Глава 7
ОТЕЦ ОСКОПИТЕЛЬ
– Как вы меня отыскали? – спросил Костромиров, отряхиваясь от цементной крошки и пыли.
– По радиомаячку, – хмыкнул Шигин. – После засады в переулке Хользунова я незаметно прицепил его на лацкан вашего пиджака. Надеюсь, вы не в обиде?
– Учитывая сложившиеся обстоятельства, это было бы верхом неблагодарности… Однако зачем? Вы не доверяли мне?
– Напротив. Я за вас опасался. Подумал, что можете проявить инициативу и попадете в переплет. Хе-хе! Натурально, оказался прав – так оно всё и случилось, верно? Но это, так сказать, пустяки! Самое главное – я в вас не ошибся. Вы просто талант! И настоящий герой. Сегодня вы избавили страну от серьезных дипломатических неприятностей. Да, да! От лица Правительства и от себя лично – большое вам человеческое спасибо… Лингам у вас?
Горислав молча протянул артефакт, унесший уже столько жизней. Словно напитавшись пролитой кровью, тот сиял теперь ярче прежнего и даже казался тяжелее. Разумеется, дело было в освещении и в усталости рук.
– О! О! О! – потрясенно воскликнул Председатель, принимая трофей. – Да, это он, тот самый… вне всяких сомнений… натурально – это легендарный Золотой Лингам!
– Что ж, – налюбовавшись, произнес он, – надо выбираться отсюда, как считаете?
– Да уж, – согласился Костромиров, – тем более путь-то неблизкий, а я буквально на пределе.
– Ну, ну, – похлопал его по плечу Шигин, – уверен, что сумею вывести вас на божий свет даже быстрее, чем это сделал бы ваш приятель. Кстати, как вас звать, молодой человек?
– Пасюком, – хмуро ответил тот, кося на Председателя левым глазом и шевеля носом, будто принюхиваясь к новому фигуранту.
– Натурально? Хе-хе-хе! Извините… Или это профессиональная, гм… кличка? Хотя неважно. Также выражаю вам благодарность от лица Российского Правительства. А теперь, пожалуйте все за мной. Сергей Алексеевич! – обратился он к начальнику СБ Каплунову, который также находился здесь. – Ты тут двух-трех бойцов оставь – пускай приберутся. Дверь на станцию надо будет обратно законсервировать, чтобы не любопытствовали, кому не следует. А остальным бойцам дай на сегодня увольнительную – заслужили голуби! Да и опасаться нам теперь, – он повел вокруг себя рукой и размашисто перекрестился, – слава Господу, некого… Как управишься, возвращайся в офис.
Иван Федорович провел их к неприметной дверце в противоположном конце коридора, которая вывела их прямиком на станцию «Таганская». До открытия метро оставалось еще полчаса, так что пассажиров не было, а немногочисленный персонал не обратил никакого внимания на солидного господина в строгом костюме и двоих чумазых работяг в рыжих спецовках, которые, словно ниоткуда, появились на перроне.
На выходе из метро их поджидал председательский «порше». Пасюк садиться в машину наотрез отказался – заявил, что ему тут рядом и он доберется своим ходом. Распрощавшись с приятелем, Костромиров с удовольствием плюхнулся на заднее сиденье, где смог, наконец, расслабить напряженные мышцы, наслаждаясь комфортом и безопасностью. «В офис», – коротко бросил шоферу Шигин.
Несмотря на ранний час, в приемной их уже с видимым нетерпением поджидала Ольга Ивановна.
– Ну что? Как?! – воскликнула она, орлицей кидаясь навстречу начальнику.
– Все путем, Олюшка, – успокоил ее Иван Федорович, многозначительно похлопывая себя по оттопыренному карману пиджака, и даже ласково ущипнул заместителя за щеку. – Теперь все будет путем. Натурально.
Тем не менее, когда та попыталась зайти в кабинет вместе с ними, он решительно ее остановил.
– Нет, нет, останься. Мне надо переговорить с Гориславом Игоревичем приватно. Я позову, когда потребуешься.
