Глава 5
ЧРЕВО ГОРОДА
Пасюком звали приятеля Горислава. Они приятельствовали не первый год, но Костромиров до сих пор не знал, настоящая это его фамилия или кличка. Да, собственно, и не пытался узнать. Какая разница? В любом случае, имя собственное подходило ему как нельзя лучше. Потому что свою официальную профессию – программиста – тот совмещал с весьма и весьма экстравагантным хобби. Пасюк был черным диггером. И далеко не последним в диггеровской табели о рангах.
Он вообще был личностью неординарной. О таких, обыкновенно, говорят: с тараканами в голове. Но Горислав увлеченность натуры в людях уважал, а потому к многочисленным странностям своего знакомца относился снисходительно. Кроме того, он держался того мнения, что обычные поведенческие правила и нормы придуманы скорее для людей заурядных.
Внешний облик Пасюка тоже, что называется, соответствовал: остроконечная, напоминающая редиску голова торчала из скрюченного тельца, оснащенного длинными худыми руками, которые, из-за сутулости, свешивались едва не ниже колен. Все движения диггера были не то чтобы медлительными, а какими-то паучиными; к тому же он имел обыкновение во время ходьбы беспрестанно трогать окружающие предметы пальцами, из-за чего складывалось впечатление, что передвигается он не на двух, а на четырех конечностях. Картину дополняло узкое ассиметричное лицо, украшенное выдающимся вперед носом изрядного размера, которым Пасюк умел пренеприятным образом шевелить. Ко всему прочему правый глаз диггера был куда больше левого, и, казалось, постоянно норовит выпасть ему под ноги. Зато левый его собрат все время смотрел куда-то вкось и вверх, добавляя лицу выражение некоторой мечтательности.
В сознании Костромирова приятель прочно ассоциировался с уэлсовским морлоком.
Как и всегда, Пасюк принял Горислава на кухне своей однокомнатной квартиры, расположенной на первом этаже старого, дореволюционной еще постройки, дома.
– Да, вы верно просекаете, – согласился он, выслушав Горислава, – последнюю неделю там, – тут он указал правым выпученным оком себе под ноги, – неспокойно. Чужаки объявились, верняк. Аборы Второго Уровня – на измене. Кто смигрировал ниже, а некоторые так и вовсе – пропали.
– Пропали? – заинтересовался Костромиров. – А что же милиция? Ищет?
– Ну, вы вообще, Гор Игорич! – заморгал Пасюк. – Какая там милиция?
– Откуда тогда информация?
– Скарабей насвистел.
– Кто, кто?
– Старшина, типа, ихний. Он на Втором Уровне за старшего.
– Очень интересно! – заявил Горислав, азартно потирая руки. – А можешь ты меня свести с этим Скарабеем?
– На кой вам?
– Возможно, он укажет точные координаты места, где объявились эти самые… чужаки.
– А что? – Пасюк задумался, а потом кивнул: – За банку укажет. Или за две.
– Вот и славно, – обрадовался Костромиров. – Тогда позвони, когда сможешь организовать встречу.
– Зачем оттягивать свой конец? – пожал сутулыми плечами диггер. – Прям щас и нырнем.
– Так ночь на дворе, – засомневался Горислав. – Давай уж завтра с утра.
– Стремаетесь? – прищурился Пасюк, безуспешно пытаясь сфокусировать на Костромирове оба разнокалиберных глаза сразу.
– Не люблю рисковать попусту. А завтра захватили бы с собою еще кого-нибудь. Например, этого твоего приятеля… как его? Шланга! В прошлый раз он здорово нас выручил.
– Сторчался Шланг.
– Что сделал? – не понял Костромиров.
– Умер, – равнодушно пояснил Пасюк.
– Вот те раз! – всплеснул руками Горислав. – А что с ним случилось?
