На следующее утро Эмма проснулась и с удивлением почувствовала себя хорошо отдохнувшей. Как будто всю ночь она уютно провела в теплой пуховой постели, а не лежала на ледяной каменистой земле, свернувшись калачиком. Шерстяное одеяло было старательно подоткнуто под ее щеку, но Джейми нигде не было видно.
Эмма встала, позевывая и потягивая затекшие мышцы. Приятный апрельский ветерок разогнал облака, открыв поразительный простор лазурного неба. Люди Джейми бродили по другую сторону костра, завтракали и готовили лошадей к дневному переходу.
Поначалу Эмма решила, что Джейми решил в конце концов поверить ей на слово и не выставил охрану. Но потом она заметила юного Грэма. Тот прислонился к соседнему валуну и делал вид, что вырезает что-то из деревяшки, которая от каждого взмаха клинком становилась еще более бесформенной. Когда Эмма прошла вперед, он сделал несколько шагов за ней следом, пытаясь сохранять при этом равнодушный вид. Она испытывала непреодолимое желание пробежать в сторону деревьев, просто чтобы посмотреть, хватит ли у него мужества остановить ее.
Эмма шла по лагерю, и ее взгляд инстинктивно искал, но не находил высокой, внушительной фигуры Джейми, а его люди старательно избегали ее. Несколько человек даже отвели глаза, когда она прошла мимо, сосредоточенно уплетая за обе щеки рассыпчатую кашу или с удвоенной силой натирая воском уздечки.
Эмме удалось подкрасться к Ангусу и Малькольму, потому что они были слишком заняты спором из-за большого куска подгоревшей пресной лепешки и не заметили ее появления.
— Тьфу ты, пропасть! Я же говорил тебе, что на двоих будет мало, — говорил один, вырывая лепешку из рук брага.
— Хватило бы, если бы не ты! — настаивал второй, тщетно пытаясь ухватить лепешку.
Заметив Эмму, оба с угрюмым видом замолчали.
С плохо скрываемым интересом Эмма рассматривала спутанные каштановые волосы и пухлые губы парней. Даже их искривленные носы, казалось, были сломаны в одном и том же месте.
— Интересно, как вас различают другие люди?
— Вот он — некрасивый, — в один голос ответили братья, указывая друг на друга.
— Понятно, — с озадаченным видом вежливо кивнула Эмма и отступила назад, давая им возможность вернуться к спору.
— Смотри под ноги, девочка, — предупредил ее кто- то, когда она едва не оказалась в костре.
Эмма обернулась и увидела Бона, который сидел на камне. Он склонился над тонким ломтиком бекона, дымившимся на железной скороде с длинной ручкой. И хотя мясо уже здорово подгорело, Бон, похоже, не спешил снимать его со сковороды. Он проследил за ее взглядом.
— Сначала ты украла мои бриджи и ботинки, а теперь, полагаю, захочешь украсть и мое мясо, тоже.
— Я не крала ваши бриджи и ботинки, — с оскорбленным видом ответила Эмма. — Ваш кузен украл их у вас и отдал мне. И потом, мне бы и в голову не пришло лишить вас вашего завтрака, сэр.
Бон фыркнул, подцепил кончиком ножа подгоревший кусок бекона и бросил его на помятую оловянную тарелку.
— Давай, бери, — протянул он тарелку Эмме, нахмурив свое ехидное лицо. — Я не хочу, чтобы ты меня застрелила.
Эмма застыла в нерешительности, ни на минуту не веря в доброту этого человека.
— Давай-давай, у меня не было времени отравить его. — Бон вскинул на нее брови. — Пока не было.
Эмма взяла тарелку, откусила маленький кусочек подгоревшего мяса и не смогла скрыть гримасы отвращения. Все равно что урну облизывать.
— У вас еще есть? — спросила Эмма, в животе у нее уже урчало от голода.
С тех пор как ее отец принял предложение графа, у нее совершенно не было аппетита, а тут внезапно проголодалась. Должно быть, езда верхом и свежий воздух способствовали появлению аппетита.
— А ты жадная девица, а? Ничего другого от женщины Хепберна я и не ждал.
Продолжая ворчать, Бон наколол на кончик ножа другой ломтик бекона и уже собрался шлепнуть его на сковороду, но Эмма остановила его руку.
— Пожалуйста, позвольте мне.
Бон с подозрением посмотрел на нее, потом с неохотой переложил нож с ветчиной в руку Эммы.
