Глава 13
Побежденные мстят
Когда Ларри ушел, Айрин открыла в гостиной окно, прошла в спальню и с наслаждением переоделась в домашние брюки и блузу.
Спальня комиссара была в то же время и кабинетом (в третьей, совсем небольшой комнате располагалась библиотека). На обширном столе, одновременно письменном и компьютерном, царил кажущийся беспорядок, хотя в действительности все лежало там, где должно было лежать. Любой предмет, который мог вдруг понадобиться, Айрин находила сразу, не раздумывая и не роясь среди прихотливого хаоса. Правда, того, что представляло хотя бы отдаленный интерес не для нее одной, комиссар не держала ни на столе, ни в его ящиках: для этого предназначался маленький сейф, скромно стоявший сбоку и не по-сейфовски украшенный бюстом Шекспира.
Свободным от книг, бумаг и тонких футляров с лазерными дисками оставалось небольшое пространство стола, прикрытое патриархально толстым, зеленоватым на срезе стеклом, под которым лежали несколько фотографий. Они были старые, две — даже черно-белые. Родители, сестра с мужем на фоне далекого австралийского городка, тот самый профессор-криминалист из Кембриджа, окруженный студентами. Рядом — Энди, первый полицейский напарник, тридцать лет назад получивший пулю в висок, чудом после этого выкарабкавшийся и ныне мирно проживающий пенсию на юге Франции. Сбоку, под фотографией мамы, — мужское лицо. Крупные, красивые черты, брови вразлет, волна каштановых волос над двумя упрямыми морщинами. И глаза — карие, сияющие, юные, будто у мальчишки. Будто у Ларри Веллингтона…
Айрин уселась за стол, удобно вытянув под ним босые ноги (ковров она не любила, но босиком отлично можно ходить и по паркету). Включила компьютер, вставила диск и для чего-то заново просмотрела проклятые кадры видеонаблюдения. Она не могла себе объяснить, зачем это делает, но знала: так надо. Интуиция еще ни разу не подводила комиссара — раз есть ощущение, будто что-то не так, значит — что-то действительно не так! Понять бы только — что…
Просмотрев запись дважды, взяла с подставки телефонную трубку.
— Алло! — отозвался сонный голос Нила Робертса. (Есть же люди, которые умеют засыпать раньше часа ночи! А сейчас-то и одиннадцати нет.)
— Нил, это Тауэрс. Возьми ручку и запиши.
— Комиссар! — в трубке послышался скрип и чей-то ленивый вздох. — Записать, ей-богу, не на чем — разве что на сиське у Элли.
— Не годится. Сиська утром уедет на дорожное патрулирование. Тогда запоминай. И сделай то, что я скажу, прямо сейчас: придется встать и съездить в управление. Или сходить — ты ведь живешь за два квартала.
— Но… комиссар!
— Я уже двадцать три года — комиссар. И приказы не обсуждаются. Поставишь на прослушку телефоны «Лароссы». Только офиса. Телефоны Лоринга. Не забудь: у него есть дом поблизости от Лондона. Плюс телефоны Мортеле, Гастингса и… Нет, Кортеса нельзя — его служба безопасности тут же это обнаружит.
— Но и служба безопасности Ла… ну, интересующей нас фирмы тоже вполне может засечь прослушивание! — Нил совсем проснулся и, кажется, испугался. — Комиссар, на такие вещи нужно специальное разрешение.
— Мне нужно, Нил. Мне, а не тебе! Тебе же достаточно моего приказа. Верно? Отвечать-то будешь не ты! А потому делай, что говорят. Все записывай и, если будет хотя бы что-то интересное, — сразу докладывай. Кстати, что там с Эммой Висконти? За нее внесли залог?
Помощник комиссара фыркнул:
— Само собой! Она уехала на белом кадиллаке с черным шофером, совершенно как в фильме. И загружаясь в этот кадиллак, орала, что уволит весь Скотленд-Ярд к… извините, повторять не буду.
— Понятно. Новых угроз в адрес Даниэля Лоринга не было?
— Не расслышал. Я не силен в итальянской брани и аргентинском жаргоне. А она, похоже, набралась обезьяньего сленга то ли от Кортеса, то ли от его охраны. Негра я, кстати, видел — с ним юрист мистера Гедеоне приезжал к нам в управление. Это когда они требовали отчета о следствии.