– Витаминов перекушал. Короче, так, Гор Игорич: либо щас ныряем, либо я пасую. Во всяком каком, на ближайшую семидневку. Загружен буду. По фирме.
– Н-ну, хорошо, – поколебавшись, согласился Костромиров. – Тогда надо в магазин сбегать – за водкой для твоего священного жука-скарабея. Где здесь ближайший ночной?
– Я прихвачу свою. После отдадите.
Пасюк поднялся с табурета и, скользя растопыренными руками о стены, удалился в глубь квартиры – в единственную комнату.
– Гор Игорич! – позвал он через мгновение. – Что же вы?
Пройдя следом, Костромиров с любопытством огляделся – до сего момента дальше кухни ему бывать не доводилось. Впрочем, обстановка в комнате оказалась самая заурядная: пара платяных шкафов, массивных и вместительных, как кладовки, письменный стол с компьютером, спартанского вида железная кровать с шишечками. Внимание привлекал лишь объемистый – литров на пятьсот, не меньше – аквариум, густо заросший изумрудно-зелеными водорослями. Да еще, пожалуй, книжный стеллаж во всю стену, центральное место в котором принадлежало трилогии Дж. Р.Р. Толкиена. От Профессора радужными рядами разбегались яркие глянцевые переплеты с драконами и воинственными красотками в бронированных бикини – Пасюк явно принадлежал к полудикому клану поклонников «фэнтэзи».
Тем временем диггер выложил на кровать два не очень чистых красно-оранжевых комбинезона.
– Вот, Гор Игорич, прикиньте, – предложил он. – Должно в самый раз. А пиджачок можете оставить здесь.
Костромиров вздохнул, но безропотно принялся натягивать обнову прямо на пиджак, который, по здравому размышлению, решил не снимать. Диггеровская спецовка напомнила знакомый еще по армейской службе костюм химзащиты, недоставало только противогаза. А он бы не помешал – штаны и куртка изрядно пованивали. Зато к комбинезону прилагалась пластиковая каска с фонариком.
Когда с одеванием закончили, диггер нацепил себе на шею респиратор, протянув второй такой же Гориславу.
– На случай выброса клоачного газа, так? – уточнил тот, дабы показать осведомленность.
– Не, – мотнул головой Пасюк, – против клоачки эти фитюльки не спасут, слабоваты.
Он вернулся на кухню, вынул из холодильника две бутылки «Гжелки», одну протянул Костромирову, вторую взял сам. Заглянув приятелю через плечо, Горислав увидел между начатым батоном вареной колбасы и буханкой «Дарницкого», тарелку с аккуратно разложенными на ней шестью белыми мышиными тушками.
– Господи, Боже мой! – воскликнул Горислав. – Ты что, Пасюк, мышей ешь?!
– Это для Мути, – спокойно пояснил тот и, взяв с тарелки белоснежный трупик, аккуратно сунул за пазуху. Потом, после секундного раздумья, поднял за хвост еще одну мышь и понес в комнату. Костромиров с интересом поспешил следом. А Пасюк, подойдя к аквариуму, принялся окунать мышиное тельце в воду, с опаской держа вытянутую руку на отлете. Вдруг водоросли шевельнулись, раздались, и со дна к поверхности, набирая скорость, устремился овальный камень, черный, гладкий, с продольными голубыми прожилками. Только это был не камень, а здоровенный – сантиметров тридцати в длину – жук. Вынырнув из воды до половины, он глубоко вонзил могучие жвала в мышь, рванул, и ушел с наживкой обратно на дно. Там он принялся теребить и драть мышиный трупик с таким энтузиазмом, что вода в аквариуме буквально вскипела.
– Откуда у тебя эта монстра?! – пораженно воскликнул Костромиров.
– Известно откуда… оттуда, – диггер вновь многозначительно свесил правое, выпученное око себе под ноги. – Я его на Четвертом Уровне словил.
– Так это и есть Мутя?
