Глава 6
Удар по тылам
Будучи взрослым, Даниэль по-настоящему плакал только раз в жизни. В больнице Вальденштадта. Тогда, очнувшись от наркоза, он напрямик спросил врача: «Я смогу гонять, как раньше?» И врач — светило, спешно вызванное то ли из Берлина, то ли из Гамбурга, — так же прямо ответил: «Пока об этом рано думать. Вам предстоят еще несколько операций. После второй или третьей можно будет сказать что-то определенное. Но я бы не стал сильно надеяться».
Лоринг понимающе опустил веки. Даже губы у него не дрогнули. А когда все ушли и молодая медсестра притворила полупрозрачную дверь перегородки, за которой дежурила, отчаяние волной накрыло Даниэля. Все кончено! Сто против одного — он ясно видел это в больших стеклах докторских очков…
— Господи! — только потом он понял, что впервые в жизни молился, молился искренне, пылко и горячо. — Господи! Наверное, я в чем-то очень виноват. Наверное, Ты меня наказал по делу. Но, может быть, Ты простишь меня? Ну не последняя же я скотина, делал же я в жизни и что-то хорошее! Господи, позволь мне вернуться на трассу! Прошу Тебя!
Слезы ручьями текли по щекам, капали с подбородка, и он стирал их мохнатым полотенцем, ужасаясь мысли, что дежурная войдет в палату и увидит. Слава Богу, она не вошла. А утром никто не заметил, что у него покраснели глаза: в темных провалах на фоне белого, как бумага, лица это трудно было разглядеть.
После встречи с Брэндоном Лоринг поехал на тесты, уверенный, что абсолютно владеет собой.
Как обычно в острой ситуации, когда нервы напряжены, Даниэль работал особенно собранно. Он проходил круг за кругом, уверенно выполняя все команды Грэма, отрабатывая торможение и, как по лекалу, выписывая повороты. Подъезжал к боксам и, не снимая шлема, невозмутимо ждал, покуда механики проверят износ резины и поколдуют со смазкой. Обсуждал с Грэмом поведение машины на каждом из участков, выслушивал вопросы конструктора двигателя и толково на них отвечал. Ничто не выдавало его состояния, разве что — само это спокойствие, которое отличало Даниэля именно в самых критических ситуациях.
К концу работы ему даже показалось, что он успокоился. Но только показалось. Порыв горечи и злости налетел внезапно. Даниэль ехал домой и вдруг ощутил, что эта злость душит его, лишает воли и рассудка. Он никогда не понимал предательства, никогда внутренне его не прощал. И если то, что сейчас творилось вокруг него, происходило из-за рассчетливого предательства своих, этому не могло быть разумного объяснения!
Конечно, он знал, что в сети гонок «Фортуна» сильнее, чем где бы то ни было, развит экономический шпионаж. Что за любой секрет, украденный из конструкторского бюро «Лароссы», заплатят миллионы евро и столько же выложат в «Лароссе», чтобы узнать о технических поисках и достижениях конкурентов. Все это было вполне естественно, хотя и вызывало у него омерзение. Но грязная газетная травля, снимок, проданный куче агентств, — это уже выходило за пределы технического соперничества. А взрыв? Разве не ясно, что чужие, кем бы они ни были, не могли проникнуть в боксы «Лароссы»? Значит — тоже кто-то свой? Кто-то свой спокойно поставил взрывное устройство, чтобы убить ведущего гонщика команды?! Ублюдки!
Остановив машину возле обочины, Даниэль откинулся на спинку сиденья и дал волю своему бешенству, слезам и ярости.
Истерика длилась около минуты. Потом он успокоился и тронул машину с места. Вот бы это кто-нибудь снял! А интересно: ему в салон «лароссы» еще не встроили жучка или миниатюрной видеокамеры? Тьфу! Это уже бред начинается, мания преследования. Что бы, интересно, сказала по этому поводу Айрин? Вот! Вот с ней-то и нужно обо всем поговорить.
