Книга: Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа
Назад: Сказание о Вольфдитрихе Пересказ Е. Балабановой и О. Петерсон
Дальше: Примечания
Из сказаний о Дитрихе Бернском
Пересказ Е. Балабановой и О. Петерсон
БЕГСТВО ДИТРИХА
Если хотите вы послушать рассказа о чем–нибудь чудесном, то я могу сообщить вам великую новость. Не сердитесь на меня, если расскажу я вам правду об одном благородном, славном короле — звали его Дитвартом. Вся римская земля признавала его своим государем и служила ему всеми своими силами. Много доблестных витязей служило ему ради великой славы, какою пользовался он в своем царстве. Во всех далеких и близких землях славился он своею храбростью и отвагой, и в его собственной земле царствовали мир и согласие.
Так жил Дитварт целых тридцать лет, пока не достиг наконец вполне зрелого возраста. В то время в земле его нравы были очень строги и чисты, и юноши не приучались с ранних лет проводить время с женщинами или ухаживать за дамами, как это в моде теперь, в наше время. Оттого–то и люди в то время были добродетельнее и лучше, а вместе с тем и жилось им веселее.
Достигнув зрелого возраста, Дитварт приказал посвятить себя в рыцари вместе со многими другими молодыми людьми, а потом, приняв на себя управление своим царством, собрал он на совет своих ближайших и самых верных советников и сказал им:
— Вы видите, что достиг я уже зрелого возраста и пора мне теперь жениться; посоветуйте же, которую из молодых девушек выбрать мне себе в жены?
Долго молчали советники; наконец один из них заговорил:
— Вполне одобряем мы твое намерение, но где найдем мы достойную тебя невесту?
— Все царства объездил я, — заговорил другой, — и много видал я добродетельных и прекрасных женщин, но ни одна из них не может сравняться в красоте и добродетели с дочерью короля Ладинера. Родина ее — страна Вестенмер, а зовут ее Минне. Дай Бог, чтобы удалось тебе добыть ее себе в жены, и я не думаю, чтобы кто–нибудь из твоих советников мог указать тебе более достойную невесту.
Все остальные советники подтвердили его слова, и Дитварт, выбрав благородных и знатных послов, послал их своими сватами в землю короля Ладинера.
Одного из послов его звали Штархер, второго — Арнольд, третьего — Эревин, а четвертого — Бальдевин. Дитварт щедро снабдил их всем нужным для дальнего пути и дал им крепкий корабль и надежных корабельщиков. С плачем проводили послов их друзья и родственники, да и сам король сильно тревожился за их участь и пролил немало слез, прощаясь с ними, и долго провожал взглядом их корабль.
Послы же благополучно плыли себе да плыли, пока наконец, на одиннадцатый день, не прибыли они в страну Вестенмер. Перед ними возвышался замок Ладинера, Валданис, и корабельщики при входе в гавань начали понемногу убирать паруса. Увидали их из замка рыцари и дамы и выбежали на зубчатые крепостные стены, чтобы взглянуть на них.
— Хотелось бы мне узнать, что это за люди, — сказал король Ладинер, — послы ли это чьи–нибудь или же просто купцы?
Между тем послы вошли в гавань. Корабельщики бросили якорь, и гости высадились на берег. Усевшись на побережье, приказали они выгружать из корабля все привезенное ими добро — роскошные бархатные одежды и лучшие шелка из далекой языческой страны. Много было у них запасено всяких хороших вещей. Нарядившись вместе со своими спутниками в дорогие красивые одежды, верхом на прекрасных конях поехали они в замок. В это время солнце готовилось уже спуститься на покой. Хозяева замка и их свита поспе–шили выбежать к воротам, чтобы достойно принять таких знатных гостей. Сбежались навстречу гостям и горожане, которым не терпелось разузнать в чем дело.
Послов привели к королю и, получив от него разрешение изложить цель их приезда, Эревин сказал:
— Король римского царства шлет тебе свой поклон и просит тебя отдать ему в жены твою дочь.
— Я не прочь выдать за него свою дочь, — отвечал король Ладинер. — Но если хочет он получить ее себе в жены, то пусть приедет сам и сам посватается к ней. Я буду ждать его к себе будущим летом. Да скажите ему еще, что у меня всего только двое детей: эта дочь да сын; они наследуют после меня мое царство и все мое достояние.
С таким–то ответом, угостив послов и оделив их дарами, король Ладинер отпустил их в обратный путь.
Едва успели они, прибыв на родину, войти в гавань, как уже со всех концов стал сбегаться к ним народ, горя любопытством и торопясь узнать, какие новости привезли они с собой. Но послы, едва лишь передохнув, сели на коней и поспешили в Рим, где в то время находился король, с нетерпением ожидавший их возвращения.
— Государь, — еще издали крикнул, увидев его, Эревин, — ты можешь порадоваться: все идет хорошо и согласно твоим желаниям. Король Вестенмера шлет тебе свой поклон и приглашает тебя приехать к нему, если тебе угодно, чтобы дочь его стала твоей супругой.
Дитварт приказал сейчас же оснастить корабли и стал готовить себе блестящую свиту. С наступлением лучшего времени года — мая месяца — пустились они по морю в путь и надеялись скоро достичь берега. Но не то было суждено им судьбой, и прежде чем кончилось их странствие, многие из них должны были лишиться жизни.
Не успели они пробыть и восьми дней в пути, как поднялась страшная буря; ветром отнесло их, несмотря на все их усилия, далеко в сторону и прибило к одному острову. Король приказал бросить якорь и убрать паруса. Путники сейчас же вышли на берег. Случилось так, что как раз в это время пробегал тем местом ужасный дракон, извергавший при дыхании пламя. Голос его гулом отзывался на берегу.
— Если сам Господь не придет к нам на помощь, — мы погибли! — сказал король своим спутникам.
Сейчас же приказал он достать с корабля щиты и оружие и приготовился сразиться с чудовищем. Тем не менее слышали мы, что первый, выступивший против него рыцарь, Тибальд добрый, погиб, спаленный пламенем, извергнутым на него драконом.
Тем временем успел приготовиться к битве и сам король с сорока своими воинами. Все они по очереди стали нападать на чудовище, но, поверьте, целых тридцать человек погибли один за другим. Видя такую беду, король кликнул к себе на помощь всех своих людей, и сбежались они с луками и стрелами, с мечами и копьями и принялись нападать на чудовище — кто с чем был и кто как мог. Дракон защищался отчаянно, и даже самому королю пришлось было совсем плохо. Однако, видя грозящую беду, пришел он в такой гнев, что сам себя не помнил от ярости. Схватив копье, бросился он к чудовищу и нанес ему глубокую рану. Дракон заревел и стал извергать из своей пасти на короля смрад и пламя, и огонь был так силен, что даже панцирь на короле воспламенился. Король не потерял присутствия духа: стремглав побежал он к морю и погрузился в морские волны. Охладившись немного, он выскочил на берег и снова напал на дракона. Долго продолжалась между ними ожесточенная борьба, — то тот, казалось, одолевал, то другой, но кончилось дело все–таки тем, что Дитварт нанес чудовищу такой удар, что оно с воем побежало назад в лес и скоро мертвое упало на землю. Но и король, обессилев от битвы, упал и долго лежал без сознания; в таком виде слуги перенесли его на корабль, не надеясь уже на его жизнь.
Однако, когда после трехдневного пути завидели они замок Валданис, Дитварт так обрадовался, что радость вернула ему силы и он вскочил на ноги как ни в чем не бывало.
Тут все обошлось благополучно: король Ладинер выдал за Дитварта свою дочь, и народ радостно приветствовал новобрачных по приезде их в римское царство. Долго и счастливо жили они, но из детей их остался в живых один лишь сын, Зигегер, наследовавший царство после своего отца, когда тот умер от старости.
Зигегер женился на Амельгарде, дочери короля Нормандии. У них было двое детей; дочь их звали Зиглиндой; она вышла замуж за Зигмунда Нидерландского и была матерью могучего Зигфрида, которого убил Хаген; у Зигфрида был сын Ортнит; о нем рассказывают много чудесного. Он женился на дочери одного языческого короля, и этот злой язычник послал в его землю свирепых драконов, которые там все опустошили и наконец лишили жизни и самого короля. Оставшаяся после него вдова обещала свою руку тому, кто отомстит драконам за гибель ее мужа. Это сделал Вольфдитрих, могучий греческий витязь, и королева сдержала свое слово и вышла за него замуж. У них родился сын Хутдитрих, он женился на Зигмине Французской. После его смерти владения его перешли к сыну его, Амелунгу.
У Амелунга было три сына, сильно отличавшиеся друг от друга характером: двое из них, Дитгер и Дитмар, были славные и доблестные витязи, третий же сын был исполнен злобы и коварства. Это был вероломный Эрменрих, и на свете не бывало человека хуже его.
Умирая, Амелунг поровну разделил свои владения между своими тремя сыновьями, но, к несчастью, добрые сыновья его умерли вскоре после него и остался в живых один только вероломный Эрменрих.