— Возможно, все закончится тем, что ты воткнешь мне нож в глотку, — пробормотал он.
Эмма присела с ним рядом на камень и положила свежий кусок бекона на сковороду. Когда мясо начало шипеть, она оглянулась и поняла, что остальные люди по- прежнему не обращают на них никакого внимания.
— Почему они так ведут себя? Как будто боятся меня?
— Они не тебя боятся, — погладил свою тонкую бородку Бон, — они Джейми боятся. Он четко дал им понять, чтобы они тебя не трогали, иначе им придется иметь дело с ним.
— И что же он сделает, если они ослушаются?
— Может, пристрелит, — пожал худым плечом Бон.
— Джейми говорил мне, что считает этих людей своими братьями, — недоверчиво засмеялась Эмма. — Вы действительно считаете, что за меня он убьет одного из них?
— Я не сказал, что он убьет их. Я сказал — пристрелит. — Из-за постоянного блеска в глазах Бона невозможно было сказать, когда он шутит. — Только не волнуйтесь, что из-за этого парни станут меньше думать о вас. Джейми сказал, что ты не его женщина.
Еще день назад эти слова не только привели бы ее в ярость, но и испугали бы. А теперь от этих слов она почувствовала опасную легкую дрожь внутри.
Эмма переключила все свое внимание на мясо и начала сосредоточенно переворачивать его кончиком ножа.
— А у вашего Джейми было много женщин? — внезапно, сама того не ожидая, спросила она.
— У любого парня с таким лицом женщин столько, сколько он хочет.
Через мгновение Эмма поняла, что Бон на самом деле не ответил на ее вопрос. Когда она бросила в его сторону испытующий взгляд, он заморгал ресницами и принял такой невинный вид, какой только могло изобразить его маленькое лисье лицо.
— А картошка есть? — спросила Эмма.
— У меня есть одна, мисс.
Эмма вздрогнула, когда гигантских размеров человек с глубоким шрамом на левой щеке протянул руку через плечо Бона.
Она и не подозревала, что люди Джейми осторожно подошли к ним. Их притягивал сочный аромат бекона, который она поджарила до хрустящей корочки. Большинство из них по-прежнему держались на почтительном расстоянии, как будто набирались мужества, чтобы подойти ближе.
— Ты же знаешь, тебе лучше не подкрадываться незаметно к такой девушке, как эта, Лемми, — нахмурился Бон. — С таким лицом, как у тебя, очень возможно, что ты ее напугаешь до смерти.
Огромный человек стыдливо опустил голову, опущенные усы с закрученными концами придавали его удлиненному лицу еще более подавленный вид.
— Простите меня, мисс. Я не хотел вас напугать.
— Ой, да что вы, мистер… мистер… Лемми. — Эмма бросила суровый взгляд на Бона и взяла картофелину из руки Лемми. — Это именно то, что мне нужно.
Картофелина оказалась немного подвявшей, и ростков на ней было больше, чем змей на голове у Горгоны, но Эмма устроила целое представление, порезав ее на аккуратные кубики и бросив их на сковороду рядом с беконом, где они великолепно поджаривались в горячем жире.
— Там, где я взял эту картофелину, есть еще, мисс, — радостно объявил Лемми и поспешил назад к седельным сумкам.
— Если бы здесь был Джейми, — пробормотала Эмма, помешивая ножом картошку, — думаю, он бы попытался убедить меня, что граф лично порезал щеку Лемми своим ножом для вскрытия писем за кражу картофелины.
— Это была не картофелина, а бушель репы. И это был не граф, — как ни в чем не бывало сказал Бон. — Этот старый скряга не любит пачкать в крови свои руки, поэтому одному из своих людей он приказал подержать Лемми, пока его егерь сделал это.
Эмма вскинула голову и с ужасом посмотрела на Бона:
— Это тот самый егерь, который собирался отрубить руку Грэму?
— Нет, тот, что был до него, — покачал головой Бон. — Или тот, что был еще раньше? — Он стал загибать пальцы, пересчитывая егерей, но потом оставил это занятие и лишь пожал плечами. — Граф всегда испытывал особое пристрастие к егерям. Для него — чем кровожаднее, тем лучше.
Эмма с трудом сглотнула, аппетит внезапно куда-то пропал. Она по-прежнему с трудом верила в то, что добрая душа, которая спасла ее семью от разорения, может быть таким чудовищем, каким его описывают эти люди.
Возможно, таким граф бывает только тогда, когда нанимает на работу егерей.