Оказавшись в кабинете, Шигин перво-наперво задернул шторы и включил настольную лампу.
– Горислав Игоревич, – произнес он, указывая Костромирову на кресло и усаживаясь сам, – я хотел бы еще раз напомнить и попросить вас о сохранении безусловной конфиденциальности. Все произошедшее должно остаться строго между нами. Вы понимаете?
– Разумеется, – сдержанно кивнул Горислав.
– А… этот ваш приятель, Пасюк (какое, однако, странное имя!) – он вполне надежен?
– Вполне, – вновь кивнул Горислав.
– Должен отметить, что у вас очень, гм… странный круг знакомых.
– Это потому, что я его сам формирую.
– А раскройте секрет, Горислав Игоревич, как же это вы догадались, где ассасины прячут свой трофей?
– Дело в том, что в хрониках Марко Поло, который, собственно и принес в Европу легенду о Горном Старце, содержится любопытный рассказ о том, как некоторые европейские владыки использовали ассасинов для устранения своих врагов. В частности, Ричард Львиное Сердце нанял их для убийства Конрада Монферратского. И вот двое ассасинов, приняв для отвода глаз христианство, подобрались к Конраду и нанесли ему несколько кинжальных ударов, после чего скрылись в какой-то церкви. Но там их настигла весть, что маркграф выжил. Поскольку церковь была окружена верными Конраду рыцарями, они через систему подземных коммуникаций проникли в покои маркграфа и завершили-таки начатое дело. Кроме того, Аш-Шахрастани также упоминает, что обязательной частью обучения ассасинов являлась выработка особого искусства ориентации в пещерах, лабиринтах и подземельях. Собственно, все это и послужило основой для такой гипотезы. Саму же догадку, как часто бывает, спровоцировало событие совершенно случайное.
– Правду говорят: учение – свет! – с искренним восхищением воскликнул Председатель. – Мне бы самому нипочем не догадаться… Ну что же? – резюмировал он, со вздохом вытаскивая из кармана увесистый трофей. – Вот и закончилась история Золотого Лингама. Уже завтра он, – тут Шигин не без торжественности установил артефакт в центр стола, – будет передан в консульство… одной из стран Индокитая, и нашу с вами миссию можно считать завершенной. Правда, так и осталось невыясненным, кто и зачем заказал его похищение… но, боюсь, этого мы не узнаем уже никогда.
– Отчего же? – спокойно пожал плечами Костромиров. – Я знаю, кто заказчик.
– Вот как? – вздернул брови Шигин. – Не может быть! Однако… кто же он, по-вашему?
– Вы, Иван Федорович. Вы и есть заказчик.
– …Что-о?! – после секундной заминки воскликнул Председатель, приподнимаясь на стуле. – Вы… в своем уме?! Я, конечно, понимаю: пережитые волнения, опасности… и все такое. Но шутка ваша, натурально, совершенно неуместна! Это не смешно. Да.
– А я и не шучу. Если желаете, готов пояснить, как пришел к такому выводу.
– Ну-ну, – откидываясь на спинку стула, недобро усмехнулся Шигин, – выслушаю с удовольствием.
– Должен сказать, что ваш рассказ с самого начала показался мне неубедительным, – начал Костромиров, – особенно история о «случайной» встрече на Таганке. Когда же по дороге в морг ассасины ни с того ни с сего напали на вас снова – это еще более укрепило мои подозрения. В самом деле, зачем бы им нападать? Лингам и без того у них. Вы, по вашим словам, на тот момент никакого отношения ни к нему, ни к ним не имели. Где логика? Но все сразу становится на свои места, если допустить, что в Гончарном переулке – на месте разборки фансигаров с ассасинами – вы оказались не случайно. К примеру, если у вас заранее была назначена встреча с одной из враждебных группировок.