Дитгер завещал свои владения двум своим сыновьям, молодым Гарлунгам, которых воспитывал верный и преданный им Экегард. Но едва успел умереть их отец, как коварный Эрменрих, захватив в плен молодых принцев, приказал их повесить. Так поступил он по совету двух злобных товарищей своих, Сибех и Рибштейна; по их же советам и наущениям совершил он немало и других дурных дел.
Дитмар, умирая, передал свои владения сыновьям своим, Дитриху и Дитгеру. Дитгер был еще совсем дитя, но Дитрих под руководством старого воспитателя своего, витязя Хильдебранда, успел уже превратиться в сильного и прекрасного юношу, искусно владевшего оружием. Берн был главным городом в его земле.
Раз Сибех сказал своему господину:
— Теперь принадлежат тебе и земли Гарлунгов, но ты не можешь быть спокоен за свои владения, пока жив могучий Дитрих Бернский, и ты постоянно должен опасаться, как бы он не вздумал вдруг явиться к тебе сюда с большим войском.
— Благодарю тебя за совет, — отвечал ему король, — но было бы еще лучше, если бы ты сказал мне, каким образом удастся мне захватить его в свои руки, потому что с ним не так легко сладить, как с Гарлунгами.
— Государь, — заговорил тогда Сибех, — пошли в Берн посла, и пусть он скажет твоему племяннику, что ты раскаиваешься в гибели молодых Гарлунгов и отправляешься в Святую землю, чтобы поклониться Гробу Господню и замолить там свой грех, и просишь Дитриха охранять твои владения во время твоего отсутствия. Поверь, он сейчас же приедет к тебе. А если бы он не приехал, собери войско и постарайся захватить его в его собственной земле.
Подивился король такому хитрому плану, но решился последовать ему и послал за графом Рандольтом из Анконы, чтобы отправить его послом в Берн. Когда приехал граф, Сибех открыл ему свой коварный план, наказав сохранять все услышанное в величайшей тайне. Граф молча выслушал его, но в душе затаил иное.
Так покинул он двор Эрменриха и поехал в Равенну, где находились преданные слуги Дитриха, Сабен и Фридрих. Предупредив их обо всем, посоветовал он им поскорее вооружиться и быть наготове, чтобы отразить нападение Эрменриха. Затем посол пустился в дальнейший путь и не останавливался ни на один день, пока не приехал в город Берн. Тут он сейчас же явился ко двору Дитриха прямо в его зал. В это время собралось около молодого короля много рыцарей и дам. Обрадовался Дитрих, увидев посла.
— Благослови тебя Бог, Рандольт, я поистине всегда рад тебя видеть, — приветствовал его витязь Хильдебранд. — Поведай нам, принес ли ты нам какие–нибудь вести, или же вообще скажи, как ты поживаешь!
— Я явился к вам с вестями, — отвечал Рандольт.
Тогда приказали выйти вон из зала всем, кроме самых близких и доверенных людей, и Рандольт повел такую речь:
— Просит тебя дядя твой, Эрменрих, приехать к нему, как только тебе будет можно, и никак не откладывать поездки дальше, чем на утро. Теперь же скажу я тебе без утайки: когда бы и как бы ты туда ни приехал, ты потеряешь там и свое достояние, и жизнь. Лучше совсем отказаться тебе от этой поездки, чем обрести в ней смерть. То было бы безутешное горе для всех твоих людей. Оставайся здесь, сын Дитмара! Я сказал тебе всю правду без утайки. Кликни же клич по всей своей земле и собери побольше воинов в своих крепостях, — ты ведь знаешь теперь, что тебя ожидает предательство и измена. Да сохранит тебя Господь! Я же, с твоего милостивого разрешения, поеду домой в свою землю, и, поверь мне, на меня ты смело можешь положиться: ради тебя готов я пожертвовать своими воинами, достоянием, женой и даже собственной жизнью.
Посол уехал и, не останавливаясь на пути, приехал прямо к Эрменриху и сейчас же доложил ему то, о чем в Берне не было и помину.
— Государь, — сказал он, — я передал Дитриху твои слова, и теперь поступай, как тебе будет угодно. Отныне вы — чужие друг другу: он не приедет.
Великая беда и горе постигли тут Дитриха, и вероломство было их причиной. Это было первое горе, которое познал он прежде, чем успел достичь полной возмужалости. Эрменрих предлагал свое золото каждому витязю и щедро осыпал дарами тех, кто соглашался служить ему за плату. Так собрал он большое войско и сейчас же пошел с ним туда, где наверняка ждала его слава, — в герцогство Сполето. Много вреда причинил он тут. В марке Анкона опустошил он земли, разорил людей и приказал все спалить пожаром. Недолго оставался он и тут и пошел дальше, повсюду неся с собою грабежи и пожары. Никому не было пощады, ни знатным, ни малым, ни богатым, ни бедным, ни врагам, ни купцам, ни другим заезжим людям: всем приходилось туго от измены Эрменриха племяннику своему, Дитриху. Но Эрменрих о том и не думал и продолжал разорять огнем и мечом одну землю за другою. Так, не зная стыда, захватил он все римское царство, распрос–транив пожары до самого Милана, и не задумываясь избивал мужчин и женщин. Со временем Господь наказал его за это, но тогда повсюду стояли вопли и плач, и только и шли толки об этой обиде и угнетении. Но
король Дитрих ничего еще не слыхал о бедствиях, постигавших его людей.
Но вот в Равенне герцог Сабен узнал, что Эрменрих с войском стоит перед городом Миланом. К сожалению, было эта правда и никто не спасся от его руки. Говорят, Эрменрих дал клятву, что он не остановится на своем пути, пока не возьмет Берна.
Дитрих узнал обо всем от Фолькнанта, которого поспешил послать к нему с вестями герцог Сабен. Сначала Хильдебранд не хотел и верить, что Эрменрих успел собрать такое большое войско, но Фолькнант утверждал, что при нем было до восьмидесяти тысяч воинов, и умолял его и Дитриха поскорее сзывать к себе на помощь друзей.
— Не надо только торопиться и действовать опрометчиво, — отвечал Хильдебранд. — Тогда мы соберем такую силу, что Эрменриху придется плохо.
В то время как они так совещались, пришла весть, что к Берну подходило какое–то чужое войско. Дитрих думал уже, что то были враги, и приказал готовиться к защите города, но тут во двор его замка въехало двое всем хорошо известных рыцарей: то были Хельмшарт и могучий Вольфгарт. Приехали они с вестью, что могучее войско, подходившее к городу, состояло из надежных и преданных Дитриху друзей; они собрались к нему на помощь, как только узнали о вероломстве Эрменриха.
Тем временем прибывшие воины вошли в город и были там радушно приняты. Но не пришлось им долго отдыхать: враги были уже близко.
Дитрих объявил, что он намерен выйти со своим войском из города и напасть на Эрменриха, и при этой вести во всем городе поднялся плач и сетования: то матери и жены оплакивали своих сыновей и мужей, отправлявшихся на битву и, может быть, на верную смерть. Наконец сам король Дитрих вышел к толпившемуся народу и сказал: «Если есть здесь хоть кто–нибудь, кого я обидел или кому я причинил зло, то пусть они простят меня за то ради Господа Бога; не знаю, придется ли еще нам с вами свидеться». При этих словах плач и сетования только усилились, и все воскликнули как один: «Да сохранит тебя Господь! Ты никогда не причинял нам никакого зла!»
Стояла глухая ночь, когда Дитрих со своими воинами услышали вдали глухой шум от подходившего неприятельского войска. Хильдебранд посоветовал выслать дозорных, чтобы разведать, как велики неприятельские силы. Дитрих послал самого старика Хильдебранда и с ним Фолькнанта, Эревина и Хельмшарта; но не рады были они тому, что увидели.
— Государь, — сказали они, возвратясь к Дитриху, — враги чересчур многочисленны, и тебе их не одолеть. Вернись в город и придумай что–нибудь другое.
— О возвращении не может быть и речи, — воскликнул пылкий Вольфгарт. — Мы должны сами напасть на них, витязи, хотя бы их было там до шестидесяти против одного из нас!
Дитрих же молча взял в руки знамя.
Воины тронулись, и в то время как они продвигались вперед, к Дитриху тихонько подъехал рыцарь; это был Гунольт. Он прокрался в лагерь Эрменриха и привез оттуда отрадное известие: все воины спали там глубоким сном. Дитрих решил сейчас же дать битву; воины пришпорили коней и с обнаженными мечами и военным кличем Дитриха бросились вперед.
Всполошились люди Эрменриха, заслышав возгласы и топот коней.
— К оружию! На коня! — кричали они спросонок.
Но почти никто из них не успел приготовиться к
обороне, когда воины Дитриха ворвались в их лагерь. Не потерялся Ринольд Миланский: с горсткой своих воинов отважно встретил он Вольфгарта. Но это была последняя его битва: Вольфгарт ударом меча рассек ему шлем и череп. Вслед за Ринольдом встретил Вольфгарта Хейме со своими рыцарями, но и для них стычка оказалась столь же неудачной, и они потеряли многих воинов.
После этой последней и неудачной попытки Эрменрих бежал с поля битвы, покрытого телами его воинов. Воины же Дитриха захватили много пленных и в том числе даже сына самого Эрменриха, Фридриха.