– Ну! Мутя, мутант, типа. Вот, теперь мечтаю пару ему поймать.
– Зачем?
– Получу потомство и… забагатею. Как считаете, реально? Это ж неизвестный науке вид, я выяснял. Между прочим, Мутя продолжает расти – каждый месяц прибавляет по сантиметру.
– Еще подрастет, и тебя самого схарчит, – посулил Горислав.
– Ну все, двинулись! – решительно заявил диггер. – Нас ждут копи Мории.
– Надеюсь, Великое Лихо Дарина нас там не поджидает? – улыбнулся Костромиров.
Пасюк лишь неопределенно хмыкнул в ответ.
Под землю спустились прямо через подвал дома, в котором жил Пасюк – он давно обустроил в нем секретный отнорок, ведущий в систему городской канализации, а уже из нее – куда черной диггерской душеньке угодно.
Чрево города встретило их сырым мраком и гнилостным запахом. Горислав поспешил надеть респиратор. Пасюк, привычный к подобной атмосфере, напротив, втянул в себя зараженный миазмами воздух, точно странник, воротившийся на родину после долгой отлучки.
Преодолев наклонную, уводящую вниз под острым углом трубу, они очутились в бетонном тоннеле с низким потолком, перекрытым массивными балками. Тоннель, в свой черед, вывел их в коридор с круглыми кирпичными сводами, достаточно высокими, чтобы двигаться дальше в полный рост. Воздух, хотя и оставался по-прежнему спертым, канализационную вонючесть утратил. Или Горислав просто притерпелся. Он стянул с лица респиратор, оставив его болтаться на шее.
По дороге, дабы скоротать время, Пасюк принялся просвещать Костромирова относительно внутреннего устройства своей хтонической вотчины. С его слов, Москва-подземная делилась на пять основных Уровней, или Ярусов. Разумеется, деление носило условный характер, поскольку уровни эти не везде наличествовали все разом, а кроме того, зачастую пересекались, взаимопроникая друг в друга.
Итак, Первый Уровень включал в себя систему городской канализации, коллекторы и закованные в камень речушки, вроде Неглинки или Ходынки. Второй представлял собой целую паутину из потаенных ходов, тоннелей и лазов, ведущих, к примеру, в монастырские подвалы и схроны, а то и к заброшенным подземным казематам. По ходам этим можно было проникнуть и в домовые подвалы, в том числе зданий давно разрушенных; ко второму же Ярусу относились старые подземные амбары, склады и прочие купеческие постройки хозяйственного назначения, уцелевшие со времен царя Гороха. Третий Ярус – это московский метрополитен со всеми его техническими, незримыми для обычных пассажиров, коммуникациями, включая и те секретные, закрытые ветки, что были построены в сталинскую эпоху и позже. Четвертый Уровень – оборудованные в 50—70-е годы глубинные бункеры, многочисленные ядерные бомбоубежища и связующие их тоннели; впоследствии помещения эти были частично законсервированы, а частично просто заброшены. И, наконец, последний, самый таинственный Уровень – лабиринт циклопических шахт и нор, неизвестно кем, когда и зачем прорытых в рыхлых отложениях докембрийского периода, а также естественные пещеры, каверны и прочие природные пустоты в залегающих еще ниже базальтовых породах. На Пятый Уровень не проникал никто и никогда. «А из тех, кто попробовал, не вернулся ни единый – все сгинули», – зловещим шепотом подытожил Пасюк. Правда, оставалось непонятным, откуда тогда вообще стало известно о существовании Пятого Уровня? Костромиров решил оставить этот вопрос за рамками разговора. В конце концов, и диггеры имеют право на мифотворчество.
Сегодня их путь лежал на Второй Ярус пасюковской Мории.
Тем временем, за разговорами, они прошли километров пять, миновали несколько боковых ответвлений и неожиданно уперлись в огромную кучу битого кирпича и щебня, перекрывавшую коридор почти до самого свода.