Полагаю, дело обстояло следующим образом: вы должны были встретиться там с ассасинами для обмена заказанного вами Лингама на деньги. Однако в последний момент, и абсолютно некстати, в игру вмешалась третья сила. А именно – банда фансигаров, преследовавшая похитителей от самой Индии, но настигшая только здесь, в Москве. Предводитель же ассасинов, Ага-хан, не подозревавший, что жрец Арак Кола нанял для охоты за ним душителей, сделал для себя вывод самый очевидный в такой ситуации: вы просто решили его «кинуть» – Лингам забрать, а денег не платить. А чтобы провернуть операцию, наняли фансигаров. Это объясняет и новую атаку на вас – ассасины таких фокусов со стороны нанимателей не прощают. Спустить подобное значило бы поставить под угрозу весь их «бизнес».
– Браво, браво! – захлопал Председатель. – Фантазия у вас богатая. Член Правительства нанимает хунзакутских бандитов для похищения религиозного фетиша! Каковой, вероятно, подыскал в Интернет-каталоге экзотических товаров. Одна беда: все эти красочные измышлизмы, натурально, ни на чем не основаны. Вы меня прямо разочаровали даже: солидный, так сказать, ученый, умный вроде человек, и вдруг – пффф!
– Согласен, звучит фантасмагорично. Однако кое-какие основания под моими «измышлизмами» все же имеются. Дело в том, что накануне я, через заслуживающий доверия источник, справился об этой истории в МИДе. Так вот, меня однозначно уверили, что ни одно из государств Индокитая ни с какими претензиями, связанными с похищением Золотого Лингама, к нам не обращалось. Более того, обо всей этой истории в МИДе вообще слыхом не слыхивали. И, соответственно, не давали никому никаких поручений. Таким образом, все расследование – целиком ваша личная инициатива!
– Не будьте же так наивны, Горислав Игоревич! – отмахнулся Шигин. – Так они все вам и выложат. Я же пояснял: совсекретно, конфиденциально…
– Бросьте, Иван Федорович! – перебил его Костромиров. – Бросьте! Вы только что проговорились. Откуда вам, скажите на милость, известно, что ассасины по национальности – хунзакуты?! Я сам выяснил это не долее часа тому назад. Но вы-то об этом, разумеется, знали – потому как самолично их наняли! Так-то.
– Ой, ой, зарезали! – хохотнул Председатель. – Вы узнали об этом час назад, ну а я – вчера вечером. Натурально! Аналитики мои тоже, так сказать, не лаптем щи хлебают – работают, не ленятся… Да рассудите вы разумно! На кой ляд сдалась мне эта хреновина? Заместо фаллоимитатора, что ли?! Ну да – вещица старинная, золотая к тому же. Так и я человек не бедный! Захочу, могу не то что из золота – из платины заказать. И точно такую же.
– Ваша роковая ошибка, Иван Федорович, состоит в том, что вы рискнули обратиться за помощью ко мне – человеку, хорошо знакомому с легендой об Арак Коле. Да, горячее желание получить Лингам как можно быстрее и во что бы то ни стало сыграло с вами злую шутку. Так вот, полагаю, что вы купились на один любопытный нюанс этой легенды, который, кстати, предпочли не озвучивать в ходе первого нашего разговора. А нюанс следующий: аколиты и паства Арак Кола свято верят, что Лингам их свинобога обладает совершенно чудесными свойствами. Якобы, будучи приложен к телу животного или человека, он способен не только прижиться на новом месте, но еще и наделить нового носителя всей приапической мощью изначального хозяина.
– Здрасьте, приехали! Вы чем-то там, в московской клоаке, надышались, верно, вот и гоните всякую ересь… Что я, на самом деле, собрался себе на лоб, что ли, прирастить его?! У меня, слава богу, свой, хе-хе, натуральный, в наличии!
– В том-то все и дело, что своего у вас нет…
– Что-о-о?! – взвизгнул Иван Федорович, вновь приподымаясь со стула. – Что вы несете?! Что, так сказать, позволяете?!
– Мне сразу, знаете, портрет, который за спиною у вас вывешен, показался знакомым, – не обращая внимания на бурную реакцию собеседника, продолжал Костромиров. – Поначалу я никак не мог вспомнить, где видел это лицо раньше. Решил было, что меня смущает некоторое его сходство с вами. Но ведь родственник, пра-пра-прадед. Значит, так оно и должно быть. Оказалось, однако, что ваше сходство с портретом носит не родственный, а скорее духовный характер.