Радостно встретили Дитриха в Берне, когда вернулся он туда после победы. Но сам король был печален: он знал, что не хватит у него сокровищ, чтобы наградить помогавших ему воинов так щедро, как он обещал. И знал он также, что если он теперь не сдержит
своего слова, то впредь уже никто из них не придет к нему на помощь. Но Хильдебранд утешил его.
— Государь, — сказал он ему, — если твоего золота не хватит тебе, то возьми у меня, сколько пожелаешь.
— Возьми и у меня, — сказал Бертрам фон Пола, — у меня, в моем городе, накоплено много золота и драгоценностей, и я прикажу доставить их сюда.
Так помогли они ему в нужде. Дитрих отобрал и вооружил достаточное число надежных воинов, чтобы охранять на пути золото и драгоценности, так как дороги были еще далеко не безопасны. Сам Хильдебранд должен был везти сокровище, а с ним Вольфгарт и Дитлейб из Штейера и сам Бертрам из Полы.
Но тут–то и постигла их настоящая беда. Да будет проклята эта поездка! В глубокую печаль повергла она всю римскую землю и стала причиной безутешных слез и горьких жалоб. Из–за нее Дитрих Бернский утратил свою честь и лишился своих земель и имущества.
Эрменрих узнал–таки о том, что славные рыцари поехали за сокровищами. Тайно призвал он к себе пятьсот лучших своих воинов и стал с ними совещаться.
— Выезжайте вперед на дорогу, — сказал им Эрменрих, — и засядьте там в засаде. Когда же завидите вы воинов Дитриха, немедля нападите на них и захватите сокровище. Захватите в плен и самих витязей и приведите их сюда.
Витязи пустились в путь, и во главе их стал Витеге. День и ночь поспешно ехали они, пока не прибыли в Полу, где и отняли сокровища.
Как рассказывает нам книга, сам дьявол приготовил для них место для засады около города. Тут спрятались они так ловко, что их никто и не приметил.
В это время послы Дитриха взяли золото, чтобы везти его в Берн через Истрию, и, навьючив коней, сейчас же покинули город и пустились в обратный путь. Без забот и хлопот ехали они три дня и на четвертое утро, как сказывали мне, подошли они к крепости Мунтигель. Здесь хотели они отдохнуть после утомительного пути и приказали развьючить коней.
Ниоткуда не ждали они никакой беды и решились развести в поле большой костер.
Но тут–то и начинается история. Не успели они снять вьюков с коней, как вдруг появились их враги, точно сам дьявол подослал их как раз в эту минуту.
Что толку в запоздалых сожалениях и слезах? Бернские воины, отложив в сторону оружие, расположились на лугу, и в это время внезапно напали на них воины Эрменриха и принялись избивать их. Много полегло их тут на месте; те же, что остались в живых, были взяты в плен. Один только Дитлейб из Штейера успел бежать и принес Дитриху известие о гибели его воинов.
Пленных отвели в Мантую к Эрменриху, и Эрменрих сказал им:
— Пришел вам конец: я прикажу всех вас повесить.
— Подумай прежде о том, сколько твоих воинов находится в руках Дитриха и между ними сын твой, Фридрих, — отвечал ему Хильдебранд.
— Об этом я мало забочусь! — воскликнул король. — Лишь бы удалось мне хорошенько отплатить вам за мой позор, когда благодаря вам пришлось мне тайком покинуть поле битвы.
— Ну, поступай как хочешь, — сказал Хильдебранд, — но, во всяком случае, можешь же ты настолько отсрочить нашу казнь, чтобы успели мы дать знать о нашей беде Дитриху в Берн; я уверен, что он предложит тебе за нас большой выкуп.
Заманчивой показалась такая мысль алчному Эрменриху, и подумал он, что, может быть, удастся ему без труда выкупить у Дитриха наследие его отца.
— Хорошо, — сказал он Хильдебранду, — если отдаст он мне добровольно Берн и Равенну да еще Рим, Полу, Милан и все, что он имеет, то, может быть, я и отпущу вас на свободу; иначе же никто из вас не уйдет отсюда живым.
Тем временем приехал к Эрменриху посол от Дитриха. Это был Дитлейб, успевший бежать от воинов Эрменриха. Дитрих поручил ему спросить у Эрменриха, какой выкуп согласится он взять за пленных бернских воинов.
Не успел еще он прийти в себя от удивления, выслушав непомерные требования Эрменриха, как вдруг выступил вперед один старый, грозный воин Эрменриха, Вате, и сказал:
— Итак, ты тот самый Дитлейб, о котором рассказывают столько чудес? Хотелось бы мне помериться с тобою силою в битве!
— Что же? Если хочешь, то хоть сейчас! — воскликнул Дитлейб.
Но на этот раз не удалось им сразиться и пришлось отложить битву до будущего времени: Эрменрих торопил посла и сейчас же отправил его в обратный путь в Берн.
С грустью выслушал Дитрих, какие непомерные требования предъявил ему его дядя; казалось, он предпочел бы смерть такому позору. Бывшие при нем воины тоже советовали ему предоставить пленных бернских витязей их судьбе: лучше пожертвовать частью воинов, чем погубить всю страну. Но не решился Дитрих последовать их совету.
— Если бы принадлежали мне все земли на свете, — говорил он, — я и то скорее согласился бы лишиться их, чем покинуть в нужде верных моих воинов. Кто из вас согласен быть послом моим к Эрменриху и возвестить ему мою волю? Я согласен отпустить на волю всех захваченных нами пленных и отдать ему все свои земли, лишь бы он вернул мне моих верных воинов.
Послом к Эрменриху пошел Юбарт из Латерана.
Безмерно обрадовался Эрменрих, получив от Дитриха такой ответ, и еще более возликовал он, встретив своих воинов, отпущенных Дитрихом на волю, и с ними сына своего Фридриха.
Уверившись, что Дитрих не станет уж ему противостоять, Эрменрих пошел на Берн, все разоряя и сжигая на своем пути. С горем слушал Дитрих рассказы о жестокостях Эрменриха, но никто не мог придумать никакого способа, чтобы избавиться от этой беды. Тем временем бернские витязи снаряжались к отъезду: никто из них не хотел покинуть своего короля, и все они решились лучше сопровождать его на чужбину, чем оставаться дома и смотреть на горе и бедствия, постигшие их земли. Но Дитрих все–таки еще раз попытался умилостивить своего алчного дядю: он сам вышел к нему навстречу, упал ему в ноги и умолял его оставить ему хотя бы только родной его город Берн. Но Эрменрих остался глух к его мольбам.
— Скорее убирайся прочь с моих глаз! — отвечал ему Эрменрих. — Потому что, если попадешься ты мне в руки, не спасут тебя от смерти ни золото, ни серебро, и я прикажу повесить тебя на первом же дереве.
— Ну так дай мне сейчас же уехать отсюда с моими воинами! — сказал Дитрих.
— Ха, ха, — засмеялся Эрменрих, — уехать? Нет, ты уйдешь отсюда пешком, и я не мешаю последовать твоему примеру всем, кто пожелает.
Так Дитрих должен был покинуть наследие, полученное им от отца, и уйти пешком из города, в котором он вырос. Долго слышал он за собой горькие жалобы и рыдания женщин и детей, мужья и отцы которых решились сопровождать в изгнание своего короля. Но это было еще не все. Увидев, что из города уходят только мужчины, Эрменрих рассердился.
— Вон из города все, кто был предан Дитриху! Прогнать также и женщин и детей! Пусть и они уйдут пешком вслед за своим королем! — кричал он в гневе.
Увидал Дитрих женщин и детей, выходивших из города, и впереди всех Уту, жену Хильдебранда, и сказал:
— Никогда уж никто не увидит улыбки на моем лице. Об одном только молю я Бога: да дарует Он мне настолько жизни, чтобы успел я отомстить за это злодейство тому, кто в нем повинен.
Но недолго торжествовал Эрменрих. Не успели изгнанники пройти несколько миль, как встретили они толпу всадников; то были Экеварт и Амелот, возвращавшиеся из удачного похода: со своим войском напали они на врагов и взяли Гарду и теперь попали как раз вовремя, чтобы принять на свое попечение изгнанных из города женщин и детей и тем дать возможность Дитриху поскорее скрыться от Эрменриха.
Бернские воины прошли через Истрию и переправились через горы. Когда же пришли они в Гран, Дитрих вполне предался своему горю; глядя на своих истомленных товарищей (их было у него пятьдесят), он ломал руки и горестно восклицал:
— О горе нам, изгнанникам, куда денемся мы теперь? Нет у нас ни золота, ни имущества, и никто не согласится принять нас к себе!
Тщетно старый Хильдебранд пытался утешать его: горе Дитриха не знало пределов.
На ночь они нашли себе приют в доме одного купца. Проснувшись на другое утро, Хильдебранд увидал проезжавшего по дороге посла и спросил его, откуда он ехал.
— Из Этцельнбурга, — отвечал посол. — Сегодня проедет тут королева Хельха, а с нею маркграф Рюдигер.
Обрадовался старик такой вести.
