилось видеть столько волчьих следов.

— Какая уж тут стая волков, это прямо стая нечистой силы.

— Эта стая настолько ужасна и страшна.

— Самое маленькое — наверное, сорок-пятьдесят волков.

— Бату, ты действительно безрассудный, разве может один человек с такой стаей в игрушки играть. Если бы здесь был я, то давно бы свалился с лошади от страха на корм волкам.

— Тогда было поздно, темнота и большой снег, почти ничего не видно. Откуда я знал, что стая настолько велика? — ворчал Бату.

— Да, теперь наша жизнь на пастбище будет сложнее.

— Кто из наших школьников сейчас рискнёт один идти в ночное?

— Те пришлые бродяги, которым управление оказывало помощь, действительно негодяи, начисто унесли оставленный волками на голодную весну корм, вот волки и вынуждены были побеспокоиться.

— Кому пришла в голову такая дурацкая мысль — отправлять столько людей в горы добывать волчат, разве волчицы могли не взбеситься? В прошлые годы волчат вытаскивали меньше, и с лошадьми не случалось такой беды.

— Управление пастбищ тоже должно заняться делом, организовать массовую охоту на волков. Если этого не сделать, то волки станут есть людей.

— Надо поменьше проводить собраний да побольше охотиться на волков.

— Наши руководители пастбищ вышли из крестьянских районов, ничего не понимают и стараются сделать какую-нибудь гадость, вот Тэнгри в наказание и послал нам волков, чтобы поучить нас.

— Хватит болтать глупости, ты, наверное, хочешь быть подвергнутым революционной критике.

Баошуньгуй с Улицзи и Билигом внимательно исследовали волчью тропу, фотографировали и время от времени разговаривали. Постоянно натянутое лицо Баошуньгуя стало всё же понемногу расслабляться. Чень Чжэнь предположил, что Билиг, возможно, развил мысль Баошуньгуя о том, что «человеческий фактор — на первом месте». Такая большая волчья беда и природная стихия, может ли человек противопоставить этому что-либо? Какие бы комиссии ни приходили с проверкой, стоит им только посмотреть на это масштабное побоище, и они вынуждены будут признать, что человек ничего не мог противопоставить такому бедствию, а в особенности невозможно было остановить массированное и одновременное нашествие волчьей стаи и снежной бури. Чень Чжэнь высказал свою мысль Улицзи и Бату, и их беспокойство понемногу улеглось.

Чень Чжэнь снова стал думать об этой кольцевой волчьей тропе. В его сознании накладывались одно кольцо на другое, одно подобное другому, как будто волки бегали в его сердце чудовищными кругами, так что ему стало трудно вздохнуть. Зачем волкам нужно было бегать по этому кругу? Что их к этому побудило? Какую цель они преследовали? Поступки степных волков оказываются непостижимыми для человеческого ума, каждый след, оставленный ими, является очень сложной, трудноразрешимой загадкой.

Или это они грелись? Согревались бегом? Возможно. Тогда ночью ветер был действительно очень холодным, волки пробежали без остановки очень долгий путь и, определённо, замёрзли до невозможности, поэтому, после того как они наелись, им нужно было всем вместе побегать, чтобы немного согреться.

Может быть, так они помогали пищеварению? Побольше и быстро переварить, освободить кишечник, чтобы потом ещё больше съесть? Тоже возможно. Поскольку волк не степной жёлтый суслик или бурундук и у него нет места, чтобы запасать пищу, чтобы её хватило на максимально долгое время, ему приходится, уже наевшись, ещё кушать дополнительно, объевшись, ещё больше объедаться. После этого с помощью быстрого бега ускорять пищеварение и обмен веществ, усваивать питательные вещества про запас, быстро освобождать желудок и снова максимально наполнять его пищей. Однако какой в таком случае должен быть желудок, разве что стальной, железный, растяжной, как пружина, резиновый или не имеющий слепой кишки, не боящийся аппендицита кишечник? Это ещё больше ужасает.

Академические познания молодого пекинского студента заработали в практическом направлении.