Перво-наперво я решил выяснить, что за таинственное изречение начертано вон там, внизу полотна: «Иже исказиша сами себя царствия ради небеснаго. Могий вместити да вместит». Как я и предполагал, слова являются цитатой из Библии, точнее, из главы девятнадцатой Евангелия от Матфея. Правда, цитатой неполной. Что, впрочем, вполне объяснимо. В противном случае эти слова могли дезавуировать изображенную на портрете личность. А личность эта весьма любопытна. Впрочем, по порядку.
Так вот, в полном виде, в переводе с церковнославянского, наше изречение звучит следующим образом: «Есть скопцы, которые сами сделали себя скопцами для Царствия Небесного. Кто может вместить, да вместит». И тут я, наконец, вспомнил, где уже видел эту постную физиономию! На литографии в книге В.И. Даля «Исследования о скопческой ереси». Полагаю, литография была изготовлена как раз с этой картины. А изображен на портрете знаменитейший в свое время ересиарх Кондратий Иванович Селиванов. Библейская же цитата служит одновременно девизом и оправданием его изуверского учения. Поскольку Селиванов – не кто иной, как отец-основатель российского скопчества. Среди последователей известен также под титулованиями Отца Искупителя, царя израильского, христа-амператора Петра Федоровича.
О, Кондратий Селиванов был, повторяю, прелюбопытнейшим типом! Крестьянин села Столбова Орловской губернии, в семидесятых годах XVIII столетия (еще при матушке Екатерине) он неожиданно появился в Тульской губернии и принялся проповедовать, что, дескать, обыкновенное водное крещение, заповеданное Иоанном Крестителем, неправильное. А правильным – которое, значит, по Писанию является крещение «огненное». Суть «огненного крещения» заключалась, разумеется, в оскоплении. При этом Селиванов, ничтоже сумняшеся, утверждал, что сам Иисус Христос с апостолами тоже были скопцами.
И, видно, столь была велика сила сей неординарной личности, что в краткое время обзавелся он не только двенадцатью сподвижниками-«апостолами», но и принялся «убелять» (как это у них называлось) окрестное народонаселение целыми семьями и деревнями. И не одних крестьян, но и священство, и даже лиц дворянского сословия. Так, в 1774 году в течение двух только недель в одном селе им было «убелено» шесть десятков человек! Кондратий Селиванов, несомненно, обладал поразительным и могучим даром внушения. Он с необычайной легкостью подчинял людей своей воле. Эдакий российский вариант Горного Старца. Говорят, незадолго до смерти он изложил секреты своего могущества в некой таинственной «Голубиной Книге»… И мне, Иван Федорович, отчего-то кажется, что вон тот манускрипт, что у вас под стеклышком стоит, она самая и есть. Я прав? Впрочем, не будем отвлекаться.
Так вот, в краткое время скопчество распространилось по многим уездам и губерниям Российской империи. Когда счет оскопленным пошел уже на тысячи, власти, наконец, очнулись. В этом же, 74-м году Селиванов был бит кнутом и сослан в каторжные работы. Так случились «крестная смерть» и «погребение» нашего лже-Христа. По пути в Сибирь повстречал он Пугачева, которого как раз везли на казнь. Тут-то ему и пришла благодатная мысль назваться именем императора Петра III.
