Глава 5

Ласковые нежные ручки ловко, как будто играючи, заставили его наклониться совсем низко, а призывно раздвинутые алые губы выманили страстный, жадный поцелуй. В тот же миг где-то в глубине сознания прозвенел сигнал тревоги: женщина, которую Дэмиен сжимал в объятиях, все более откровенно выдавала свои намерения. Он слишком часто был участником подобных сцен, чтобы не замечать маневров расчетливых леди, мечтавших обрести власть над его душой при помощи своих податливых и доступных тел. Не то чтобы это знание очень тяготило свободолюбивого моряка — он просто старался учитывать опыт, полученный в прошлом, и не затягивать связь с женщиной, если та начинала больше требовать, чем отдавать. По его понятиям жизнь на море совсем не вязалась с длительными серьезными отношениями, предполагавшими более крепкие узы, нежели обычный флирт.

Дэмиен осторожно, но решительно высвободился из жарких объятий и с сожалением посмотрел в глаза Меррел, все еще затянутые томной поволокой. Отчасти она добилась своего: в паху у него все горело как в огне. Не без сожаления подавив эту вспышку, капитан прошептал:

— Меррел, мне пора. Через час начнется прилив, а нам еще надо подготовиться к плаванию.

— Дэмиен, милый, — проворковала Меррел, не спуская с его губ откровенного страстного взгляда, — ты ведь вовсе не хочешь расставаться, правда?

— Должен признаться, — смущенно улыбнулся он, — что рядом с тобой чертовски трудно помнить о делах. Но, — капитан взялся за дверную ручку, — мы могли бы начать с того места, на котором остановились, когда через пару месяцев я вернусь из плавания. Ну а ты во время моего отсутствия попытайся сохранить мне верность… если такое вообще возможно!

— Милый, ты, конечно, дашь мне повод оставаться верной тебе, не так ли? — игриво отвечала Меррел, с трудом скрывая торжествующий блеск в глазах. — Ты тоже будешь хранить мне верность?

— Меррел, дорогая, ты же сама не захочешь, чтобы я унизил тебя ложью, ведь так?

Меррел Бристол явно не ожидала столь откровенного отпора; в ее томно прикрытых глазах мелькнула тайная ярость.

Избалованная дочка богатого торговца из Филадельфии, она не привыкла ни в чем получать отказа и всегда добивалась своего. Несколько дней назад Меррел решила, что должна обязательно стать миссис Дэмиен Стрейт. Однако она была достаточно умна и понимала, что сцена ревности наверняка выбьет почву у нее из-под ног, а потому, смирив свой гнев, задумчиво произнесла:

— Ну что ты, милый, конечно, нет! Я и сама никогда тебе не лгу! Мы просто будем ждать твоего возвращения, чтобы возместить все, что потеряем во время разлуки, не так ли?

Меррел подалась вперед, прижимаясь к его груди своим пышным бюстом, и подставила губы для поцелуя, отчего Дэмиен испытал новую вспышку страсти.

«Черт побери, я едва ей не поддался!» — мысленно воскликнул он, высвобождаясь из цепких объятий и с прощальной улыбкой покидая карету, на которой они приехали в порт.

Уже на полпути к «Салли» капитан оглянулся и коротко отсалютовал даме, с грустью смотревшей на него из окна элегантного экипажа.

На выбеленном жарой небосводе ослепительно сверкало безжалостное тропическое солнце, однако Дэмиен не обращал на это внимания, рассеянно обозревая гладкие как зеркало воды Карибского моря. С самого начала плавания их преследовали неудачи. Капитан то и дело поглядывал на мачты и сердито фыркал при виде безжизненно обвисшей ткани — жалкого призрака тех величавых, полных ветра парусов, что должны были домчать его до Кингстона. Дэмиен снова покачал головой и язвительно усмехнулся своим невеселым мыслям. Контрабанда оказалась весьма прибыльным занятием, и его нелегальные рейсы на Ямайку приносили немалый доход. Война внесла большие изменения в общественное сознание, и островитяне вовсе не считали для себя зазорным вести торговлю с контрабандистом, объявленным вне закона. Однако на этот раз ему не хотелось прятаться, и Дэмиен решил войти в гавань, пользуясь фальшивыми документами на корабль, давно заготовленными для такого случая. Это позволит и ему, и команде как следует отдохнуть на берегу, не скрываясь от властей. Однако по иронии судьбы стоило ему впервые за столько лет захотеть появиться в Кингстоне открыто, как на море установился полный штиль. «Салли» уже третий день болталась на полпути к острову, не имея возможности сдвинуться хотя бы на дюйм, как будто стояла на ремонте в сухом доке!

— Черт побери! — с чувством выругался Дэмиен и снова повернулся, пристально всматриваясь в горизонт. Ему начинало казаться, что душный неподвижный воздух с утроенной силой давит на плечи, пригибает к палубе. А он так спешил попасть в Кингстон!

Раздраженно хмурясь, капитан снова вспомнил кое о чем, не дававшем ему покоя в последнее время. Перед самым отплытием он совершенно случайно узнал, что Мэриан Грир скончалась несколько месяцев назад и теперь проклятая паршивка с фиалковыми глазищами осталась одна в целом свете…

Дэмиен усилием воли подавил разраставшуюся в душе тревогу, не желая признаться даже себе самому, что именно желание разузнать хоть что-то о судьбе несчастной семьи побудило его вопреки привычке, не прячась, явиться в Кингстон.

— Ну что ж, по крайней мере, можно не бояться, что она померла с голоду! — мрачно пробормотал он. Перед последним рейсом капитан, как обычно, отправил им изрядное количество продуктов, и если девчонке не изменила ее природная изворотливость, она сумела распорядиться своими запасами с наибольшей выгодой.

До капитана также доходили слухи о том, что Аметист все чаще заменяет на подмостках свою мать, неспособную справиться с недугом, и что публика принимает юное дарование весьма и весьма радушно. На лице у Дэмиена снова появилась язвительная гримаса. Уж он-то хорошо знал Аметист Грир и считал, что эти надутые кингстонские креолы с замашками мелкопоместных аристократов лишний раз доказали свою тупость, принимая ее глупые ужимки за настоящую игру. Странно только, почему он сам не в состоянии избавиться от размышлений на эту тему и без конца ломает голову над судьбой несносной притворщицы. Вот и сейчас против воли перед его мысленным взором возникли фиалковые глаза, полные такой ненависти, что Дэмиену чуть не изменила выдержка.

Клубившаяся в груди ярость просилась наружу, а неудачи этого рейса только подливали масла в огонь. Будь проклят бесконечный штиль! Будь проклято ленивое море! Его бедная «Салли» болтается на одном месте, как листок посреди грязной лужи, и он не может ничего с этим поделать! Будь проклято…

Но что это? Дэмиен распрямился как пружина. Так и есть: безжизненные паруса слегка шевельнулись. Провалиться ему на этом месте, если это не ветер!

Капитан с довольной улыбкой следил, как наполняются ветром паруса, а легкий толчок палубы у него под ногами принес ему ни с чем не сравнимое чувство восторга.

— Варне, — с облегчением скомандовал он первому помощнику — худощавому невысокому мужчине, стоявшему рядом, — поднимай людей! Похоже, мы все-таки попадем в это чертов Кингстон!

Аметист медленно поворачивалась на месте, разглядывая привычную обстановку тесной спальни. Отныне она одна распоряжается этой комнатой… но какой дорогой ценой далась ей эта возможность! Почти семь лет они делили с матерью душную каморку и стоявшую в ней убогую кровать. Лишь в последние несколько месяцев, когда тяжелое состояние больной потребовало полного покоя, Аметист перешла спать в гостиную. И вот теперь комната целиком принадлежит ей, маму отвезли на небольшое кладбище на склоне холма. Несправедливый, ужасный обмен!

Стараясь не дать воли жгучим слезам, наполнившим ее чудесные фиалковые глаза, Аметист резко откинула с лица темные локоны и принялась наводить в комнате порядок. Она не поддастся горю и не станет предаваться бесполезному унынию. Теперь она осталась одна, зато ни от кого не зависит, а значит, сможет извлечь из сложившейся ситуации максимум пользы. Между прочим, она не совсем одинока. Тилли — благослови Господь ее преданное сердце — так и не покинула своей каморки за кухней, хотя не получала жалованья уже несколько месяцев. Мулатка попросту отказывалась брать деньги, настаивая на том, что ей довольно крыши над головой и питания, да вдобавок остальные члены театральной труппы по-прежнему платили ей небольшую сумму за услуги. Благодаря неустанным заботам Тилли Аметист сумела преодолеть первые, самые трудные, дни после маминой смерти.

Ну и конечно, у нее оставался Уильям. Девушка невольно нахмурилась, вспоминая о своем пылком ухажере. Степень его преданности можно было сравнить лишь со степенью возмущения его отца. Шеридан-старший отказался даже говорить об их возможном браке. Аметист была уверена, что только привычка держать данное слово не позволила плантатору разорвать их сделку, касающуюся продуктов, после того как Маркус Петерс оказал им «услугу», поставив хозяина в известность про шашни его сыночка с «актрисой из погорелого театра». С каждым днем напряжение возрастало и грозило перейти в открытую ссору с того дня, как Уильям признался в своем намерении жениться.

Аметист нахмурилась. Она считала, что Уильям поспешил со своим заявлением. Несмотря на не слишком простую жизнь, девушка вовсе не стремилась как можно скорее выскочить замуж. Ей всего шестнадцать лет; раз уж есть возможность существовать на жалованье актрисы, зачем делать поспешные шаги? Вдобавок Аметист должна была убедиться, что связавшие их с Уильямом чувства сравнимы с трогательной и пылкой любовью, существовавшей между отцом и мамой. Их преданность и нежность прекрасно сохранились в ее памяти и служили источником душевной силы в самые тяжелые минуты. Аметист понимала, что только такая любовь может сделать ее счастливой, и потому с особенной осторожностью подходила к вопросу о возможной свадьбе. А вот Уильям был слишком нетерпелив… и упорен. — Его совершенно не смущало то, что придется идти против родительской воли, и лишь нерешительность Аметист удерживала пылкого влюбленного от скоропалительной свадьбы. Девушка нисколько не сомневалась в силе его любви. Преданный, заботливый, ласковый, временами чересчур ревнивый, Уильям любил ее всем сердцем и не старался это скрывать. Аметист понимала и то, что чувство Уильяма становится все сильнее с каждым днем, а значит, его терпение на исходе. Временами ей даже становилось неловко из-за своей нерешительности, делавшей юношу глубоко несчастным.

С другой стороны, Аметист не могло не оскорблять надменное предубеждение его отца против ее профессии. Всякий раз воспоминание об этом будило в ней острую вспышку гнева, и милые губки кривила язвительная гримаса, совершенно не вязавшаяся с обликом «приличной юной леди». Возможно, подчас ее появление на сцене чересчур пылкая часть публики приветствовала слишком откровенно и шумно, однако полученные за представление деньги позволяли им с мамой обеспечивать свои скромные нужды и ни от кого не зависеть. И пусть им не удалось выдвинуться дальше вторых ролей — зато папа был по-настоящему великим артистом. У нее нет никаких причин стыдиться своей профессии. Что же касается тех скользких предложений, с которыми иногда сталкиваются актрисы, она попросту не собиралась их замечать. Впрочем, их никто никогда ей и не делал, а вот Уильям вечно заводит об этом речь и считает, что она не соглашается на брак нарочно, чтобы отомстить ему за предубеждения его отца. Может, отчасти так оно и есть, и… Если бы она могла разобраться в своих чувствах!

По крайней мере, в одном девушка была уверена вполне: для Ямайки наступили тяжелые времена, и плантация Шеридана не стала исключением, а явиться туда яблоком раздора Аметист не позволило бы чувство собственного достоинства. Голод, эпидемии, бесконечные ураганы, уничтожавшие посевы, — все это требовало максимального напряжения сил, а значит, Щеридан-старший и Шеридан-младший должны стоять плечом к плечу, чтобы избежать разорения. Аметист слишком ценила кровные узы — особенно теперь, когда не стало ее мамы, — и ни за что не согласилась бы встать между отцом и сыном. Лучше уж заняться своими проблемами — а их тоже немало: не далее как вчера ей стало известно, что в «Америкен компани» поговаривают о скором возвращении на материк. Война за независимость увенчалась победой, и многие стремились вернуться на родину. Не дай Бог, Уильям узнает об этом — он просто не даст ей проходу!

Ее размышления прервал приглушенный мужской голос, доносившийся из соседней комнаты, — должно быть, кто-то разговаривал с Тилли. Аметист глянула на часы на ночном столике, и ей стало слегка не по себе. Уильям собирался явиться не раньше чем через час. Неужели что-то стряслось на плантации?

Желая выяснить это как можно скорее, девушка кое-как накинула на кровать покрывало и, распахнув дверь, озабоченно воскликнула:

— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…

И тут же замолкла на полуслове под пронзительным взглядом серо-стальных глаз.

Рано утром «Салли» на виду у всех гордо вошла в Кингстонскую гавань. Ее экипаж едва сдерживал нетерпение — всем хотелось, как можно скорее оказаться на берегу. Дэмиен как ни в чем не бывало, явился к начальнику порта и предъявил поддельные бумаги на корабль, с великолепной выдержкой игнорируя недоуменные гримасы на физиономиях тупых служак, чуть ли не вылизавших каждый документ. Однако придраться было не к чему, и его отпустили с миром, поставив все нужные отметки. Впервые в жизни ограниченность чиновников от мореходства принесла Дэмиену пользу. Он не боялся предательства тех, кто знает его в лицо: верные друзья промолчат, а враги побоятся его пресловутой обеа. Ха! Вот шутка так шутка! Посмеиваясь над суеверными островитянами, капитан с довольной улыбкой спустился к себе в каюту, чтобы переодеться. Сами себе создали идола — и сами же его боятся! Все как один, кроме… кроме проклятой малявки с фиалковыми глазищами в пол-лица. Судя по всему, эта пигалица плевать хотела и на него, и на его славу колдуна-чародея.

Стараясь подавить невольное раздражение, Дэмиен торопливо переменил костюм и вышел из каюты, подгоняемый все той же смутной тревогой, что не давала ему покоя на протяжении последнего плавания.

Вскоре он уже стоял возле дома, в котором жила Аметист со своей служанкой. Достаточно было одного взгляда на голый, невыразительный фасад, чтобы его сердце принялось отбивать прямо-таки сумасшедшую дробь. Злясь на свою неуместную впечатлительность, Дэмиен с суровым видом поднялся на крыльцо. Он хотел было постучать, но передумал — разве не его щедрость поддерживала существование здешних обитателей на протяжении целых трех лет?

Капитан рывком распахнул дверь, не на шутку напугав рослую мулатку. Тилли, громко охнув, приняла молитвенную позу и стала раскачиваться, напевая какое-то заклинание; в ее темных глазах застыла смесь ужаса и благоговения.

Чувствуя, как в его груди вскипает волна необъяснимого гнева, Дэмиен довольно грубо спросил:

— Где твоя хозяйка? Мне надо с ней поговорить!

— Она у себя в спальне, капитан. — Грудной голос служанки задрожал.

— Ну, так ступай и скажи, что я пришел! Или прикажешь мне дожидаться ее целый день?

На самом деле Дэмиен чувствовал, что терпение его на исходе; он больше не в силах ждать и вот-вот сорвется, если сию же минуту не увидит Аметист. Дьявольщина! Что за морок напустила на него эта девчонка?