Может быть, это был парад войск или большой отбор воинов перед следующим сражением? Тоже возможно. Из следов на волчьей тропе видно, что в стае высокая организованность и дисциплина. Волчья тропа шириной в метр с небольшим от начала до конца, везде — примерно одинаковой ширины, следов, выходящих за пределы этой ширины, очень мало. Если это не смотр войск, их прохождение парадной поступью, то тогда что же? Волков-одиночек, выходящих на охоту, много; выходящих на охоту маленькими группами тоже, обычно по три-пять волков, составляющих группу; бывает, что охотятся по восемь-десять волков, это уже открытый разбой; но то, что было в этот раз, такое встречается крайне редко. Чень Чжэню было очень трудно понять, как волки, которые действуют как бы обособленно, вроде бы ведут партизанскую войну, вдруг смогли собраться в группу войск для ведения регулярной, манёвренной войны? Предположим, даже если одной из частей Восьмой армии Китая пришлось бы переформироваться и преобразоваться в новую группировку, это бы стоило ей неимоверных усилий. Неужели это умение у волков прирождённое? И опыт своих предков в диких кровавых битвах они наследуют из поколения в поколение? Однако с трудом поддаётся пониманию, что они так хорошо наследуют этот передаваемый поколениями опыт.

В таком случае, может быть, это празднование победы в успешно проведённой операции? Или это следы, оставленные от бурной и радостной церемонии перед большим праздничным обедом? Вероятность этого тоже велика. Волки преследовали и окружили табун, полностью его уничтожили, не дав ускользнуть ни одной лошади, отомстили, утолили жажду мести, то есть это можно назвать полной победой, где они в полной мере излили свой гнев. И вот, когда стая голодных волков загнала столь большой табун упитанных лошадей, разве это не повод для бурного веселья? Волки, конечно же, в своей радости неистовствовали и в крайнем возбуждении бешено прыгали и дико плясали вокруг наибольшего скопления лошадиных трупов. Их возбуждение наверняка продолжалось долгое время, поэтому на льду озера и осталась странного вида волчья тропа, похожая на знаки, нарисованные нечистью.

Чень Чжэнь заметил, что если судить о волках человеческими мерками, то многие сомнения в поступках волков можно, в общем, разумно объяснить. Собаки понимают человека, человек понимает волков, возможно, волк тоже понимает человека. Природа и человек — это единый организм, человек, собаки, волки не могут быть полностью отделёнными друг от друга. А если нет, то как могло оказаться так, что на этом поле битвы были обнаружены скрытые образы человека, следы, схожие с теми, что может оставить человек, причём любой — японец, китаец, монгол, а ещё проявило себя неизменное правило западного человека «человек человеку — волк». Возможно, исследователям людского характера нужно начинать с волков или, исследуя волков, нужно начинать с людей. Наука, изучающая волков, возможно, является составляющей науки о человеке.

Всадники, следуя за Бату, шли по этой дороге, но на север, против движения волков. Чень Чжэнь приблизился к Билигу и спросил:

— Отец, зачем же всё-таки волкам нужно было бежать по такой дороге?

Старик поглядел вдаль, подтянул вожжи и приостановил ход лошади, они пропустили вперёд людей и поехали позади отряда. Он тихо сказал:

— Я в степи Элунь живу уже больше шестидесяти лет и подобный волчий круг встречал несколько раз. Когда я был маленьким, то так же, как и ты, спрашивал отца. Он сказал, что степных волков послал сюда Тэнгри, чтобы они охраняли священные горы Байиньвола и степь Элунь, а если кто оскорбит горы или степь, то тогда Тэнгри и боги со святых гор могут разгневаться, пошлют волков в качестве наказания, а волки получат вознаграждение. После того как каждый раз волки получают награду от богов, они от радости начинают бегать без остановки по большому кругу, такому же вечному, как Тэнгри, как солнце и полная луна. Это кольцо — ответ волков Тэнгри, примерно такой же, как современные благодарственные письма. После того как Тэнгри получит ответ, волки могут кутить вовсю. Они любят, подняв голову, смотреть на полную луну, подняв кончик носа к небу, долго взывать к Тэнгри, а если около полной луны появляется одно светлое кольцо, то, значит, ночью будет ветер, и волки тогда собираются на охоту. Волки, в отличие от людей, умеют наблюдать за погодой. Раз волки могут смотреть на круги, рисовать их, то можно сказать, что они обладают выдающимися способностями.