В Сибири «христос-амператор» Селиванов долго не задержался – при помощи соратников с каторги бежал, «воскреснув» уже в Петербурге. Впрочем, в столице он был словлен и посажен в Петропавловскую крепость. Там бы ему и сгинуть, если бы не кончина Екатерины Великой. Император Павел, особенно не разбираясь, а скорее в пику ненавистной покойнице-матушке, перевел Кондратия Селиванова в смирительный дом при Обуховской больнице под именем «секретного арестанта». А потом произошло «чудо», навеки вписанное в анналы скопчества. В 1802 году больницу посетил Александр I; он долго беседовал с Селивановым и по результатам этой беседы приказал его немедленно освободить и поместить в богадельню Смоленского монастыря, причем «в первый сорт». Да уж, в чем, в чем, а в умении влиять на людей нашему Отцу Искупителю не откажешь! Уже через три месяца он покинул богадельню и поселился в доме купца Сидора Ненастьева, в котором тогда собирались на свои «радения» все петербургские скопцы. А надо сказать, что среди них были люди, принадлежащие к образованному и даже высшему обществу. Началась эпоха процветания российского скопчества. Через тринадцать лет другой купец-скопец – Солодовников, возводит специально для Селиванова в Литейной части, близ Лиговки, особняк, названный «Новым Иерусалимом». В нем скопческий «живой бог» жил до 1820 года, пока не был отправлен в почетную ссылку в суздальский Спасо-Евфимьев монастырь. За эти годы омерзительная ересь распространила свои метастазы по всей империи, и число скопцов выросло неимоверно. Только в трех городах – Москве, Санкт-Петербурге и Риге в ту пору проживало до десяти тысяч сектаторов. Тем более что сам Селиванов и его «апостолы» практиковали не только добровольное «убеление», но, зачастую, скопили своих жертв обманным, а то и насильственным путем. Что ж такого? Кто на «белого коня» сел, тому обратная дорога заказана. Или оставайся в секте, или, если власти узнают, – в солдаты. Между прочим, отданные в солдаты скопцы – а именно такое им полагалось наказание – и там продолжали миссионерскую деятельность, множа новообращенных. Так что вскоре у скопцов образовалась целая, вполне боеспособная, армия! И во все эти годы, до самой кончины, Кондратий Селиванов твердо и единовластно правил скопческим кораблем.
Кстати, Иван Федорович, при первой нашей встрече вы обмолвились, назвав свое ведомство «кораблем». Да, именно кораблями именовали свои общины последователи Селиванова, все эти «таинственно воскресшие» христы. И, между прочим, скопцы главного, селивановского корабля прозывались «белыми голубями». Это вам ничего не напоминает?
– Лекция познавательная, – с печальным вздохом покачал головой Шигин, игнорируя последний вопрос, – только… как вы можете так? …И какое чудовищное заблуждение! У вас, натурально, идея фикс! Ну, право, нельзя же эдак, в самом деле. – Продолжал он тем же увещевательным тоном: – Ведь это я пока фобию вашу заблуждением величаю. А можно ведь и по-другому – клеветой и оговором, например. А это уже статья! И-эх, Горислав Игоревич, Горислав Игоревич! Ваше счастье, что я человек не злопамятный. Потому что – искренне верующий, православный… Да я ни одной службы не пропускаю! Пощусь, исповедуюсь, причащаюсь! А вы меня – в сектаторы! Ай-ай! Нехорошо, грех вам!
– Ну, разумеется, исповедуетесь и, разумеется, не пропускаете, – согласился Костромиров. – Сам «христос-амператор» Селиванов заповедовал «голубям» неукоснительно и строго соблюдать все обряды православия. В целях конспирации.
– Ну-ка, прекратите немедленно! – рявкнул Председатель и с силой приложил ладонью по столу. – Довольно! Хватит! Это переходит, натурально, всякие границы. Вы вообще понимаете, с кем разговариваете?! С министром, с членом Правительства! ПРАВИТЕЛЬСТВА! Мне по должности с сектантами всякими поручено бороться! А вы меня записали в какую-то изуверскую секту кастратов! Ср-р-рам какой!
– Да, согласен, история неприличная, но зачем же слюной брызгать? – невозмутимо парировал Горислав. – Министр, говорите? Что ж, иметь в правительстве своих людей, давнишняя мечта скопческой братии. Петербургские «белые голуби» (еще те – прежние, не ваши) даже пытались получить для своего «христа» место обер-прокурора Святейшего Синода. А в 1804, если не ошибаюсь, году некий камергер Еленский – тоже скопец – и вовсе представил государю проект об учреждении в России «божественной канцелярии» – фактически предложив установить скопческо-теократическую форму правления. Так что поздравляю, вы, отчасти, осуществили мечтания своих предшественников. Кстати, я слышал, что определенные силы прочат вас в претенденты на президентский пост, так?