В тот же миг, как будто что-то почувствовав, Аметист неожиданно открыла дверь и, встав на пороге, с тревогой спросила:

— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…

Взгляд широко распахнутых лавандовых глаз словно приклеился к его лицу, и Дэмиен ощутил, как все внутри у него замерло. Это были все те же запомнившиеся ему огромные глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, но… Господь свидетель, он смотрел и не мог насмотреться, замечая все новые перемены в этом знакомом — и в то же время незнакомом ему облике женщины-ребенка. Все в ней поражало совершенством — нежный овал лица, обрамленного блестящими, черными как ночь длинными локонами, идеально вылепленные, слегка приподнятые скулы, чистая гладкая кожа, лишь чуть-чуть тронутая загаром, с проступавшим под ней неярким румянцем, тонкий и прямой нос. Выразительные влажные губы, казалось, были словно нарочно созданы для поцелуев…

Неожиданно капитан обратил внимание на то, что эти губы выражают крайнее недовольство, а тонкие, изящные руки сжались в кулаки; но даже это не умерило его восхищения стоявшей перед ним юной красавицей. Напротив, Дэмиен почувствовал, как его охватило неистовое желание завладеть ею навсегда, холить и лелеять, стать ее повелителем и защитником.

Забывшись, он даже протянул к ней руки, но его тут же остановил звонкий гневный голос:

— Что вы здесь делаете?

С трудом подавив свой порыв, Дэмиен сердито прищурился:

— Судя по всему, ты изменилась только внешне, а в душе осталась все той же маленькой паршивкой, не так ли, Аметист?

— Капитан Стрейт, — язвительно отвечала девушка, намеренно пропуская мимо ушей оскорбительное замечание, — ваш визит вежливости немного запоздал! Мамы здесь больше нет, так что некому будет тешить ваше больное самолюбие бесконечными благодарностями!

— Тешить мое самолюбие?

— Вот именно. Как мне ни грустно вас разочаровывать, капитан, но и прочим вашим планам не суждено будет осуществиться из-за маминой скоропостижной кончины!

— Каким еще планам? — раздраженно спросил Дэмиен, озадаченный столь решительной отповедью, к тому же полной каких-то идиотских намеков. — Что за чушь ты несешь, Аметист Грир? Твоя мать была милой, скромной женщиной, и я уважал ее как друга. Недавно до меня дошло известие о ее смерти, и я зашел выразить свое…

Аметист и сама не заметила, как перестала его слушать, поглощенная своим гневом и горем. Ей никогда не простить ни оскорбительных шуточек, ни той оплеухи, которой он наградил ее три года назад, когда она пришла к нему за помощью, переодевшись мальчишкой. То, как ее мать упорно благодарила этого типа за его так называемую щедрость, только усиливало в ней чувство протеста. Аметист отлично помнила, как застукала их во время плавания на Ямайку — тогда они сидели одни в каюте, держась за руки. Ей до сих пор делалось тошно, стоило только вспомнить эту картину… Мама выглядела такой хрупкой, чувствительной; папа обожал ее и готов был пойти на что угодно, чтобы защитить от невзгод и жестокостей этого мира. Мэриан Грир до самой смерти сохранила эту душевную чистоту и доверчивость, и Аметист с детства привыкла быть щитом между нею и реальной жизнью. Девочка отлично знала о репутации ловеласа, которую давно заслужил капитан Дэмиен Стрейт. Кроме того, она неплохо разбиралась в людях и считала, что такому хваткому дельцу и в голову не придет проявлять щедрость и великодушие без тайного расчета. А какой еще тайный расчет может быть в данной ситуации, как не надежда попользоваться ответной реакцией совершенно определенного рода? Ему оставалось лишь дождаться, пока Мэриан Грир оправится от болезни… Бедная наивная мама — ни об одном мужчине в мире она не отзывалась с таким восторгом, если не считать папу! Больше всего Аметист бесило то, что эти хвалебные эпитеты достались наглому чужаку. Да как можно этого настырного типа, только что без стука вломившегося в их дом, сравнивать с папой!

— …и я имею возможность убедиться, что дочь ни в малейшей степени не разделяет чувств матери, — все еще бубнил Дэмиен, лицо которого медленно, но верно краснело, выдавая его реакцию на столь оскорбительный прием.

— Ну да, ее дочери совсем не до сантиментов, — зло прошипела Аметист, — потому что ее дочь не настолько наивна, чтобы поверить, будто такой, как вы, станет целых три года бросать деньги на ветер и пускать пыль в глаза милой вдовушке без расчета на ее…

— Пропади ты пропадом, соплячка! — взревел Дэмиен. Ему неожиданно захотелось свернуть эту хорошенькую шейку, чтобы не слышать несусветной чуши, с такой легкостью слетавшей с милых алых губ! Эти губки вовсе не предназначены для того, чтобы браниться, да еще так глупо!

Еще больше разозлившись на свою слабость перед этими нежными, обольстительными губками, Дэмиен запальчиво продолжил:

— Ты как была, так и осталась круглой дурой, Аметист Грир! Из взбалмошной и своевольной девчонки ты выросла в молодую женщину, чье упрямство граничит с безумием! У меня в голове не укладывается, как в твоем извращенном умишке могла возникнуть такая дикая мысль!

— Дикая мысль? В извращенном умишке? — Аметист охнула. — Да вас просто бесит, что я раскусила ваши подлые планы!

Не в силах устоять на месте, Дэмиен ринулся вперед и схватил девушку за плечи. Не спуская со своей жертвы убийственного взгляда, он прорычал:

— Говорю тебе, я просто хотел помочь твоей матери, потому что беспокоился за нее…

— И поэтому ни разу не заглянули за все эти годы! Бедная мама! Она в вас верила и все удивлялась, почему вы не приходите ее проведать!

— Тогда я не волен был в своих действиях, Аметист! Если ты помнишь, шла война, и я всегда старался как можно скорее покинуть Ямайку, чтобы пуститься в новый рейс за очередной партией продуктов!

— Ну да, только при этом никогда не забывали навестить городской бордель, не так ли?

Это была чистая правда, и Дэмиен беспомощно умолк, не находя ответа. Но тут в глазах у Аметист сверкнуло такое злорадство, что капитан снова разъярился. Он оттолкнул от себя маленькую паршивку, так что она едва не упала.

— Не хватало еще мне отчитываться перед сварливой соплячкой, которая исходит желчью из-за каких-то воображаемых обид, вместо того чтобы признать правду!

— Правду? — Аметист резко выпрямилась, глаза ее засверкали. — Хорошо, капитан Стрейт, давайте выясним, где правда! Скажите, почему вы сюда явились?

— Вот-вот, я бы и сам хотел знать, что я здесь делаю! Я задаю себе этот вопрос с той минуты, как ты принялась поливать меня грязью! Однако в чем-то ты, пожалуй, права: в борделе со мной сполна расплачивались за те продукты, которые я им доставлял. Но разве я не заслужил благодарность за ту помощь, которую получали от меня вы с матерью?

Дэмиен шагнул вперед, схватил напряженно застывшую Аметист в охапку, больно сжал ее и поцеловал прямо в губы. Он совершенно не ожидал, что вкус этих полуоткрытых свежих губ подействует на него так возбуждающе, внушит ощущение утраченного и вновь обретенного родного дома, исполнения давно манившей мечты… Вздрогнув всем телом, Дэмиен впился в припухшие губы еще более страстно, не обращая внимания на ее смешные попытки вырваться. Он упивался этим поцелуем, не в силах остановиться и отпустить Аметист от себя.

Мало-помалу девушка перестала сопротивляться и затихла в его руках. С трудом отстранившись, Дэмиен горячо зашептал:

— Аметист, милая, мне хочется…

Внезапно натолкнувшись на полный ненависти взгляд, он растерянно умолк.

— Я отлично знаю, чего вам хочется. Коль скоро Грир, которую вы рассчитывали соблазнить, оказалась недосягаема, вам захотелось попользоваться той Грир, что осталась вместо нее, не так ли? Боюсь, мне придется разочаровать вас, капитан, но я и моя мать не одно и то же — меня не введут в заблуждение ваши предательские ласки, какими бы страстными они ни казались!

— Предпочитаешь оставаться все такой же несносной упрямицей, Аметист? — Дэмиен оттолкнул ее от себя; его глаза пылали бешенством. — Жаль, что в такой прекрасной упаковке нет места для души! Между прочим, твои слова — чистая правда: ты и в подметки не годишься своей матери. Мэриан была истинной леди, чуткой, радушной, искренней, — в отличие от тебя, хладнокровной и бессердечной маленькой ведьмы…

— Вам угодно оскорблять меня на разные лады только потому, что я в отличие от шлюх из борделя не желаю лезть с вами в койку, капитан? Не слишком ли много вы на себя берете? Я не хочу иметь с вами ничего общего прежде всего потому, что вы мне противны! Даже будь я шлюхой, вам в жизни не расплатиться со мной за подобную услугу…

— Но разве я не заплатил тебе вперед? — укоризненно спросил Дэмиен. — Разве я не платил тебе целых три года?

— Но вы же не могли ожидать… — от негодования у Аметист не хватало слов, — вы не могли на самом деле считать, что с вами расплатятся подобным образом…

На суровом лице капитана мелькнула язвительная усмешка.

— Ты слишком много о себе возомнила, малышка! Я не возьму тебя, даже если ты станешь на коленях умолять меня об этом, потому что не хочу превратиться к утру в холодную глыбу льда! Тоже мне удовольствие — держать в объятиях снулую рыбу! — Он смерил ее презрительным взглядом. — Так что твои страхи напрасны — никто на тебя не посягает.

Аметист задрожала от ярости и унижения.

— В этом случае, капитан, полагаю, вам больше нечего делать в моем доме! Будьте добры его покинуть… сейчас же.

Молча стиснув кулаки, Дэмиен резко повернулся и направился к двери.

— Да, кстати, — крикнула Аметист ему вдогонку, — имейте в виду: здесь больше не нуждаются в вашей благотворительности! Приберегите свои продукты для более покладистой дамы, которую не затруднит расплатиться с вами так, как вам хочется! Что же касается меня, то лучше я сдохну от голода!

— Это как тебе угодно, — с издевкой ответил капитан, задержавшись у дверей. — А что до меня, то я лучше сдохну от воздержания!

Аметист застыла, сраженная этим последним, тщательно продуманным оскорблением, и молча наблюдала за тем, как капитан, выйдя на крыльцо, с грохотом захлопнул за собой дверь.

Когда, наконец, девушка пришла в себя, она увидела трясущуюся от ужаса Тилли. Не в силах выслушивать очередную проповедь о благодарности, Аметист вполголоса предупредила:

— Тилли, будь добра, оставь меня в покое. Мне сейчас не до твоих нравоучений!

Мулатка покачала головой с таким видом, будто не слышала слов молодой хозяйки, а затем возмущенно произнесла:

— Ты быть дурак, Аметист Грир! Твой мама крутиться в могиле, если видеть, как ты сегодня говорить с капитаном Стрейтом! Глупый девчонка! Ты помнишь, какой был твой мама, когда этот человек брать вас под крыло? Твой мама умирай, он уходить скоро-скоро… Но этот человек… он вас жалеть, и твоя кладовая быть полной еды! Этот человек подарить тебе еще три года вместе с мама, а ты кричать, как больная кас-кас! Дурак! Куаши!

— Тилли, разве ты оглохла? Ты не слышала, какую плату он ожидал за свою «жалость»?

— Куаши! Теперь не жди ничего хорошего! У этого человека слишком сильный обеа, Аметист Грир, он ходить и делать тебе сглаз! Он большой колдун…

Не желая дальше выслушивать эту суеверную чушь, Аметист повернулась и быстро скрылась у себя в спальне; но прежде чем она успела захлопнуть дверь, до нее донесся сердитый голос Тилли:

— Безмозглая мисс! Куаши!

Аметист постаралась взять себя в руки. Уж она-то отлично знала, кто из них с Тилли настоящая дура! Мулатка просто не в состоянии поверить, что молодая хозяйка больше не нуждается ни в чьей благотворительности и ей за глаза хватает тех фруктов, которые есть на острове. Вдобавок на свое жалованье она может иногда покупать яйца или рыбу. И пусть этот гад не пыжится от важности — никто не собирается помирать с голоду без его хваленых подарков!

В памяти против ее воли всплыл суровый образ Дэмиена Стрейта, и Аметист не могла не признать, что за последние три года он стал выглядеть еще внушительнее, чем прежде. Нетрудно догадаться, отчего при виде такого верзилы чересчур впечатлительные островитяне приписывают ему сверхчеловеческие возможности! На Ямайке, где основное население составляют креолы и чернокожие, златокудрый гигант с загорелым мужественным лицом и пронзительными серо-стальными глазами не мог не привлекать внимания, следствием чего стало великое множество сплетен и слухов. Если бы Аметист не обладала развитой с детства силой духа, она запросто могла бы попасть под влияние так называемого общественного мнения, наградившего загадочного капитана-контрабандиста славой великого колдуна.

При воспоминании о его поцелуе — сперва грубом и жадном, а потом нежном и ласковом — девушка сердито фыркнула. В капитане Стрейте пропал великий актер. Если в один прекрасный день ему надоест скитаться по морям, он запросто сможет получить место в их труппе! Но и Аметист успела кое-чему научиться на подмостках, и ее не проведешь простым притворством и трюками, даже если собственное тело друг выходит из повиновения и предательским образом откликается на непрошеные ласки, на сдавленный шепот: «Аметист, милая…»

Внезапно почувствовав, что ее мысли приняли непредвиденный оборот, девушка постаралась выкинуть из головы настырного капитана и с утроенной энергией принялась поправлять жалкий тюфяк на своей кровати, повторяя про себя:

— Ты действительно круглая дура, Аметист Грир! Настоящая куаши! Но не стоит напрасно беспокоиться — сегодня ты распрощалась с капитаном Стрейтом раз и навсегда!

Стремительно шагая по улице в сторону доков, Дэмиен не обращал ни малейшего внимания на окружающее, так как был слишком поглощен своими мыслями. Черт бы побрал эту Аметист Грир! И как ей это удается? Она едва вылезла из пеленок и уже успела каждое его слово, каждое намерение вывернуть наизнанку. Теперь он и сам не мог разобраться, где правда, а где ложь. Она проделывает это с завидным постоянством при каждой их встрече! Паршивка, кажется, готова удавить его голыми руками…

Дэмиен задумался и пошел медленнее. Он постарался честно и объективно восстановить в памяти все свои поступки и не нашел ни одного, способного породить столь непримиримую ненависть. Чего стоил один сегодняшний прием! А он тоже хорош — стоял и лепетал ее имя как последний олух. Черт побери, но как же она изменилась! Ничего удивительного, что ее с распростертыми объятиями приняли на место матери в театральную труппу. При такой внешности вовсе не обязательно уметь играть — достаточно просто появиться на сцене, чтобы весь зал обомлел от восторга. Если так пойдет и дальше, ей придется нанимать телохранителя, чтобы пробиться через толпу поклонников!

Дэмиен снова ощутил вспышку ярости при мысли о том, что этой вертихвостке, должно быть, приятно, когда все эти сопливые пижоны млеют от счастья, глазея на нее из зала.

Впрочем, всего несколько минут назад он вел себя точно так же.