Чень Чжэнь обрадовался, он всегда любил истории из народных легенд. Это объяснение старика Билига в отношении волчьей кольцевой тропы как будто бы нашло своё обоснование и в литературном смысле, и в то же время нельзя сказать, что здесь отсутствовала научность. Волки, возможно, в действительности за долгую практику охоты овладели такими природными законами и приметами, как «если камни влажные, то будет дождь», «если светлое кольцо вокруг луны, то будет ветер», и другими. Чень Чжэнь невольно воскликнул:

— Это так интересно, в степи вокруг солнца образуется светлое кольцо, вокруг луны образуется светлое кольцо, и скотоводы тоже, если хотят, чтобы кто-то подошёл, издалека сигнализируя руками, рисуют круг! Эти кольца и круги, действительно, как загадочные и удивительные знаки. Вы как рассказали, у меня сразу мурашки побежали по коже. Получается, степные волки настолько таинственны, что могут посылать сигналы Тэнгри, рисовать ему круги, и это пугает.

— Степные волки исключительно удивительные существа, я с ними всю жизнь имею дело, но никогда не боролся с ними. В этот раз случилось такое происшествие, я даже и не ожидал. Волки всегда появляются, когда их не ожидаешь, и там, где не ожидаешь, а если придут, так толпой. Ты скажи, без помощи Тэнгри могли бы они быть так сильны? — сказал старик.

Люди, ехавшие впереди, остановились, некоторые слезли с лошадей и стали копать снег. Чень Чжэнь вместе с Билигом подъехали к тому месту; перед людьми снова были трупы лошадей, но не сосредоточенные в одной точке, а разбросанные в длинный ряд. Издалека кто-то закричал:

— Здесь мёртвые волки! Здесь мёртвые волки!

Чень Чжэнь подумал, что это, наверное, место, о котором говорил Бату, где волки, рискуя жизнью, вспарывали животы лошадям. Это также была поворотная точка, после которой лошади все вместе попали в трясину. Его сердце сразу замерло и с болью бешено застучало.

Баошуньгуй сел на лошадь и, размахивая над головой кнутом, громко закричал:

— Не бегать тут толпой! Не затаптывать! Все назад! Вытащить этих двух лошадей — и хватит, сначала откапывайте лошадей, потом волков. Всем соблюдать три основных правила дисциплины и памятку из восьми пунктов. Все трофеи сдавать в коллектив! Кто ослушается, тот будет наказан!

Люди быстро собрались около двух лошадей и начали их откапывать.

Эти две лошади постепенно показывались из-под снега, у каждой из них кишечник, желудок, сердце, лёгкие, печень и почки — всё было оторвано собственными задними копытами и разбросано на несколько десятков метров. Эти две лошади после смерти явно не были изглоданы волками. Возможно, волки уже достаточно повеселились и утолили жажду мести в трясине, решили пощадить этих нескольких мёртвых лошадей. Чень Чжэнь копал и думал, что у этих животных со вспоротыми животами смерть ещё более несчастная, ещё более пугающая людей, чем у тех, что в трясине, тем более, что боль и страх, застывшие в их глазах, были заметны тоже намного сильнее.

Баошуньгуй в гневе кричал:

— Эти волки такие же жестокие, как «японские черти»! Эти волки действительно обладают духом этих японских самураев, смеют вести такую самоубийственную войну! Нет, монгольские волки слишком ужасны. Я обязательно должен их всех истребить!

Чень Чжэнь не выдержал и вставил:

— Но ведь такую самоубийственную войну нельзя представить только как несущую дух японских самураев. Китайские герои Дун Цуньжуй, Хуан Цзигуан, Ян Гэньсы тоже были сильными духом и погибли в борьбе с врагами и теперь вечно живут в сердцах людей. Кто воспримет дух самопожертвования волков, тот достоин восхваления; а извращённое восприятие — это тот же самурайский фашизм.

Баошуньгуй немного напрягся, хмыкнул и сказал:

— Однако, тоже верно.

Улицзи с тяжёлым и суровым лицом обратился к Баошуньгую:

— Как могли выдержать Бату и лошади? Бату всю дорогу с северного пастбища до этого места боролся с волками, это очень непросто. В этот раз не распрощался с жизнью — считай, что его Тэнгри спас. Пускай грядущая очная комиссия посмотрит. Я надеюсь, что они сделают правильные выводы.