И не надо делать вид, что не понимаете разницы между кастратами и скопцами. Уж кому-кому, а вам-то прекрасно известно, что оскопление предполагает, гм… более кардинальное хирургическое вмешательство по сравнению с кастрацией. Я даже не стану предлагать вам прибегнуть к самой простой – наглядной – демонстрации вашей непричастности. Потому как человек я по натуре впечатлительный, тонкой душевной организации. И всякие уродства мне глубоко претят. Кроме того, я еще три дня назад осмотрел в морге тело одного из ваших «голубков» – того, что погиб в стычке с ассасинами. И своими глазами удостоверился в полном отсутствии наружных половых органов. А эксперт пояснил, что ампутация носит давнишний характер. А помните Андрея Сурина? Того, что по ходу нашего первого разговора чуть не потерял сознание? Вы списали это на боевое ранение. А начальник вашей СБ, Каплунов, представьте, сказал мне, что Сурин не участвовал в стычке с ассасинами…
– Старый идиот! – со злобой прошипел Шигин.
– Что, один из ваших неофитов, новообращенный? Собственно, вы еще тогда упомянули «белого коня», на которого Сурин, дескать, сел. Только я не придал значения. Вернее, истолковал эту фразу в ином смысле.
– Ну-у… хорошо, – процедил Председатель. – Допустим – только допустим – что вы правы. Я, Иван Федорович Шигин, руковожу скопческой общиной Москвы. И сам, натурально, скопец. Зачем тогда, скажите на милость, мне, скопцу, этот ваш Золотой Лингам?! Ну если я добровольно избрал для себя стезю аскезы и мученичества?
– Могу предположить, – пожал плечами Костромиров, – что вы разочаровались в скопчестве. Личность вы, без сомнений, сильная. Однако не семи пядей во лбу. Иначе не погрязли бы в пучине этакого мракобесия. И как до сих пор вы свято следовали учению Селиванова, так же слепо поверили в волшебные свойства Золотого Лингама. То есть решили вернуть себе мужское достоинство. А заодно приобрести мощь Арак Кола – тоже довод нелишний. Впрочем, подозреваю, что тут как-нибудь не обошлось без «шерше ля фам». Я прав? Ну конечно! Ольга Ивановна, «абелярова» страсть… Что, решили произвести ее в скопческие королевы? О, сия «Элоиза» вполне вас достойна, и она еще преподнесет вам сюрприз. Вот уж истинно: два сапога – пара.
Иван Федорович, кажется задетый за живое, ничего на это не ответил. С минуту, подавшись на стуле вперед, он молча буровил собеседника взглядом, барабаня пальцами по столешнице. Постепенно его постукивания приобрели ритмический характер, и он принялся нашептывать себе под нос что-то неразборчивое. Да нет, не нашептывать, – скорее, напевать. Горислав прислушался в легком недоумении.
– Я родитель сокровенный, – бормотал Шигин, – для живущих в мире чад, для своих же откровений им я дал мой светлый взгляд. Дети веры, дети света зрят меня в своих делах; не постигнут – ждут ответа в гласе духа, не в словах… – и далее в том же полубессмысленном роде.
«Да здоров ли он?» – подумал Костромиров.
– Для спасенья верных чад основал я Белый град, – продолжал речитативно бормотать Председатель. – А во граде – Божий храм я возвел на радость вам. Ты на церкву погляди, вокруг нее походи, Духа свята поищи. Кругом церкви дерева, не руби их на дрова: перво древо кипарис, друго дерево анис, третье древо барбарис; ты древам тем поклонись да на церкву помолись. Я в той церкви порадею, трудов своих не жалея; накатила благодать, стал я духом обладать! Накати-ка, накати, мою душу обнови, дух свят, дух! Кати, кати, ух!
«Неужели помешался?» – всплыла в сознании Костромирова вялая мысль. Он вдруг ощутил, насколько сам вымотан и разбит.
