Глава 1 Впервые без царя

Охватываемые этой главой события приходятся всего лишь на один год римской истории, в переводе на современное летосчисление, 510-509 гг. до н. э. На этот год падают смещение консула Тарквиния Коллатина и замена его Валерием Попликолой, заговор сыновей Брута в пользу изгнанного царя, первое сражение за Республику на поле боя и гибель Брута, избрание вместо Брута консула Лукреция, замена Лукреция консулом Горацием, первый триумф, освящение Капитолийского храма.

Не слишком ли много имен и событий за один год? Этот вопрос не раз уже задавали себе исследователи раннего Рима и, отвечая на него, пришли к выводу, что нагромождение событий и имен – следствие того, что римские историки соединили множество легенд, образовавшихся вокруг такого значительного события, как падение царской власти.

Серьезное сомнение вызывает то, что царя в Риме сменили два консула. Консулат не мог возникнуть сразу. Это результат длительного политического развития. Скорее всего, в Риме, как и в других италийских городах, на смену царям пришли единоличные правители, опирающиеся на поддержку вооруженных отрядов. Имена этих правителей – Юний Брут, Валерий, Лукреций, Тарквиний Коллатин, Гораций – донесли легенды. Не зная, кого из них сделать «консулами», поздние римские историки отнесли их всех к одному году, одного отстранив от власти, другого погубив на поле боя, третьего заставив умереть естественной смертью. Таким образом, к концу года из пяти «консулов» осталось только двое – Валерий и Гораций.

Первый из них, судя по недавно обнаруженному документу из латинского города Сатрика, – историческое лицо. Он вместе с отрядом, опираясь на который мог прийти к власти, принес жертвы богине матери.

Дата изгнания царя и установления Республики не заслуживает доверия. В распоряжении римских историков могла иметься лишь дата освящения храма Юпитера Капитолийского, сохранившаяся в храмовых архивах. Она была взята за новую эру римской истории, и к ней были привязаны все знакомые из легенд имена и события внутренней и внешней истории Рима.

Таким образом, вместе с рассказами о первых римских консулах мы вступаем в мир легенд и политических конструкций, имеющих целью доказать, что республиканские порядки возникли сразу после изгнания царей, а римляне в их защите проявили необыкновенную стойкость и мужество.

Сквозь желтую дорожную пыль, покрывшую лица воинов, весело поблескивали глаза. Калиги дружно били по каменистой земле. Нет, не очередную победу уносили легионеры в потрепанных заплечных мешках. Мешки эти были пусты. На этот раз город не был взят. Подтянуты кожаные пояса. Но в строю то и дело вспыхивал и прокатывался смех. И обросшие волосами, и юношеские гладкие лица освещались улыбками. С Ардеей заключен мир, с той самой Ардеей, которая так упорно сопротивлялась и выдержала осаду. Те же, что пришли под ее стены подневольными царскими воинами, возвращались на родину свободными гражданами Республики.

Да! Да! В Риме впервые за двести с лишним лет не было царя. Государством управляли два Луция – Луций Юний Брут и Луций Тарквиний Коллатин. Они избраны собранием по центуриям, введенным лучшим из царей Сервием Туллием. Они называют себя консулами. Воины шли, чтобы с ними встретиться и выслушать их речи.

Всегда среди множества людей найдется маловер, не разделяющий общих надежд и радостей. Вот и сейчас послышался голос, который, как все поняли, принадлежал вечно чем-то недовольному Бабурию.

– А чего радоваться-то?! Избрали мы себе на голову вместо одного двух царей. Ведь у Тарквиния Коллатина то же родовое имя, что и у Тарквиния Гордого. Да и Брут из того же царского рода. Ведь именно Брута царь отправил в Дельфы, чтобы узнать, кто его сменит на троне!

Все смолкли, и только калиги били по земле сильнее и как бы сосредоточеннее. «Бабурий прав! – мрачно думали воины. – Конечно, Коллатин пострадал. И без его Лукреции от царя бы вовек не избавиться! Но Коллатин и на самом деле Тарквиний! И Брут из царского рода, а его сыновья воспитывались вместе с царскими сыновьями. Кто знает, что у всех этих Тарквиниев на уме. Подождут, пока у народа утихнет гнев, а потом вернут трон и корону своему родичу».