— Вот пусть и получает то, что заслужила! — сорвалось с его губ. Нечего было возводить на него напраслину! Несчастная Мэриан Грир вызывала в нем жалость — и не более того! Разве нормальный мужчина позарится на такую развалину? Аметист вбила себе в голову черт знает что и не желает видеть правды. Он пришел к ним в дом, потому что беспокоился о ребенке… то есть об этой паршивке… Нашел о ком беспокоиться! Таким вертихвосткам, как она, вечно все нипочем — ядовитое змеиное жало защитит ее надежнее любого оружия…

И все же Дэмиен не понимал, с какой стати он вообще так переживает из-за дурацкой сцены, устроенной ему истеричной девчонкой. Он сделал что хотел. Тогда откуда это гнетущее чувство неясной тревоги, снова поселившееся в его душе? Уж не виноват ли в этом ее запах, все еще остававшийся на губах… или прикосновение молодого горячего тела, разбудившее страстное желание обнимать ее снова и снова…

Неожиданное открытие так потрясло его, что он застыл на месте, хотя впереди уже показались знакомые очертания «Салли». Он, Дэмиен Стрейт, млел от ее близости, как сопливый мальчишка, и был отвергнут самым недвусмысленным и оскорбительным образом! Хуже того — малолетняя вертихвостка умудрилась использовать его на всю катушку, пока он был нужен, а потом, когда нужда в нем отпала, его пинком выставили вон, как нашкодившую собачонку.

Едва помня себя от бушевавшей в груди ярости, Дэмиен взбежал по сходням на борт корабля. В ушах его все еще звенел презрительный голосок Аметист: «…полагаю, вам больше нечего делать в моем доме! Будьте добры его покинуть!»

Дэмиен с грохотом спустился к каюте и пинком отворил дверь, бормоча себе под нос:

— Ну, погоди, Аметист Грир, ты еще пожалеешь об этих словах! Пожалеешь, как пить дать, уж я об этом позабочусь!

Выскользнув за дверь, Тилли тайком поспешила по темной улице, стараясь производить как можно меньше шума — насколько это позволяла ее внушительная фигура. Мулатка прихватила с собой лампу, но собиралась зажечь ее позже, когда пересечет весь город и окажется в густом лесу. Там ей предстояло, как следует запутать следы и лишь потом прямиком отправиться туда, куда она собиралась. Тилли не желала, чтобы хоть одна живая душа догадалась о цели ночной вылазки — это могло безвозвратно разрушить ее репутацию свободной женщины.

Получив стараниями своего белого отца достойное образование, Тилли не хуже прочих разбиралась в манерах, одежде и религии белых людей; но Мейбл Суон тоже успела оставить заметный след в характере своей независимой и гордой дочери. Она не мешала ей постигать премудрости светской жизни и внешне соблюдать все правила, принятые среди белых, при этом втихомолку обучая девочку всему, что полагалось знать истинной дочери народа Паку. За все эти годы Тилли ни разу не изменила своей тайной вере, несмотря на связанные с ней опасности, и в тяжелые минуты всегда прибегала к помощи чернокожих знахарей и колдунов. По большей части это были рабы, трудившиеся на плантациях; они недолюбливали мулатов, пользовавшихся незаслуженной, по их мнению, личной свободой. Вот почему каждая встреча с Паку была связана для Тилли с двойным риском и внушала неуверенность и страх.

Тем не менее, когда до нее дошла весть о том, что братья по вере соберутся на очередной ритуал в лесу за плантацией Конвеев, Тилли поспешила на эту встречу, стараясь не думать о грозившей ей опасности.

Поспешно пробираясь между деревьями, она совсем запыхалась, как вдруг из темной чащи до нее донесся знакомый рокот барабанов. Ориентируясь на звук, мулатка быстро вышла на большую поляну, посреди которой полыхал огромный костер. Вокруг мелькали сосредоточенные темные лица. Тела танцоров поглотил ночной мрак, и они превратились в скопище смутных теней. Заколдованные голосом барабанов, полуголые люди двигались в едином ритме — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Пламя трещало и гудело, языки огня рвались ввысь, в бархатную тьму, и постепенно Тилли почувствовала, как просыпается в ее крови таинственный дикий голос африканских предков. Вместе с остальными танцорами она вертелась, извивалась и подпрыгивала в неистовой пляске, и все громче становились хриплые, лающие выкрики, рвавшиеся из ее груди.

Люди вокруг нее, задыхаясь, в полном изнеможении валились наземь, бормоча что-то неразборчивое, пока их сознание отправлялось в загадочное путешествие по сумеречной зоне, существующей в душе каждого человека, однако Тилли, не чувствуя усталости, двигалась ритмично и легко. Кровь, унаследованная от негритянских предков, гулко шумела в ушах, заставляя ее танцевать даже тогда, когда все остальные уже давно лишились сил. Она всей душой устремлялась к Паку, их древнему суровому божеству. Это была ее молитва.

Наконец Тилли забилась в судорогах и с пронзительным криком повалилась наземь. Ее била дрожь, с губ слетали непонятные фразы…

Ловко лавируя между лежавшими вповалку телами, к ней подобрался щуплый неопрятный старик. Он внимательно прислушался к тому, что бормотала Тилли, досадливо морщась от мешавших ему громких возгласов остальных танцоров. Так и есть: сегодня Паку избрал своими устами Тилли Суон, и колдун должен был внимательно выслушать все, что их божество передаст своим детям через эту женщину. Старик опустился рядом с мулаткой на корточки и терпеливо ловил каждое слово до тех пор, пока Тилли не умолкла, а рассеянный взгляд темных глаз не стал осмысленным и ясным.

Мало-помалу Тилли приходила в себя. Первым, что она почувствовала, была жесткая влажная земля, на которой распростерлось ее тело. Голова ее раскалывалась от боли, а горло сводило судорогой от диких криков. Тилли не сразу осознала, что на нее внимательно смотрит главный колдун, и вздрогнула от неожиданности. Испуганно зажмурившись, она затаилась в ожидании его решения.

— Паку выбирать сегодня Тилли Суон. Он говорить через тебя с остальные люди. Твой белый кровь быть слабый, твой черный кровь быть сильный. Что ты хотеть от этот старик?

Тилли, не тратя времени даром, отвечала давно заготовленной речью:

— Дитя моей души, он сердить белый мужчина-обеа против себя. Дитя моей души закрывать уши, он не слушать Тилли. Белый обеа ушел злой на дитя моей души. Ты говорить Паку. Просить его разбить белое колдовство.

— Кто этот белый, Тилли Суон?

— Капитан Дэмиен Стрейт.

Даже во тьме было видно, каким опасным пламенем сверкнули глаза старого колдуна. Он с достоинством выпрямился и пошел прочь от костра. Тилли мигом вскочила на ноги, пошатнулась от головокружения, но быстро оправилась и поспешила за колдуном.

— Ну что, старик? — нетерпеливо поинтересовалась мулатка, схватив его за руку. — Ты помогать Тилли Суон?

— Капитан слишком сильный обеа! — невразумительно буркнул знахарь. По его морщинистому лицу невозможно было прочитать, что он собирается делать, и Тилли снова спросила:

— Так ты помогать Тилли?

Бедной женщине показалось, что старый колдун молчал целую вечность, не спуская с нее загадочного взгляда, и за это время успел прочитать все ее мысли. Наконец он резким движением оттолкнул ее руку, проковылял в ту сторону, где на краю поляны стояла ветхая хижина, и через несколько минут вынес оттуда маленький матерчатый мешочек. Достав с его дна засушенную петушиную лапку, он еле слышно пробормотал:

— Этот петух рыть землю на могила. Его лапка носить силу духов. Они защищать дитя твоей души. Держи лапка близко-близко к твоему дитя — тогда сглаз белый обеа его не трогать.

Считая на этом свою миссию завершенной, колдун повернулся и отправился обратно в хижину, не обращая внимания на вопли растроганной Тилли.

— Спасибо! — повторяла она ему вслед. — Тилли Суон говорить «спасибо»!

Только тут Тилли обнаружила, что почти все танцоры уже пришли в себя и расселись на поляне вокруг костра. Не желая тратить времени даром, она надежно спрятала амулет, подняла с земли лампу и направилась к опушке, желая как можно скорее вернуться домой. У нее по-прежнему не было уверенности в благожелательности чернокожих собратьев по вере — слишком у многих ее положение вызывало зависть и гнев, и теперь, когда знахарь скрылся у себя в хижине, некому было защитить ее от возможных нападок. Мулатка с облегчением перевела дух только тогда, когда густой подлесок надежно укрыл ее от взглядов тех, кто еще оставался на поляне.

В этот миг чья-то рука вцепилась ей в плечо, заставив обмереть от испуга.

Тилли медленно обернулась. Над ней возвышалась неясная мужская фигура, едва освещенная ее убогой лампой. Впрочем, она знала лишь одного негра на этом острове, способного похвастаться таким огромным ростом.

Приподняв лампу, мулатка увидела грубо вылепленное мужское лицо, искаженное грозной гримасой.

— Почему ты не смотреть на меня, Тилли Суон? Ты бежать отсюда?

— Это очень важно, Раймонд! — отвечала Тилли как можно строже, стараясь не выдать охватившую ее знакомую слабость. Она не могла оставаться равнодушной к этому человеку. — У Тилли нет время глядеть на всякий старый раб…

— Раймонд не «всякий старый раб», Тилли! — Рука у нее на плече машинально сжалась от наплыва чувств, и мулатка против воли вздрогнула.

— Тилли уже слишком старый для разных игр…

Раймонд наконец отпустил ее плечо.

— Для меня Тилли не старый. Тилли Суон — красивый женщина. Женщина для меня…

Чувствуя, как это простое признание и искренний взгляд темных выразительных глаз лишают ее решимости, Тилли пробормотала в отчаянной попытке настоять на своем:

— Хм… Сколько женщин ты иметь после того, как в последний раз видеть Тилли, Раймонд?

— У Раймонд не быть других женщин!

От избытка чувств у Тилли запершило в горле. Она судорожно сглотнула и кивком позволила Раймонду забрать лампу и повести себя в сторону от основной тропы. Через несколько минут они добрались до укромной полянки. Раймонд оглянулся и показал на что-то темное, маячившее посреди поляны.

— Вот место для Раймонд и для Тилли… когда Тилли ходить с Раймонд!

Он взял свою спутницу за руку и ввел ее в небольшую деревянную хижину, затем поставил лампу на земляной пол и выпрямился, при этом чуть не задев головой покатую соломенную крышу.

Гостья внимательно рассматривала гладко утрамбованный земляной пол, стол с двумя стульями, просторный настил посреди комнаты, на котором лежал набитый соломой тюфяк и чистое одеяло.

— Чисто-чисто, как хотеть Тилли!

Она кинулась к нему на шею, чуть не плача от счастья. Сильные руки ласково обняли ее, и Тилли прерывисто зашептала, пряча лицо на широкой груди своего верного поклонника:

— Да, Раймонд, это быть место для нас! Мой отец давно ушел. Он больше не будет халла-халла на свою Тилли. Нас никто не видеть. Мы здесь — только ты и я! — Ласково проведя рукой по его обветренному лицу, она еле слышно добавила: — Раймонд принадлежит не масса Конвей… Раймонд принадлежит Тилли…

Резкое дребезжание гонга грубо нарушило утреннюю тишину, висевшую над плантацией Конвеев. Раймонд мигом пришел в себя и первым делом ощупал тюфяк. Рядом с ним никого не было, и постель уже успела остыть. Прикрыв глаза рукой, Раймонд постарался справиться с болезненным чувством утраты, нисколько не притупившимся за эти годы. Наконец он выпрямился и встал, но не спешил покидать хижину, глядя на смятую постель и вспоминая подробности минувшей ночи. Его полные губы изогнулись в легкой улыбке, и он хрипло прошептал:

— Тилли Суон — свободный цветной женщина, а Раймонд — раб, но Тилли быть женщина для Раймонд! Для Тилли нет красивый мулат… Для Тилли есть только Раймонд… Раймонд для Тилли Суон!

Уже близился рассвет, когда Тилли, запыхавшись, добралась наконец до дома. Она мышью проскочила внутрь и заперлась в своей каморке возле кухни. Первым делом ей нужно было вымыться с головы до ног самым тщательным образом, чтобы не осталось ни малейших следов ее ночных похождений. Присмотревшись к сброшенной одежде, мулатка обнаружила, что вся испачкалась в земле и зелени во время своего интенсивного общения с Паку. Значит, платье тоже придется выстирать до того, как встанет Аметист. Для молодой хозяйки не было секретом то, что Тилли хранит верность религии своих предков, однако девушка относилась к ее периодическим участиям в обрядах с неодобрением, считая, что Тилли слишком рискует. Не стоило лишний раз тревожить Аметист, которой и так живется несладко! Тилли даже думать не смела о той буре, которая наверняка разразится, если Аметист станет известна цель ее визита к колдуну.

Она вытащила из кармана юбки скрюченную петушиную лапку и уставилась на амулет в глубокой задумчивости. Ее миссия увенчалась успехом — знахарь подарил ей могущественный оберег. Обеа капитана Стрейта не повредит ее Аметист, пока она будет хранить эту лапку при себе… Вот только как прикажете убедить молодую хозяйку выполнить указания колдуна? Об этом Тилли как-то не подумала…

Возле тазика лежал большой кусок чистого полотна. Покончив с мытьем, Тилли принялась вытираться и невольно вспомнила Раймонда. Он по-прежнему оставался ее мужчиной, как она ни старалась об этом забыть. Их чувство зародилось много лет назад, когда они еще детьми жили на плантации ее отца. Ни годы, ни судьба не поколебали их взаимной любви. На острове жило много свободных мулатов, и такой красавице, как Тилли, ничего не стоило составить прекрасную партию, но она до сих пор оставалась одинокой. При мысли о такой несправедливости на глазах у Тилли вскипели злые слезы. Ее Раймонд в десять раз лучше всех этих расфуфыренных пижонов, но по законам острова и речи быть не могло о том, чтобы свободная мулатка могла выйти замуж за раба. Она до сих пор нервно вздрагивала, стоило ей вспомнить, с какой яростью встретил ее отец известие о том, что дочь влюбилась в молодого пригожего негра, каким был тогда Раймонд.

Устыдившись своих девичьих страхов, мулатка упрямо произнесла:

— Тилли Суон — давно взрослая женщина и сама решает, как ей жить. Пусть болтают что хотят. Раймонд — мой мужчина…

Услышав, что Аметист ходит по комнате, Тилли оживилась и спрятала под кровать тугой комок грязной одежды. Приведя себя в порядок, она решительно тряхнула головой, затем выпрямилась, набираясь отваги перед серьезным разговором с Аметист, и вышла в гостиную, спрятав петушиную лапку в карман — до поры до времени.

Аметист стояла за кулисами, критически разглядывая себя в большом настенном зеркале и поправляя воротник на простом черном платье. За неимением лучшего этот наряд должен был изображать платье горничной. Задумчиво кивнув своему отражению, девушка добавила к наряду чистый белый передник. Можно было не опасаться, что их раскритикуют за костюмы: кингстонская публика отлично знала о бедственном состоянии театрального реквизита и более чем великодушно прощала актерам такие мелочи. Их даже не волновали убогие, а подчас просто ужасные декорации и дырявый занавес. Спектакли пользовались неизменным успехом, и сегодня Аметист привычно дожидалась за кулисами своего выхода на сцену.

«Отелло» в постановке Дэвида Дугласа всегда собирал полный зал. Через щелку в кулисах Аметист внимательно разглядывала ряды зрителей, когда кто-то больно пихнул ее локтем в бок. Это оказалась Салли Уоррен, также выступавшая в спектакле в эпизодических ролях.

— Ты только глянь на правую ложу! Ну и красавчик там сидит! — Салли глупо захихикала, вызвав у Аметист приступ раздражения. — Вот бы нам заполучить его на вечерок!