А между тем в кабинете стало заметно темнее; стены спрятались за какой-то дымкой, по углам клубились косматые сгустки тьмы; зато лицо Председателя четко выступало из сумрака, словно подсвеченное снизу невидимой лампой. И этот светящийся лик раздавался, ширился, грозя заполнить собой все видимое пространство. Горислав ощутил легкое, приятное покалывание в затылочной области.
– Я же понимаю, я все понимаю, – медоточивым, проникновенным голосом заговорил Иван Федорович, переходя на прозу, – бессонная ночь, вы устали… столько переживаний… у вас нервный срыв, только и всего; вы измотаны, хотите спать… да вы уже засыпаете… засыпаете… засыпаете…
Чувствуя, как тяжелеет голова, а веки сами собой закрываются, Горислав со всей силы ущипнул себя за бедро.
– Вы это оставьте! – твердо потребовал он. – Я не гипнабелен, так что зря стара… – Но осекся, увидев нацеленное в лицо дуло пистолета. – Вот, чер-рт!
– На моем корабле попрошу не выражаться, – с довольной усмешкой погрозил пальцем Шигин.
Продолжая держать Горислава на прицеле, он откинулся на спинку стула.
– Всё так, всё так… Согласен, я вас недооценил. Натурально! Но дело поправимое.
– Что вы собираетесь делать? – с тревогой спросил Костромиров, прикидывая расстояние. Нет, не достать – столешница больно широка.
– Ну, вы же, Горислав Игоревич, не мальчик, – фыркнул Председатель, – должны понимать, что теперь из здания Федеральной Службы не выйдете… Себя вините! Не сами ли твердили: я ученый, ученый?! Вот им бы и оставались. Отыскали Лингам – и славно, и спасибо! Так ведь нет – решили поиграть в детектива… Ишь, Пуаро какой выискался! На кого замахнулся? Ты! Вошь земная!!! Хлоп – и нет тебя! Да знаешь ли ты, кто перед тобою?! Сам Бог, уничтожив во мне душу человеческую и заменив ее Собою, вселился в меня, и теперь я стал Живым Богом!!!
«Эге! Дело плохо, – подумал Костромиров, – Председатель-то безумен, как старая сортирная крыса. Надо что-то предпринимать, и срочно…»
– Будьте благоразумны, Иван Федорович, – как можно спокойнее заговорил он, – вас моментально вычислят. Нельзя безнаказанно застрелить человека посреди бела дня в государственном учреждении.
– А никто не видел, как вы сюда пришли, – хихикнул Шигин. – Для всех вы, натурально, сгинете в московских катакомбах, и все дела. Что удивительного? Места там опасные, всем известно. А проникли вы туда без всякого разрешения…
– Как это никто не видел? – возмутился было Горислав и прикусил язык. Но было поздно.
– Вы про своего диггера-шмиггера? – прищурился Председатель. – Даже не беспокойтесь! Мои голуби о нем, так сказать, позаботятся. Только не считайте меня монстром, не надо. Я, например, помню, что давеча, на Хользунова, вы мне, натурально, жизнь спасли. Как тогда и сказал, я ваш должник. А долги следует отдавать, это нам и Кондратий Иванович заповедовал. Поэтому-то я вас не отпущу без подарка, нет! Мы вот как поступим: перед, так сказать, расставанием я вас посажу на белого коня… Что это вы так передернулись? После, на том свете, еще спасибо мне скажете! Натурально!
С этими словами Шигин встал, включил громкую связь и, кашлянув, произнес:
– Ольга Ивановна, вызови-ка сюда Каплунова, он должен уже вернуться. И еще. Будь добра, подбери ключи от подвального помещения. Все, действуй.
«Ну, нет, – решил Костромиров, – дожидаться начальника СБ я не стану… а что, если опрокинуть стол? И под его прикрытием – рыбкой в коридор?»