С такими вот мыслями воины прошли через городские ворота и вступили на Форум. Народ уже собрался. Консулы стояли на деревянном помосте. Вглядываясь в их встревоженные лица, воины поняли, что первые люди Рима тоже чем-то недовольны. Брут взял слово первым.

– Квириты! – начал он. – Я свободный человек и вижу перед собой свободных людей. Над вами нет царя. Мы принесли клятву, что никогда больше царь не будет править римлянами. Вот чего мы добились. Вот ради чего каждый из нас должен поступиться своими собственными планами и интересами. Что я имею в виду? Мне известно, чем обеспокоены граждане. Мой коллега Луций Тарквиний Коллатин! Речь идет не о тебе, а о твоем имени. Оно и волнует народ! В твоем доме был поднят меч, и ты, Коллатин, пострадал более других. Поверь, ты и твои заслуги, и твои беды в Риме никогда не будут забыты. Но избавь нас от своего ненавистного имени! Удались добровольно ради твоего отечества, и ты сохранишь о себе добрую память в потомстве.

Коллатин, судя по его виду, до того, как Брут начал свою речь, не догадывался, о чем тот собирался говорить. По мере того как Брут обращался к нему, голова Коллатина опускалась все ниже и ниже, а лицо его то белело, то краснело. Когда Брут смолк, Коллатин поднял голову и обратил лицо к своему тестю Спурию Лукрецию, к тому самому, с кем он над телом супруги своей давал клятву отомстить насильнику и всему царскому роду. По каменной неподвижности лица Лукреция Коллатин понял, что у него он не найдет поддержки, и на заплетающихся ногах покинул помост.

Тут же на его место был избран Публий Валерий. Этот сенатор из старинного сабинского рода во времена Тарквиния не успел себя проявить и поэтому в глазах народа менее всех был причастен к его преступлениям. Сразу же Публий Валерий отправился на Марсово поле к алтарю Дита и Персефоны и, заколов черного быка и черную корову, принес клятву за свободу римлян.

В Риме не удивились тому, что консул избрал для клятвы богов подземного мира. Всем было известно, что он происходил от одного из сыновей сабинянина Валезия, спасенного богами смерти.

Было это тогда, когда на селения сабинян и латинян обрушилась страшная болезнь, имени которой лучше не знать и не повторять. Она косила людей без разбора. И перед ней было бессильно любое врачебное искусство. Явные ее признаки появились на личиках двух сыновей и дочери Валезия, и он пал на колени перед очагом с мольбой к ларам отвести болезнь от детей, а лучше навлечь ее на его седую голову и на голову жены.

И вняли лары мольбе. Из очага, заглушая треск поленьев, послышался голос – не мужской и не женский, божественный голос:

– Отвези детей по Тибру в Тарент и напои их там водой.

«Лары откликнулись!» – с ликованием подумал Валезий и бросился укутывать детские тельца, разметавшиеся на постели и пылавшие недобрым жаром. Смущала лишь дальность путешествия. Валезий знал, что Тарент находится на краю Италии, заселенном греками, и на челне знакомого ему рыбака туда не доплыть. И все же надежда одолела сомнения. Рыбак, выслушав сбивчивый рассказ соседа, почесал затылок всей пятерней, но в помощи не отказал.

Течение понесло лодку, и приходилось лишь править веслами. Обнимая детей, Валезий ощутил, что жар в их тельцах сменился холодом. Они дрожали. Там, где река круто сворачивала к освещенным луной холмам, на левом берегу что-то дымило.

– Что это за место? – спросил Валезий.

– Одни называют его Тирентом, другие – Тарентом, – отозвался рыбак.

И понял Валезий, что ему не придется на утлом челне выходить в открытое море и плыть к далекому греческому городу. Он попросил рыбака причалить к низкому берегу и, зачерпнув воду бронзовым ведерком, помчался в направлении дыма. Его тонкая струя выходила прямо из земли. Огня же, без которого, как говорят, дыма не бывает, не было. Но и это не смутило Валезия. Он подобрал на земле прутики и, положив их в места выхода дыма, начал дуть и вызвал огонь – если не своим дыханием, то верой в чудо. Вода быстро согрелась. Дети ее выпили и сразу погрузились в глубокий сон.

