Глава сто вторая
Башня Мерлина. Окончание
Командир подошел к телескопу. Взглянул в звездное небо.
– Коллеги, куда девался из закрытой комнаты Осина, я не знаю. Зато знаю, что планета Глория еще минут десять будет от Земли на самом близком расстоянии.
– Время «X», которого так ждал Осина. Дождался, и что же? Где он?
– Более того, господа, комета Фелица вошла в зону видимости. Свой сектор она преодолеет, по моим расчетам, в ближайшие тридцать минут. Это действительно время «X». Нужно действовать, – заметил Чижевский, отходя от телескопа.
– Вот так нелепая случайность может сорвать хорошо подготовленную операцию, – устало проговорил Патрикеев, садясь в кресло.
Он опустил руку вниз и вдруг почувствовал дуновение ветерка. Возле средневекового гобелена в стене башни Мерлина была потайная дверца. Она была приоткрыта, и из щели веяло холодом. Егор Федорович поискал глазами блокатор, удерживающий дверь в таком положении. Найдя, нажал на кнопку. Дверь поддалась, обнаружив тайный ход. Заглянув туда, Егор и его товарищи увидели Костю Фролова в полуобморочном состоянии сидевшего на ступени каменной лестницы. В одной руке он держал ржавую алебарду, в другой – старинный меч.
Декабрь в Шотландии время холодное. Давно не подпитываемые факелы стали гаснуть один за другим. Когда догорел последний факел, стало пронзительно холодно. Какое-то время согревали надежда и работа – он все пытался расковырять камни вокруг двери, но все попытки оставались тщетными. Тем временем Осинский, разложив на изображениях пентаграмм десятки рубинов, готовился к путешествию во времени…
Все это рассказал своим бывшим командирам Константин Фролов, когда чуть-чуть согрелся.
– Но если он все же совершил бросок сквозь время, где камни?
– Вероятно, пентаграмма с рубинами действует как своего рода энергетический запас и уносится в прошлое вслед за экспериментатором.
– Одна пентаграмма? А еще три, о которых рассказывает Костя.
Чижевский нагнулся и поднял с ворсистого ковра на полу большой розовый рубин.
– А это что?
– Вероятнее всего, камень упал, когда Костя сумел приоткрыть дверь – струя воздуха из потайного хода попала на планшет одной из пентаграмм, и камень соскользнул вниз.
– Но это значит, что Осинский может оказаться совсем не там, где он планировал.
– К этому добавьте, коллеги, и такой фактор, – поддержал сомнение Чижевского Патрикеев. – Я не знаю, каким из четырех планшетов он воспользовался, чтобы узнать это, нам нужно будет спуститься вниз и проиграть варианты на компьютере, Геракл это умеет. Но важно помнить, – как минимум 3—4 камня в его собрании – фальшаки, мои подставы. Так, мы послали через Генерала, который об этом, естественно, не догадывался. Копии рубинов баронессы Корф, копию рубина со шпаги маршала Мюрата, копию рубина, принадлежавшего убитому московскому коллекционеру. Все это может серьезно сбить ориентиры перемещения во времени господина Осинского. Поехали вниз – там Геракл и суперсовременный компьютер. Как бы я ни верил в наш коллективный интеллект, на компьютере можно быстрее просчитать все варианты.
На Геракла, несмотря на его симпатию к шотландскому виски, еще можно было положиться.
Заложив в программу всю информацию, все возможные варианты набора рубинов на четырех планшетах, Геракл с удивлением прочел ответ на дисплее своего ноутбука.
– Интересная перспектива. Даже не знаю, сможем ли мы хоть как-то поправить положение.
– Не томи, полковник!
– Он недосягаем? – иронично усмехнулся все знающий наперед Чижевский.
– У Интерпола длинные руки, – важно успокоил сержант Рэмзи.
– Боюсь, не настолько, – снова улыбнулся Чижевский.
– С учетом всех вариантов, – констатировал Геракл, – он промахнулся.
– То есть?
– Он, скорее всего, полетел аж в XVII век.
– И что же, сейчас он в этой башне, где-то рядом с нами, но в XVII веке?
– Он промахнулся и в пространстве. Он должен быть где-то в районе Питера. Помнится, он хотел попасть в Москву 1992—1993 года, в расцвет эпохи Ельцина. А попал в Петербург, в правление Елизаветы. Впрочем, тут компьютер новую возможность выдал: скорее всего, Осина северо-западнее Питера. Точно. Он в Шлиссельбургской крепости.