Случилось так, что королеву Хельху кроме маркграфа Рюдигера сопровождали еще верный воспитатель Гарлунгов, Экегард, и Дитлейб из Штейера: оба они, спасаясь от ярости Эрменриха, бежали в землю гуннов. Дитрих хотел было спрятаться от них, но Экегард его узнал и поспешил войти вслед за ним в дом, чтобы приветствовать его. И как же обрадовался ему Дитрих и его спутники! Пока они обменивались радостными приветствиями и вопросами, вошел в дом и маркграф Рюдигер. Обменявшись и с ним приветствиями, Дитрих, среди слез и вздохов, рассказал ему свою печальную повесть о том, как он, чтобы спасти своих воинов, вынужден был покинуть свой город. Выслушав его, маркграф Рюдигер настоял на том, чтобы они позволили ему на свои средства одеть их, вооружить и снабдить конями. Потом поспешил он к королеве и рассказал ей, как могучий Дитрих утратил свои земли. Сильно огорчилась королева этой вестью и, узнав, что сам Дитрих был в ту минуту в Гране, она поспешила послать к нему маркграфа Рюдигера, приказав привести к ней его самого и его товарищей.
Так попал Дитрих в землю гуннов и много лет жил он там, снедаемый тоской и печалью. Хотя королева и принимала его радушно, а король Этцель пригласил его в свой замок и обходился с ним ласково и приветливо, но ничто не могло облегчить скорби Дитриха и вознаградить его за утраченное счастье. Наконец, чтобы утешить его, король гуннов обещал ему снарядить для него войско, чтобы с его помощью он мог наказать своего врага. Однако долго еще пришлось бы ждать, пока Этцель успел собрать такое войско.
Но вот однажды прискакал к Этцелю во двор всадник. Двенадцать дней и двенадцать ночей скакал он без отдыха, торопясь обрадовать Дитриха своею вестью. Первый увидал его Рюдигер и сейчас же узнал: был то Амелот из Гарды. Никому, кроме Дитриха, не хотел он сказать, зачем он приехал: ему первому хотел он сообщить свою новость.
— Государь, — крикнул он ему, когда Дитрих вышел к нему навстречу, — я привез тебе радостные вес
ти: мы взяли назад Берн и еще Боцен, Иннталь и еще кое–какие земли; теперь пора тебе вернуться домой!
Тут Амелот подробно рассказал все как было.
— Случилось раз, что Эрменрих уехал из Берна, где он всегда находился. Я узнал об этом и, подняв боевое знамя Эрменриха, поехал туда со своими воинами. Никто не остановил нас у городских ворот, потому что все приняли нас за воинов Эрменриха и думали, что это он сам отослал нас назад. Так проникли мы в город и перебили всех бывших там воинов. Теперь Альфарт со своим войском охраняет город.
Весело снарядился Дитрих в обратный путь; с ним поехало много славных витязей — не только его собственных, но также и гуннов. Нежданные, приехали они в Берн. Весть о случившемся успела тем временем дойти и до Эрменриха. Города один за другим отпадали от него и переходили на сторону их законного государя, и Эрменрих поспешно снарядил большое войско, чтобы положить этому предел. Первым из таких городов был Милан. Тут Тидас собрал вокруг себя преданных Дитриху людей и послал к нему с этою вестью витязя Фолькнанта. В то же время сообщал он ему, что Эрменрих подходил к городу, опустошая и разоряя на своем пути всю страну.
Нельзя было медлить. Немного еще воинов собралось вокруг Дитриха, но сильное войско гуннов шло уже ему на помощь, — эту весть привез ему посол от королевы Хельхи.
На другой день огромное войско подошло к городу. При виде его никто не мог решить, друзья это или же враги; но когда подошло оно ближе, бернцы с радостью узнали во главе его маркграфа Рюдигера. Это всем придало духу. Между тем из Милана опять прискакал гонец и настойчиво просил о помощи, потому что враги осадили уже город и великая беда грозила бы всем, если бы город сдался.
Снарядившись, войска сейчас же подняли знамена и двинулись к Милану; но, не доходя до города, Дитрих собрал военный совет из своих воинов и предводителей гуннов.
— Вряд ли безопасно нам встречаться с врагом в открытом бою, — сказал он, — нас для этого еще слишком мало. А потому я советую отделить отряд и послать его на разведку: надо нам постараться застигнуть неприятеля врасплох.
Все согласились с ним, и Хильдебранд с частью надежных воинов отправился вперед.
В то время как Хильдебранд со своими воинами издали разглядывал войско Эрменриха, с той стороны тоже отделились два витязя со значительным числом воинов, чтобы, в свою очередь, разведать кое–что о войске бернцев. Витязи эти были Витеге и Хейме: всегда были они рады случаю причинить вред Дитриху.
Но Хильдебранд проведал об их замыслах и поспешил вернуться назад, чтобы предупредить своего господина о грозившей ему опасности. Громадный перевес числа врагов внушил ему такие опасения, что он советовал Дитриху скорее удалиться, чтобы избежать битвы. Досадно показалось это Вольфгарту, горячо прервал он Хильдебранда и заявил, что сам он видел один немногочисленный отряд, и тут только рассказал о Витеге и Хейме. Надо было не медля отвратить опасность. Дитрих отделил значительную часть своих воинов, чтобы они, засев в засаде, поджидали неприятеля. Едва успели они это исполнить, как пришли уже новые вести: Альфарт, в свою очередь, ходил на разведку и высмотрел место, откуда с успехом можно было напасть на неприятеля. Туда послали второй отряд. Остальное же войско осталось на прежнем месте. Ночью началась резня. Нерадостно было пробуждение воинов Эрменриха: Хейме и Витеге не верили своим глазам, наткнувшись на более многочисленного неприятеля, но защищались, как подобало отважным воинам. Осада и битва продолжались до утра. Все поле было пропитано кровью. Обе стороны сражались с отчаянною храбростью. Повсюду слышались стоны и вздохи. Вся трава покраснела от крови убитых. Много погибло тогда славных воинов.
Немногие из воинов Эрменриха защищались так, как Штритгер из Тосканы, Туриан из Сполето и славный Хейме. Эти прославленные князья вели за собою шесть тысяч воинов, ожесточенно отстаивавших поле битвы. Много вреда причинили они Дитриху. Даже панцири были разбиты в этой битве, и пар от разгоряченных тел стлался по воздуху, точно дым над загоравшимся лесом. Недаром получали воины плату от своих
господ: полегли они за них костьми, служа им верой и правдой. Пусть никогда не смоется позор с имени Эрменриха, виновника стольких бедствий.
Время клонилось уже к полудню. К Дитриху в это время подошел из Милана славный Тидас со своими двенадцатью тысячами воинов. Эрменрих вовремя увидал их и обратился в бегство. Но он бежал один: все его воины были или перебиты, или так тяжело ранены, что не могли двинуться с места. В те времена, как говорят, считали, что Эрменрих потерял тут до шестидесяти пяти тысяч человек.
Немало воинов потеряли и бернцы. Особенно же сожалели они об одном — о Дитлейбе из Штейера, которого давно уже никто не видел. Но в то время как его разыскивали, прискакал всадник и крикнул:
— Если хотите вы видеть самый упорный бой, когда–либо бывавший на свете, то поспешите спуститься в лощину: там бьется Дитлейб из Штейера с Вате, вызвавшим его на поединок, когда Дитлейб ездил послом ко двору Эрменриха!
Все поспешили в лощину и действительно застали там обоих бойцов: но никто не посмел вступить в битву: бойцы сами должны были решить этот спор к чести того или другого. Только словами лишь ободрял то Дитрих, то Вольфгарт утомленного Дитлейба, пока наконец не нанес он своему противнику такого удара мечом, что рассек ему шлем и череп; зато же и сам он, в свою очередь, получил такой удар, от которого повалился наземь. Но Дитлейб вскоре оправился и вскочил на ноги, чтобы снова сразиться с врагом, но тот был уже мертв.
Как ни рад был Дитрих победе, но все же печалило его то, что, Эрменриху опять удалось бежать: всем было ведомо, что, пока был он жив, при своих несметных богатствах он всегда мог собрать новое войско и опять напасть на своего племянника. Но никто не знал, где он скрывался, и все старались всеми силами открыть его убежище. Наконец это им удалось: узнали, что он бежал в Равенну и уже привлек к себе кое–каких воинов и между ними своих зловредных советников, Сибех и Рибштейна. Пылая гневом, Дитрих Бернский поспешил к Равенне и окружил город. На другое утро пошел он на приступ, но воины, бывшие в городе, отчаянно защищались: Эрменрих обманул их ложной вестью, будто бы наутро должно было прийти к нему на помощь большое войско. Но ночью обманщик сам тайно бежал из Равенны в Болонью вместе со своими сообщниками.
Наутро воины Эрменриха, не видя ни обещанного войска, ни его самого, вышли к Дитриху и сдались ему. Он простил им весь вред, который они ему причинили, и вернулся в Милан, потому что Эрменрих бежал так далеко, что не было возможности его преследовать.
Новая забота удручала опять Дитриха — снова не знал он, чем заплатить жалованье верным своим воинам: не было у него ни золота, ни серебра. Но на этот раз дело скоро уладилось.