Пробудившись, они наперебой стали рассказывать свой сон. Каждому из них явилась богиня. Она отерла их тела губкой и повелела заколоть на алтаре жертвенных животных и устроить игры.

Никакого алтаря в месте выхода дыма не было. Догадавшись, что алтарь может быть под землей, Валезий поспешил к видневшемуся вдали холму, по склону которого поднимались хижины пастухов. Они были добрыми людьми и, вооружившись лопатами, последовали за Валезием. Алтарь оказался на большой глубине. Эти же люди продали Валезию двух черных барашков и черную овечку. Их Валезий заколол за двух сыновей и дочь – по одному животному в ночь. И все это время местные жители, разведя костры, состязались в беге, прыжках, метании камней и плясках .

После бегства из Рима Тарквиний Высокомерный не оставлял надежды возвратиться в Город царем. Поначалу он действовал хитростью. Через своих сторонников в Риме он узнал о разногласиях между Брутом и Коллатином, об освобождении последнего от должности и избрании Валерия. Верные люди сообщили ему, что имеется немало недовольных переменами в государстве среди молодых патрициев. Это были ровесники и сотоварищи юных Тарквиниев, привыкшие жить по-царски и не видевшие для себя в государстве достойного их честолюбия места . И отправил Тарквиний в Рим своих посланцев под предлогом решения имущественных споров, а на самом деле с тайным поручением вступить в переговоры с юнцами и с их помощью восстановить свою власть.

Так в Риме возник заговор, к которому примкнули среди прочих влиятельных людей сыновья Брута и племянники лишенного власти консула Коллатина.

Решение вопроса о передаче Тарквинию лично ему принадлежавшего имущества затянулось, и посланцы Тарквиния воспользовались этим обстоятельством для встреч с заговорщиками. Они побуждали их дать подтверждение своей верности царю. Во время одной из встреч в сарае юноши принесли в жертву раба и, прикоснувшись к его внутренностям, при посланцах поклялись добиться возвращения в Рим Тарквиния . Но посланцам этого показалось мало, и они потребовали письменного подтверждения клятвы. Свидетелем всего этого оказался раб, спавший в сарае. Проснувшись от шума голосов, он спрятался, опасаясь, что его накажут за леность, и слышал стон закалываемого, слова клятвы и уговоры дать Тарквинию письмо.

Дождавшись, когда заговорщики удалятся, он покинул свое убежище и помчался не к собственному господину Бруту, а к консулу Валерию, сыновья которого клятву верности Тарквинию не давали.

Валерий молча выслушал раба, после чего приказал его связать и не спускать с него глаз, сам же со своими людьми бросился к покидавшим Рим посланцам Тарквиния, схватил их и отобрал у них письмо. Потом были схвачены и юноши, готовые к заговору.

Весть об этом заставила сенат изменить принятое решение о возвращении Тарквинию его добра. Оно было отдано на разграбление плебеям с тайной мыслью, что они, завладев частью царского имущества, никогда не примирятся с возможностью возврата царской власти. После того как в царском доме уже нечего было брать, его вместе с двором сровняли с землей. Тарквинию принадлежала также большая и лучшая часть Марсова поля. Ее предали проклятию, а это означало, что все на ней находящееся нельзя было употреблять в пищу. Еще до того поле скосили, и лежали снопы, готовые к молотьбе. Их побросали в Тибр. За снопами последовали срубленные деревья. В это время года река обмелела, и брошенное в воду застряло неподалеку на мели, было занесено и скреплено илом. Так на Тибре образовался остров, впоследствии названный Священным. На нем появились храмы богов и портики, укрывавшие от солнца.