Салли исполнилось девятнадцать лет — она была на три года старше подруги, однако, взглянув на кричаще размалеванное пухлое личико под беспорядочной копной белобрысых кудряшек, на пышную фигуру, вызывающе обтянутую шелковым пурпурным платьем, Аметист почувствовала себя едва ли не старухой. Вообще-то Салли считалась хорошей девушкой; единственная ее проблема заключалась в чересчур пристальном внимании ко всем без исключения лицам мужского пола, находившимся в зрительном зале. Но больше всего Аметист негодовала на то, что по простоте душевной Салли постоянно делилась с ней своими переживаниями, рассчитывая на понимание и сочувствие.

Глядя на мечтательно-рассеянные бледно-голубые глазки несчастной Салли, не спускавшей взгляда с правой ложи, Аметист недоверчиво покачала головой:

— Ты правда считаешь, что этот тип красивее парня, который тебе так понравился на прошлой неделе… и того, на позапрошлой… и за неделю до того?

— Ох, да полно тебе! — нетерпеливо прервала ее Салли. — Конечно, если у тебя есть кто-то постоянный, и он ходит сюда почти на каждый спектакль, и вдобавок хорош собой… — се пронзительный голосок дрогнул — не иначе как Салли слишком живо представила себе неотразимый образ Уильяма Шеридана, — ну, словом, ты могла бы отнестись со снисхождением к бедной девушке, до сих пор не нашедшей свою любовь!

Аметист не выдержала и рассмеялась.

— Салли, милая, — ласково сказала она, — единственное, чего я опасаюсь, — как бы ты не переусердствовала в своих поисках и не пропустила что-то действительно важное в своей жизни!

— Да ну тебя! — Салли рассмеялась — она с неизменным добродушием относилась к привычке подруги подтрунивать над ней. — Перестань упрямиться и посмотри как следует на этого красавца! Чудо до чего хорош!

Аметист снисходительно кивнула и приникла к щелке. Ее взгляд долго скользил по зрительному залу, а когда достиг правой ложи, девушка вздрогнула — на самом видном месте там восседал не кто иной, как Дэмиен Стрейт!

— Ну вот, теперь ты тоже на него запала, правда же? Ох, какие у него удивительные глаза, прямо мороз по коже! А плечи? Ты видела еще у кого-нибудь такие широкие плечи? Вот кто настоящий мужчина! Держу пари на что угодно, он…

Аметист не стала вникать в смысл возбужденного лепета своей подруги; она постаралась как можно скорее отыскать среди зрителей Уильяма. Слава Богу, вот и он — сидит на своем обычном месте. Наверное, пришел уже после начала спектакля. Достаточно было посмотреть на его милое спокойное лицо, чтобы обрести моральную поддержку. Теперь она могла снова прислушаться к словам Салли.

— …Уверена, что вижу его в первый раз! Разве можно забыть такого красавца…

— Я знаю, кто это, — с напускной небрежностью заметила Аметист. — Капитан Дэмиен Стрейт, командир «Салли». Удивительное совпадение, не правда ли?

Салли, опешив от неожиданности, смешно захлопала ресницами. Наконец она рассмеялась и энергично встряхнула кудряшками.

— А что, очень даже может быть! Почему бы этому красавчику не питать слабость к девушкам по имени Салли?

— Я бы на твоем месте держалась от него подальше! — Аметист снова стало не до смеха. — Это просто ужасный тип, неисправимый повеса! Он…

Но Салли вместо ответа, испуганно охнув, прошептала:

— Аметист… скорее! Твой выход!

Аметист быстро оглянулась на сцену и с ужасом увидела, что Отелло переминается с ноги на ногу, недовольный задержкой. Не помня себя от страха, девушка выбежала на сцену, запоздало вспомнила о том, что по роли ей полагается выходить чинным шагом, и поплелась, как старуха. Естественно, это не прошло незамеченным, и в зале раздались смешки. В результате Дэвид Дуглас рассердился еще больше, отчего Аметист совсем оробела. Все же ей удалось благополучно пересечь сцену и добраться до столика с подносом. Теперь осталось только унести поднос со сцены, что она проделывала множество раз на прошлых спектаклях, тогда как Отелло продолжал свой диалог с Дездемоной. Но вдруг подол платья каким-то образом угодил ей под ногу, Аметист споткнулась и обомлела от ужаса: содержимое подноса с грохотом посыпалось на пол, заглушив очередную реплику. Стараясь не замечать нараставшего хохота в зале и гневного румянца, проступившего сквозь грим на лице у Отелло, Аметист опустилась на четвереньки, чтобы собрать вещи обратно на поднос. Последний предмет — большой медный кубок — закатился к Отелло под ноги, так что, когда она добралась до него и выпрямилась, чтобы уйти, ей пришлось столкнуться нос к носу с самим мистером Дугласом. Не выдержав его убийственного взгляда, девушка повернулась и бегом понеслась за кулисы, но по дороге снова вспомнила про роль и, задержавшись на самом краю сцены, присела в низком реверансе. Она так старательно кланялась разъяренному Отелло, что не заметила, как снова уронила с подноса все, находившееся на нем.

На этот раз зал содрогнулся от взрыва хохота. Аметист готова была провалиться сквозь землю от стыда. Она подобрала с пола рассыпавшийся реквизит и юркнула за кулисы.

Зрители едва успели успокоиться и снова обратить внимание на грозную речь Отелло, когда в зале снова зазвучал смех. Не имея представления о его причине, чья-то маленькая ручка на ощупь шарила по полу, то и дело, показываясь из-за кулис и пытаясь дотянуться до проклятого кубка, снова откатившегося слишком далеко. В результате это привело лишь к тому, что кубок с грохотом выкатился на авансцену.

По-видимому, окончательно потеряв терпение, Отелло быстро пересек сцену, прошипел сквозь зубы очередную строчку из своей роли и так пнул проклятый кубок, что тот с жалобным звоном улетел далеко за сцену.

Чуткая ручка застыла на миг и затем исчезла в кулисах с таким проворством, что зал взревел от хохота и тут же разразился громкими рукоплесканиями.

Поблагодарив почтенную публику глубоким поклоном, Отелло как ни в чем не бывало продолжил свою роль, в то время как, потрясенная случившимся, Аметист, стоя за кулисами, смотрела на сцену ни жива ни мертва. Сколько раз она проделывала все, что необходимо, — и никогда не оступалась! Что же на нее нашло?

Не в силах поверить в свою унизительную оплошность, девушка зажмурилась, стараясь не заплакать. Так оплошать перед всем городом! Она опозорила не только себя — она опозорила и имя своего отца… Кто, спрашивается, заставил ее подбирать проклятый кубок?

Осененная ужасной догадкой, Аметист посмотрела в зал и увидела холодное лицо Дэмиена Стрейта. Словно почувствовав ее взгляд, он язвительно ухмыльнулся в ответ.

Так вот, значит, кто во всем виноват! Девушка мигом вспомнила, как разругалась сегодня с Тилли. От страха за нее мулатка совсем сошла с ума и пыталась всучить ей какую-то вонючую лапку от дохлой курицы — дескать, это оберег от обеа капитана Стрейта… Именно Тилли своими дурацкими речами могла невольно внушить тот подсознательный страх, который положил начало цепочке досадных происшествий, едва не сорвавших спектакль. Слава Богу, до конца представления еще далеко, и она сможет восстановить свое доброе имя. Капитан Стрейт рано злорадствует — Аметист Грир никому не позволит морочить ей голову!

Девушка решительными шагами направилась в тесную каморку, служившую гримерной для их небольшой труппы. Там в сундуке лежало новое синее платье. Аметист мигом переоделась и взялась за щетку для волос. Роскошные черные локоны послушно легли в пышную прическу, придававшую еще большее очарование нежному овалу лица. В свете театральной рампы ее удивительные глаза будут сверкать загадочным блеском, как два огромных аметиста чистой воды, успешно соперничая глубиной цвета с синим оттенком платья. Украсив прическу страусовым пером, Аметист еще раз посмотрела на свое отражение. Это платье она надела в первый раз — его специально сшили для нее на заказ, так как она теперь считалась полноправным членом труппы. Дэвид Дуглас не мог не отметить, что природа наградила Аметист чудесным мелодичным голосом. Еще в детстве ее время от времени приглашали спеть в антракте, чтобы зрители не скучали, пока актеры готовятся к следующему акту, а с сегодняшнего дня выступления в антрактах становились отдельным пунктом программы. Владелец театра не пожалел денег, чтобы приобрести для начинающей певицы этот наряд.

Аметист и сама была поражена тем, как изменился ее облик. Немного полюбовавшись на себя, она окончательно воспрянула духом и на ее алых губках расцвела уверенная улыбка.

— Ну, господа, держитесь — Аметист Грир поразит вас сегодня так, что вы упадете с кресел! — прошептала она и выскочила в коридор, не в силах больше торчать в тесной каморке. До конца первого акта оставалось целых десять минут, но лучше она проведет это время за кулисами, чтобы не опоздать на выход… Нет, она больше не позволит над собой смеяться, ни за что, никогда в жизни!

Дэмиен нетерпеливо ерзал в своем кресле, почти не обращая внимания на представление. Его нисколько не волновали страдания Отелло. Дэмиен надеялся, что скоро на сцене появится Аметист и потеха возобновится. Он чуть не прыснул со смеху, вспомнив ее уморительную рожицу, и снова с каким-то странным злорадством стал смаковать подробности унижения бывшей «малявки». Дэмиен и сам не знал, какое наваждение заставило его прийти на этот спектакль, — вплоть до последней минуты он был совершенно уверен, что никогда больше не увидит ее физиономию. Однако результат превзошел все ожидания. Ради того, чтобы лишний раз полюбоваться на ее уморительные выходки, не жалко было немного поскучать во время главного представления.

— Черт побери! — Он с трудом подавил довольную улыбку. — Давно я так не веселился!

В зале раздались жидкие аплодисменты, и занавес закрылся, что означало окончание первого акта. Аметист так и не появилась, и капитан с раздражением огляделся вокруг. Ожидание становилось утомительным.

В зале поднялся легкий шум: публика поднималась с места, собираясь направиться в фойе… и тут раздалось бравурное вступление к «Зеленым рукавам» — лирической песенке, весьма популярной в последние дни. Восторженные восклицания заставили капитана обратить внимание на дальний край авансцены, где появилось дивное создание в роскошном синем платье. Звучное сопрано мигом заворожило слушателей.

Зал замер, с восторгом ловя каждый звук. Аметист плавными шагами двинулась вдоль сцены, поражая аудиторию изяществом и грацией. Звонкий, сильный голос молодой певицы проникал в самую душу каждого из присутствующих, а яркие огни рампы окружали сияющим ореолом чистую, словно неземную, красоту певицы.

Дэмиен почувствовал, что ему стало трудно дышать. Он смотрел на сцену — и не узнавал Аметист. Он даже не понимал, о чем она поет, — ему лишь хотелось любоваться ею, без конца наслаждаться ее голосом. Все эти годы где-то в потаенном уголке его души жила упрямая надежда на то, что из тщедушного колючего создания вырастет настоящая красавица, женщина, способная воплотить его сокровенные мечты, — в этом заключалась загадочная связь, возникшая между ними с самой первой встречи. Не зря же он постоянно возвращается мыслями к упрямой маленькой задире и тревожился о ее судьбе! Его Аметист, его ангел, спасение от душевной усталости и разочарования, от цепких, расчетливых рук и холодных объятий тех женщин, с которыми он имел дело до сих пор…

Вздрагивая от волнения, он ласкал взглядом легкую грациозную фигурку и повторял про себя: «Аметист… Моя Аметист… Ты принадлежишь мне, только мне, хотя до сих пор не понимаешь, что это твоя судьба! Но я помогу тебе все понять, милая! Я научу тебя! Ты одаришь меня своей чистотой, а я брошу к твоим ногам всю свою любовь…»

Неожиданно Аметист подошла к самому краю сцены и улыбнулась какому-то сопливому хлыщу в противоположной от Дэмиена ложе. Не спуская с него ласкового взгляда, она запела очередной куплет:

Черные очи и черные кудри, Ласковый взор и любезная речь… Любимый мой — всегда со мной! Никто мне не нужен — лишь ты, дорогой! Один на свете ты есть такой, И если я разлучусь с тобой, Померкнет свет у меня в очах, И солнце погаснет в небесах…

Ее голос звенел над притихшими слушателями, а дивные синие очи согревали своим сиянием темноволосого незнакомца, моментально ставшего объектом жгучей зависти мужской части публики. Один Дэмиен кипел от ярости и скрежетал зубами. «Черта с два! Она моя! Только моя!» Теперь он нисколько не сомневался: их жизни пересеклись по воле судьбы, и у него больше не было намерения тратить время даром, пытаясь спорить с самим Провидением. Он быстро положит конец ее увлечению этим смазливым юнцом и заставит полюбить себя. Ведь она непременно его полюбит… не может не полюбить…

Сгорая от нетерпения, Дэмиен мысленно приказал Аметист посмотреть на него, ответить на его взгляд, но девушка продолжала петь, как ни в чем не бывало и улыбаться… да только не ему. Капитан зажмурился и вцепился в барьер ложи, стараясь совладать с бушевавшим в его груди неистовым гневом.

В тот же миг зал вздрогнул от громкого треска: где-то под потолком не выдержала балка, несущая на себе театральные декорации, и на глазах у замерших от ужаса людей вся эта тяжесть обрушилась вниз, как раз на тот угол сцены, где стояла Аметист!

Дэмиен вскочил, затем медленно опустился на свое место: каким-то чудом балка не задела девушку, хотя пролетела в нескольких дюймах от ее лица!

Потрясенный до глубины души ее чудесным спасением, капитан не в силах был оставаться на месте. Выбраться из ложи и оказаться на сцене оказалось делом нескольких секунд. Вскоре он уже держал в объятиях дрожащую, но невредимую артистку, повторяя:

— Дорогая моя, слава Богу, ты цела!

Резко рванувшись, Аметист высвободилась из его рук, бледная от пережитого испуга и от гнева, и сердито воскликнула:

— Да как у вас язык повернулся благодарить Господа за мое спасение, когда вы сами же и подстроили это несчастье, приспешник дьявола! Думаете, я не чувствовала, как вы преследуете меня взглядом и приказываете оглянуться? А когда стало ясно, что я не поддамся вашему мерзкому колдовству, вы решили в отместку напакостить…

— О чем это ты? — Дэмиен был сбит с толку этой яростной вспышкой. — Боже милостивый, Аметист, неужели ты в самом деле поверишь в подобную чушь?

— Не прикасайтесь ко мне! — Взвизгнув, девушка проворно кинулась на грудь к тому самому типу, для которого только что пела со сцены.

Чувствуя, как в груди снова шевелится знакомая ярость, капитан упрямо качнул головой и в два шага оказался возле юной пары. Грубо схватив Аметист, он прижал ее к себе и грозно уставился на чернявого незнакомца.

— Я тебя не знаю и знать не желаю, но хочу, чтобы ты раз и навсегда усвоил одну вещь: тебе нечего делать возле нее. Эта женщина принадлежит мне, понимаешь, сопляк? Лучше тебе смириться с этим и выкинуть ее из головы — иначе, клянусь Богом, я удавлю тебя голыми руками!

Ошеломленный столь диким натиском, юноша не сразу нашелся, что ответить; однако мало-помалу на смену изумлению пришел гнев.

— Ты что, совсем рехнулся? — возмутился молодой креол. — Кто дал тебе право так со мной разговаривать? Откуда ты вообще взялся…

— Я — капитан Дэмиен Стрейт! — последовал грубый ответ. — И я первый предъявил на нее свои права. Аметист принадлежит мне. Она была моей еще тогда, когда ребенком приехала на Ямайку, и принадлежит мне сейчас как женщина!