— Ясно, — усмехнулась Айрин. — Негр работает на развозе личного штата. Ты все понял, Нил? Выполнять!
— Я понял. Выполняю.
— И привет Элли!
Комиссар сделала пометку в настольном блокноте — всего несколько букв, в которых никто, кроме нее не смог бы разобраться. Потом выудила из ящика стола плазменный экранчик, выдвинула антенну и включила вилку в розетку. (Большой старый телевизор стоял в гостиной, но работал редко — у Айрин обычно оставалось время только на новости, а для этого хватало и «малыша».)
Небольшой темный прямоугольник осветился, на нем появилось лицо Даниэля Лоринга.
— Свой, никак не согласующийся со спортивной этикой поступок, шестикратный чемпион мира объясняет страхом перед очередным неизбежным проигрышем, — злорадно занудил голос за кадром. — Руководство команды «Ларосса» пока отказывается как-либо комментировать случившееся. Ведущий следствие комиссар полиции также отказался от разговора с журналистами и даже угрожал арестом двум сотрудникам Си-эн-эн, сумевшим проникнуть на закрытое заседание гоночных команд.
Айрин зло усмехнулась: ее они не показали и не посмели назвать. Как-то Тауэрс уже научила одну телекомпанию уважать конфиденциальность в работе полиции. Штраф в два миллиона фунтов, правда, пошел в карман не комиссара, а управления, но выплачивал его ведущий одного из центральных каналов, и это оказалось круто даже для звезды.
На экранчике меж тем летел огненный болид Рыжего Короля, а торжествующий голос ведущего продолжал:
— Специалисты полагают, что эта завершившаяся трагедией история знаменует крушение спортивной карьеры Даниэля Лоринга. («Интересно: что за специалисты? Хоть бы одно имя назвали!» — с яростью подумала комиссар.) Вне зависимости от того, будет ли ему предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве механика, или адвокаты спортсмена сумеют предотвратить скандальный судебный процесс, но признание «великого Лорни» равносильно публичной капитуляции. Скорее всего, правы были те, кто советовал Лорингу оставить спорт еще в прошлом году.
Айрин переключила канал. Опять новости и опять — почти то же самое, только голос был женский, и ведущая, тоненькая амуроподобная блондинка, появилась в кадре на фоне мелькающей трассы Килбурна.
Еще одни новости — и снова в том же ключе, лишь чуть суше.
На спортивном канале весь экранчик заняла физиономия, у которой расстояние между ушами было вдвое больше, чем от лысины до кончика подбородка. Физиономия оказалась спортивным психологом и принялась вещать о факторе усталости, о неизбежной завышенной самооценке при постоянном успехе и поклонении публики, о дурном влиянии фанатов и прессы.
Айрин устала слушать сплюснутоголового психолога, снова щелкнула пультом, пару минут наблюдала какую-то стрелялку, потом поймала еще один новостной канал.
— Но ведь совсем недавно казалось, что Лорингу «сноса нет»! — бодро заканчивала вопрос популярная мулатка — ведущая семейного канала. — Как могло случиться, что кризис наступил так внезапно?
Камера отъехала, и за широким столом рядом с ведущей показалась красивая, но суровая дама в строгом синем костюме:
— Понимаете, — голос дамы в синем был полон металла, — внезапно — это только так кажется. Кризис назревал давно. Вспомните начало сезона: неспортивное поведение Лоринга во время заезда в Лос-Анджелесе, его упорное нежелание принести извинение за очередной таран на трассе. (Очередной! Ого! Уже и врем?) Многое говорило о том, что он пережил свою славу. Понимаете, уходить надо вовремя!
— А время определяешь ты? — спросила Айрин экранчик и выдернула вилку.
Промелькнувшая только что вакханалия истеричного торжества на что-то походила. Будто все это уже было. Стоп! Но почему они так радуются? И почему так торопятся? А-а! Ведь материал-то — «левый»! Все равно, что контрабанда. Журналистам не разрешили присутствовать в офисе «Лароссы» во время отчета комиссара полиции, они проникли туда под чужими именами и вместе с представителями других команд дали обязательство о неразглашении того, что услышат. Значит, их сегодняшние заявления завтра будут официально опровергнуты, руководство «Лароссы» предъявит иск нескольким агентствам, а те сделают вид, что извиняются… Обычная тактика! Но сегодня — их ночь. Их шабаш. Сегодня клыкастые журналюги пьют свежую кровь.