Между тем состоялся суд над юношами-заговорщиками. Их привели в оковах на Форум и предъявили им обвинение, а затем прочли письма, уличавшие в заговоре. Юноши смущенно и уныло молчали. Кто-то, желая угодить Бруту, заикнулся об изгнании. Валерий молчал. Коллатин залился слезами. Но лицо Брута не дрогнуло. Он обратился к каждому из сыновей по отдельности с предложением ответить на обвинение. Они молчали. Еще дважды Брут повторил: «Ну, Тит! Ну, Тиберий! Отвечайте!» Когда же ответа не последовало, Брут обернулся к ликторам и молвил:

– Дело теперь за вами!

Ликторы подбежали к юношам, сорвали с них одежды, завели руки за спины и начали сечь розгами. Это зрелище заставило многих отвернуться. Но Брут не отвел взгляда даже тогда, когда его сыновьям рубили головы. Та же участь постигла и других заговорщиков.

После этого рабу, раскрывшему заговор, были дарованы свобода и римское гражданство.

Узнав о провале заговора, решил Тарквиний обратиться к своим соотечественникам этрускам с просьбой помочь ему вернуть законную власть в Риме. На его призыв отозвались Тарквинии, родина рода Тарквиниев, и соседние с Римом Вейи, всегда готовые поддержать любого недруга римлян. Во главе двух ополчений стали сам Тарквиний и его сын Аррунт. Римлян же повели консулы Валерий и Брут. Местом сражения был избран священный Анзуйский луг, расположенный рядом с Арсийским лесом , считавшимся обиталищем бога Сильвана .

Еще издали узнав одного из консулов по окружающим его ликторам, а затем убедившись, что это Брут, а не Валерий, Аррунт возгорелся гневом и с криком: «Вот кто нас изгнал из отечества!» – направил к Бруту своего коня. Поединок был столь стремительным и яростным, что воины обеих сторон едва опомнились, как увидели Брута и Аррунта лежащими без признаков жизни на земле.

Такой результат поединка предвещал и ничейный результат самого сражения. Так и случилось. На одном крыле победили римляне, на другом – этруски. Сражающихся развела ночь. Оставшиеся в живых разбрелись по своим городам. Но будто бы, проходя мимо Арсийского леса, римляне услышали громовой голос:

– У этрусков пало на одного больше. Римляне победили.

Римляне решили вернуться, чтобы проверить, так это или нет, и при свете луны стали считать погибших: трупов римлян оказалось одиннадцать тысяч триста, этрусков – одиннадцать тысяч триста один.

Так римляне вернулись в Город победителями. Это был день мартовских календ, день бога войны Марса. И был он отмечен первым триумфом первого консула . Через Марсово поле Валерий въехал в Город на четверке коней, окруженный толпою родственников и клиентов. Над головой победителя раб держал золотую корону, украшенную дубовыми листьями и желудями, время от времени напоминая: «Ты человек. Ты человек». Но если бы победитель, оглушенный славой, и не расслышал шепота раба, мимо его слуха не мог пройти рев следовавших за колесницей воинов. Воины насмехались над его внешностью, над его привычками, и это преследовало ту же цель, что и шепот раба: напомнить триумфатору, что он не бог, а человек, спасти его от гнева ревнивого Юпитера.

Через несколько дней после своего триумфа Валерий прославился не только как победитель этрусков, но и как оратор, произнеся над телом павшего Брута речь. Вообще-то, согласно установившимся обычаям, такую речь должен был произнести один из сыновей покойного. Но, казнив Тита и Тиберия, Брут сам лишил себя этого почета. Поэтому Валерий взялся за произнесение погребальной речи. В ней он отметил все заслуги Брута в изгнании из Рима царей, его непоколебимую стойкость в защите интересов римского народа, тщательно избегая всего того, что могло бы бросить на покойного тень. Кажется, именно тогда римляне стали повторять вслед за греками: «О мертвом хорошо или ничего».

После выполнения долга перед коллегой, павшим на поле боя, Валерий занялся постройкой дома на самой высокой точке Палатина, которую римляне называли Велией. Само расположение этого дома, нависавшего над Форумом, как неприступная крепость, а также то, с какой важностью Валерий сходил вниз по лестнице в окружении ликторов, вызвало в городе кривотолки, будто Валерий стремится занять место Тарквиния, стать царем.