Не веря своим ушам, юноша в замешательстве оглянулся.

— Нет, Уильям, нет! Не верь ему, он все врет! Мы никогда не договаривались ни о чем подобном. Да он просто сумасшедший! — Аметист не спускала с Шеридана умоляющих глаз. — Пожалуйста, поверь мне!

— Уильям… Уильям Шеридан, плантаторский сынок… Так вот в чем дело! — Дэмиен усмехнулся. — Ну что ж, малыш, предупреждаю тебя в последний раз: что бы ты ни замышлял по поводу Аметист — этому пришел конец!

Молодой человек с завидным самообладанием пропустил мимо ушей эту грозную тираду и, обернувшись к Аметист, как будто капитана Стрейта не существовало вовсе, поднял руку, чтобы погладить возлюбленную по щеке; но тут капитан рывком развернул его к себе и обрушил на него удар пудового кулака. Юноша без чувств грянулся об пол.

— Уильям!

Попытка Аметист кинуться к нему на помощь была остановлена таким же грубым способом: Дэмиен схватил ее в охапку и рявкнул:

— Не смей! Я его предупредил…

— Да какое вы имеете право! — прошипела Аметист.

— Вот такое! — Не в силах больше терпеть и не обращая внимания на попытки сопротивления, он прижал девушку к себе и впился в ее губы жадным поцелуем. Казалось, прошла целая вечность, пока он наконец отодвинулся и тихо произнес: — Ты моя, только моя, Аметист Грир! Ты будешь принадлежать мне до тех пор, пока я сам не захочу с тобой расстаться!

В этот миг на лице Аметист нельзя было прочесть ни согласия, ни протеста — только одну бесконечную боль и тревогу за Уильяма, который еще лежал без сознания.

Проследив за ее взглядом, Дэмиен шепнул:

— Для него же будет лучше, если ты просто повернешься и уйдешь — в противном случае ты только навлечешь на него новые неприятности.

Девушка посмотрела на капитана с таким первобытным ужасом, что ему вдруг стало неловко.

— Пойдем отсюда! — Капитан обвел взглядом валявшиеся повсюду обломки декораций и добавил: — На сегодня представление окончено. Ты едва держишься на ногах, и я провожу тебя домой.

Ни красота звездной тропической ночи, ни пьянящие ароматы цветов и трав не трогали молчаливую пару в открытой коляске, катившейся по тихим темным улицам. Аметист рассеянно смотрела вдаль, не обращая внимания на тревогу своего спутника. А вот Дэмиену было не по себе. Он понимал, что так и не справился с ситуацией — маленькая паршивка злилась на него… злилась еще сильнее, чем прежде. Пожалуй, он вел себя в театре не лучшим образом, но девчонка чуть не погибла, да вдобавок этот сопляк стал путаться под ногами… Такое кого хочешь выведет из себя! Дэмиену ужасно хотелось обнять Аметист и постараться утешить, но он отлично понимал, что это будет не самым мудрым шагом в его жизни. Для начала следовало хотя бы добиться ее внимания, иначе все попытки сблизиться разобьются о ледяную стену презрительного молчания.

— Аметист, милая, — начал капитан осипшим от волнения голосом, — я понимаю, что напугал тебя сегодня вечером. Наверное, ты не ожидала…

— Еще как ожидала! — Девушка холодно взглянула на него. — И все же я не предполагала, что вам хватит совести разлучить меня с человеком, которого я люблю!

— Ты не можешь любить этого надутого сопляка! — взорвался Дэмиен. Вся его выдержка и смирение исчезли без следа под напором жгучей ревности.

— Как вы можете это знать? — Стараясь отодвинуться от него как можно дальше, Аметист едва не вывалилась из коляски. — Или вы такой же мастер по части чтения мыслей, как и по наведению порчи?

— Ну полно, полно! Я всегда считал тебя слишком рассудительной девушкой, чтобы ты могла поверить в эту чушь. Если я и обладаю над тобою какой-то властью, то она меньше всего может считаться магической…

— Вы абсолютно не властны надо мною, капитан Стрейт!

— Вот как? И ты искренне в это веришь? — Одним движением он привлек Аметист к себе и заглушил поцелуем возмущенный возглас, готовый сорваться с ее надменно кривившихся губ. Дэмиен всего лишь хотел преподать наглядный урок своей строптивой спутнице, но сам не заметил, как увлекся. Поцелуй длился и длился без конца, пока девушка не затихла в его объятиях, а ее горячие губы не стали мягкими и послушными. Она не пыталась сопротивляться даже тогда, когда капитан стал покрывать частыми страстными поцелуями ее лицо и шею, а потом снова приник к губам.

Задыхаясь от восторга, Дэмиен отодвинулся и увидел, с каким изумлением и страхом смотрит на него Аметист.

— Так ты по-прежнему считаешь, что я не властен над тобой? — Почувствовав, как девушка встрепенулась в его объятиях, он с уверенностью продолжил: — Ты сама ответила на мой вопрос, милая, хотя и без слов! — Тут капитан закрепил свой успех новыми ласками, чутко внимая каждому ее движению, каждому вздоху и различая в них несомненные признаки пробуждавшейся страсти. — Вот откуда я знаю, что ты не можешь любить того мальчишку из театра!

Последние слова мигом развеяли блаженное забытье. Встрепенувшись, Аметист гневно выкрикнула:

— Это всего лишь обман, виной которому моя минутная слабость, капитан Стрейт!

— Меня зовут Дэмиен, и я хочу, чтобы ты звала меня по имени… — прошептал он, легонько целуя ее в висок.

Но Аметист не собиралась сдаваться:

— Наверное, у меня было что-то вроде истерики после сегодняшних неприятностей. В таком состоянии человек не всегда отвечает за свои поступки…

— Ладно, называй это как угодно, дорогая, — согласился Дэмиен, — но ты испытывала те же чувства, что и я! Пусть это будет истерика — все равно мы оба понимаем главное…

— Я лично ничего такого не понимаю и не собираюсь понимать!

Аметист с содроганием обнаружила, что экипаж давно стоит напротив ее дома. Как долго длится этот ужасный спектакль? Сколько любопытных глаз успело налюбоваться на их объятия и поцелуи? Девушка перевела дух и решительно произнесла:

— Я слишком устала и сейчас же иду домой!

— Ну почему ты с таким упрямством отрицаешь очевидное?

— Пожалуйста, капитан, — взмолилась Аметист; в глазах у нее стояли слезы, — позвольте мне уйти!

Дэмиен слишком хорошо понимал ситуацию. Судя по всему, девушка и правда была на грани истерики. Он неохотно разжал объятия, однако стоило ей ринуться прочь, как сильная рука удержала ее за локоть.

— Тебе не следует бежать от меня как от чумы, дорогая. Я сам доведу тебя до дверей, если ты действительно этого хочешь!

— Да… да… — пролепетала бедняжка, старательно избегая его настойчивого взгляда, — я очень хочу скорее попасть домой!

— Я хочу домой, Дэмиен! — подсказал он, заставляя ее приподнять лицо. — Ну же, Аметист, не стесняйся, обратись ко мне по имени! Это всего лишь слово, и произнести его вовсе не сложно, не так ли?

— Хорошо… Дэмиен…

Он замер, желая сполна насладиться этой минутой. Наконец он с тяжелым вздохом поднялся и подал руку своей спутнице. Несколько коротких шагов — и они поднялись на крыльцо ее дома. Девушка застыла перед дверью, обмирая от страха, не в силах отвести взгляд от его удивительных светлых глаз.

Наконец Дэмиен дрогнувшим голосом произнес:

— Доброй ночи, милая. Ступай домой и спи спокойно. Завтра нам предстоит многое обсудить.

— Доброй ночи, — неуверенно сорвалось с ее губ.

— Доброй ночи, Дэмиен.

— Доброй ночи… — она замялась, нерешительно глянула на него, но все же добавила: — Дэмиен…

Не в силах долее терпеть эту пытку, Аметист метнулась в дом, все еще содрогаясь от странных, незнакомых ощущений, которые разбудили в ней его объятия и поцелуи. Как объяснить эту предательскую слабость, ломавшую ее волю к сопротивлению всякий раз, стоило только ему к ней прикоснуться? Хуже того, теперь ей достаточно вспомнить, как пахнет его кожа и как он с придыханием шепчет: «Аметист, милая…» — чгщбы затосковать как последняя дура! Что за блажь на нее нашла? Она отлично знает, какой это коварный, двуличный тип, так почему забывает обо всем, оказавшись в его объятиях?

Ее внимание привлек какой-то шорох — это кашлянула Тилли, которая не спускала с хозяйки сердито сверкавших глаз.

— Позволь спросить, Аметист Грир: что за спектакль ты устроила в коляске перед домом? Твой мама делать все, чтобы сохранить твой имя без пятнышка!

— Ради Бога, Тилли, — Аметист вскинула подбородок, — избавь меня от своих нотаций! Я сама удивляюсь, как пережила этот вечер! Если бы ты знала…

— Я и так знать все, что сегодня случиться! — грозно перебила Тилли. — Этот человек… он пускать на тебя порча! Из-за него ты бегать туда-сюда на сцена, как дурак, и все плакать от хохота. А когда ты петь песню и все охать от удивления, он велеть декорациям падать…

— Тилли, я больше не в силах это слушать! — Девушка безуспешно пыталась справиться со страхом, не дававшим покоя не только преданной мулатке, но и ей самой. — Подумаешь — гнилая балка не выдержала тяжести декораций и поломалась… Конечно, я испугалась до смерти, но, слава Богу, все обошлось. Это всего лишь несчастный случай…

— Нет, не случай, Аметист Грир! — Тилли вытащила из кармана свой отвратительный амулет. — Ты брать его сейчас, и он ломать власть белый обеа!

— Да не возьму я эту гадость! — Аметист даже передернуло. Принять у Тилли оберег значило сдаться и признать, что ненавистный капитан действительно имеет власть над ней! При одной мысли о таком унижении кровь бросилась ей в голову. — Я и так прекрасно справлюсь с капитаном Дэмиеном Стрейтом!

— Ну да, мисси, в коляске ты уже с ним справился…

— Сегодня вечером я была немного не в себе — сперва упала на сцене, а потом еще и эта балка…

— Тот мужчина положить на тебя глаз, но никогда-никогда не жениться! Такой обеа вообще никогда не жениться, и тебе надо это знать. Если так идти дальше, масса Шеридан скоро тоже тебя не хотеть.

— Успокойся, Тилли. Уильям меня действительно любит, а значит…

— Ничего не значит. Тот обеа тебя брать, использовать, а потом бросить. Масса Шеридан не станет брать такую себе в жены!

— Тилли! — взмолилась Аметист. — Ты же знаешь, что я в жизни этого не допущу!

— Тилли видеть тебя в коляска! — сурово отрезала мулатка. — Он уже мог тебя брать, но разрешил уйти. В другой раз не отпустит.

Врожденная проницательность позволила этой простой женщине облечь в слова те смутные страхи, которые Аметист хотела бы спрятать на самом дне своей души. Это было свыше ее сил. Девушка с испуганным возгласом обратилась в бегство, скрылась у себя в спальне и дрожащей рукой повернула задвижку.

— Я уже ложусь. Завтра отдохну, приду в себя, вот тогда ты и увидишь, имеет капитан Стрейт надо мной власть или нет! Доброй ночи, Тилли!

Однако вскоре Аметист убедилась, что ни о каком отдыхе не может быть и речи. Она ворочалась с боку на бок, одолеваемая тревожными мыслями. Сначала ей казалось, что вот-вот придет Уильям. Почему он медлит? Разве его не беспокоит ее состояние? А вдруг он рассердился на нее, вдруг он решил ее бросить? Что, если Тилли снова оказалась права? Возможно, она совершила огромную ошибку, уговорив его не спешить со свадьбой? Будь она замужем, никакой капитан Стрейт не посмел бы тянуть к ней свои грязные лапы! Но разве этого достаточно для свадьбы? Супруги должны быть уверены в своих чувствах, в их взаимности — только тогда их союз может стать счастливым! Но ведь она любит Уильяма так же преданно, как и он любит ее, не так ли?

Вызвав в памяти милый, знакомый образ, Аметист почувствовала, как потеплело у нее на сердце, но вскоре тревога снова овладела ее мыслями. Пожалуй, завтра чуть свет она сама отправится на плантацию, чтобы повидаться с Уильямом — ведь он мог не на шутку разбиться, когда упал на сцену! Аметист обмерла от страха, пораженная мрачной догадкой. Господи, только не это!

Она и сама не заметила, как провалилась в тяжелый, беспокойный сон, а когда проснулась, за окном уже вовсю светило солнце. Половина восьмого! Девушка поспешно вскочила с кровати. Она же собиралась выйти еще до рассвета, чтобы никто не мог за ней проследить!

Торопливо одеваясь и приводя себя в порядок, Аметист решила, что первым делом навестит Уильяма — и пусть только кто-то попробует ей помешать!

Ее мысли прервал негромкий стук в дверь, и она мигом оказалась в гостиной.

— Уильям! — Не дожидаясь ответа, Аметист кинулась к молодому человеку на грудь, восклицая: — Уильям, Уильям, я так переживала за тебя! Почему ты не заглянул ко мне вчера вечером? Я ждала и ждала без конца, пока мне не стало казаться, что с тобой случилось что-то ужасное! — Она привычным жестом запустила пальцы в его шелковистые густые волосы, и, когда нечаянно задела огромную шишку на затылке, Уильям болезненно поморщился. Только теперь Аметист обратила внимание на его нездоровую бледность и налитые кровью глаза. Похоже, он вообще едва держался на ногах! Чтобы не упасть от слабости, ему пришлось опереться на кресло.

— Что с тобой, Уильям? Что случилось? — Охваченная смертельным страхом, Аметист едва решилась погладить юношу по щеке. Он легонько поцеловал ее в ладошку и прижался к ней щекой.

— Когда я упал вчера, то сильно ударился головой и несколько часов провалялся без сознания. Какая-то добрая душа доставила меня на плантацию. Очнулся я уже глубокой ночью — для визита к тебе было слишком поздно, да к тому же я чувствовал себя так плохо, что не смог бы удержаться в седле. Утром мне полегчало, и уже никто и ничто не заставило бы меня и дальше терпеть неизвестность. Как ты себя чувствуешь, милая? Он тебя не… капитан Стрейт не обидел тебя? Если он посмел тронуть тебя хоть пальцем, я…

— Нет, Уильям, я цела и невредима! — поспешила заверить Аметист, с возраставшей тревогой всматриваясь в его изможденное лицо. — Пожалуйста, присядь, ты что-то неважно выглядишь…

Но Уильям не пожелал садиться — вместо этого он привлек Аметист к себе и поцеловал в губы. Она охотно ответила на поцелуй, с готовностью отдаваясь во власть тех же тревожных ощущений, которые будили в ней ненавистные ласки Дэмиена Стрейта.

Испуганное восклицание Тилли вернуло их с небес на землю, и Аметист едва успела открыть глаза, прежде чем грубые руки вырвали ее из объятий Уильяма.

— Я велел тебе держаться от нее подальше, Шеридан! — прорычал неизвестно как оказавшийся в комнате Дэмиен Стрейт.

Уильям побледнел как полотно и заметно покачнулся от слабости, но уступать не собирался.

— Кто ты такой, чтобы приказывать мне? Распоряжайся у себя на корабле, а Аметист оставь в покое!

Девушка встала между соперниками, со страхом переводя взгляд с одного на другого. В конце концов она обратилась к Дэмиену:

— Уильям плохо себя чувствует, а у тебя нет права командовать в моем доме! Убирайся!