– Ты куда ж нас завел, Сусанин? – ахнул Костромиров. – Заплутал?
– Кто заплутал? – возмутился диггер. – Правильным курсом идете, товарищ.
– Так ведь тупик!
– Никакой и не тупик, – заявил тот, ловко карабкаясь на кучу. – Лезьте за мной, Гор Игорич, теперь уже скоро.
Взбираясь по осыпающейся щебенке, Костромиров старался не наступать на дебелых мокриц, облепивших буквально каждый кирпич. Достигнув верха и протискиваясь следом за Пасюком в узкий – не более полуметра – зазор между завалом и потолком, он различил явственное журчание воды. В нос шибануло чем-то канализационно-болотным. Когда щель закончилась, Горислав попытался встать на ноги, но вдруг поскользнулся и, чувствительно приложившись пятой точкой о камни, съехал прямиком в воду. К счастью, той было едва по колена.
Костромиров огляделся: он стоял в обширном тоннеле или трубе, по дну которого влекла свои мелкие маслянистые воды подземная речушка. Возможно, когда-то, изначально, тоннель был рукотворным, но сейчас имел вид вполне девственный. С потолка, достигая кое-где водной поверхности, свисали гроздья сталактитов, по стенам лепились странные бугристые наросты и грибы самых причудливых форм и расцветок. Пахло мокрым камнем, канализационными стоками, аммиаком…
– Это и есть Неглинка? – спросил он Пасюка. – Или это Ходынка?
– Ни та и ни другая. Неглинка шире, а до Ходынки отсюда – пилить и пилить…
– Название-то у нее какое-нибудь есть?
– Жабенка.
– Шутишь! Нет такой реки, – хохотнул Горислав.
– Я честный диггер, а не фуфлыжник. Вы хоть знаете, сколько всего под Москвой рек?
– Ну и сколько же? – заинтересовался Костромиров.
– Двести сорок.
– Да брось! Быть такого не может.
– Считайте сами: Кабаниха, Копыловка, Чара, Чечора, Капли, Рыбинка, Ольховец, Пресня, Черторый, Филька, Синичка, Хапиловка, Самотыга, Горячка, Язвенка, Чернушка, Гнилушка…
– Пощади, довольно! Верю! – испугался Горислав. – Ты что, в самом деле все их мне собрался перечислить?!
– То-то, – ухмыльнулся Пасюк. – Ну, двинули. Нам вниз по течению.
– Да и какая разница, – подытожил Костромиров, чтобы оставить за собой последнее слово, – Жабёнка, Гнилёнка… форель, полагаю, в них давно уже отнерестилась. Клоака!
– Гор Игорич, притушите фонарик, – потребовал диггер, останавливаясь и гася свой.
– Зачем? – удивился тот. – Что случилось?
– Да не стремайтесь, – успокоил Пасюк. – На пару минут только. Гасите, не пожалеете.
Костромиров недоуменно пожал плечами, но подчинился. Первые мгновения не происходило ровным счетом ничего. Только тяжелая, чернильная тьма плотным косматым облаком клубилась перед глазами. Подобно первозданному хаосу в день творения. Но уже спустя несколько секунд Горислав с удивлением обнаружил, что мрак подземелья не был, как показалось вначале, абсолютен – пятна плесени, покрывающие влажные стены, источали мягкое гнилостное свечение, бледно мерцали растущие на каменных сводах грибы; в воде, под ногами, сновали какие-то фосфоресцирующие рыбешки, напоминающие гуппи; даже толстые мокрицы, и те поблескивали разноцветными искорками.
– Ну как? – поинтересовался Пасюк, вновь включая нашлемный фонарь.
– Да… – согласился Костромиров, – в этом что-то есть… это даже красиво.