— Ваш кузен рассказывал мне о длительной вражде между Синклерами и Хепбернами, — сказала Эмма. — Но эта ненависть между Джейми Синклером и графом почему-то носит более злобный характер… более личный. Вам известно, почему Джейми так презирает этого человека?
— Ты должна знать, что Джейми Синклер никогда ничего не делает без веской на то причины.
— Даже не похищает невесту другого человека?
Бон отвел глаза в сторону, больше не в состоянии смотреть Эмме в глаза, и она поняла, что зацепила за больное.
— Так вам эти причины неизвестны, да? — осенило вдруг Эмму. — И именно поэтому вы говорили обо мне такие ужасные вещи, да? Чтобы попытаться заставить его рассказать вам.
У Бона дернулась мышца на лице, но он продолжал смотреть на пляшущие языки пламени в костре.
— Он всегда отличался вспыльчивым и сумасбродным характером, совсем как его дед, да и все Синклеры, что жили до него, но я никогда не замечал за ним безответственности. Я не знаю, что ему нужно от графа, но я точно знаю, что это оказывает на него мощное влияние. Он готов рисковать всем, включая наши шеи, чтобы получить это.
Не успела Эмма спросить что-нибудь еще, как рядом с ней оказался молодой парень с глазами яркого зеленого цвета и густой, рыжей бородой.
— У меня еще есть бекон, мисс, — протянул он Эмме грязный бумажный сверток, перевязанный веревкой.
— А у меня есть немного хлеба, — сказал другой человек, стыдливо передав больше половины буханки черного хлеба.
Он был настолько черствым, что Эмме показалось, что в ее руках — камень.
— А у нас есть сыр, — хором вступили Малькольм и Ангус.
Они немного потолкались друг с другом, чтобы решить, кто из них получит привилегию стереть с сыра зеленый налет плесени, прежде чем с триумфальным видом представить его Эмме.
Вскоре и все остальные люди Джейми собрались вокруг Эммы, и она внимательно изучала их застывшие в ожидании лица. В этот момент они меньше всего напоминали банду жестоких преступников и скорее были похожи на кучку грязных мальчишек, с отчаянием ожидавших сладкого горячего печенья прямо из печи.
— Отойдите назад, парни, — печально покачала головой Эмма. — Даме необходимо место для работы.
Когда Джейми вернулся в лагерь, он меньше всего ожидал увидеть такую картину: его люди склонились над оловянными тарелками и жадно забрасывали в рот еду, как будто не ели целый месяц и, может быть, никогда больше не будут иметь такой возможности.
Наверно, их поведение озадачило бы его еще больше, если бы его собственный нос не уловил неотразимый аромат шипящего бекона. И хотя перед тем, как еще до наступления рассвета покинуть лагерь, он съел ломоть черствого хлеба с тонкой полоской сушеной оленины, от желания поесть у него скрутило желудок.
И это желание усилилось и превратилось во что-то бесконечно опасное, когда он увидел женщину, находившуюся во главе устроенного пира. Эмма склонилась над плечом Грэма, выкладывая в тарелку мальчишки жареную картошку, хрустящую снаружи и мягкую внутри, такую, как любит Джейми. Грэм подарил ей обожающий взгляд и запихнул в уже и без того полный рот очередную порцию.
Джейми бросил взгляд в тарелки остальных и увидел там картошку, по несколько ломтиков бекона и толстые ломти зажаренного хлеба с сыром.
— Хорошо еще, что сегодня вечером у нас будет еда и крыша над головой, — с недоверием покачал головой Джейми, — петому что, похоже, вы, парни, за один присест проглотили двухнедельные запасы.
Все понимали, о чем он говорит, и выглядели смущенными, но жевать не переставали.
— Могу я предложить вам завтрак, мистер Синклер? — спросила Эмма, и ее официальный тон почему-то сразу напомнил Джейми те беззащитные тихие звуки, которые доносились из ее горла, когда вчера вечером он целовал ее.
Эмма подхватила кусок бекона со своей тарелки и предложила Джейми.
Он с неохотой взял у нее бекон, точно зная, что должен был чувствовать Адам, когда Ева отдала ему яблоко.
Продолжая осторожно смотреть на Эмму, Джейми попробовал кусочек хрустящего бекона. И если запах был изумительный, то вкус вызывал полнейший восторг. Джейми и глазом моргнуть не успел, как ломтик бекона исчез у него во рту и он без малейшего намека на правила хорошего тона и ни капли не смущаясь уже облизывал жир с кончиков пальцев.