В битве с Эрменрихом Дитриху удалось захватить в плен многих знатных воинов, и не было сомнения, что Эрменрих внесет за них выкуп золотом. А потому Дитрих решился отдать каждому из своих воинов по нескольку пленных: выкупные деньги должны были послужить им платою за их службу. Потом послал он к Эрменриху, предлагая ему выкупить пленных. Недолго думая, Эрменрих сейчас же выслал за них богатый выкуп. Пленников отпустили на свободу за исключением лишь одного, которого Дитрих непременно пожелать удержать. Это был Витеге, прежде много лет служивший верой и правдой самому Дитриху, но потом польстившийся на золото Эрменриха. Воины Дитриха посоветовали ему попытаться снова привлечь его на свою сторону и дать ему лен. Дитрих так и сделал и отдал ему Равенну, но прежде взял с него торжественную клятву никогда более не изменять ему. В знак своей милости Дитрих подарил ему прекрасного коня, Шемминга. К несчастью, Дитрих не предчувствовал того, что должно было потом случиться.
Тидас остался охранять Милан, Амелот — Гарду; Берн был поручен неустрашимому Эльзану. Сам же Дитрих вернулся с войском гуннов к королю Этцелю и его супруге, чтобы поблагодарить их за помощь.
В Этцельнбурге встретили их с большою радостью, и Этцель устроил великолепные пиры и празднества в честь амелунгских воинов.
Так прошло некоторое время, и Этцель сказал Дитриху:
— Теперь ты достиг уже вполне зрелого возраста, и пора тебе выбрать себе жену, да и королевству твоему нужна королева.
— Это невозможно, — отвечал Дитрих, — земли мои, к сожалению, так опустошены и разорены, что я не в состоянии содержать двор.
— Об этом не заботься, — сказала королева Хельха, — я думаю, что тебе следует жениться на дочери моей сестры, на прекрасной Геррате, а она настолько богата, что тебе не будет нужды в иных сокровищах.
Испугался Дитрих, — не ожидал он, что умный и хитрый король гуннов вздумает таким способом привязать его к себе.
— Должен я прежде спросить совета у моих товарищей, — сказал он, немного подумав, — я поступлю так, как они мне присоветуют.
После этого разговора Дитрих пошел к своим друзьям; они сидели все вместе, и с ними был и Рюдигер. Дитрих сообщил им о желании короля.
— Подумай хорошенько, прежде чем сказать «нет», — сказал ему Рюдигер. — Без войска Этцеля тебе не удержать за собой своих земель.
То же думал и Хильдебранд, и Дитрих наконец со вздохом сказал:
— Ну, значит, надо решаться: чего нельзя избежать, того не стоит и откладывать.
На другой день Этцель задал большой пир. Когда собрались все гости, Рюдигер поднялся со своего места и подошел к королеве.
— Благородная королева, — сказал он, — король Берна просит себе в жены твою племянницу.
Обрадовалась Хельха, и Этцель сейчас же обручил Дитриха и Геррату; Хельха подарила невесте много золота и драгоценностей и еще Зибенбюрген, ее собственное отцовское наследие.
Все при дворе гуннов радовались и ликовали по поводу этого события; один только Дитрих был не в духе и рад был покинуть праздник, когда ему вдруг доложили, что приехал Экеварт по поручению Амелота из Гарды и привез ему какие–то важные вести. Но каково же было его отчаяние, когда услыхал он страшную новость: Витеге сложил с себя полномочия и передал Эрменриху Равенну, где были тогда умерщвлены все — мужчины, женщины и дети.
Глубокая печаль и тоска овладели Дитрихом при этом известии. Между тем все, бывшие на свадьбе, недоумевали и удивлялись тому, что Дитрих вдруг исчез и больше не показывается. Наконец печальные вести дошли и до Этцеля. Сначала Этцель никак не мог понять в чем дело, но когда Дитрих сам еще раз рассказал ему, как все произошло, король гуннов пришел в страшный гнев и сейчас же поклялся помогать Дитриху против кого бы то ни было.
С той минуты все словно забыли о свадьбе, и только и было речи, что об оружии да битвах. Когда общее волнение несколько улеглось, Этцель спросил, где стоял со своим войском Эрменрих и вообще было ли у него какое–нибудь войско.
— Государь, — заговорил Экеварт, — около Сполето я сам видел его войско, и, уверяю тебя, оно так велико, что я только удивляюсь, как удалось ему собрать такие силы.
— Чему же ты удивляешься? — возразил Дитрих. — Ведь недаром же завладел он сокровищами Гарлунгов и моего отца, Дитмара; обладая такими богатствами двух королей, нечего задумываться, откуда взять воинов.
— Пусть обладает он этими сокровищами, — перебил их Этцель, — на этот раз они ему не помогут. Войско, которое я вышлю против него, покажет ему его место.
После этих переговоров Этцель кликнул клич по всем своим землям. Хельха же дала Дитриху много золота и драгоценностей, чтобы ему было чем награждать своих товарищей.
— Пусть они неизменно преданы тебе, — говорила она, — но все же будет лучше, если и они получат свою награду. Пожалуй, ведь и они окажутся непокорны, если тебе нечего будет давать им.
Князьям подобает награждать верных своих воинов, потому что тому, кому нужны люди для войны, мало толку в подневольных слугах и лучше, чтобы служили ему по доброй воле. Нынче же слушаются лишь по принуждению, и князья, которые должны бы прилагать все усилия, чтобы помогать своим рыцарям, скорее стараются погубить их.
Но пора вернуться к рассказу о Дитрихе.
Еще раз витязи Дитриха простились с гуннами и поехали в Гран, где собиралось войско. Сам Этцель выехал их провожать. Из Грана войско двинулось вперед через Истрию, а Этцель вернулся назад в свой замок.
Жители Полы вместе с оставленными там Эрменрихом воинами сами вышли навстречу гуннскому войску и подчинились Дитриху, и Дитрих простил им их измену.
В Падуе засел с большими силами сын Эрменриха, Фридрих, и надеялся завлечь воинов Дитриха в неблагоразумные битвы, но им до времени было строго наказано избегать встречи с врагом. Один только Вольфгарт тайно пробрался вперед с небольшим отрядом и напал на врагов. Ему посчастливилось, и Фридрих, понеся большой урон, должен был бежать, оставив победителям значительное число пленных и между ними сына Сибех, которого Вольфгарт сейчас же приказал повесить перед городскими стенами.
Страшное зрелище открывалось перед воинами, когда шли они по опустошенной стране; в Равенне же тела женщин и детей, перебитых Эрменрихом, валялись на улицах без погребения. Дитрих приказал их похоронить и, не найдя здесь врага, двинулся дальше, потому что он слышал, что Эрменрих засел в Болонье. И тут действительно увидали они большое войско.
При виде врага войско гуннов остановилось, и Дитрих собрал военный совет. На совете Рюдигер сказал:
— Я предлагаю разделить войско пополам: одна его часть обойдет врага и станет у него с тылу, другая же часть останется здесь. Завтра же на рассвете мы смело и бодро начнем битву.
Так и сделали. Дитрих сам стал во главе той части войска, что должна была обойти врагов с тылу; начальство же над остальным войском передал он Дитлейбу из Штейера.
С дикими криками и громким ревом рогов бернские воины ворвались в ряды своих противников, не успевших в такой ранний час приготовиться к битве. С такою же стремительностью бросился вперед и Дитлейб и, прорвавшись через неприятельские ряды, скоро встретился с Дитрихом. Тут оба они повернули назад и стали рубить направо и налево, прокладывая себе во все стороны дорогу в толпе врагов.
Целый день продолжалась страшная резня; с наступлением вечера Дитрих хотел было объявить перемирие, но Вольфгарт отсоветовал ему: это только дало бы врагам время собраться с силами. Итак, бой продолжался и ночью, и когда снова появилось на небе солнце, на поле битвы все еще бились кое–где разрозненные кучки. С рассветом многие воины, прекратившие битву от усталости и изнеможения, вернулись на поле сражения, и еще много пало тут отважных и доблестных витязей.
Так было разбито и второе войско Эрменриха, и этот бесстыдный зачинщик всех междоусобий и бедствий опять бежал с поля битвы. Вместе с ним спаслось немало славных и отважных бойцов, но также и совет–ники его, Сибех и Рибштейн. За ними погнались с безумной стремительностью воины Дитриха и впереди всех Экегарт, но все же не успели они помешать Эрменриху, Сибех и большинству беглецов укрыться в Болонье; однако Экегарту удалось–таки нагнать Рибштейна, и он отсек ему голову в награду за убийство Гарлунгов.
Теперь победителям предстояло тяжелое и печальное дело: похоронить мертвых и подобрать раненых. Все поле битвы, насколько хватало глаз, было покрыто человеческими телами. Много пало тут и знатных рыцарей, и между ними Экегарт, Амелот, Хельмшарт и Юбарт. Но особенно горько стало Дитриху, когда увидал он тело молодого Альфарта. Со слезами поцеловал он его в уста и воскликнул:
— О горе мне, верный мой воин! Вечно будут оплакивать тебя дамы, слушая рассказы о твоих подвигах!
Громко рыдали и жаловались воины и друзья убитых, когда погребали мертвых: одни ломали руки, другие рвали на себе волосы, те падали наземь и лежали как мертвые или же били себя в грудь в то время как опускали в могилу их отца или сына. И все они почти ослепли от слез.