Баошуньгуй кивнул. Он мягко спросил Бату:

— Тогда ты словно и не боялся, что волки и твоей лошади распорют живот?

— Я действительно боялся так, что ни на что не обращал внимания. Ещё бы немножко, и сам бы попал в трясину, действительно, совсем чуть-чуть, — просто ответил Бату.

Баошуньгуй снова спросил:

— Волки не бросались на тебя?

Бату вытащил свою обвитую железными кольцами дубинку и протянул Баошуньгую:

— Я этой дубинкой выбил одному волку четыре клыка, другому разбил нос. Если бы не дубинка, меня бы тоже разорвали волки. У Шацылэна и остальных не было ни такого товарища, ни способа защитить себя, поэтому нельзя считать, что они дезертировали.

Баошуньгуй взял дубинку, взвесил её в руке и сказал:

— Хорошая дубинка! Таким товарищем, да волку по зубам, — ну ты суров. Хорошо! В отношении к волкам чем жёстче, тем лучше. Бату, я вижу, что ты чрезвычайно храбр и умён. Когда придёт комиссия с проверкой, ты снова им хорошенько расскажи, как ты бил волков. Баошуньгуй вернул дубинку Бату, потом обернулся к Улицзи: — Я смотрю, у вас здесь волки удивительные, мозгов у них больше, чем у людей. Их методы нападения я тоже увидел и понял, их цель ясна, а именно — любой ценой загнать табун лошадей в трясину. Ты посмотри… Волки понимают природные явления, разбираются в рельефе местности, умеют выбрать время, хорошо знают и себя, и противника, понимают стратегию и тактику, отлично ведут ближний ночной бой, партизанскую, манёвренную войну, совершают стремительные броски, внезапные вылазки, блицкриги, умеют, используя преимущество концентрации войск, вести войну на полное уничтожение. И вот они смогли планомерно, целенаправленно, шаг за шагом осуществить свой замысел в сражении по полному уничтожению табуна лошадей. Это сражение просто может стать образцом для учебников по воинскому искусству. Мы оба — из семей военных, я смотрю, что кроме позиционной войны и окопной, которыми волки не владеют, все остальные элементы военного искусства, применявшиеся нашей Восьмой армией, они используют. Я раньше считал, что они могут только действовать напролом или заниматься мелкой кражей, задрать несколько овец и тому подобное.

— С тех пор как я переменил профессию и пришёл работать на пастбище, у меня всё время такое ощущение, что как будто я не покидал поле боя, круглый год сражаюсь с волками, каждый день хожу с ружьём. На сегодняшний день моё стрелковое искусство по сравнению со службой в армии стало лучше. Ты говоришь правильно, волки действительно разбираются в военном искусстве, могут самые важные его части использовать логично и убедительно. Я с волками имею дело уже десять с лишним лет и приобрёл немалый опыт. Если сейчас мне снова придётся принимать участие в карательной операции против бандитов, то я определённо буду там мастером, — сказал Улицзи.

Чень Чжэнь чем больше слушал, тем больше заинтересовывался и спросил:

— В таком случае военное искусство неужели люди переняли от волков?

Улицзи прищурил глаза и ответил:

— Верно, немало из военного искусства люди взяли от волков. В древние времена степные народы использовали опыт волков для ведения войны с земледельцами внутри Китая. Китайцы не только переняли у кочевников укороченные брюки для езды на лошади, умение сидеть в седле и стрельбу из лука, но и ещё научились немалому волчьей тактике. Я был несколько лет в Хух-Хото на курсах усовершенствования профессии скотовода и там прочитал немало военных книг, и мне кажется, что военное искусство Сунь-цзы не имеет больших различий с военным искусством волков. Например, «хорошо знать и себя, и противника», «скорость и быстрота — это самое важное в ведении боя», «застать противника врасплох», «нанести внезапный удар» и так далее. Это всё — коронные номера волков, именно то, чем они хорошо владеют.

— Однако в китайских военных книгах ни слова не сказано о кочевниках и степных волках. Как же это несправедливо! — заметил Чень Чжэнь.

Улицзи ответил:

— Монголы страдают из-за своей культурной отсталости, кроме «Тайной истории монголов» не оставили никакой значительной книги.