— Девочка готовит как ангел! — с набитым картошкой ртом пробормотал Бон. — Если бы она уже не была обещана графу, я бы сам на ней женился.
— О, Бон, спасибо, — светясь от удовольствия, ответила Эмма. — И хотя моя мама говорила, что такое занятие вряд ли подходит леди, я всегда обожала готовить. Когда я была маленькой, повар, бывало, веником выгонял меня из кухни. К счастью, эта страсть сослужила моей семье хорошую службу, когда повар… ушел.
Эмма опустила глаза, чтобы не встречаться с пристальным взглядом Джейми. Она стала выполнять обязанности повара после того, как деньги, предназначенные для выплаты жалованья, отец спустил на карты и дешевый джин. Джейми очень хотелось знать, пошевелила ли пальцем хоть одна из сестер Эммы, чтобы помочь ей в этом деле.
Вспомнив о причине, по которой он исчез из лагеря задолго до того как встали остальные, он взял несколько разделанных тушек кроликов, висевших у него на плече, и бросил их к ногам Эммы.
— До тех пор пока ты будешь ездить со мной, на твоем столе никогда не будет недостатка свежего мяса, — глядя в ее изумленные голубые глаза, заявил Джейми и, развернувшись, направился к своей лошади. — Хватит набивать свои желудки, собирайтесь в дорогу. Если вы хотите добраться до Мьюиры раньше, чем наступит ночь, то времени на безделье у нас нет.
— Кто такая Мьюира? — спросила ему вслед Эмма.
— Друг, — последовал краткий ответ. — И не особенно привязывайтесь к девушке, — бросил через плечо Джейми, обращаясь к своим людям. — Она не домашнее животное, чтобы ухаживать за ней.
Когда со всех сторон послышались удрученные вздохи, Джейми решил, что это предупреждение ему самому тоже стоит принять во внимание.
Весь этот бесконечный день Джейми вел их за собой, не сбавляя скорости и часто оглядываясь назад, словно чувствовал у себя за спиной присутствие дьявола.
Сначала Эмма старалась ровно сидеть у него за спиной, чувство гордости не позволяло ей прижаться к спине Джейми. Но когда ей в третий раз пришлось неистово, цепляться за его жилет, чтобы не соскользнуть с лошади прямо на острый край скалы, Джейми раздраженно выругался, спешился и снова сел на лошадь, на этот раз — позади Эммы. Одной рукой он обхватил ее за талию и плотно придвинул к своим бедрам. Он проделал это с такой решительностью, что Эмма сразу поняла — сопротивляться бесполезно.
Горы стали еще круче, деревьев почти не было, и продвигаться по труднопроходимой местности стало еще тяжелее. Эмма мысленно поблагодарила Джейми за перемену мест на спине лошади. Если бы не его широкая грудь и мускулистые руки, которые поддерживали ее, она бы скорее всего уже упала в какой-нибудь овраг и сломала себе шею.
Они все должны были быть благодарны, что тронулись в путь с полными желудками, потому что Джейми позволил им короткие остановки для того, чтобы перекусить, попить и передохнуть, всего лишь несколько раз. Судя по тому, как сердито он поторапливал их всех, эти передышки устраивались скорее для лошадей, чем для людей.
Пока они продвигались вперед, воздух с каждым лье становился все разреженнее, и от этого ветер обжигал нежную кожу Эммы, как жалящий удар хлыста. Когда они оставили далеко позади даже самый призрачный намек на весну, под березками, растущими редкими островками, и кедрами стали появляться серые пятна снега.
Вскоре мир Эммы сузился до ощущений мускул истого тела Джейми и равномерного покачивания лошади. Ее воспоминания об Англии — солнечный свет, танцующий на нежной зеленой траве, и жаворонки, поющие в живых изгородях, на которых набухли почки, — казались теперь отдаленным эхом мечты. Как раз в тот момент, когда Эмма подумала, что хуже уже и быть не может, со свинцового неба посыпался холодный мелкий дождь.
Джейми достал из своей сумки клеенку и сделал из нее импровизированный навес над головами. Но все его усилия оказались напрасными, когда капризный ветер переменился и стал забрасывать им прямо лицо ледяные иглы дождя. Очень скоро вода уже капала с ресниц Эммы и текла по ее щекам, как слезы. Забыв про свою гордость, она, промокнув до костей и дрожа от холода, тесно прижалась к Джейми.