Какой-то великий актер однажды сказал, что публику довольно легко можно убедить, а вот разубедить почти невозможно!
Айрин взяла трубку и набрала номер. (Со времени ее звонка Нилу Робертсу прошло больше часа. Если он уже выполнил приказ — запись будет что надо!)
Как она и думала, телефон пискнул всего четыре раза.
— Да, комиссар.
— Я не разбудила вас, мистер Лоринг?
— Нет. Я ждал вашего звонка. Куда и когда мне приехать?
Покорность голоса не обманула Айрин: одно неверное слово — и он пошлет ее к дьяволу.
— В ближайшие дни никуда приезжать не надо. Поговорим после заезда.
Даниэль засмеялся:
— О-о-о, как тактично! Но зря. О заезде можно не беспокоиться: я стартую с семнадцатого места, перспектив маловато. Спросите, почему с семнадцатого, если на квалификации взял седьмое?
— И так понятно. Вы же сами догадались, что я люблю гонки. Раз будет новая машина, то и новый мотор. А смена мотора после квалификации наказывается откатом на десять мест, независимо от того, кто был виноват в неисправности.
— Точно, — подтвердил Лоринг. — Но для чего вы звоните?
— Чтобы вы выключили телевизор и послушали меня.
— Я его уже выключил. Они все говорят одно и то же. А так как никто из них не был аккредитован на собрании в Килбурне, то завтра будут извиняться за «неточности». Что, впрочем, уже ничего не изменит!
— Вот-вот. У меня недавно был Ларс Веллингтон.
В трубке послышался смешок:
— А-а-а, Ларри! Представляю, чего вы наслушались!
— Я услышала много хорошего, Лоринг. Ларри — редкий парень. Надеюсь, вы цените его преданность.
— Ценю. Но дальше-то что?
— Он навел меня на интересную мысль. Кажется, я знаю, из-за чего вы на самом деле изувечили свою машину.
— Да? И из-за чего же? — в голосе Даниэля прозвучало неподдельное удивление.
Айрин усмехнулась:
— Об этом при встрече. Веллингтон сказал, что вы любите классическую живопись. Это так?
— Он преувеличил. Как всегда, постарался сделать мой портрет посимпатичнее. Со своей точки зрения. Хотя, пожалуй, да, люблю. Потому что она не врет. Но при чем здесь?..
— А классику в музыке вы тоже любите?
— Комиссар! — кажется, Даниэль растерялся. — Что это с вами?
Но она не смутилась:
— Имя Никколо Паганини вам что-нибудь говорит?
— Великий итальянский скрипач восемнадцатого… или девятнадцатого? В общем — какого-то замечательного века, когда ездили не быстрее шестидесяти километров в час. Кажется, он еще и писал музыку. Как-то сыграл целый концерт на одной струне. Или это был не он?
— Он! — подтвердила Айрин. — За великое мастерство ему приписывали связь с нечистой силой. А еще он вывел формулу, которая действует так безотказно, что лично мне от нее не по себе. Не слыхали?
— Нет. Сгораю от любопытства!
— Паганини сказал: «Способным мешают, талантливых ненавидят, гениальным мстят!» И я не знаю лучшего определения того, как общество относится к людям с исключительными способностями.
В трубке воцарилось молчание. Потом Даниэль осторожно спросил:
— Для чего вы мне это рассказали? Выходит, я могу считать, что вы на моей стороне?
— Не можете. Я представляю закон, а закон — это такая сволочь, которая никогда ничьей стороны не принимает: он сам по себе. И если вы виноваты, то придется отвечать. Впрочем, думаю, у вас не будет проблем с адвокатами.
Лоринг рассмеялся:
— Не будет! Но до них дело не дошло — мне еще никакого обвинения не предъявили. Не могу понять вас, комиссар Тауэрс! Все-таки чего ради вы мне позвонили?
— Чтобы дать совет. Хотя, может быть, вы в нем и не нуждаетесь.
— Если вы хотите посоветовать говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды…
— Вы путаете, сэр: я не судья, а сыщик. Совет простой — перестаньте бояться чужой ненависти. Потому что это уже не ненависть. Это — месть. А мстят всегда побежденные. И кстати, о заезде. Вы ведь можете его выиграть. Даже — стартовав с семнадцатого места. Доброй ночи!