Баошуньгуй обратился к Улицзи:

— Видимо, чтобы в степи работать скотоводом, действительно нужно хорошенько изучить волков, а также военное искусство, иначе действительно понесёшь большой убыток. Однако уже поздно, пойдём с тобой туда, посмотрим мёртвых волков. Я сделаю ещё несколько снимков.

 

После того как два начальника ушли, Чень Чжэнь, оставив лопату, как бы оцепенел. Исследование нынешнего поля боя ещё больше пробудило в нём желание разыскать следы кочевников и Чингисхана. Почему Чингисхан и его сыновья с внуками, используя малое количество, всего лишь сто с лишним тысяч единиц боевой конницы, смогли завоевать Азию и Европу? Уничтожили мощную кавалерию в несколько сот тысяч всадников династии Западная Ся, миллионную армию династии Цзинь, миллион с лишним войск династии Южная Сун, объединённую армию русских и кипчаков, армии римских и тевтонских рыцарей; заняли Центральную Азию, Венгрию, Польшу, Россию, разгромили Персию, Иран, Китай, Индию. Кроме того, вынудили римского императора завязать дружбу с Китаем при помощи брака, принцессу Мари заставили выйти замуж за правнука Чингисхана. Именно монголы построили самую большую по территории в истории человечества империю. У них с самого начала даже не было своей письменности, железных наконечников стрел, это был кочевой народ, делающий наконечники для стрел из костей животных, древним, отсталым способом. Как же так получилось, что у них была такая огромная военная мощь и военная мудрость? Это уже стало одной из трудноразрешимых загадок древности. К тому же боевые успехи и чудеса Чингисхана и его потомков не являются победами большинства над меньшинством или победами с помощью силы, а как раз являются победами малых сил над большими, победами с помощью мудрости. Неужели то, на что они опирались, — это мудрость волков и скорость лошадей? Волчья природа и характер? А также питаемый и возбуждаемый волчьим тотемом бурлящий национальный дух?

Чень Чжэнь за эти два года, что имел дело с волками, собрал много рассказов про них, а также классические примеры боевых операций окружения и уничтожения стада дзеренов и полного истребления табуна лошадей, свидетелем либо исследователем на месте каковых он стал, он всё больше ощущал, что отклик чудесных боевых побед Чингисхана, возможно, находится именно в волках. Война является действием масс и их вооружённых сил, война и охота имеют отличия по своей сути. В войне есть нападение и есть оборона, в войне оба противника вооружены до зубов. А на охоте люди всегда находятся в положении нападающего, а подавляющее большинство животных — объекты охоты. Убивать зайцев, сурков, дзеренов — тоже считается охотой, но здесь — полное превосходство сильного над слабым, полностью исключено какое-либо серьёзное сопротивление, это в чистом виде охота, но не война. Несмотря на то что в процессе охоты действительно можно научиться некоторому военному мастерству, но только в настоящей войне можно в полной мере овладеть военным искусством.

Чень Чжэнь вновь и вновь думал: в монгольской степи нет стай тигров, леопардов, шакалов, медведей, львов и слонов, им всем очень тяжело существовать в степи, но даже если бы они привыкли к природным условиям, то всё равно не смогли бы приспособиться к ещё более жестоким условиям борьбы за существование в степи, они не смогли бы противодействовать жестоким и хитрым вылазкам на охоту и карательным операциям степных волков и людей. Степные люди и степные волки являются парой отборных игроков, вышедшей в финал в ожесточённой борьбе в монгольской степи из всех живых существ. И в таком случае из всех диких животных теми, кто может организованно вести борьбу за существование с людьми, являются именно волки. В учебниках написано, что выдающиеся военные таланты кочевых народов происходят от охоты — Чень Чжэнь в душе отрицал эту точку зрения. Более точный вывод должен быть таким: выдающиеся военные таланты кочевых народов происходят из долгой, жестокой и никогда не прекращающейся борьбы за существование между степными народами и степными волками, это — затяжная война равных по силе соперников, которая продолжается много тысячелетий. В этой затяжной войне люди и волки испробовали на практике почти все основные принципы и неизменные правила военной науки, такие как: «хорошо знать себя и противника», «скорость и быстрота — это самое важное в ведении боя», «на войне не пренебрегай никакой хитростью», «на небе познай астрономию, на земле — географию», «всегда быть начеку, создать видимость на востоке, а удар нанести на западе», «сконцентрировать силу войск и разгромить поодиночке», «раздробиться, спрятаться и избежать врагов», «застать врага врасплох, нападать внезапно», «если сможешь победить, то бей, если не сможешь победить, то уходи», «лучше сломать один палец, чем ранить все десять пальцев», «враг наступает — я отступаю, враг останавливается — я расстраиваю его ряды, враг устаёт — я наношу удар, враг отступает — я догоняю» и прочее. Волки распространились почти по всему свету, но нигде больше нет монгольской степи, земли основного их скопления, а также основного поля сражений между волками и людьми.