– И что он там делает?
– А что может делать преступник в тюрьме? Сидеть…
– А как же экстрадиция?
– Ничего… Столько лет ждали, подождем еще немного.
– А как же он?
– И он подождет. Охрана в Шлиссельбурге всегда была надежная.
– А что, уважаемые коллеги, – улыбаясь вступил в разговор Чижевский, – если мы соберем наши рубины, время еще есть – минут пять… Дождемся, когда свет от кометы, улетающей от Земли, пройдет сквозь рубин из Камеруна. И… отправимся вдогонку за сбежавшим в очередной раз от российского правосудия Владимиром Михалычем. А?
На лицах участников научного эксперимента отразилась озадаченность.
– Большой вы, конечно, ученый, и человек не бедный, Станислав Андреич, но скажите мне, как в оставшиеся до окончания коридора времени, связанного с уходом от нас и планеты Глории, и кометы Фелицы, вы соберете нужное количество рубинов?
– Во-первых, со мной шесть 60-каратников с острова Норт-Руне, – гордо отвечал Чижевский, действительно внесший весомый вклад в общую копилку. – Во-вторых, уникальный рубин из Камеруна – полагаю, он, как компас для навигатора, сыграет решающую роль в точном приземлении в нужное время. На худой конец, мой перстень. Он принадлежит Командиру, и если Координатор и Консерватор даст добро…
– Посмотрим. У меня ведь тоже 60-каратный рубин в перстне с пауком. Но гравировка не уменьшает ни силу перстня, ни воздействие его на членов общества… Однако у меня есть и два 60-каратных рубина из Калмыкии, – это знаменитые рубины великой княжны.
– И у меня с собой два розовых рубина высокой семьи. После убийства баронессы Корф камни остались в деле, а Генерал послал, не ведая того, в Лондон хорошие копии, – признался генерал Патрикеев. – Копиями в Музее дворянского быта мы заменили в Питере и два 60-каратных рубина из наследства моей бабушки Александры Михайловны Патрикеевой. Княгиня завещала их мне. А я держу их в музее на сохранении, с правом изъятия и использования в научных экспериментах. Точно так же мной был изъят на время следствия и рубин со шпаги маршала Мюрата…
– Итого, – подвел итог Командир, – у нас пятнадцать 60-каратников!
– А нужно нам, – Геракл вгляделся в дисплей ноутбука, – еще… сорок пять 60-каратников, и столько же, то есть 60, красных рубинов для наполнения пентаграммы.
– И где их взять?
– Да у Осины же и взять, – удивленный несообразительностью коллег, рассмеялся Чижевский. – В сейфовом зале был раскрыт один сейф. Значит, из него Осина изъял деньги для расчета со служащими и четыре комплекта рубинов для пентаграмм. Нужно вскрыть остальные шесть только и всего. А, Геракл?
– Полковник, попробуем декодировать входы в сигнальную систему этих шести сейфов.
– Попробуем, товарищ генерал, чего ж не попробовать.
Однако присутствующих ждало сильное разочарование.
Шесть сейфов были пусты. То есть – вообще. Даже скрепки не нашли ни в одном.
– Минуточку. У нас еще несколько минут. Думайте. Предлагайте варианты.
– Я бы обратил внимание на такой факт, – включился в обсуждение Командир, – в Лондонском поместье – десять сейфов.
– Ну и что?
– А то, что Осина обожает симметрию. Портреты у него все больше парные, стулья стоят – парами, кресла – тоже, даже лифты ходят парами, как утки в известной песне нашей молодости.
– А здесь стоят семь сейфов. Причем шесть из них – пусты.
– Так что ты имеешь в виду, Юрий Федорович?
– Надо искать еще три сейфа. Это, кстати, при любви к симметрии, его любимое число. Не 4, а именно 3. Прошу всех обратить самое пристальное внимание на какие-либо странности в этом зале. Речь не о том, что Осина оставил нам какие-то намеки, а о том, что он любил загадывать загадки самому себе.
– Вы позволите, сэр? – помахал из своего кресла трубкой, распространявшей аромат хорошего табака, сержант Рэмзи.
– Мы будем только рады, сержант, услышать ваше мнение.
– Это даже не мнение, а наблюдение. Как только я вошел в зал, то не мог не обратить внимание на этот прекрасный портрет, изображающий прелестную молодую даму.
– Работа художника Алана Рэмзи. Позвольте, это ваш однофамилец?