Диггер, удовлетворенно посмеиваясь, повел его дальше. Впрочем, метров через четыреста впечатление от подземных красот совершенно испортил труп крупной собаки – раздутое, как бурдюк, тело, зацепившись за придонный мусор, плавало прямо посередь мелкой речушки.
Они, чертыхаясь и матерясь, осторожно обошли неприятную находку с двух сторон. Вдруг Пасюк предостерегающе вскинул правую руку.
– Ч-шш! – прервал он недоуменный вопрос Горислава и присел на корточки, то ли прислушиваясь к чему-то, то ли вглядываясь в зыбкий мрак тоннеля. Так он сидел целую минуту, погрузив обе руки в воду и приблизив лицо к самой ее поверхности. А потом скомандовал, резко вскакивая:
– Скорее! Лезьте на стену! – а сам, не дожидаясь Костромирова, уже выбрался из потока, карабкаясь на узкий каменный пандус.
Горислав без лишних вопросов последовал его примеру. И очень вовремя. Потому что в следующий момент мимо них, рассекая темную воду, стремительно проплыло какое-то бревно. Только вот бревна редко плавают против течения. Когда таинственный объект достиг собачьего трупа, тот задергался, точно поплавок при поклевке, сорвался с места и неровными зигзагами устремился вверх по реке.
– Что это было?! – пораженно воскликнул Костромиров. – Неужто крокодил?
– Может, крокодил, – проворчал диггер, осторожно спускаясь обратно, – а может, и другое чего… У меня лично желания проверять нет. Тут – с год где-то назад – двое умников (из наших, кстати) решили выяснить, что, типа, к чему… кто такой тут, типа, шлындает, Жабенку мутит…
– И как? Выяснили?
– Без понятия. Обратно-то они не вернулись… Нам сейчас направо, Гор Игорич.
Костромиров разглядел в правой стене тоннеля черный провал арки, к которой прямо из воды вели осклизлые ступени, и следом за своим провожатым поднялся на сушу.
– Ффу-у! – выдохнул он с откровенным облегчением. – Знать бы заранее – ни за что бы с тобой не пошел. Страсти такие!
– Ну, во-первых, вы бы мне по-всякому не поверили, – с легкой усмешкой возразил Пасюк, – а во-вторых… во-вторых, мы уже, считай, на месте.
Двигаясь по довольно просторному коридору, они миновали два зала с шатровыми, как в церквах, сводами; Горислав обратил внимание, что кирпичная кладка сменилась еще более древней – белокаменной. А потом путь им преградила полусгнившая дощатая дверь. Пасюк особенным образом постучал по трухлявому дереву и, быстро нацепив респиратор, вошел внутрь.
Шагнувшего следом Костромирова едва не сбила с ног упругая волна вони – густой, плотной, – казалось, ее можно резать ножом, как слежавшийся за зиму компост; смрад был таким концентрированным, что перехватывало дух, и столь едким, что вышибал слезу. Горислав невольно отшатнулся и, отступив обратно в коридор, некоторое время, точно выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух, пытаясь сдержать рвотные позывы. Наконец, чуть отдышавшись, тоже прикрыл лицо респиратором и повторил попытку.
В свете нашлемных фонарей им открылось обширное помещение овальной формы с низким сводчатым потолком, поддерживаемым тремя рядами выщербленных кирпичных опор. В центре зала догорал чахлый костерок; все остальное пространство занимали некие всхолмия, походившие на большие навозные кучи. Судя по всему, именно они являлись источником убийственного смрада. Присмотревшись, Горислав понял, что это вовсе дерьмо, а множество – не менее полусотни – спящих вповалку людей, укрытых слоями всякого рванья.
– Скарабей, Скарабей, выползай сюда скорей! – вполголоса напел диггер, решительно проходя в глубь бомжового лежбища. – Где ты тут? Я к тебе гостя привел. С гостинцем. Покажись – у нас до тебя интерес.