Чень Чжэнь продолжал с этими мыслями двигаться вперёд, он почувствовал, что сам как будто стоит у начала пятитысячелетней истории китайской цивилизации. На монгольском нагорье люди и волки находятся в ежедневной и еженощной битве, в каждый момент готовые к сражению. Частота этих сражений часто превышает все существующие в мире столкновения людей с волками и людей с людьми во всех странах мира с крестьянской цивилизацией. То есть можно сказать, что народы монгольской степи имеют абсолютные врождённые способности к военному делу по сравнению с другими крестьянскими и скотоводческими народами. Если посмотреть историю династий Чжоу, Цинь, Хань, Тан и Сун, крупных династий с абсолютным преобладанием крестьянской цивилизации, все они терпели поражения от маленьких кочевых народов монгольского нагорья, вместе с нанесённым ущербом падал и престиж страны. А после падения династии Сун монголы и вовсе стали хозяевами центральной части Северо-китайской равнины почти на целое столетие. Последняя феодальная династия Цин в Китае тоже была основана кочевым народом. Китайская земледельческая нация не имела талантливых военных инструкторов и взыскательных, заставляющих непрерывно тренироваться учителей-волков. Военное искусство Сунь-цзы, которое было у древних китайцев, — лишь теория, написанная на бумаге, к тому же военное искусство волков на самом деле является одним из источников прозрений Сунь-цзы.

Чень Чжэнь как будто нашёл истоки духов многих миллионов китайцев, невинно погибших за несколько тысячелетий существования китайской цивилизации в результате внешнего нашествия с севера, а также кредиторов государственной казны, сохранявших несколько тысяч лет Великую Китайскую стену. Он почувствовал, что ходу его мыслей вдруг открылась широкая панорама, и одновременно наступили глубокая тяжесть и подавленность. Отношения между причиной и следствием всех явлений в мире управляют человеческой историей и судьбой. Способность какой-либо нации с оружием защищать родину и домашний очаг является основой становления этой нации и её существования. Если бы в монгольской степи не было волков, то мир и Китай могли бы или нет иметь другой вид?

 

Люди, что-то бурча себе под нос, вдруг быстро куда-то побежали, Чень Чжэнь пробудился от мыслей и тоже, вскочив на лошадь, поскакал туда.

Из-под снега откопали двух мёртвых волков, это была цена, которую волки заплатили за то, чтобы вынудить табун повернуть в трясину. Чень Чжэнь подошёл к одному волку, Бату и Шацылэн как раз счищали с него снег, одного вида бока волка было достаточно, чтобы понять, что у волка разорвано брюхо. Это была худая волчица. Хотя нижняя половина тела была порвана ударами лошадиных копыт, можно было разглядеть несколько вздутых сосков. Выступившее молоко и кровь перемешались и застыли красно-розовыми ледяными шариками.

Старик Билиг сказал:

— Ах, бедная, наверняка все её волчата утащены людьми, вот эти волчицы и пришли в стаю, чтобы отомстить за детей, им самим уже не хотелось жить. В степи, делая какое-либо дело, никогда нельзя забирать всё, даже зайцы в сильном возбуждении кусают волков, а волчицы разве могли сейчас не отдать жизнь?

Чень Чжэнь обратился к нескольким молодым интеллигентам:

— В исторических книгах написано, что у степных волчиц сильнее всех развит материнский инстинкт, раньше они подбирали и выращивали немало человеческих детей, предки гуннов, тюрков и других кочевников были детенышами волков, вскармливались волчицами…

Баошуньгуй сделал несколько снимков мёртвой волчицы, потом велел погрузить её на телегу.