После погребения мертвых Дитрих в глубокой печали покинул поле битвы и поехал со своими воинами прямо к городу Милану. Там просил он Рюдигера и всех слуг Этцеля сделать ему одолжение — остаться на время и хорошенько отдохнуть. Тут пробыли они целых восемь дней, и слуги Дитриха наперебой спешили служить им и ухаживать за ними.
Дитрих оставил свои войска в Берне и Милане и сейчас же покинул римское царство. Гарду передал он отважному Экегарду, а сам вместе с маркграфом Рюдигером поехал к гуннам. Гонцы их спешили вперед в Этцельнбург. Они несли Этцелю и добрые, и злые вести и рассказали ему обо всем, что было там и хорошего и дурного.
В это время подъехал и сам Дитрих Бернский. Этцель с супругою своею, Хельхой, вышел к нему навстречу. Рад был Этцель Дитриху и засыпал его вопросами, и Дитрих подробно рассказывал ему все как было и просил знатную королеву вместе с ним оплакать его воинов, павших в бою. Королева Хельха исполнила его просьбу.
Тут и конец этой песне.
БИТВА ПРИ РАВЕННЕ
Если хотите вы послушать старинные рассказы о чудесных подвигах славных витязей, то надо вам помолчать, и я расскажу вам о великом походе и о том, как потом бернский витязь защитил свою землю от короля Эрменриха. Король этот задумал силою присвоить себе римские земли: Падую, Гарду, Берн, — всем этим хотел он владеть один. Потому–то и поступил он так, как сказано. Королю Дитриху причинил он большое горе: грабежом и пожаром опустошил он его землю. Король римского царства, поверьте мне, после того набега всего лишь год один прожил еще в земле гуннов. Воины его, оставшиеся там, приготовили ему много горя.
До того времени, как я слышал, с уст его никогда еще не срывалось ни одно дружелюбное слово об Эрменрихе. С огорчением видела щедрая, знатная Хельха, что король Дитрих не переставал проливать горькие, обильные слезы.
— Очень хотелось бы мне знать, о чем это так глубоко скорбит король Дитрих, — говорила щедрая Хельха, — быть может, я могла бы утешить его в его скорби.
Позвала она к себе маркграфа Рюдигера и попросила его сходить к Дитриху и узнать, не обидел ли его кто–нибудь в гуннской земле.
— Все еще оплакиваю я моих витязей, которых потерял я в битве, — отвечал Дитрих на расспросы Рюдигера, — теперь же еще вдвойне печалит меня то, что Эрменрих опять опустошил мои земли и я не мог помешать ему в этом.
— Если об этом только скорбишь ты, — отвечал ему Рюдигер, — то утешься: Этцель решил весною снарядить для тебя новое войско.
Так желал король Этцель, и многие славные витязи обещали участвовать в походе. Но королева напомнила, что до похода Дитриху следовало еще обвенчаться с ее племянницей. Бернский витязь готов был охотно исполнить ее желание, а потому поспешно отпраздновали свадьбу.
В ту же ночь приснился Гельхе зловещий сон: приснилось ей, что свирепый дракон прилетел к ней в комнату, схватил обоих ее сыновей и растерзал их. От ужаса она проснулась.
Через несколько недель после свадьбы войско было готово к выступлению. Тогда сыновья Этцеля, Орт и Тарф, пошли к своему отцу и стали просить его позволить им принять участие в походе, хотя бы и не участвуя в битвах: для этого, знали они, они были еще слишком молоды. И Этцель и Хельха не соглашались на это, но сыновья просили неотступно, а Дитрих поклялся, что сам будет порукою за жизнь молодых князей, и король гуннов наконец не устоял и согласился, тем более что и сам Дитрих намеревался в первый раз взять с собою в поход младшего своего брата, Дитгера.
Когда войско перевалило через горы, Дитрих узнал, что враг его расположился у Равенны; войско направилось туда, но на пути у них была Падуя, занятая воинами Эрменриха. Тут произошла коротенькая стычка, и войско продолжало свой путь на Берн. Получив известие, что сильное вражеское войско стояло недалеко от этого города, Дитлейб посоветовал оставить позади трех молодых князей, а Рюдигер предложил поручить их престарелому Эльзану. Так и сделали, и Эльзан дал Дитриху торжественную клятву никогда не выпускать юношей из–под своего надзора.
Итак, Дитрих спокойно пошел дальше на Равенну. Но едва успел он отойти со своим войском, как молодые князья начали приставать к Эльзану с неотступными просьбами позволить им выехать хоть немного за город: в городе, казалось им, было так пустынно и скучно.
— Ну, досталось бы мне, если бы узнал о том король мой, Дитрих, — отвечал старик, — и если бы с вами даже не приключилось ничего худого, так и то он был бы страшно разгневан. Я знаю его хорошо, и знаю, что значит его гнев. Одним словом, этого не будет.
— Полно, дорогой Эльзан, — заговорили они в один голос, — ведь мы же вовсе не собираемся догонять войско, а хотим только посмотреть окрестности. Что же касается Дитриха, то мы беремся сами уладить с ним это дело; да и кто расскажет ему об этом?
Старик только покачивал своей седою головой; но молодежь настойчива и неотступна: молодые князья так долго упрашивали его, что он наконец согласился, но решил и сам ехать вместе с ними.
Три юных товарища стремительно бросились к воротам, и не успел старик расправить хорошенько свои члены, как они были уже за городом. Эльзан, выехав вслед за ними из городских ворот, сразу же потерял их из виду; стал он их громко звать, но никто не отвечал на его голос; как безумный принялся он скакать во все стороны, но тщетно: густой туман спускался на поля и закрывал всю окрестность. Эльзан не знал, что делать и где искать ему своих питомцев: он не мог себе и представить, куда они делись.
Теперь послушайте, какие удивительные вещи я вам расскажу об этих юных, но могучих королевичах. Злая доля направила их на неверный путь, который привел их в Равенну: лютая беда приключилась тут с ними, и они погибли от руки вероломного Витеге.
Благородные молодые князья вскоре должны были остановиться: они заблудились. К их несчастью, ночь уже сильно надвигалась, и пришлось им заночевать в поле. Рано утром выехали они на прекрасный широкий луг. Слушайте только внимательнее. Тут сошли они со своих коней — король Дитгер и оба сына королевы Хельхи — и заботливо стали совещаться.
— Господи, Боже! Где же это мы теперь? — говорили они.
— По чести сказать, я и сам того не знаю, — говорил Дитгер, — мы заблудились, и наш собственный рассудок плохо нами руководил.
Тем временем понемножку рассвело, туман начал подниматься, и весело засияло солнце.
— Весело станет, как посмотришь на такую красоту! — сказал Тарф.
— Великий Боже! — воскликнул тут же и Орт. — Как же прекрасна эта страна! Короли Берна, вы, право, могли бы охотно поселиться здесь хоть навсегда!
В это время, как сказывали мне, юноши увидали проезжавшего там могучего Витеге. Он подъехал к ним очень близко. Завидев его, они говорили друг другу:
— Великий Боже, кто бы мог быть этот богатырь, что стоит там с таким воинственным видом? А что, товарищи, не поехать ли нам к нему навстречу? Судя по всему, он, кажется, желает вступить с нами в битву.
Увидал его и приветливый юный Дитгер; стал он потихоньку вздыхать, и взгляд его затуманился.
— Может статься, ждет меня беда, — сказал он, — тот воин, что стоит там, на поляне, причинил уж мне много зла. Охотно отомстил бы я ему, если бы мог. Что же еще могу я сказать?
— Теперь уж настоятельно прошу я тебя, — заговорил Орт, — скажи мне, дорогой Дитгер, кто этот статный рыцарь? Если ты назовешь нам его, то он не уйдет от нас живым: мы все нападем на него.
С горем отвечал Дитгер своим товарищам:
— Зовут его Витеге. Ах, если бы мог он найти тут смерть от моей руки!
— Недаром же мы молодые витязи, — воскликнул Тарф, — надо нам напасть на дерзкого и изрубить в щепы его щит! Мы будем биться с ним, если он посмеет ожидать нас здесь, на поляне.
Громко окликнул юношей Витеге и бесстрашно сказал им:
— Скажите мне, славные витязи, не из свиты ли вы Дитриха Бернского?
— Это ты скоро узнаешь, — отвечал Дитгер. — Где был твой разум, когда вздумал ты продать нашу землю? За это должен ты теперь поплатиться своею честью и жизнью.
— Ты говоришь как дитя, — возразил Витеге, — что тебе за дело до римского царства? Возвращайтесь–ка назад в землю гуннов, да не делайте мне больше попреков, а то не видать вам даже и гуннской земли.
— Вероломный трус! Как смеешь ты так открыто поносить благородных королей? За это должен ты поплатиться!
Не умудренные опытом, вскочили они на своих коней: трусость была им незнакома. Стали они спускаться вниз по тропинке, по краю глубокой пропасти, и обнажили свои острые мечи. О, горе! Гибель приближалась к ним! На Витеге напали они с обнаженными мечами в руках.
Завидев скакавших к нему юношей, могучий Витеге покрепче подтянул подпругу своего коня, и не много
потребовалось ему на то времени. Потом в гневе быстро вскочил он в седло и думал про себя: «Ни за что не обращусь я в бегство и уж лучше расстанусь с жизнью».