Когда Валерию стало известно о недовольстве народа, он, не долго думая, собрал толпу ремесленников, которые за ночь снесли уже почти завершенный дом до основания, а сам со своими близкими поселился у друзей .

Наутро, когда граждане, по обыкновению, начали заполнять Форум и подняли глаза, чтобы взглянуть, как будет спускаться вниз этот «гордец» (так многие стали называть Валерия), они наткнулись на пустоту. И снова пошли толки. Одни восхищались силой духа Валерия, сумевшего пожертвовать своими средствами и удобствами, чтобы угодить народу. Другие же оплакивали дом, который был украшением Рима.

И тут появился Валерий в окружении ликторов. Однако на фасках не было, как обычно, топоров, и к тому же, когда ликторы приблизились, они склонили фаски перед народом в знак признания высшей его власти.

Толпа затихла в удивлении перед этим новшеством, и тут консул произнес вторую свою речь, которая поначалу могла показаться продолжением той, погребальной:

– О Брут! – начал Валерий. – Боги дали тебе счастливую судьбу. Ты пал на поле боя в расцвете славы, сражаясь за общее дело, а я остался жить, чтобы узреть неблагодарность, чтобы испытать оскорбление и клевету. Неужели репутация человека и гражданина зависит не от его поведения, а от места, где расположен его дом? Чтобы навсегда рассеять подозрения в том, что должностные лица действуют в собственных интересах и добиваются единоличной власти, я предлагаю вам ряд законов. Пусть никто не будет единоличным консулом. Пусть будет осужден к смерти каждый, кто примет власть без волеизъявления народа. Пусть никто из граждан не будет казнен или наказан розгами без согласия народа.

Эти законы в тот же день были приняты. И именно они дали Валерию прозвище Публикола . Вскоре состоялись выборы второго консула. Им оказался Спурий Лукреций, отец Лукреции. Ему, как старшему по возрасту, Валерий передал своих ликторов со знаками высшей власти.

На следующий день Валерий появился на Форуме без почетной свиты, чем вызвал всеобщее удивление.

– Почему бы тебе не иметь собственных ликторов? – спросили друзья.

– Знаков высшей власти в Риме, освободившемся от царей, не должно быть больше, чем при царях! – ответил Валерий.

С тех пор в Риме у двух консулов было 12 ликторов, переходивших через месяц от одного консула к другому. Когда же в чрезвычайных случаях назначался диктатор, его сопровождало 24 ликтора.

Через несколько дней Лукреций скоропостижно скончался, и ликторы возвратились к Валерию. Новым консулом вместо Лукреция был избран Марк Гораций Пульвилл, тот самый, кого Тарквиний поставил во главе войска, осаждавшего Ардею.

Тарквиний, сын Демарата, принес обет построить храм Юпитера. Его внук этот храм построил и даже успел украсить его фронтон терракотовыми фигурами, а вот освятить храм ему не пришлось. Консулы Валерий и Гораций бросили между собой жребий, кому освящать храм. Жребий выпал Горацию, и пришлось Валерию отправляться на войну, хотя освящение храма было его давней мечтой.

В назначенный для освящения храма день сентябрьских ид Гораций в сопровождении сенаторов взошел на Капитолий. Были принесены Юпитеру жертвы, после чего Гораций поднялся по ступеням к дубовым дверям храма и уже коснулся их притолоки, чтобы произнести соответствующую формулу, как вдруг послышался голос Марка Валерия, брата Публиколы:

– Консул! Твой сын внезапно умер в лагере.

Среди сенаторов прошло движение. Все знали, что у Горация был единственный сын-наследник, которого он очень любил. Но консул, не изменившись в лице, продолжал свою церемонию и, когда завершил ее, сказал:

– Бросьте тело куда угодно, но в это мгновение ко мне нет доступа печали.

Так не удалось Марку Валерию помешать Горацию совершить священную церемонию.

Храм, освященный Горацием, простоял более 450 лет, сгорел от удара молнии в 83 г. до н. э. и был восстановлен на старом фундаменте через четыре года. Но стену нового храма украшала надпись, что он был освящен Горацием .