Он усмехнулся. С чего вдруг ему показалось, что все так плохо? Как раз наоборот! Именно теперь — лучше, чем когда бы то ни было. Во-первых, у него есть брат, которого он любит и который любит его, и сегодня им обоим удалось переступить через опасную грань соперничества, разъединявшую их долгие годы. Во-вторых, есть дети, и это важнее гонок, побед, славы, всего на свете. А в-третьих, есть еще комиссар Айрин Тауэрс, и она его не предаст!
Достав телефон, он набрал номер. Ему отозвался вежливый автоответчик — ясно, сейчас комиссар занята.
— Айрин, это Даниэль. Я узнал кое-что очень любопытное. Нужно поговорить. Если сможете, позвоните сегодня. Пока!
На лужайке перед его домом охранник играл с Рексом. Щенок, завидя въехавшую в ворота машину, кинулся за ней, отчаянно лая и крутя хвостом в разные стороны.
Даниэль тормознул и подозвал охранника:
— Сэм, у тебя в сторожке выпивка какая-нибудь найдется?
Охранник вспыхнул.
— Сэр, я не…
— Я же не говорю, что ты пьян. Я спрашиваю — есть или нет?
— Есть. Бутылка виски. Но я бы к ней приложился, только сменившись.
— Отлично. Тащи ее сюда! Когда сменишься, купишь себе новую. Вот деньги.
Парень удивился.
— Но… Это много!
— Так купи хорошую выпивку. Нечего жрать всякую дрянь!
В свой кабинет Лоринг вошел с бутылкой виски в руке. Свалился в кресло, достал из стеклянной тумбочки стакан, не спеша наполнил и пригубил. Обычно ему не нравился неразбавленный виски. К тому же изъятый у охранника напиток был не самого лучшего качества. И все же не показался Даниэлю противным. Глоток за глотком Рыжий Король прикончил стакан и неожиданно почувствовал облегчение. Все ерунда! Нужно просто держать себя в руках. Включить компьютер и прочитать на собственном сайте сотни фановских пожеланий и восторгов. Их куда больше, чем статей в газетах. Правда, в основном они повторяют друг друга, но и газетчики повторяются.
Даниэль не заметил, как задремал. В какой-то миг перед ним вдруг привычно понеслось прочерченное белой полосой полотно трассы, он с тревогой понял, что каким-то образом выпустил руль. Вскинул руки, чтобы перехватить его, пока еще не поздно. Но руля не было! Болид шел по трассе сам, не нуждаясь в гонщике. Значит ли это, что если машине взбредет в ее машинную башку, то она?..
Кто-то стремительно настигает его, пытается обойти. В наушнике зудит голос Грэма: «Надо пропустить, Дени, надо пропустить!» Потом кто-то (уже не Грэм!) еще что-то орет и настойчиво спрашивает: «Пропускать?» — «Да, конечно!» Это уже его собственный голос. Но кому он ответил? И где болид, который пытался его обойти? Отстал!
И тут Даниэль испуганно вскрикнул: трассу заслонила вставшая на пути женская фигура. Пилот с ужасом узнал стремительно летящее навстречу лицо Айрин Тауэрс.
Он хотел закричать «В сторону!», отлично сознавая, что это бессмысленно. Во-первых, рев болида заглушит даже выстрел, не то что человеческий голос. А во-вторых, за ту долю мгновения, что осталась до неизбежного удара, не успеть вытолкнуть даже самого краткого вопля. «Ах!» — и то не уместится в эту частицу времени.
Вздрогнув от ужаса, он открыл глаза. Ф-фу! Ничего себе, приснилось! А приснилось ли? Айрин, как стояла, так и стоит перед ним и с некоторым удивлением смотрит на журнальный столик, на початую бутылку и пустой стакан с оранжевым ободком вокруг донышка.