– Более того – мой предок. Первый крупный художник Шотландии и уж точно – первый выдающийся портретист.
– Мы и не знали, что вы шотландец.
– С начала ХVIII века мои предки неизменно жили в Лондоне. Но речь не обо мне, а об Алане Рэмзи – живописце. На портрете изображена его обожаемая жена.
– Вы даже похожи…
– Спасибо, но за два с половиной столетия фамильные черты обычно стираются. Леди Рэмзи была, с моей точки зрения, просто красавица. Я же – лишь не лишенный обаяния старый полицейский. Но повторяю, речь не обо мне.
– О странностях. Вы правы, сэр. И первая из них – почему портрет леди Рэмзи висит не в вашем имении, а в замке русского олигарха.
– Он купил замок вместе с картинами. Увы, такое ныне практикуется. Предок последнего аристократа, владевшего замком, лорд Притсбэрри, был безнадежно влюблен в леди Рэмзи. Тогда, более двухсот лет назад, лорд был одним из богатейших людей Шотландии. Но… Она предпочла художника и сына поэта, а не эсквайра и сына помещика.
– Но тут как раз ничего странного нет. Жениться и выходить замуж нужно только по любви. Причем взаимной.
– Странность в другом. Портрет – не подлинник.
– Вы уверены в этом?
– Абсолютно.
– Но почему?
– Я знаю, где истоки уверенности сержанта Рэмзи, – включился вдруг в разговор Чижевский. – Подлинник висит в скромном поместье обедневшего аристократа сэра Джошуа Рэмзи в одном из пригородов Лондона. И наш коллега просто-напросто вырос среди портретов кисти его предка. Замок, в котором мы находимся, принадлежал другому крылу этого древнего рода. Но кто-то из бывших владельцев был человеком расточительным. Постепенно все подлинники были проданы и заменены копиями…
– А где же подлинники, если уж вы, Станислав Андреевич, так много и про все знаете, – не выдержал Геракл.
– Подлинники, слава Богу, целы и висят теперь…
– В национальной картиной галерее Шотландии, – с гордостью подытожил искусствоведческий экскурс Рэмзи.
– Но тогда нет никакой загадки?
– Она есть. Я действительно в детстве играл в зале, где висел портрет леди Рэмзи. Кстати, подлинник. В этом замке с самого начала была копия. А в остальном версия господина Чижевского абсолютно верна. Так вот, я обожал этот портрет, но одновременно панически его боялся.
– Почему?
– У него был странный эффект: в каком бы углу комнаты ты ни находился, тебе казалось, что глаза прекрасной дамы следят за тобой.
– Удивительно.
– При таком воспитательном эффекте портрета я боялся шалить: прапрабабка все видела. Поэтому вырос очень тихим и послушным ребенком. И к удивлению родителей, стал полицейским.
– Сэр Рэмзи, я не стал бы торопить ваш рассказ, но комета уходит…
– Да, так вот, у этой копии такого эффекта нет. Кто скажет, на что или на кого смотрит леди с портрета Алана Рэмзи?
– Элементарно, – устало вставил Геракл. – Дама пристально и, я бы сказал, с некоторым удивлением рассматривает висящий от нее наискосок групповой портрет кисти Джошуа Рейнольдса.
– Об этом я и хотел сказать, – согласился сержант Рэмзи. – Это портрет сестер Уолдгрейв. Это старинная аристократическая семья…
– Прошу прощения, сэр. Боюсь, на еще один экскурс в историю у нас нет времени. Да в нем уж и нужды нет. Вы уже дали нам наводку!
– Что вы имеете в виду, Юрий Федорович? – спросил Бич.
– Я попрошу вас, подполковник, и вас, сэр Рэмзи, составить компанию полковнику Иконникову. Просто сядьте за столик так же, как сидят сестры Уолдгрейв.
– И где разгадка? Мы, как сестры Уолдгрейв, должны заняться вышиванием на пяльцах?
– Избави Бог, просто объедините усилия, как эти прелестные аристократки… Вы, Станислав Андреевич, встаньте у стены со старинным гобеленом. Дотроньтесь, стена под ним ровная?
– Да. Вы хотите, чтобы я отвернул гобелен и показал присутствующим три сейфа?
– Как вы догадались?
– Легко. Я скажу больше. Сейфов за гобеленами мы не увидим.