Потом люди пошли к другому мёртвому волку. Чень Чжэнь жил в степи уже два года, видел немало разных волков — мёртвых, живых, волчьи шкуры, — но в жизни не видал такого, какой лежал под ногами: его голова была величиной почти с голову тигра, грудь тоже почти такая же широкая и мощная. Когда с тела волка очистили снег, то показалась серо-рыжая густая шерсть, на шее и на спине была чёрная толстая мощная щетина, которая выступала из-под мягкой рыжей шерсти, острая, крепкая и высокая, как стальные иглы. Нижняя часть тела была разбита лошадиными копытами и вся в крови, на земле виднелся застывший кровавый лёд.

Бату легонько пнул замёрзшего волка, но не смог его даже пошевелить, он вытер пот и сказал:

— Этот волк был глуповат, он наверняка не вцепился зубами как следует, если бы схватился хорошо, то за счёт своего веса сразу же вспорол бы живот лошади, а сам бы спрыгнул на землю и спасся. Может быть, между зубов попала кость, вот ему и досталось.

Старик Билиг внимательно посмотрел, присел на корточки, раздвинул окровавленную шерсть на шее волка, на ней внезапно показались отверстия. Эти кровавые дыры были очень свежими, в степи на шее всех овец, загрызенных волками, обычно бывают точно такие же, по два с каждой стороны шеи, всего четыре, в этих местах волки перегрызают овцам артерию.

— Лошадь не добила копытами волка, а только тяжело ранила, этот волк добит другим волком, уже наевшимся конины, — сказал старик.

Баошуньгуй крепко выругался:

— Волки злобные, просто как бандиты! Смеют убивать раненого!

Билиг глянул на Баошуньгуя и ответил:

— Бандиты после смерти не возносятся на Небо, а волки возносятся. Вот этот волк, которому лошадь вспорола живот, умер, но не сразу, хотя и жить с такой раной уже невозможно, такое тяжелее вынести, лучше умереть. Живой волк увидел, что тому очень плохо, и перекусил ему горло, дал возможность умереть быстро и легко: тело не болит, а дух уже вознёсся к Тэнгри. Когда кто-то из вожаков так поступает, то это не бандитизм, а проявление милосердия и боязнь, что раненый волк попадёт в руки людей и будет терпеть оскорбления и унижение. Волк лучше умрёт, чем будет терпеть оскорбления, и вожаки тоже не хотят видеть, как их братья и сёстры терпят это. Ты родился в семье земледельца, сколько среди вас найдётся предпочитающих смерть позору? Природа волков заставляет стариков из степи сначала подумать, прежде чем лить слёзы.

Баошуньгуй, как будто поняв что-то, согласно кивнул:

— Да, когда войска ведут бой, то для размещения раненых бойцов необходимы носильщики, санитары, охранники, медсёстры, врачи, ещё нужны автомобили, госпитали и многое другое. Я служил несколько лет в тылу, и мы посчитали, что один раненый боец требует чуть ли не десять человек для его обслуживания, обуза очень велика. Во время войны использование столь большого количества персонала действительно оказывает влияние на боеспособность армии. Можно так сказать, что оперативность и скорость передвижения той волчьей стаи намного быстрее, чем у наших войск. Однако раненые бойцы в большинстве своём — храбрые офицеры, основа командования нашей армии. Если убивать раненых бойцов, то разве это не окажет влияния на боевую мощь армии?

Улицзи вздохнул и сказал:

— Волки могут так поступать, это их естественный закон. Во-первых, они хорошо размножаются. Как родится — так сразу семь-восемь, а то и десять-двенадцать детёнышей, и выживаемость тоже высокая. Одной осенью я видел, как мать-волчица перетаскивала одиннадцать волчат, все в два раза меньше головы матери. А маленькая волчица в два года уже может рожать. Когда корова телится, то каждые три года по пять телят. А когда волчица рожает, то сколько будет за три года? Я думаю, что самое меньшее — взвод. Количество волчьих бойцов пополняется намного быстрее, чем у людей. Во-вторых, волки быстро становятся годными к действию. Родившиеся весной волчата на следующий год становятся уже умеющими всё делать волками. Годовалая собака умеет хватать зайцев, годовалый волк — овец, а годовалый ребёнок только в лучшем случае умеет надевать штаны. Люди не как волки. Раз военных ресурсов много, то волки могут добивать своих раненых. Я думаю, что раз волк убивает волка, то, значит, их очень много, раз они отбрасывают лишних. А раз так, то, значит, каждый из них имеет планы на размножение. Они искусственно отбраковывают и оставляют только самых сильных. У степных волков боевой дух не уменьшился за тысячелетия, именно в этом их страшная правда.

