Занято, опять занято!

Ну почему моему ненаглядному надо разговаривать по телефону именно в ту минуту, когда я должна сказать ему очень важную вещь?! А вдруг он тут ни при чем? Просто плохо соединяет? Лялька мне объясняла – сейчас устанавливают новые станции, с электроникой, а в ней – какие–то вихревые токи образуются. Вот из–за них и получается неразбериха. Надо попробовать еще раз.

Набираю номер как можно медленнее, без суеты. Все. Теперь пауза и… Все–таки занято!

Возможно, так даже лучше. Будет время подумать над тем, что собираюсь сказать. Может, короткие гудки в трубке – знак свыше – не говорить по телефону о таких делах?

Иду в комнату. Мимоходом оглядываю себя в зеркале. Странно, сколько я вытерпела с того дня, как пропала дочка, а внешне на мне это совсем не отразилось. Только глаза кажутся усталыми. Больше ничего. У других, рассказывают, волосы за одну ночь седеют. И морщины. А я все та же, словно ничего не случилось… Неужели, я просто сухарь, бездушное бревно?!

Да нет же, нет! Сколько валокордина выпила, наверное, целое ведро. И постарела сразу на много лет. Изнутри постарела, в душе. А лицо? Лицо – просто маска.

Что же со Светой? Среди пострадавших в авариях нет, среди неопознанных умерших не обнаружено. Так, по крайней мере, нас заверили в милиции. Значит, она не тонула, не попадала под машину, не падала на улице на острый камень. Но тогда что же?

Я звонила в МУР. Но сотрудника, с которым мы разговаривали в ту, первую ночь, все время нет на месте. Чем они только, там заняты? Гуляют в свое удовольствие. Позвонила Андрею Львовичу, и он (вот где человеческая чуткость) обещал нажать по своим каналам. Ну, как же это так, пропала девушка, в центре Москвы, а ее который день найти не могут. Как? А действительно – который? Неужели всего третьи сутки? Всего? Нет, уже третьи!

Не знаю ничего мучительнее неизвестности и одиночества. Игорь как специально стал приезжать с работы очень поздно. Может, без «как»? Просто специально. Словно не видит, что я устала ждать и еще больше устала разговаривать сама с собой. Хочешь или не хочешь все равно задаешь себе самый сложный вопрос: почему всё плохо? Почему я теперь, когда мне так нужна помощь, совсем одинока? Кто виноват – муж и дочь? Или я сама?

Конечно, сама. Женщина должна семью создавать. Только твое тепло спасет этот хрупкий домик. Много Игорь нежности видел от меня? В сущности, он человек хороший, мягкий. Деньги в дом несет. Ну, не люблю я его, ну и что? Сколько вместе прожили, и все теперь прахом? Зря я тогда второго ребенка решила не рожать и без его ведома пошла в больницу. Он после этого еще больше замкнулся.

И дочка стала чужой. Я–то, выяснилось, ничегошеньки о ней нынешней не знаю. Все малышкой видела, такой живой куколкой. А она, оказывается, совсем взрослый человек. Скоро сама матерью может стать. Только бы все обошлось, только бы ничего страшного не случилось! Все пойдет по–другому. Клянусь, будет так! Клянусь перед собой.

Надо обед готовить. Картошку с бараниной потушить? Что на первое? И на сколько человек готовить? На троих? А если… Ну почему мое сердце, как там пишут, молчит? Почему ничего не чувствую, что с ней? Вдруг, самое страшное уже произошло?

Я боюсь, что наступит настоящее одиночество. Игорь станет совсем далеким. Любовников заводить? Но любовник – для развлечений. Может, попробовать еще одного ребенка родить? Слава богу, не старая, сил много. Будет рядом со мной трогательный теплый комочек, топотун–говорун. Потом важный первоклашка, который старательно выводит большие неуклюжие буквы в своей тетрадке… И для Светки отдушина. Уж чего–чего, а эгоизма в ней хватает. Игорь, наверное, будет рад…

Правильно, только так и надо. Обед подождет. Необходимо сейчас же дозвониться до Игоря. Пусть приедет сегодня пораньше. Пошлет к черту все дела и приедет. Нам о многом надо поговорить. Он должен узнать, что теперь все будет по–другому. Теперь я стану ему настоящей женой…