– Правильно. Вы, господа за столиком, посмотрите на столешницу. По ее ребру проходят три, казалось бы, декоративные ручки из черного дерева, немного отличающиеся по цвету от ореховой столешницы.
– Интересно, а ведь это точно такой же столик, как тот, что изображен на холсте.
– Не удивлюсь, если это он и есть. Но суть не в нем. Прошу вас, господа, положите ваши руки на эти декоративные детали. Положили? А теперь по команде «раз» нажмите или поверните эти рукоятки. Если придется поворачивать, то, думаю, по часовой стрелке.
Мгновение… И стена за спиной Чижевского пошла в сторону, обнажив скрытые за ней панели трех сейфов.
– Что и требовалось доказать, – удолетворенно констатировал Командир.
– Теперь – дело техники. Геракл, если твой интеллект еще не вступил в конфликт с выпитым виски, подключи свою кибернетику и открой эти сейфы. В содержимом сейфов, кажется, ни у кого уж сомнений нет. Итак?
Мгновение… И все три сейфа раскрыли свои панели, обнажив торцы сейфовых пеналов.
Все девять пеналов были полны рубинами.
– Думаю, тут хватит на три пентаграммы, – заверил присутствующих Патрикеев.
Пока Бич вводил немного обескураженного Рэмзи в курс дела, остальные склонились над планшетами.
– Любовь к числу три… Он, мне кажется, потому и взял с собой Фролова и Иконникова. Он мог бы обойтись и без них. У Осины всегда была склонность к мистике, – заметил Чижевский.
– Господа, осталась пара минут до момента, когда комета уже не сможет послать свой последний луч в рубин с камерунского плоскогорья, как сказано у Нострадамуса. Предлагаю всем подняться в башню.
Ближе всех к столику с планшетами, на которых были раскрыты пентаграммы с рубинами, расположились основные организаторы эксперимента. Остальные стояли в почтительном отдалении.
– Итак. Внимание. Планшет с шестьюдесятью рубинами.
– Здесь.
– Среди них – все персонально упоминавшиеся в катренах?
– Да.
– Все условия Нострадамуса соблюдены. Планета?
– Имеется в наличии.
– Комета?
– Ее хвост еще виден и свет от нее проходит сквозь рубин.
– Мы учли ошибку Осинского, и наш расчет шага точен. Мы, для обеспечения экстрадиции объявленного в международный розыск преступника Осинского Владимира Михайловича, отправляемся в XVII век. Место предполагаемого задержания разыскиваемого – Шлиссельбургская крепость.
– И когда вас ждать обратно? – наивно спросил Бич.
– Скоро. Если сумеем раздобыть еще один рубин, упоминаемый в катрене Нострадамуса, – Патрикеев таинственно улыбнулся. – Я перевел с древнеславянского странный катрен, обнаруженный бароном де Шоймером в библиотеке Сорбонны. Если это подлинный катрен Мишеля Нострадама, а у нас с бароном в этом нет сомнений, то перевод вызывает удивление и одновременно вселяет надежду. Звучит он так:
Тот камень не купить и не продать.
Большой талант был Богом камню дан.
Бег времени послать он может вспять…
Владеет камнем узник Иоанн.
– Что за чертовщина? Какой узник? Какой Иоанн?
– Пока с помощью расчетов полковника Иконникова мы не обнаружили местонахождение Осинского – Шлиссельбург, ХVII век – у меня еще были сомнения в трактовке этого катрена. Сейчас таких сомнений у меня нет. Речь идет о русском императоре Иоанне Антоновиче VI, отрешенном от власти в результате заговора Елизаветы Петровны и заточенном в равелине Шлиссельбургской крепости. Сейчас, я имею в виду…
– Понятно. Егор Федорович, если вы хотите успеть попасть в это «сейчас», поспешим.
– Как комиссар Интерпола назначаю инспектора Интерпола сэра Рэмзи старшим группы. Оформите все юридически: арест имущества, обыски, протокол. Мы скоро вернемся.
«Дай-то Бог», – подумал Бич. – Он на личном опыте знал, как порой затягиваются служебные командировки.
«Кстати, об обыске и выемке, – подумал Фролов. – Почему у меня нет уверенности, что я должен сдать сержанту Рэмзи кейс с моим гонораром? В масштабе всемирной истории это мелочь. А мои семейные проблемы будут решены надолго вперед. Жена и внучка столько лет мечтают о дачке на берегу озера…»
И тут луч кометы прошел сквозь рубин. И хвост ее затерялся в мировой истории.