Одна из тряпичных куч, у самого костра, шевельнулась и с сонным кряхтением, прямо по лежащим вповалку телам, поползла к ним. Вослед ползущему неслись стоны и проклятия товарищей, так что, казалось, он играет на клавишах диковинного рояля-матерщинника.
– Чего надо? – просипело существо, добравшись до них, и выпрастывая голову из шерстяного платка, слипшегося от грязи в некое подобие войлока. – А-а, это ты, Пасюк… ты кого, мать твою, привел?
Это был мордатый и бородатый мужик с заплывшим до монголоидности лицом и вдавленным носом.
– Не стремайся, Скарабей, – успокоил его Пасюк, протягивая бутылку водки, – корешок проверенный, свой. Побазарить с тобой хочет.
Старшина схватил бутылку, притиснул к самому лицу, точнее сказать – к самой роже, и, шевеля патлатой бородищей, принялся с подозрением изучать этикетку. Изучив, удовлетворенно хрюкнул и прикрыл емкость полой искусственной шубы.
– Ты знаешь, Пасюк, – пояснил он, – я не всякую дрянь пью.
Потом, уставив заплывшие глазки на Горислава, строго спросил:
– Как фамилия?
– Гиляровский, – ответил тот, не задумываясь.
– Июдей, что ли?
– Нет, репортер.
– Ишь, мать твою! Статью, что ли, хочешь про меня писать?
– Непременно, только попозже. А сейчас мне вот что надо: я слыхал, на вашем Уровне чужие объявились? Это правда?
– Ну.
– Феерично! – обрадовался Горислав. – Местонахождение сможете указать?
– Чё?
– Где их искать, спрашиваю, знаете?
– Ну.
– И где же они?
– Ишь, какой шустрый! Все-таки, июдей…
Костромиров молча протянул старшине вторую бутылку. Повторив процедуру обнюхивания, Скарабей заявил:
– Ладно, скажу… фитилек только прикрути – глаза слепит. Вот так, хорошо. Значит, если ты про тех черножопых, что моих ребят из Сопливой Норки прогнали, так они сейчас в ГО-2 кучкуются. Днем отсиживаются, а ночью-то, слышь, уходят куда-то. Верно, на промысел.
– Как в ГО-2? – удивленно воскликнул Пасюк. – Это ж Четвертый Уровень! Ты ж мне сам в прошлый раз трендел, что они тут где-то, на Втором!
– Не наезжай, мать твою! Ишь, наезжает… были тут, а теперь – там. Спустились, и все дела. Людно здесь для них, да и с нами сильно не ладили. Короче, затаиться решили, вот и нырнули на глубину… Но только мои ребятишки все равно соследили, куда съехали эти чебуреки.
– Сейчас еще ночь… – задумчиво пробормотал Горислав, – значит, чужаков ваших на месте нет, так?
– Может, так, а может, эдак, – пожал плечами староста.
– Проводите нас в их новое логово?
– Ага, разбежался! Чтобы я, мать твою, ночью мимо Шарашкиных Схронов туда перся?! Щас! Вон, у тебя провожатый – Пасюк. Пускай он тебя и ведет.
– В натуре, Гор Игорич, – заявил Пасюк, трогая Костромирова за плечо, – без него доберемся.
– Ага, доберетесь, – посулил Скарабей с ехидной улыбочкой, – если Белая Королева пропустит.
– Пропустит! – беззаботно отмахнулся диггер. – Я заветное слово знаю.
– Чё за слово? – тут же насторожился бомж.
– Пожа-алуйста! – с насмешкой протянул Пасюк.
– Да пошел ты! – рассердился старшина. – Шутник, мать твою… Ничё, Белая Королева тебе пошутит… она пошу-утит! Вот отчекрыжит шутку-дудку твою дурную, будешь, твою мать, знать…
Продолжая так ворчать и сулиться, Скарабей полез обратно к догорающему костру, сопровождаемый кряхтением, матом и попердыванием сожителей.