Голова Эммы склонилась на грудь, и она не знала, то ли погрузилась в сон, то ли впала в ступор, но когда открыла глаза, ее взору предстала до боли знакомая и одновременно очень чужая картина.
Эмма решила, что спит, ее усталость уступила место наивному удивлению. Иначе как еще можно объяснить появление очаровательной картины перед глазами? Эмма заморгала ресницами, но видение осталось, довольно уютное и крепкое, и в горле образовался ком тоски.
Пока она дремала, дождь сменился снегом, на поляне в объятиях ветра кружились пушистые белые хлопья. В центре поляну стоял дом. И это была не полуразрушенная хижина пастуха, а крепкое строение из обветренного серого камня под соломенной крышей. Словно маяк для утомленного путника, из глубоко посаженных окон лился веселый свет лампы.
Эмме казалось, что дом слеплен из имбирных пряников и марципана, а не из камня и известкового раствора. Она была почти готова увидеть костлявую седовласую старуху, подзывающую ее из дверей и готовую предложить ей засахаренные сливы и леденцы, перед тем как засунуть ее в раскаленную печь.
«Ну что ж, наверно, такая у меня судьба», — подумала Эмма и вздрогнула.
Когда лошадь наконец остановилась, в ее жизни лишь одно осталось неизменным — руки Джейми. Он спешился и одновременно с этим одним плавным движением снял Эмму с лошади. Но на этот раз он не поставил ее на ноги, а, прижав к груди, как ребенка, понес к дому.
Эмма украдкой бросила на него взгляд. Свежие хлопья снега припорошили густые волосы и, словно бриллиантовая пыль, блестели на ресницах.
Эмма знала, что должна протестовать против такого своевольного обращения. Должна настаивать, чтобы он немедленно поставил ее на ноги. Вот только у нее не было уверенности, что дрожащие ноги выдержат тяжесть тела. Поэтому она одной рукой обхватила его за шею и твердила себе, что это менее унизительно, чем растянуться на земле у него под ногами. Эмма положила утомленную голову на плечо Джейми и подумала, как это несправедливо, что тот, кто не заслуживает доверия, может быть таким сильным, теплым и крепким.
Как только они подошли к каменным ступеням дома, деревянная дверь словно по волшебству открылась.
Джейми наклонился, чтобы пройти в низкий дверной проем. Их сразу же окутало облако теплого воздуха, пронизанного бесподобным легким ароматом печенья с корицей.
Через секунду Эмма с изумлением поняла, что дверь им открыла не костлявая хихикающая старуха, а женщина с румянцем во всю щеку, ее размеры что в ширину, что в высоту были одинаковыми. Но это и неудивительно, поскольку ее макушка едва доходила Джейми до локтя.
Судя по мятой ночной рубашке и рассыпанным по плечам длинным седым косам, их приезд поднял хозяйку дома из постели. Но похоже, это нисколько не омрачило ее радости.
— Джейми, мой дорогой! — всплеснула она руками и расплылась в улыбке. — Какая же ты отрада для глаз бедной старой женщины!
Даже с Эммой на руках Джейми умудрился наклониться и поцеловать седую макушку женщины.
— К чему нам ложная скромность, Мьюира. Ты же знаешь, что по-прежнему являешься самой красивой женщиной к северу от Эдинбурга. Я, когда был мальчишкой, сам наполовину влюбился в тебя.
— Только наполовину? — с притворной требовательностью в голосе, как школьница, хихикнула женщина. — А я все еще жду, когда ты возьмешься за ум и попросишь меня стать твоей женой.
— Ты ведь знаешь, что я бы рад, если бы знал, что твой муж не станет возражать. — Джейми распрямился и окинул взглядом уютное, но просторное помещение, которое в этом доме, похоже, служило и гостиной, и столовой. — А где он?
— Он опять с ребятами на охоте. Вот и поделом ему, — с озорным видом подмигнула пожилая женщина, — если бы вернулся и обнаружил в моей постели горячего молодого любовника.
— Прикуси язык, женщина. Он бы застрелил любого, у кого хватило бы глупости пошутить с его стыдливой молодой женой. Однажды он едва не пристрелил моего отца, а тот лишь подмигнул тебе.
— После тридцати пяти лет брака с Драммондом Макалистером, — похлопала она по плечу Джейми, — чтобы заставить эту жену покраснеть от слов такого сладкоречивого парня, как ты, потребуется не одна ложка лести. Кстати, как твой дед? Я все надеялась, что упрямый старый плут спустится с горы и навестит нас до наступления зимы, но все эти долгие месяцы от него ни слуху ни духу.