Тут пришпорил он своего коня Шемминга и двинулся вперед.
Обнажив меч и ловко фехтуя, словно опытный боец, Тарф первый напал на витязя. Славный Витеге пустил в него свое острое копье и, как слышал я, попал молодому князю прямо в грудь. Много сохранилось рассказов о том, как хорошо бился юный король Тарф. Как ни был силен славный Витеге, какие чудеса ни рассказывают о нем, но молодой Тарф, сын королевы Хельхи, все же нанес ему в этот раз две глубокие раны. Сильная боль от этих ран разозлила Витеге. Выхватил он из ножен меч свой, Мимминг, и напал на Тарфа. Правду говорят, — равно искусно и отважно бились оба витязя, но все же под конец молодой король гуннов был мертвый повергнут на землю. Но прежде, чем упасть, одним могучим ударом выбил он Витеге из седла.
Полный гнева, королевич Орт поскакал к месту битвы, но не на счастье себе. Сильный Витеге успел уже снова вскочить на коня своего Шемминга и с обнаженным мечом готовился встретить Орта. Орт стремительно напал на него, и тут–то завязалась битва.
Видя, что не удастся ему отразить нападение, неустрашимый Витеге с гневом сказал юноше:
— Безрассудно, как дитя, поступил ты сегодня, князь гуннов! Поверь мне, неохота мне убивать тебя. Опасаюсь я бернского короля, которому отданы вы под охрану. Если бы был ты благоразумнее, то, конечно, постарался бы избежать встречи со мной.
— Поверь, убийца, ты должен теперь умереть! — отвечал Орт. — Ты должен искупить теперь смерть моего брата! Сегодня ждет тебя гибель.
— Нет, могучий король. Укроти свой гнев и подумай о том, что пусть уж лучше будет размозжен один череп, чем всем вам гибнуть друг за другом. Оставайся лучше жить на славу твоему отцу.
— Бесстыдный человек! На что же я, по–твоему, годен? Ты лишил меня товарища моей юности, и в жизни остается мне одно лишь горе.
Обеими руками взмахнул он над головой своим мечом, и витязи поскакали навстречу друг другу, и скоро шлемы их зазвенели под могучими ударами мечей. Долго длился бой, и юный Орт нанес Витеге три раны. Но все было тщетно: Этцелю суждено было потерять обоих сыновей.
— Пока еще все может кончиться благополучно, — снова заговорил Витеге, — позже это уже будет невозможно, и я, конечно, убью тебя. Потом, может быть, и сам пожалею, да что в том толку?
— Нет, ты от меня не уйдешь, вероломный человек! — кричал Орт. — Ты должен заплатить мне тут же, на месте, за гибель моего брата!
Тем временем и Дитгер успел сесть на своего коня и во весь опор скакал к месту битвы. Молодые королевичи вдвоем напали на Витеге. Они напали на него с тылу и спереди. Никогда еще не сыпались так на него быстрые удары мечей. Витеге совсем разъярился от гнева, и пришлось поплатиться за то молодому королю гуннов: славным мечом своим Витеге нанес ему такой удар, что рассек ему пополам весь череп, и Орт мертвый повалился наземь. Великий был это грех! Оба сына королевы Хельхи бездыханные лежали на лугу.
Сильно опечалился Дитгер Римский. Взял он в руку меч и неустрашимо напал на Витеге. Но Витеге грозно отражал его удары. Пока длился бой, бойцы все более и более приходили в ярость. Никогда еще не испытывал Дитгер такого горя, как при виде своих убитых королей, и кровь выступила у него из глаз вместо слез.
Благородные и отважные витязи бросили коней и бились пешие. Громко звенели их мечи, и глаза их метали пламя. Долго длился бой, и день начал уже клониться к вечеру. Как ни юн был Дитгер, но все же нанес он Витеге четыре глубоких раны. Почувствовав сильную боль, Витеге бросил на землю щит и, подняв свой меч обеими руками, бросился на Дитгера и сразу рассек ему надвое все туловище. Это был самый превосходный удар, отделивший сразу печень от сердца.
О горе, каким позором покрыл себя при этом Витеге! Дитгер, король римский, умирая, сказал:
— Увы, брат Дитрих, тебя, конечно, уж никогда я не увижу!
Горько заплакал при этих словах вероломный Витеге. Он стал покрывать поцелуями раны Дитгера и говорил:
— Клянусь Богом, я с радостью умер бы сам, лишь бы вернуть тебя к жизни! Теперь нет для меня такой страны, где бы мог я укрыться от гнева Дитриха.
Наконец решился он уехать и уже подошел было к коню своему, Шеммингу, но тут силы покинули его, и он вынужден был лечь тут же на лугу.
Дитрих Бернский, направившись со своим войском к Равенне, скоро нашел войско Эрменриха. Войско это было велико и сильно, но все же Дитрих и гунны победили его в первый же день битвы. На другой день воины Эрменриха разбежались в разные стороны, покинув на поле битвы своих мертвых, но и гунны тоже потерпели сильный урон.
В тот же день вечером, когда победители отдыхали от тяжких трудов, Дитрих вдруг увидал подъезжавшего к ним Эльзана, и предчувствие чего–то недоброго овладело им.
— Ну, как поживают молодые гуннские князья и мой брат?
— Государь, я этого не знаю, — печально отвечал ему Эльзан, — они скрылись у меня из глаз, но, я надеюсь, с ними не случилось ничего дурного.
Но плохо верил он сам тому, что говорил. Дитрих же Бернский, несмотря на всю усталость своих воинов, приказал им сейчас же отправиться разыскивать пропавших.
В это время прискакал Гельфрих. Сначала он лишился чувств от горя, а потом сказал Дитриху слабым, беззвучным голосом:
— Разве вы не знаете, что случилось? Там в поле лежат убитые молодые короли и вместе с ними брат твой, Дитгер!
Ни слова не произнес Дитрих, но мигом вскочил на коня и поскакал в ту сторону, куда указывал Гельфрих. Там, недалеко от Равенны, нашел он на песке убитых королей и в горе бросился на их тела. Вокруг него столпились его верные воины. Долго лежал он молча, потом разразился он отчаянными жалобами, проклинал свою судьбу и призывал себе смерть. Затем вспомнил он об Этцеле и Хельхе, разом лишившихся обоих сыновей и которые, конечно, должны были проклясть его, как убийцу, потому что он поручился им за жизнь их детей. Наконец задумался он и о своей собственной судьбе: теперь уж навсегда утратил он благосклонность короля гуннов, а без его помощи не удастся ему уберечь свою землю от посягательств Эрменриха. В этом он успел уж не раз убедиться на деле.
Когда же миновал первый взрыв его горя, вспомнил он об убийце и поклялся отомстить ему. Снова бросился он к трупам сыновей Хельхи и стал внимательно осматривать раны.
— Теперь знаю я, кто это сделал, — воскликнул он в бешенстве, — мне знаком меч Мимминг! Проклятый злодей! Если бы был он теперь здесь, я положил бы предел его злодеяниям!
Тут только вспомнил Дитрих, что он потерял и своего собственного брата, и чуть было опять не позабыл все от горя. Но тут вдруг послышались яростные крики: Витеге, не успев собраться с силами, все еще лежал неподалеку на земле, но, увидев грозившую ему опасность, вдруг поднялся и вскочил на коня.
— Скорее! На коня, король Берна! — кричали его воины. — Вот скачет тот, кто совершил эти убийства!
Дитрих мигом забыл свои жалобы и слезы; полный гнева, вскочил он на коня и поскакал за беглецом. Многие из бернцев и гуннов раньше уже пустились догонять Витеге, но всех их опередил Дитрих.
Мчался Витеге по широкому лугу, а вместе с ним дядя его, Ринольд, — не хотел он покинуть его в неминучей беде.
— Стой, Витеге! — кричал ему вслед Дитрих Бернский. — Если ты мужчина и воин, то остановись и дай мне ответ в том, что ты сделал!
Но Витеге, не внемля его словам, скакал вперед как безумный.
— Расскажи же мне, что сделали тебе молодые князья? За что ты их убил? — продолжал Дитрих. — Скажи, храбро ли они защищались? Да остановись же! Подумай, я устал и выбился из сил, а если бы ты убил меня, какую стяжал бы ты себе славу! Ты получил бы и Берн, и Милан, и даже Рим в придачу, — король твой, конечно, отдал бы тебе их в награду!
Видя, что Витеге, не слушая, продолжает скакать вперед, Ринольд сказал ему:
— Право, это позор, что мы так убегаем. Какой вред может причинить нам этот человек один?
— Нет, дядя, — отвечал Витеге, — мы погибли, если мы остановимся.
— Ты — трус! — воскликнул Ринольд, — Будь что будет, я остановлюсь!
— Так оставайся же, если хочешь, — отвечал Витеге. — Жаль мне потерять тебя, но делать нечего!
Дальше поскакал Витеге; Ринольд же соскочил с коня, чтобы подтянуть подпругу, а потом снова сел на него и во весь опор понесся навстречу Дитриху и ударил его копьем прямо в панцирь. У Дитриха не было ни копья, ни шлема, ни щита, но он выхватил из ножен меч и одним ударом рассек Ринольду шлем и череп.