Казалось, капитан вот-вот лопнет от ярости, но не успел он найти достойный ответ, как вдруг Уильям начал оседать на пол. Аметист кинулась на помощь, однако ей не по силам было удержать на руках такую тяжесть. Девушка с отчаянием поняла, что Уильям вот-вот ударится о жесткие доски.

В самую последнюю секунду капитан Стрейт подхватил бесчувственное тело и осторожно уложил на пол.

— Уильям! — Девушка упала на колени и приложила ладонь к его груди. Слава Богу, сердце билось — слабо, но ровно! Глотая слезы и стараясь не поддаться истерике, Аметист обратилась к Тилли, не обращая больше внимания на Дэмиена: — Тилли! Беги на кухню и принеси скорее воды и полотенце! Он потерял сознание…

— Не трать времени попусту, Тилли! — властно перебил ее Дэмиен. — Насколько я понимаю, тот негр в повозке у вашего крыльца с его плантации? — Мулатка кивнула. — Ну так позови этого малого в дом! Его хозяина следует немедленно уложить в постель. Мне приходилось сталкиваться с такими ушибами. Наверное, вчера он так сильно ударился о сцену, что заработал сотрясение мозга. Единственное, что может ему помочь, — полный покой и постельный режим в течение недели, а то и больше. В противном случае ему не позавидуешь!

Тилли послушно повернулась и выскочила на крыльцо, громко окликая раба, сидевшего на козлах повозки.

Аметист с отвращением посмотрела на Дэмиена и воскликнула:

— Это ведь ты его ударил! И тебе хватает наглости стоять тут, как ни в чем не бывало, давать советы, как будто тебя действительно волнует его здоровье? Ты не просто лицемер — ты чудовище!

Девушка резко отвернулась и приникла мокрой от слез щекой к лицу неподвижного Уильяма, нашептывая ему слова утешения.

Внезапно безжалостные руки рывком подняли ее на ноги и повернули.

— Тебе нечего делать возле него. Вот его раб. — Капитан кивнул в сторону перепуганного негра, вбежавшего в дом. — Как только парня доставят домой, о нем позаботятся родные.

— Ты!.. Это ты его ударил! — От ярости Аметист чуть не плевалась словами.

— Он сам виноват в том, что случилось, — холодно заметил Дэмиен. — Я честно его предупредил, но он предпочел не услышать. В любом случае сотрясение мозга случилось не из-за меня — удар после падения оказался слишком сильным.

— Но упал-то он по твоей вине!

— Откуда мне было знать, что он окажется таким слабаком?

Не в силах больше слушать, как юлит этот бесстыжий тип, Аметист в сердцах отвернулась и, наклонившись над Уильямом, стала помогать рабу, который пытался поднять больного с пола.

Внезапно она отлетела в одну сторону, негр — в другую, и Дэмиен Стрейт собственноручно перенес бесчувственного соперника в повозку.

— Найдите что-нибудь мягкое да подложите парню под голову, не то он заработает себе еще одно сотрясение, пока доедет до дома, — решительно распорядился капитан, одновременно перемещая груз в повозке таким образом, чтобы освободить больному место. — Ну вот, теперь он по крайней мере не вывалится. — Стрейт взял у Тилли подушку и осторожно подложил Уильяму под голову.

Аметист попыталась залезть в повозку, но Дэмиен грубо схватил ее за руку.

— Это что еще за новости?

— Просто я хочу проводить Уильяма до дома, чтобы присмотреть за ним в дороге! — Девушка дерзко взглянула на капитана. — А теперь прочь с дороги!

— Никуда ты не поедешь! — Дэмиен больно стиснул ее плечо, затем рявкнул, обращаясь к слуге: — Эй, ты! Как тебя зовут?

— Куако, масса!

— Куако, отвези молодого хозяина домой и сразу же позови доктора! Да смотри, чтобы его не трясло на ухабах! Ты все понял?

— Куако все понимать, масса! Куако везти масса Уильям прямо домой тихо-тихо!

— Вот молодец! — Дэмиен чуть улыбнулся — наверное, впервые за все утро — и хлопнул негра по плечу. — Трогай!

— Отпустите меня сию же минуту! — прошипела Аметист, испепеляя его яростным взглядом. Дэмиен даже не подумал подчиниться, и она добавила: — Отпустите, не то хуже будет!

Но капитан по-прежнему не обращал на ее угрозы ни малейшего внимания, он внимательно следил за тем, как негр взобрался на козлы, щелкнул языком и заставил лошадей двинуться шагом, аккуратно объезжая рытвины на дороге. Только после этого Стрейт соизволил заметить Аметист и потащил ее в дом, убеждая на ходу:

— Шеридан поправится, если будет осторожен. Надеюсь, ты не станешь поощрять его чувства, чтобы не причинить еще больший вред?

— Я причиняю ему вред? — Аметист на миг опешила от такой наглости. — Ты его ударил, а я причиняю ему вред?

— Но ведь я ударил его из-за тебя!

Дэмиен против воли не мог не залюбоваться ее прекрасным лицом. В гневе Аметист становилась просто неотразима. Он провел ладонью по ее бархатистой щеке, стараясь осушить слезы отчаяния, но девушка резко отодвинулась. Это снова разбудило дремавший в его груди гнев, и капитан с застывшим лицом спросил:

— Ты целовала его, когда я вошел, не так ли? Пожалуй, самое время напомнить тебе, что значит целоваться с настоящим мужчиной…

Он тут же попытался подтвердить свои слова на деле, однако на этот раз Аметист была настороже: она что есть силы впилась зубами в его нижнюю губу.

Капитан отшатнулся и взревел, зажимая кровоточащую рану:

— Ах ты, мерзавка! Думаешь, тебе это поможет?

— Я поеду с Уильямом!

— Они уже покинули город, дуреха!

— Тогда я дождусь, пока ты уйдешь, и пойду за ними пешком! Ты же не сможешь караулить меня сутки напролет, не так ли? У капитана корабля должно быть немало важных дел: продать свой груз, доставить на борт новый, подписать контракты… Неужели ты вместо этого будешь постоянно торчать здесь и корчить из себя надзирателя? Ну так знай: я при первой же возможности отправлюсь на плантацию повидаться с Уильямом!

— Пожалуй, ты права, Аметист, — холодно заметил Дэмиен. Ему наконец удалось усмирить гнев и взять себя в руки. — У меня действительно нет свободного времени, и коль скоро тебе хватило ума посвятить меня в свои планы, полагаю, мне остается лишь один способ… — Капитан внезапно схватил девушку в охапку и перекинул через плечо, как куль с овсом. Придерживая ее за ноги и не обращая внимания на истошные вопли и маленькие кулачки, барабанившие по его широкой спине, он как ни в чем не бывало закончил фразу: — Придется прихватить тебя с собой!

— Отпусти! — Отчаяние придало ей сил, и пару раз Аметист удалось весьма чувствительно ударить его по спине. В ответ капитан больно шлепнул ее по упругим ягодицам и злорадно ухмыльнулся, услышав сдавленный писк.

— Веди себя прилично — нечего устраивать спектакль для всего города! — приказал он вполголоса.

Дэмиен миновал остолбеневшую от ужаса Тилли и отправился к докам, по-прежнему держа на плече свою пленницу, готовую провалиться сквозь землю от стыда.

Мотаясь из стороны в сторону в такт его стремительным шагам, Аметист вертела головой, пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь вуаль густых волос, свесившихся почти до земли. Изумленные взоры прохожих окончательно лишили ее присутствия духа, и в результате бедняжка взмолилась, чуть не плача от унижения:

— Капитан… прошу вас, капитан… отпустите меня…

— Ты сама подписала себе приговор, — заметил он, слегка замедляя шаги. Теперь зевакам было еще удобнее разглядывать его странный багаж. — Я убедился, что ты не заслуживаешь доверия, и поэтому вынужден принять меры, чтобы ты не сбежала, пока я буду занят делами.

— Капитан, пожалуйста… отпустите меня! На нас все смотрят! Вы делаете из меня посмешище!

— Меня зовут Дэмиен!

Наступила небольшая пауза, и наконец Аметист сдалась:

— Прошу тебя… Дэмиен… пожалуйста, опусти меня на землю!

— Чтобы ты в ту же секунду удрала к Шеридану? — вкрадчиво поинтересовался Дэмиен. Он уже предчувствовал победу и не мог сдержать довольной улыбки.

— Обещаю, что не сбегу…

— И беспрекословно поднимешься со мной на корабль?

Аметист заколебалась. Дело решили зеваки, показывавшие на них пальцами и отпускавшие весьма непристойные шутки.

— Почему я должна подняться на корабль?

— Ты же сама сказала, что если я не стану надзирателем, то ты отправишься к Шэриданам!

— Хорошо, я не пойду на плантацию…

— Что-то не верится, — сурово отрезал Дэмиен.

— Ну, тогда… хотя бы опусти меня на землю. Я сама поднимусь на корабль, обещаю.

— Учти, Аметист, ложь не доведет тебя до добра!

— Но я же дала слово! Пожалуйста…

На этот раз пришла очередь Дэмиена умолкнуть в нерешительности и остановиться.

— Значит, ты даешь слово, Аметист?

— Да… да, капитан! Я обещаю…

— Обещаю, Дэмиен! — упрямо напомнил он.

— Обещаю… Дэмиен! — прошептала она.

Когда капитан опустил пленницу на землю, она первым делом постаралась привести себя в порядок, а затем обвела взглядом толпу зевак. Только потом Аметист обернулась к капитану, не спускавшему с нее настороженных глаз.

— Ты самая настоящая скотина, — приглушенно воскликнула девушка, — но я все равно сдержу свое слово!

Она молча пошла в сторону доков, стараясь не обращать внимания на тяжелую руку, властно обнимавшую ее за плечи на виду у всего города. Аметист ненавидела капитана всей душой, ненавидела с самой первой встречи, когда ее мать лежала на пирсе, окровавленная и бесчувственная, и она была вне себя от ужаса, а этот болван не нашел ничего лучше, как обозвать ее дурой!

Дэмиен, еще минуту назад улыбавшийся одержанной им победе, внезапно помрачнел.

— Аметист, это было очень и очень давно…

— Но с тех пор ничего не изменилось! — Ее нисколько не удивило, что он прочел ее мысли. — Ты остался таким же, и я осталась такой же — только на несколько лет старше, вот и все! И я по-прежнему тебя…

— Довольно, Аметист! — Он грубым рывком подтащил ее к сходням, приведя Джереми Барнса в полное недоумение. Моряк смотрел на них с такой уморительной рожей, что Дэмиен непременно бы посмеялся над ним, если бы не был так зол. — У нас сегодня гостья, Варне. Эта молодая леди согласилась посидеть в моей каюте, пока мы с тобой готовимся к отплытию.

Через минуту они оказались в капитанской каюте за надежно запертой дверью. Не спуская с пленницы разъяренного взгляда, Дэмиен принялся расстегивать штаны и злорадно ухмыльнулся, когда она в ужасе вскричала:

— Что это значит?

— Это значит, что я хочу переодеться в рабочий костюм, милая Аметист. И если тебе угодно изображать скромную девственницу, то советую отвернуться к стене, поскольку я собираюсь раздеться догола!

Девушка покраснела и резко отвернулась, стараясь не обращать внимания на его издевательский хохот.

Через некоторое время Дэвид сказал:

— Ну вот, теперь можешь снова смотреть на меня.

— Ты просто животное, капитан Стрейт! — сорвалось с губ Аметист.

Он тут же привлек ее к себе, легонько поцеловал в губы и поправил:

— Ты просто животное, Дэмиен!

Вскоре капитан покинул каюту. Когда в замке щелкнул ключ, все в душе пленницы затопила душная ярость. Она колотила кулаками в дверь, она требовала и молила — все напрасно.

В конце концов, Аметист успокоилась и постаралась как следует все обдумать. Прежде всего, ей необходимо найти способ попасть на плантацию: если она не объявится там в самом скором времени, ничто не удержит Уильяма в постели — и лучше не думать, к каким ужасным последствиям может привести его упрямство.

— Ох, Уильям, Уильям… — жалобно шептала Аметист, спрятав лицо в ладонях. — Подскажи, как мне быть…

Через час у нее сложился вполне приемлемый план. Она изменит тактику и постарается притупить бдительность капитана Стрейта, изображая покорность судьбе, — тогда ей непременно представится возможность улизнуть с корабля. Она отправится прямиком к Шериданам, расскажет обо всем и попросит у хозяев покровительства. Конечно, это не прибавит ей достоинства в глазах Шеридана-старшего, но другого способа избежать преследований со стороны Стрейта она не видела. Если бы удалось его убедить…

В замке заскрежетал ключ, и Аметист насторожилась, готовясь начать свою игру, однако вместо Дэмиена в каюту вошел тот самый моряк, который встретил их на палубе.

— Ваш ленч, м'эм, — сказал он с улыбкой, опуская на стол поднос.

— А где же капитан Стрейт? — Аметист стоило немалого труда скрыть свое разочарование. — Он все еще на борту, не так ли? То есть, я хотела сказать, надеюсь, он не собирался оставлять меня здесь…

— О да, он все еще на борту! Просто у нас… в общем, у нас не принято, чтобы капитан носил подносы с камбуза…

— А держать у себя в каюте пленных женщин у вас принято? — спросила Аметист, пораженная внезапной догадкой.

— Ну что вы, м'эм, как можно! — Барнс смутился. — Нашему капитану вовсе нет нужды держать женщин в плену… ну то есть… — бедняга с трудом подбирал слова, — то есть…

— Все понятно, можете не стараться, — презрительно перебила его Аметист. — Ладно, спасибо за ленч!

Она отвернулась, давая понять, что моряк может удалиться, и сжала кулаки от злости, когда в замке снова щелкнул ключ. Глотая слезы, девушка с отвращением разглядывала холодное мясо, сыр и черный хлеб. Ей во что бы то ни стало нужно отсюда вырваться! Когда же он, наконец, вернется?

Дэмисн стоял перед дверью своей каюты, вертя в руках ключ и пытаясь подготовиться к тому, что ожидало его внутри. Маленькая паршивка, наверняка не теряла времени даром и успела составить очередной коварный план. Черт побери, он и так вымотался за этот долгий день и вовсе не нуждался в новых спорах. Если она до сих пор не образумилась, пусть катится на все четыре стороны — ему не составит труда найти себе более покладистую партнершу!

Однако стоило ему вставить ключ в замочную скважину, и обретенная с таким трудом решимость растаяла без следа. Проклиная собственную слабость, Дэмиен распахнул дзерь. То, что он увидел внутри, стало для него полной неожиданностью: измученная долгим ожиданием, пленница заснула, свернувшись клубочком на его койке. Дэмиен подкрался поближе, любуясь ее точеным профилем и нежной кожей. Не в силах выдержать искушения, он скинул башмаки и пристроился возле спящей красавицы. Она сладко потянулась… и Дэмиен обмер от восторга, когда почувствовал, с какой точностью вписываются изгибы се изящного тела в его собственные формы. Как будто Создатель нарочно вылепил эту фигуру для того, чтобы Дэмиен мог держать ее в объятиях! Осторожно, чтобы не разбудить девушку, он поцеловал чудесные темные локоны, рассыпавшиеся по подушке. Влажные алые губки слегка раздвинулись, и он, не в силах проигнорировать этот немой призыв, приник к ним нежно и робко, затем все более решительно и требовательно. И сразу почувствовал тот миг, когда Аметист очнулась.

Оттолкнув его от себя, она прошептала с мольбой и страхом в глазах:

— Ты не посмеешь так со мной поступить! Я не позволю! Отпусти меня!