Находясь у него на руках, Эмма не могла не заметить, как вдруг окаменел подбородок Джейми и начала быстрее пульсировать жилка у основания шеи.
— В эти дни он держится ближе к дому. Я сам не видел его почти два месяца.
— Только не жди, что я поверю, будто старый черт уселся в свое кресло-качалку, — фыркнула женщина. — Если бы это было в его власти, он бы до сих пор руководил парнями, а ты бы по-прежнему находился, в Сент-Эндрюсе или в Эдинбурге, изображая из себя джентльмена.
— Я бы этого не пережил, — фальшиво вздрогнул Джейми. — Виски — жидкий, и девицы не такие красивые, как ты.
В глазах Мьюиры промелькнула тревога, когда она посмотрела куда-то мимо Джейми в темноту двора.
— Принести пистолеты и запереть дверь? Тебя преследуют?
— Сейчас — нет. Кроме кучки промокших, голодных, уставших людей, которые с радостью продадут свои смертные души за тарелку горячего пюре из репы и картофеля и за приглашение переночевать у тебя на конюшне.
Мьюира потерла пухлые руки, всем своим видом демонстрируя, что подняться из постели среди ночи, чтобы накормить дюжину изголодавшихся мужчин, и есть для нее блаженство.
— Я прямо сейчас поставлю горшок на огонь. И скажу Нэбу запереть овец, — подмигнув, добавила она.
Тут ее внимание переключилось на Эмму, она пристально посмотрела на нее светло-коричневыми, как ириска, глазами.
— А кто это у тебя? Неужели нашел внизу на болотах едва не утонувшую ондатру?
В другое время Эмма, возможно, возмутилась бы, что ее сравнили с грызуном. Но сейчас у нее совершенно не было сил, она лишь возмущенно пискнула сквозь стиснутые зубы.
— Я надеялся, что ты присмотришь за ней, пока я займусь людьми и лошадями.
Джейми еще крепче сжал Эмму в своих объятиях.
— Ну конечно, парень. — Она закудахтала, словно наседка, и с упреком посмотрела на Джейми. — Судя по виду этой бедной девочки, у меня это получится намного лучше.
Женщина сняла с крючка масляную лампу и повела их через комнату. После двух ночей сна на холодной земле уютный домик с низкими оштукатуренными потолками и аккуратно подметенным полом, покрытым каменной плиткой, казался Эмме королевским дворцом. В углу в алькове поместилась узкая деревянная лестница. По-видимому, у дома имелся полноценный второй этаж, а не просто чердак, где можно спать.
С железных крючков, вбитых в дубовые балки, свисали хрупкие пучки высушенного розмарина и чабреца, а также впечатляющий набор железных котелков и медных чайников. Джейми пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о самый большой из них.
Эмма мгновенно забыла обо всем, когда увидела огонь, весело потрескивавший в камине. У огня на лоскутном коврике дремала древняя охотничья собака с седеющей мордой. И Эмма едва сдержала свой порыв прогнать пса и свернуться калачиком на его месте.
Джейми осторожно посадил ее на скамейку поближе к камину, потом выпрямился ровно настолько, чтобы что-то прошептать на ухо Мьюире.
— Хорошо-хорошо, об этом я тоже позабочусь, — закивала женщина, и в ее глазах опять появился озорной блеск. — Когда ты вернешься, все будет готово.
Как будто горя желанием выполнить свое таинственное обещание, она повернулась к задней части дома и энергично хлопнула в ладоши. Эмма вытянула шею, ожидая увидеть, кто же появится, чтобы выполнить ее поручение: трио эльфов, а может, единорог.
Но это оказались всего лишь две девушки-служанки. Потирая сонные глаза, они вышли из помещения, которое, должно быть, являлось кухней. Одна из них, курносая, с румяным цветом лица, была такого же маленького роста и полная, как хозяйка дома, а вторая — высокого роста привлекательное создание с темными блестящими кудрявыми волосами, как у цыганки, и пышной грудью, которая едва не выскакивала из низкого выреза корсета.
У нее загорелись глаза, когда она увидела Джейми, и приветствие Мьюиры по сравнению с этой встречей казалось теперь прохладным.
— Ба, да это Джейми Синклер, честное слово! — замурлыкала девушка, уперев руку в стройное бедро. — Давненько же ты не был у меня… То есть… у нас.