Тем временем Витеге далеко ускакал по ровному полю, но это не спасло его от гнева Дитриха. Бернский витязь скоро снова нагнал его и осыпал насмешками, издеваясь над его трусостью, мешавшей ему отомстить за смерть своего дяди. Он был уже так близко к Витеге, что между ними оставалось пространство всего лишь на длину коня. Вот Витеге доскакал уже до моря, и Дитрих совсем было настиг его, как вдруг в одно мгновение Витеге исчез у него из глаз: одна русалка сжалилась над бедным витязем и увлекла его к себе на дно моря вместе с его конем. Там покоится он и теперь, сокрытый морскою пучиной, и отдыхает от поединков и битв.
Дитрих в пылу преследования и не заметил, как конь его вступил в воду, и опомнился только тогда, когда холодные волны доходили ему до груди; тут только понял он, что ненавистный враг навсегда избег его мести.
Делать нечего, повернул он коня и медленно поехал назад, туда, где воины его все еще печально толпились вокруг убитых королевичей.
— Что толку в долгих жалобах? — сказал наконец Гельфрих. — Надо нам вернуться да подумать о том, что предстоит нам теперь делать.
Но Дитриха лишь силою можно было увести с этого места.
Между тем король Эрменрих бежал в Равенну и приказал тщательно охранять город. У городских ворот снова разгорелся бой, но Дитриху с его воинами опять удалось оттеснить толпу врагов, и они, желая укрыться за городскими стенами, теснились к воротам. Но когда ворота открылись, чтобы пропустить отступавших воинов, вместе с ними проникли в город товарищи Дитриха, и на всех улицах завязалась битва и продолжалась до самой ночи.
В полночь отворились самые дальние ворота города, и из них выехал рыцарь, один, безо всякой свиты. Это был Эрменрих. В минуту крайней опасности покинул он своих воинов, отплатив им черной неблагодарностью за все их труды и верную службу.
Скоро весь город вспыхнул ярким пламенем, в котором с треском рушились дома и башни.
Когда все затихло и войска Дитриха стали потихоньку возвращаться на родину, герцог Рюдигер собрался ехать домой в землю гуннов.
— Не решаюсь я ехать с тобою, — сказал ему Дитрих, — слишком уж много горя пришлось пережить по моей вине королю Этцелю и супруге его, королеве Хельхе, и у меня не хватит духу смотреть на их скорбь. Скажи им правду и расскажи все как было, а потом дай мне знать, как перенесут при гуннском дворе эти скорбные вести.
Раз стояла королева Хельха со своими женщинами в саду, любуясь прекрасными цветами, и вдруг увидала она, что прибежала пара благородных коней, и смутилась духом.
— Что же это со мною? — сказала она. — Не те ли это кони, на которых пустились в путь в землю Дитриха мои сыновья? А вот подъезжает и Рюдигер со своими товарищами. Возвращаются все, кого мы послали в этот поход, только сыновей своих я не вижу. Скажи же, Рюдигер, что это значит? Что случилось?
Но видя, что Рюдигер в слезах молча ломает руки, она поняла, что случилось, и без чувств упала на землю; потом, придя в себя, она закричала маркграфу пронзительным голосом:
— Не издевайся надо мною, расскажи скорее, где мои сыновья!
— Не стану я скрывать от тебя истины, ведь рано или поздно ты все равно ее узнаешь, — отвечал ей Рюдигер, — оба сына твои убиты и лежат теперь в чистом поле недалеко от Равенны.
В полном отчаянии королева стала убиваться и плакать по погибшим, и никто не мог ее утешить. Когда же подошла к ней Геррата, супруга Дитриха, она стала с гневом гнать ее от себя.
— Прочь с моих глаз! — кричала она. — Да будет проклят день, когда я приняла так благосклонно твоего мужа, да будет проклят час, когда я в первый раз увидела его!
— Напрасно обвиняешь ты Дитриха Бернского, — заговорил маркграф, — он неповинен в смерти твоих сыновей: я знаю, что он сам охотно умер бы, если бы мог вернуть к жизни твоих детей. Послушай, я расскажу тебе то, чему сам был свидетель. Не только Орт и Тарф лежат теперь в чистом поле близ Равенны, лежит там и собственный брат Дитриха, молодой Дитгер: и он убит вместе с ними. Увидев их всех троих распростертыми на земле, Дитрих и не подумал о своем брате и оплакивал только твоих сыновей. Он бросился на их тела и целовал их раны; в отчаянии он рвал на себе волосы и царапал кожу. Никогда не забуду я его плача! И плакал он не по брату, а по твоим сыновьям.
Рассказ Рюдигера смягчил несчастную королеву, и она пожалела, что сгоряча прокляла Дитриха.
— Поезжай к нему, — сказала она Рюдигеру, — скажи ему, что я его простила: я готова опять видеть его и снова буду к нему так же милостива, как и в первый год, когда я узнала его.
В это время подошел король Этцель, ласково приветствовал маркграфа и стал было расспрашивать об исходе войны и о своих сыновьях, но, увидев печальные лица, отшатнулся в ужасе.
— Что случилось с моими сыновьями? — воскликнул он, дрожа от страха.
И от него также не утаили правды.
— Горе мне! — воскликнул он в гневе. — Это вина тех, кто убедил меня доверить сыновей вероломному Дитриху. Это он предал их!
— Несправедливо обвиняешь ты его, — сказал Рюдигер. — Их убил Витеге, в то время как мы бились с Эрменрихом. Дитрих поручил их старому Эльзану и сложил бы свою голову за то, что не уберег их.
Узнав затем, как Дитрих горевал и плакал о молодых королевичах, забывая о своем собственном брате, и Этцель тоже смягчился и простил Дитриху его невольную вину. Но долго еще пришлось уговаривать его воинам, пока не согласился он наконец исполнить желание королевы и вернуть Дитриха к своему двору.
— Раз вы считаете его невиновным, я охотно исполню желание жены моей Хельхи, — сказал он наконец Рюдигеру, — поезжай к нему и скажи ему, что я вернул ему свою милость.
Обрадовался Рюдигер, что мог привезти Дитриху такие вести, и поспешно пустился в путь. В Берне застал он Дитриха и возвестил ему прощение от имени короля гуннов. Так, после тяжкого горя и уныния, Дитрих снова познал радость.
Получив такие вести, витязь поехал в землю гуннов в сопровождении Рюдигера.
Все воины Этцеля, и старые и молодые, собрались встретить его. Дитрих вошел в зал, но король Этцель обошелся с ним холодно и нерадушно. Дитрих же, подойдя к нему, склонил голову к его ногам, и это совсем растрогало королеву Хельху. Она не могла смотреть на него без жалости и залилась слезами.
— Благородный и могучий король, — сказал Этцелю Дитрих Бернский, — вымести на мне свое горе и смерть твоих любимых сыновей! Возьми мою жизнь!
Этцель поднял его и, прижимая его к своей груди, сказал ему:
— Я прощаю тебе все горе, какое ты причинил мне, и не считаю тебя виновным в смерти моих сыновей.
— Благодарю, государь, — отвечал Дитрих, — я сумею оценить великое твое ко мне доверие. Поверь мне, — я погибну или же отомщу за твоих сыновей.
Так получил Дитрих прощение короля Этцеля и королевы Хельхи, и рад он был, что простили они ему его вину. На том кончается эта повесть.
СМЕРТЬ ЭРМЕНРИХА
Хотя и хорошо жилось Дитриху в земле гуннов, но все же часто задумывался он о том, сколько вреда и позора причинял ему всегда дядя его Эрменрих. Но нигде не удавалось ему захватить открытою силой этого хитрого и лукавого князя, и задумал и он тоже прибегнуть к уловке. С немногими спутниками вернулся он тайно в Берн и тут узнал от супруги Хильдебранда, Уты, что Эрменрих находился в это время в одном из своих замков, имея при себе всего лишь триста пятьдесят воинов.
Темной ночью вышел Дитрих из Берна, взяв с собой всего лишь одиннадцать воинов. Когда они почти уже пришли к замку Эрменриха, увидали они на дороге виселицу: король Эрменрих приготовил ее для своего племянника на случай, если он попадется ему в руки. Вид этой виселицы только удвоил гнев Дитриха, и он скоро стал яростно и буйно стучаться в ворота замка.
— Чего вам надо? — окликнул их из–за ворот привратник.
— Хотим мы спросить у твоего господина, для кого это приготовлена там на дороге виселица, — отвечали ему стучавшиеся в ворота пришельцы.
Узнав, что сам Дитрих всего лишь с несколькими спутниками стоит у ворот его замка, Эрменрих решил, что наступила самая благоприятная минута, чтобы погубить его вместе с его товарищами, и, понадеявшись на себя, приказал отворить ворота. Но едва успели исполнить его приказание, как Дитрих и его спутники, ворвавшись в замок, принялись избивать всех, кто ни попадался им под руку, и так перебили они более трехсот человек, пока не добрались до самого короля. Тот, ошеломленный этим внезапным и жестоким побоищем, не успел подумать о бегстве и был сражен первым же могучим ударом самого Дитриха.
notes