Но Дэмиен уже зашел слишком далеко, чтобы останавливаться на полпути. Навалившись на нее сверху, он невнятно пробормотал:

— Хватит, Аметист, прекрати истерику! Можешь положиться на меня — я не сделаю тебе больно. — Она продолжала вырываться с отчаянием дикого зверя, и он заговорил вновь: — Успокойся и посмотри мне в глаза. Выслушай все, что я скажу. Тебе нечего бояться!

— Нет, это ты послушай Дэмиен и, пожалуйста, постарайся меня понять! Я никогда не смогу… видишь ли, мы с Уильямом должны были пожениться…

— Не бывать этому! — Он больно ухватил ее за волосы и повернул лицом к себе. — Уильям Шеридан тебя не получит, и чем скорее ты выкинешь его из головы — тем лучше!

Мало-помалу гнев Дэмиена иссяк, и на лице его появилась ласковая улыбка.

— Сейчас я отвезу тебя домой! По городу ходят слухи, что сегодня состоится внеочередной спектакль для тех, кто не смог вчера посмотреть «Отелло» до конца. Тебе нужно подготовиться. — Он встал с койки и привлек ее к себе. — Идем же!

В этот вечер представление шло как по маслу. Аметист отлично справилась со своими выходами на сцену, а ее выступление в антракте имело по-настоящему оглушительный успех. Театр гремел от аплодисментов. Певица благодарно улыбалась публике, исподтишка поглядывая в сторону ложи, где маячило мрачное лицо капитана Стрейта. Слава Богу, на этот раз он не сорвал ей выступление… еще бы, ведь ему удалось добиться своего! Аметист не сразу осознала, какой странный оборот приняли ее мысли. Что за чушь! Капитан первый сказал, что все эти сплетни про его обеа — дурацкие выдумки, и только!

— А впрочем, какая разница? — пробормотала Аметист, кланяясь в последний раз и уходя со сцены. — Все равно завтра я буду с Уильямом, а достать меня оттуда у Стрейта руки коротки!

На этот раз Аметист не проспала назначенный час — она попросту не ложилась спать, чтобы не прозевать рассвет. Накануне девушка проявила чудеса выдержки, позволив капитану проводить себя до дому и не отворачиваясь от его поцелуев. Главное — он оставил ее дома и убрался к себе на корабль! Аметист больше не могла отрицать, что Дэмиен все же имеет над нею определенную власть, и власть эта возрастает с каждым днем. А это значит, что чем скорее она скроется от него у Шериданов, тем лучше!

Едва дождавшись первых признаков рассвета, Аметист быстро оделась и взяла в руки заранее приготовленный узелок с вещами. В гостиной ее встретила Тилли со словами:

— Ты готова, мисси? Лучше выйти прямо сейчас, пока он не проснулся и не явился к тебе под дверь!

— Да, я готова, Тилли!

— Это еда на дорога. — Мулатка протянула ей еще один узелок. — Завтрак нет, а дорога долгий.

Девушка увязала провизию вместе с остальными вещами и снова посмотрела в грустное лицо своей преданной служанки.

— Не переживай из-за меня! — Она неловко улыбнулась непослушными губами. — Все встанет на свои места, когда я доберусь до Уильяма! А ты здесь не зевай и дай мне знать сразу, как только капитан Стрейт уйдет в плавание и я смогу вернуться. Мистер Дуглас освободил меня на некоторое время от выступлений, но это не может тянуться без конца — вдруг на мое место примут другую артистку! — Повинуясь сердечному порыву, она крепко обняла мулатку и радостно рассмеялась, почувствовав, как сильные руки горячо обнимают ее в ответ. — Не печалься, Тилли! Я столько раз ходила по этой дороге, что не заблужусь даже с закрытыми глазами! К середине дня я наверняка буду уже на плантации, и если Куако поедет в город, то непременно передаст тебе весточку!

— Тилли больше не бояться за Аметист, — заверила ее мулатка, загадочно сверкнув глазами. — Но лучше ты ходить, а то скоро совсем светло!

Кивнув на прощание, девушка вышла из дома и в последний раз помахала рукой доброй женщине, стоявшей на крыльце.

Солнце поднималось все выше и припекало все сильнее, пока Аметист шагала по знакомой дороге к плантации Шериданов. Ей уже давно не приходилось проделывать этот путь пешком — в последнее время Уильям взял на себя обязанность доставлять продукты в город, чтобы иметь повод для лишнего визита. За эти месяцы девушка успела забыть, как нелегко шагать под безжалостными лучами солнца, задыхаясь и обливаясь потом.

— А кроме того, — пропыхтела Аметист во время очередной вынужденной остановки, — я позабыла, как режут ноги эти противные камни!

Однако она продолжала продвигаться вперед с завидным упорством, и вскоре на горизонте показалась знакомая крыша господского дома. Гордо расправив плечи, она миновала поварню, направилась к главному крыльцу и, стараясь не думать о том приеме, который окажет ей хозяин поместья, громко постучала в дверь.

Ей открыл черный слуга в богатой ливрее, явно не ожидавший такого визита. Аметист приняла надменный вид и заявила:

— Я пришла повидаться с мастером Уильямом-младшим. Будь добр, передай ему, что пришла Аметист Грир!

Старый раб кивнул и нехотя впустил гостью в просторный холл, затем, не говоря ни слова, скрылся где-то в глубине дома. Вскоре девушка с облегчением услышала знакомый голос:

— Аметист! Аметист, поднимайся сюда скорее, пока я не встал с этой проклятой кровати!

Чуть не плача от счастья, она едва дождалась, чтобы чопорный дворецкий проводил ее к молодому хозяину. Уильям, необычно бледный и осунувшийся, лежал у себя в спальне.

— Ну же, скорее иди ко мне, не то я сам побегу навстречу!

Сдавленно всхлипнув, девушка кинулась к нему на грудь, и Уильям обнял ее, позабыв обо всем и не обращая внимания на реакцию окружающих.

— Аметист, милая, дорогая, слава Богу, ты здесь! Я так испугался вчера, когда пришел в себя и понял, что потерял сознание, а ты снова осталась во власти этого ненормального. Он не причинил тебе зла, дорогая?

— Пусть бы только попробовал! — ответила Аметист с ласковой улыбкой. — Единственное, что не дает мне покоя, — это твое состояние!

— Доктор Мартенс уверяет, — начал Уильям, осторожно подбирая слова и поглядывая на седовласого мужчину, стоявшего возле кровати, — что единственный способ вылечиться — это оставаться в постели как минимум неделю, пока не пройдут головные боли и приступы слабости. Я не верил, что смогу выдержать эту пытку, пока не услышал твой голос! Теперь мое вынужденное безделье превратится в настоящую идиллию — при том условии, что ты останешься здесь и не отойдешь от меня ни на шаг! Обещай, что не покинешь меня до тех пор, пока я не наберусь сил, чтобы самому проводить тебя в город.

Аметист поспешно кивнула, радуясь про себя тому, что его просьба избавляла ее от необходимости унижаться и просить убежища.

— Я буду только рада остаться и ждать, пока ты поправишься.

— Мисс Грир, — раздался у нее за спиной тонкий гнусавый голос — это доктор Мартенс решил вмешаться в их разговор. — Надеюсь, вам понятно, что моему пациенту категорически запрещено волноваться? Учтите, для него убийственны любые эмоции, и постарайтесь избежать их!

Аметист осторожно высвободилась из объятий Уильяма и смущенно пробормотала:

— Мне все понятно, доктор, вы напрасно тревожитесь… Я меньше всего собиралась волновать больного каким бы то ни было образом.

Ее растерянность показалась молодому человеку очень забавной. Весело рассмеявшись, он заметил:

— Боюсь, в этом случае мне придется завязать глаза, чтобы не нарушать врачебных предписаний, потому что один твой вид волнует меня сверх всякой меры!

— Уильям! — с укоризной воскликнула пожилая леди, стоявшая возле изголовья кровати.

В ответ юноша расхохотался еще сильнее, но тут же зажмурился и с болезненной гримасой схватился за голову.

— Возможно, мама, — произнес он, медленно открывая глаза, — возможно, мне и правда следует вести себя потише. Я был бы не прочь отдохнуть, и ты можешь не тревожиться: я в точности выполню все указания доктора Мартенса, — Уильям многозначительно посмотрел на Аметист, — поскольку мне самому хочется как можно скорее встать на ноги!

— Конечно, милый, отдыхай! — воскликнула Сильвия Шеридан, не спуская с сына любящего взгляда. Она осторожно тронула за локоть Аметист, но Уильям негромко сказал:

— Мама, я бы хотел, чтобы она осталась со мной. Тогда мой отдых принесет гораздо больше пользы.

До сих пор Шеридан-старший предпочитал хранить гордое молчание, хотя его кислый вид ясно говорил о том, как он относится к появлению Аметист, но тут он не выдержал и вмешался:

— Уильям, неужели ты и правда хочешь остаться наедине с этой девушкой в твоей спальне? — Сердито покосившись в сторону незваной гостьи, плантатор добавил: — Подумай хотя бы о ее репутации, сынок!

— Папа, — голос Уильяма звучал слабо, но уверенно, — если ты действительно собираешься выполнять указания доктора Мартенса, то лучше тебе оставить Аметист со мной — и к черту все ваши предрассудки! В конце концов, я сейчас все равно ни на что не способен!

— Пожалуйста, позволь ей остаться, — вполголоса обратилась Сильвия к мужу: ее, видимо, не на шутку встревожило состояние сына.

Плантатор побагровел от возмущения, выразительно вздернул плечи и направился к выходу. Сильвия последовала за ним. Последним комнату покинул доктор Мартене. На пороге он задержался и прогнусавил, грозно потрясая в воздухе пальцем:

— Запомни, что я сказал: никаких волнений! — При этом у него был такой потешный вид, что Уильям не выдержал и рассмеялся.

Едва за врачом закрылась дверь, он протянул руки к Аметист:

— Иди ко мне, дорогая! Я действительно ни на что не способен, но мне будет приятно чувствовать, что ты рядом, когда я засну!

Аметист с охотой выполнила его просьбу и довольно улыбнулась, услышав его облегченный вздох.

— Ну вот, впервые за эти два дня я буду спать спокойно! — прошептал больной. Через несколько минут его дыхание стало ровным и глубоким и он уже не слышал, как Аметист шепнула в ответ:

— И я тоже, милый, и я тоже…

Дэмиен стремительными шагами приближался к знакомому дому, неотрывно думая о ждавшей его там удивительной женщине-девочке. Было еще далеко до полудня, но капитану так хотелось увидеть ее снова, что он отложил все дела на корабле.

Взбежав на крыльцо, он распахнул дверь, по-прежнему не желая унижаться стуком и вопросом о том, можно ли ему войти. Тилли медленно вышла из кухни и встала на пороге. В этом миг капитану отчего-то стало не по себе, в груди шевельнулась смутная тревога.

— Где Аметист? — Против воли его вопрос прозвучал очень грубо, но Дэмиену было не до того — он чувствовал: что-то случилось.

— Аметист быть не дома, капитан Стрейт.

— А где она?

Не в силах дождаться ответа, он метнулся в спальню, потом на кухню, однако девушки нигде не было. Задыхаясь от ярости, Дэмиен снова обратился к мулатке:

— Отвечай, Тилли, где она, куда ушла?

— Аметист уйти туда, где вам ее не достать. Он теперь свободный от ваш обеа и не хотеть…

Дэмиен схватил служанку за плечи и встряхнул так, что у той лязгнули зубы.

— Выкладывай, где она? Ну же, скорее!

— Аметист ходить Шеридан. Масса Шеридан его жалеть… Не пускать вас таскать ее с собой.

— Когда она ушла, Тилли? — Дэмиен побледнел так, что это было видно даже сквозь густой загар. — Отвечай!

— Он ходить рано-рано, на рассвете. Теперь его не достать.

Дэмиен резко повернулся и понесся обратно в город. Там он нанял лошадь и во весь опор поскакал в сторону плантации в безумной надежде перехватить беглянку по дороге. Он проделал весь путь галопом, однако так и не увидел Аметист. Она выполнила свою угрозу и скрылась там, куда он не мог проникнуть. Капитан был готов рыдать от отчаяния.

Аметист не спеша встала с кровати и направилась к окну. Отведенная ей спальня находилась в задней части господского дома и выходила окнами на бесконечные поля сахарного тростника. Как и все остальные помещения в этом роскошном особняке, комната была светлой, просторной и обставлена добротной мебелью из полированного красного дерева. Девушка подошла к массивному гардеробу и распахнула его дверцы, невольно улыбнувшись при виде ее немногочисленных одежек, сиротливо висевших в дальнем углу этого грандиозного сооружения. Когда она раздевалась на ночь, каждое утро ее блузка загадочным образом оказывалась выстирана и выглажена, а вот юбку она не меняла с того дня, когда явилась в поместье. Убирая юбку в гардероб, Аметист обнаружила на поясе небольшое утолщение. Когда-то мама настояла на том, чтобы Аметист пришила этот потайной кармашек для всяких ценных вещей, и вот теперь там что-то лежало. Каково же было ее возмущение, когда она извлекла из кармашка тот самый протухший амулет, который Тилли пыталась всучить ей на протяжении нескольких дней! Так вот откуда это загадочное спокойствие и слова: «Тилли больше не бояться за Аметист»! До сих пор она считала, что спаслась от Дэмиена Стрейта исключительно благодаря собственной смекалке и отваге. Мысли об этом внушали ей тайную гордость и помогали терпеть свое двусмысленное положение в этом неприветливом доме, куда ее пригласил сам молодой хозяин! Минуты постыдной слабости, которую Аметист испытала в объятиях капитана Стрейта, она считала временным помрачением, вызванным стесненными обстоятельствами. Здесь, рядом с Уильямом, ей удалось окончательно прийти в себя, справиться с мороком благодаря силе искреннего чувства. Но если при ней был амулет, не означало ли это, что именно ему Аметист обязана успехами последних дней? Нет, она никогда в жизни не смирится с подобной глупостью!

Девушка отправилась на кухню — якобы чтобы поздороваться с Делси — и тайком бросила амулет в огонь, стараясь не поддаваться смутной тревоге, тисками сдавившей ей сердце. Только после этого она осторожно постучалась к Уильяму.

В спальне царила полная тишина, и Аметист постучала еще несколько раз, но так и не получила ответа. Внезапно до нее донесся жалобный стон. Охваченная тревогой, девушка заглянула в комнату.

Похоже, Уильям даже не заметил ее появления — он беспокойно метался по кровати и негромко стонал.

Аметист в испуге подбежала к нему.

— Уильям, что с тобой? Тебе хуже?

— Вовсе нет… — Он обратил на нее рассеянный взгляд. Его лицо, такое бледное в последние дни, покраснело и блестело от пота. — Аметист, это ты? Черт побери, ну и жара! Будь добра, принеси мне воды…

Аметист пощупала его лоб и сдавленно охнула: у него был сильнейший жар! Стараясь совладать с подступавшей паникой, она следила за тем, как Уильям мечется в бреду и бормочет что-то невразумительное, обращаясь к какому-то неведомому персонажу своего больного воображения.

Наконец ей удалось скинуть с себя оцепенение, и через минуту она уже что было сил стучала в двери хозяйской спальни.

— Черт побери, что за шум? Амос, это ты? Ты, часом, не рехнулся? — раздался из-за двери раздраженный голос.

— Нет, это Аметист! Скорее, мистер Шеридан, Уильяму плохо! Не понимаю, что с ним случилось…

Через несколько секунд дверь распахнулась, и в коридор вышел мистер Шеридан в носках, сорочке и бриджах.