Однако ни додумать, ни что-либо предпринять ему не дали. Дверь в кабинет медленно отворилась, но на пороге, вместо Ольги Ивановны, появилась сухопарая фигура Ага-хана. Вид у вожака ассасинов был страшен: одежда порвана и залита кровью, борода тоже вся слиплась от крови, глаза выкачены, рот оскален. Но самое жуткое заключалось совсем не в том. В правой руке Ага-хан держал верный меч, а в левой, за толстую белокурую косу, отрубленную голову Ольги Ивановны.
– Богородица моя! – всхлипнул Председатель, оседая на стул.
– Неверная собака! – придушенно прохрипел ассасин. – Гяур! Лживый сын дохлой свиньи! Получай! – И швырнул на стол страшный трофей.
Иван Федорович лишь мгновение задержал остекленевший взгляд на мертвом лице Ольги Ивановны и дернул рукой, переводя ствол на хунзакута. Только выстрелить не успел – Ага-хан оказался проворней. Он прыгнул, махнул клинком – и пистолет, вместе с кистью руки, упал на столешницу. Шигин пронзительно взвизгнул, но, вместо того чтобы зажать рану или подобрать оружие, с жадностью безумия потянулся к Лингаму. Новый взмах меча – и вторая рука шлепнулась в лужу крови рядышком с правой.
Председатель с тягостным стоном поднял культи к лицу, сдвинул брови, и кровотечение, будто завороженное его взглядом, прекратилось; взревев, он одним ударом ноги перевернул стол и слепо, по-медвежьи, пошел на ассасина. Тот шагнул в сторону и аккуратно, самым кончиком клинка, чиркнул по председательскому горлу. Иван Федорович пошатнулся и забулькал. Не обращая больше на Шигина внимания, Ага-хан тем же кончиком меча брезгливо подкатил Лингам себе под ноги, оторвал клочок окровавленной рубахи и завернул в него золотой атрибут.
Неожиданно послышался какой-то гремящий жестяной звук, а в следующий момент закрепленная на левой стене, под самым потолком, широкая вентиляционная решетка с треском вылетела и на пол свалился голый человек. Он тут же вскочил на ноги и со свистом закрутил над головой пропеллер румала. Руджин-Синг – а это был именно он – выглядел так, словно с него живьем содрали кожу. Тем не менее он с легкостью уклонился от разящего удара Ага-хана, захлестнув, в свою очередь, тому горло шипастой кожаной плетью. Задыхаясь и хрипя, вожак ассасинов ударил вновь, и этот удар достиг цели – меч, войдя индусу в живот, пробил тело насквозь и вышел между лопатками. Руджин-Синг из последних сил дернул ремень удавки, румал сорвался, и из вскрывшихся артерий ударили сразу два кровяных фонтана. Ага-хан был обречен.
Некоторое время враги прожигали друг друга полными ненависти взглядами, а потом одновременно рухнули на обильно залитый кровью пол.
Костромиров ошарашенно поднялся с кресла, на котором просидел все это время, и обозрел поле боя. Оба наемника были, кажется, мертвы, зато Шигин, как ни странно, все еще цеплялся за жизнь; скользя в собственной и чужой крови, он дополз до Лингама и пытался сейчас притиснуть его своими культями к животу. От этого отвратительного зрелища Горислава отвлекло легкое покашливание за спиной. Он резко обернулся.
В дверях, заслоняя собою в ширину весь проем, стоял директор Театра теней Кру Ки Амин – мастер Кру. Небрежно кивнув Костромирову, как старому знакомому, он с любопытством огляделся. Горислав в ответ только разинул рот. Старик косолапой походкой приблизился к Председателю, вернее, к тому, что от того еще осталось, с кряхтением нагнулся и бережно, обеими руками, поднял Золотой Лингам.
Придирчиво, со всех сторон, осмотрев артефакт, мастер Кру удовлетворенно кивнул. Он с величайшим почтением приложил Лингам сначала ко лбу, потом к губам и, наконец, к груди, после чего закосолапил к выходу.
У порога он на мгновение задержался и, обернувшись, с хитрой улыбкой подмигнул Костромирову.
Шторы в председательском кабинете были задернуты, и в свете упавшей с перевернутого стола лампы тучный старик отбрасывал на стену причудливую тень.
Это была тень огромного кабана.