Баошуньгуй разгладил концы бровей и заметил:

— Во время сегодняшней проверки я тоже удостоверился в силе и свирепости волков. Противостоять природным стихиям помогает прогноз погоды, кто же может предсказать волчье бедствие? Наши оценки и предположения о стихийном волчьем бедствии слишком выходят из рамок. В нынешнем происшествии при существующих силах людей мы не могли сопротивляться, если вышестоящая проверочная комиссия приедет на место и посмотрит, то это ей сразу станет ясно. Да и неважно, приедут они или нет, но мы тоже должны организовать широкомасштабную операцию по уничтожению волков, а иначе наши пастбища быстро превратятся в большую столовую для них. А мне надо заказать побольше патронов у вышестоящих контор.

Несколько молодых интеллигентов непрерывно спорили. Учащийся начальной школы из третьей бригады, раньше живший в Пекине, а потом ставший мелким руководителем среди хунвейбинов, по имени Ли Хунвэй, с большим энтузиазмом и оживлённо говорил:

— Волки — это действительно классовые враги, все реакционеры в мире являются алчными волками. Волки слишком жестоки, не считая того, что они истребляют людей и их имущество — лошадей, коров и овец, так они ещё истребляют своих сородичей. Мы должны организовать народ для их истребления, всем волкам устроим диктатуру пролетариата. Решительно и окончательно уничтожим всех начисто. Ещё надо решительно критиковать тех сочувствующих, потакающих волкам, после смерти оставляющих свои трупы на съедение убийцам — эти старые степные взгляды, старые традиции, старые привычки и старые обычаи…

Чень Чжэнь, увидев, что юноша собирается указать пальцем на старика Билига, сразу поспешил перебить его и сказал:

— Ты уж наговорил слишком и чересчур. На классы разделяются только двуногие существа, если волков причислить к какому-либо классу, то ты тогда кто будешь — волк или человек? К тому же, когда люди убивают людей, то это является или нет убийством своих сородичей? А людей, убивающих людей, намного больше, чем волков, убивающих волков: одна война, другая война — как убьют, так сразу несколько миллионов или несколько десятков миллионов. Люди, уже начиная с пекинского питекантропа, имеют такое свойство — истреблять сородичей, и если говорить о природе, натуре, сущности людей, то люди намного более жестокие, чем волки. Ты бы лучше побольше почитал книг.

Ли Хунвэй, рассердившись, поднял кнут и, показывая на Чень Чжэня, закричал:

— Ага, ты хвалишься тем, что окончил третий класс средней школы, ну и что в этом хорошего?! То, что ты читаешь, — всё это капиталистические, феодальные, неправильные книги! Ядовитые травы, сорняки! Ты подвержен глубокому влиянию твоего собачьего папы, в школе ты и слова не произносил, а сейчас, приехав в это первобытное и отсталое место, чувствуешь себя как рыба в воде, ты стал заодно с этими вонючими старыми «четырьмя пережитками»!

Чень Чжэню кровь ударила в голову, ему так и хотелось, подобно злому волку, броситься на юношу, укусить и сбросить с лошади. Но он ещё подумал о волчьей терпеливости, поэтому он посмотрел на Ли Хунвэя, потом повернулся и ушёл.

Начало смеркаться, уже пришло время ужина, и тело дрожало от холода. Все, и начальство, и народ, с погруженными на телегу мёртвыми волками, потихоньку повернули назад. Чень Чжэнь с Бату и Шацылэном двинулся искать драгоценные кнуты и снова хотел посмотреть на убитых лошадьми волков, к тому же он надеялся, что два храбрых чабана расскажут ему ещё истории про волков и искусство охоты.