От всех бед для мужика единственное лекарство – работа. Я за эти дни столько «перепахал», сколько за несколько месяцев не сделаешь. А впрочем – надо бросить лицемерить. Даже перед самим собой. Вернее, «не даже», а в первую очередь.

Все равно от своих мыслей никуда не сбежишь. Между телефонными звонками, словно дождавшись очереди, нет–нет, да накатит удушливая тоска. Та, из–за которой я боюсь спать. Боюсь, что опять начнут сниться все те же кошмары, липкие, безобразные. Да, кто–то мучается от бессонницы, я же сам стараюсь ее вызвать.

Если со Светланкой случилось непоправимое, никогда себе не прошу. Именно себе! Это здесь, на работе, я человек уважаемый.

Вон, Витька Раскин, когда–то вместе в институте учились, а все равно на «вы» называет.

Но стоит только прийти домой, как я становлюсь никем. Встань, принеси, сядь, говори, молчи, улыбнись гостям, дай понять, и прочая, прочая, прочая. И я вставал, приносил, улыбался и давал понять. С дочкой тоже занимался по команде. Чего лукавить, так и было. Видел, что «моя» делает с девчонкой, и молчал. Себя успокаивал: молчание – своеобразная форма протеста. Ерунда! Банальная покорность.

Ну почему же я все это так долго терпел? Неужто испугался своей жены? Ну, нет, оказывается, мне так было удобно. Думать не надо. Так, время от времени пожалеешь себя, и опять – в ракушку, сотворенную собственными руками.

Надо было раньше порвать и с ней, и с этим домом. Еще в то давнее время, когда первый раз почувствовал отчужденность. Так нет, все на что–то надеялся, дуралей. Образуется, дескать, само собой. Жди, образовалось! Когда Светка родилась, думал, мол, ребенок нас свяжет. Как же! Для нее дочь – ребенок, только ей принадлежащий. Во всех отношениях. А я – фактор наполовину случайный.

Зачем же я за эту семью, которая и семьей–то никогда не была, так держусь? Даже скандалы и те привычно скучны. Разве тому же Раскину плохо? Развелся несколько лет назад. Сейчас модный, ухоженный, без тени забот на узком лобике. Я, наверное, более одинок, чем он. Дома вокруг меня вертятся всякие Лялечки, Мусечки, их важные тупые мужья и ни одного приличного человека – только нужные. А у Витьки нужных нет – просто хорошая компания, приятные женщины, молоденькие девушки. Причем не он их ищет, этого я знаю, он часто от меня звонит, они сами настаивают на встрече.

Ничего удивительного. У мужчины после сорока – самый лучший возраст для личной жизни, если, конечно, на себя рукой не махнул. В себе уверен, знаешь, как с женщиной общаться и о завтрашнем дне и хлебе насущном не очень заботишься – зарплата позволяет. «Свой дом – свое гнездышко»! Тошнит меня от нашего гнездышка. И Светку тоже тошнило, уверен. В меня пошла.

Надо ставить точку. Встречу хорошего человека – женюсь. Подумаешь, дело какое. Кораблин в сорок пять лет сына родил – сейчас счастливей его человека не найдешь… Парню уже третий год пошел. А пока не встречу – буду жить в свое удовольствие. Светку к себе заберу, хватит ей в этом гадюшнике задыхаться. Квартиру сделаю – у меня тоже друзья есть. И нечего меня попрекать заботой тестя. «Заграница, заграница!» Шут с ней, с заграницей! И без нее люди живут, не тужат. А то застило все глаза тряпками, человека не видно – потерялся. Нет, пора, пора становиться человеком. Не когда–нибудь в отдаленном будущем, а сегодня, сейчас! Витька вечером предлагал в ресторан сходить, у его девицы свободная подруга появилась. Не буду отказываться. Вот так! Не буду и все.

Надо позвонить «своей» и сказать, что я приеду позже или вовсе не приеду. Просто сказать и никаких объяснений! Пусть думает, что ей захочется. Я начинаю новую жизнь…

Господи, но где же Светка–то?!