— Говорите, Уильяму плохо? — Он поспешно направился к сыну.

Взглянув на метавшегося в жару больного, Шеридан-старший побледнел от испуга и воскликнул:

— Боже мой, у него лихорадка!

Затем выскочил в коридор, громко призывая слуг, и тут же приказал им немедленно доставить в поместье врача.

Аметист неподвижно сидела в самом дальнем углу спальни и от усталости почти не вслушивалась в то, что бубнил своим гнусавым голосом доктор Мартене. Вот уже три дня она не отходила от постели Шеридана-младшего. Врач утверждал, что плантация охвачена эпидемией болотной лихорадки. Шесть рабов уже скончались от этой ужасной болезни и были в спешке закопаны на кладбище. Страх перед неумолимой заразой был настолько силен, что к ним даже не позвали священника. Этот же страх не позволял рабам ухаживать еще за восемнадцатью больными, беспомощно корчившимися в бреду в собственных нечистотах, — их попросту бросили на произвол судьбы в дальнем бараке. Каждый на свой лад молил Бога избавить его от этой страшной доли — причем равное количество молитв доставалось и Христу, и Паку. Аметист урывками внимала приглушенной беседе между доктором Мартенсом и крайне встревоженным Шериданом-старшим. Сегодня у его сына открылась кровавая рвота, а кожа приняла зловещий желтушный оттенок. Уильям почти не приходил в себя и без конца метался в бреду. В те краткие минуты, когда к нему возвращалось сознание, больной первым делом звал Аметист — и она всегда оказывалась рядом, поскольку вообще почти не выходила из его комнаты.

Доктор Мартенс вынужден был признать, что серьезно обеспокоен столь тяжелым течением болезни, слишком напоминавшим случаи с неизбежным смертельным исходом. Аметист — незваная гостья, практически позабытая надменными хозяевами этого огромного особняка, — до сих пор понятия не имела о том, что лихорадка, терзавшая Уильяма, посетила и бараки рабов. Вот и сейчас она с трудом вникала в смысл слов доктора. В господском доме пока заболел только Уильям и еще одна молодая горничная по имени Джуба — ее немедленно удалили в барак, чтобы избежать заразы.

— Аметист, где ты?

Хриплый голос, раздавшийся с кровати, мигом поднял девушку на ноги: она так резко вскочила, что у нее закружилась голова. Не обращая внимания на слабость, она метнулась к кровати и крепко сжала протянутую к ней руку.

— Помни, дорогая, — прерывисто зашептал Уильям, — тебе не следует на них сердиться! Они настроены против тебя из-за своей непомерной гордыни. Вот увидишь, рано или поздно этот морок пройдет и они передумают… Мама! — вдруг вскричал больной, поворачиваясь к стене и с громким хохотом тыча пальцем в какой-то воображаемый объект. — С каких это пор Нерон стал жить у нас в доме? Что, соскучился по мне, малыш? Ну, ничего, я скоро поправлюсь, и ты повезешь меня в город! Папа! Пусть Амос уведет его в стойло! Здесь и так воняет навозом… — Уильям снова вспомнил про Аметист и порывисто поднес ее руку к губам. — Ты напрасно переживала — никогда в жизни я бы не связался с этой белобрысой дурой Сесили Харгроув, что бы ни говорили мне родители. Я люблю тебя, Аметист, и только тебя, а она… она… — Юноша откинулся на подушки, терзаемый новым приступом боли. — Мне так плохо, Аметист… Так плохо…

Она едва успела подставить тазик — начался очередной приступ кровавой рвоты.

На исходе четвертых суток Уильяму стало еще хуже, и Аметист осознала, что больше не имеет права сидеть сложа руки. Рассудок, помутившийся от усталости и горя, упрямо твердил, что это она виновата во всех несчастьях. Девушка больше не сомневалась в колдовских способностях капитана Стрейта, напустившего порчу на плантацию Шериданов — за сутки здесь заболело еще двадцать четыре раба, шестеро из них уже скончались… Уильям тоже умирает… Боже милостивый! Уильям умирает! Человек не может потерять столько крови и остаться жить! Доктор Мартенс уже ничем не мог ему помочь — больного рвало без конца, он даже не успевал усвоить те дозы лауданума, с помощью которых врач надеялся облегчить его страдания.

Для Аметист связь событий была слишком очевидна: эпидемия началась ровно с той минуты, когда сгорела на кухне у Делси сушеная куриная лапка. Знай она, что за этим последует, сама полезла бы в огонь, чтобы спасти проклятый амулет, но теперь бьшо поздно убиваться — своим безрассудством она подписала Уильяму смертный приговор.

Ее вывели из задумчивости громкий кашель и стоны — это больной снова согнулся над тазиком, извергая из себя вместе с желчью последние капли крови.

Но ведь он еще жив! Может, не все потеряно? Аметист глянула в окно. Так н есть, вот-вот начнется рассвет! Ну что же, по крайней мере, она еще может постараться сделать то, что в ее силах!

Девушка неслышными шагами приблизилась к кровати и всмотрелась в бледное лицо Уильяма, получившего минутное облегчение. Она погладила его по лбу, с содроганием отметив, какой он горячий, легонько поцеловала в щеку и направилась к двери.

— Аметист, — глухо окликнула ее Сильвия, — куда ты собралась? Уильям может очнуться и станет звать тебя!

— Мне нужно к себе в комнату, — ответила Аметист не оборачиваясь.

Оказавшись у себя в спальне, девушка подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение и была неприятно поражена: выглядела она просто ужасно. Впрочем, это вполне объяснялось бессонными ночами у постели больного и отсутствием аппетита. Да и кого волнует ее вид — главное, она все еще в состоянии выполнить то, что должна.

Прихватив с собой кусок мыла, Аметист спустилась к колодцу на заднем дворе и тщательно вымыла волосы. От ледяной воды у нее застучали зубы, но зато теперь можно будет привести в порядок прическу. Вернувшись к себе в комнату, она высушила волосы и переоделась в свежее платье. Остальные вещи легко поместились в маленький узелок. Осмотрев на прощание свое временное прибежище, девушка убедилась, что оставляет комнату в полном порядке, и отправилась вниз, к выходу, стараясь двигаться по возможности бесшумно.

Рассвет застал ее на большой дороге, ведущей в Кингстон. Упорно не поддаваясь изматывающей духоте, Аметист медленно двигалась по направлению к городу. Ее мутило и ужасно ломило спину, но она не останавливалась ни на минуту и лишь еще сильнее стискивала в руках узелок с вещами. Только возле самого города девушка позволила себе короткую передышку возле источника со свежей водой, чтобы напиться и привести себя в порядок.

Вскоре она уже шагала по знакомым улицам. Миновав поворот на Джонс-лейн, Аметист решительно направилась в портовый район. Уже издалека ей стали видны гордые мачты «Салли». Как странно: ветра не было, а мачты качались в воздухе, и в такт им вдруг начала раскачиваться земля под ногами. Только теперь Аметист сообразила, что голова у нее раскалывается от боли, а прохожие на улицах превратились в нечеткие, расплывчатые призраки. Ну и наплевать! Главное, она ни с чем не спутает знакомые очертания нужного ей корабля. Уже возле самых сходней Аметист охватила нерешительность, и она выругала себя за эту слабость. В голове стоял ужасный шум — или это грузчики слишком громко кричали в порту?

От неимоверной жары ее платье насквозь промокло от пота, и почему-то ей стало трудно карабкаться по сходням, которые словно нарочно уплывали из-под ног. Раньше Аметист не замечала ничего подобного.

Ага, вот и палуба! Почему она качается так, будто «Салли» вышла в открытое море? Нужно найти кого-нибудь и спросить, где их капитан. Кажется, Аметист не знакома с этими тремя моряками, но все равно…

Девушка открыла рот и с удивлением обнаружила, что позабыла все слова. Вот моряки повернулись в сторону трапа, на котором появилась еще одна фигура, и Аметист снова не смогла сосредоточить свой взгляд на лице; зато знакомая грива выгоревших на солнце светлых волос подсказала ей: это он. Вот что значит настоящий моряк: стоит и не шелохнется, хотя палуба так и ходит под ногами…

Аметист двинулась в его сторону, но споткнулась и упала бы, если бы Дэмиен не подхватил ее на руки. Теперь в расплывчатом, колеблющемся мире, окружавшем ее, появилось нечто твердое и четкое — то был пронзительный взгляд его серо-стальных глаз.

— Аметист, наконец-то! Да что с тобой?

— Я вернулась, Дэмиен, — пролепетала она, из последних сил борясь с судорогой, сдавившей горло. — Я не могу тягаться с твоим обеа! Ты победил…

Но тут его лицо поглотил какой-то черный гудящий вихрь, и Аметист провалилась в беспамятство.

Дзмиен медленно поднимался по трапу на палубу. Он окончательно очумел от бесконечного множества цифр, хотя до сих пор сам вел свои расчетные книги и легко справлялся со всей этой премудростью, без которой рачительный моряк не отправится в новое плавание. Первыми, кто привлек его внимание на палубе, были трое матросов, бессмысленно глазевших на сходни. Провалиться ему на этом месте, он не потерпит лентяев и разинь в своем экипаже!

Но он мигом позабыл о матросах, как только увидел, кто поднимается по сходням. На смену краткой вспышке радости пришла тревога: с девушкой что-то не так! Когда она покачнулась и сделала попытку ухватиться за канат, Дэмиен бросился к ней и спас ее от неминуемого падения, подхватив на руки. Ее легкое тело излучало странный жар, лицо раскраснелось, а глаза блестели, как у сумасшедшей.

— Аметист, что с тобой?

Ему пришлось наклониться как можно ниже, чтобы расслышать ответ:

— Я вернулась, Дэмиен. Ты победил…

Аметист с трудом приходила в сознание; ей стоило неимоверных усилий заставить себя открыть глаза. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, а спину ломило так, что хотелось кричать, но Уильяму было гораздо хуже. Она не имеет права здесь разлеживаться, так как должна быть возле больного…

До нее не сразу дошло, где она находится. Знакомая, привычная обстановка… Это же ее спальня! Вот и Тилли сидит возле кровати, и на ее милом лице написана странная тревога… Девушка хотела утешить мулатку, сказать, что все будет хорошо, но вместо связной речи из ее горла вырвался какой-то сдавленный хрип.

Она все еще боролась с онемевшими губами, когда Тилли подбросил с места чей-то негромкий приказ:

— Быстро ступай и выясни, где застрял доктор — я отправил за ним матроса не меньше часа назад. Ты хорошо знаешь этот район, и тебе наверняка удастся разыскать его быстрее. Ну же, не трать времени даром!

В тот же миг Тилли исчезла, и Аметист стало так грустно, будто она потеряла ее навсегда. Но вот над ней склонился другой человек: высокий, сильный…

— Капитан… Дэмиен… — с трудом прошептала Аметист, — Уильям заболел лихорадкой, он умирает… Ты должен снять проклятие. Позволь ему жить, умоляю…

Дэмиен не сразу нашел в себе силы ответить:

— Не волнуйся, тебе нужно беречь силы! Просто лежи и отдыхай. Скоро придет доктор…

— Нет, ты так и не понял! — Приступ отчаяния придал ей сил, и она поймала его за руку. — Ты должен отозвать свой обеа, пока Уильям не умер!

— Дорогая, — возразил он сдавленным голосом, — поверь, я тут абсолютно ни при чем и ничем не могу ему помочь.

Было видно, как отчаянно борется несчастная с подступающим беспамятством, чтобы успеть выполнить свой долг.

— Умоляю тебя, ты не выиграешь оттого, что Уильяма не станет, ты уже победил. Я даю тебе слово, что больше никогда не убегу от тебя и останусь с тобой до тех пор, пока ты сам не захочешь расстаться… — Не в силах дождаться ответа, она жалобно простонала: — Пожалуйста, Дэмиен, что тебе стоит…

— Да ты совсем рехнулась из-за своего Шеридана! — Капитан не мог совладать с ревностью и схватил Аметист за плечи, не сознавая, что причиняет ей боль. — Неужели ты не понимаешь, что я говорю? Запомни: я не колдун, не имею никакого отношения к магии, и это не я насылал на Уильяма болезнь, а значит, не могу излечить его мановением руки!

— Пожалуйста, — упрямо твердила Аметист. — Умоляю… Дэмиен в бессильной ярости смотрел на лежавшую перед ним женщину. Однако вскоре ему стало не до ревности: он понял, что у больной очень сильный жар.

Тут его внимание привлек скрип двери — это Тилли впустила в комнату какого-то неопрятного тщедушного старикашку, от которого исходил запах перегара, моментально пропитавший все вокруг.

— Мы его еле нашли, капитан, — тут же стал оправдываться первый помощник. — А когда нашли, едва сумели привести в чувство, чтобы этот тип держался на ногах. Оказывается, это единственный врач, оставшийся на весь Кингстон. Доктор Мартенс носа не кажет с плантаций — говорят, там дела совсем худо…

Дэмиен нетерпеливо отмахнулся от Барнса, но тут в дело вмешалась Тилли: мулатка решительно оттеснила мужчин к двери и пообещала присмотреть за врачом, пока он будет заниматься Аметист.

— Чтобы этот пьяница лез к ней своими грязными лапами? Черта с два! — упирался капитан.

— Больше здесь нет доктор, — с зазидной отвагой заметила Тилли. — Надо лечить Аметист скорей-скорей. Не бойся, капитан, Тилли смотреть, чтобы он мыть руки!

Поняв, что спорить все равно бесполезно, Дэмиен, молча выйдя из спальни, отпустил Барнса обратно на корабль, а сам принялся мерить шагами тесную гостиную.

Следующие несколько дней Дэмиен не отходил от больной ни на шаг. Он велел Джереми Барнсу готовить «Салли» к отплытию, решив больше не повторять свою ошибку и не оставлять ее, чтобы снова потерять. Капитан разрывался между тревогой и жгучей ревностью: даже в бреду девушку волновало лишь одно — здоровье этого проклятого папенькиного сынка! Стоило ей немного прийти в себя, как с потрескавшихся губ слетал хриплый умоляющий шепот:

— Дэмиен, я прошу тебя… Уильяму так плохо… Спорить с ней было бесполезно, и в конце концов капитан не выдержал: он ласково сжал тонкие горячие пальчики и, взяв Аметист за подбородок, заставил смотреть себе в глаза.

— Слушай внимательно и запомни, что я скажу! Ты можешь ни о чем не беспокоиться. За то, что ты вернулась ко мне, я снимаю свой обеа с Уильяма Шеридана, и теперь он поправится!

Больная на миг замерла, словно пыталась осознать смысл его слов. Дэмиену стоило большого труда удержать в узде свою ревность при виде того облегчения, которое проступило на изможденном пожелтевшем лице.

— Но это еще не все, — сурово добавил он. — Взамен ты сама должна постараться выздороветь во что бы то ни стало, иначе наша сделка потеряет всякую силу. Тебе понятно?

— Да, Дэмиен, понятно. Все будет так, как ты захочешь…

Столь трогательная вера бедной девушки в собственные способности внушила капитану надежду; но дни шли за днями, а лихорадка не прекращалась. Уже шестую ночь Дэмиен дежурил возле псстели больной, давая Тилли возможность передохнуть хотя бы несколько часов. Недавно миновал очередной приступ кровавой рвоты, и Аметист затихла, охваченная тревожным забытьём. Ее трогательная, беззащитная красота не оставляла Дэмиена равнодушным. Он осторожно поднес к губам тонкую исхудалую руку и запечатлел на ней легкий поцелуй. Обострившиеся за последние дни чувства тут же подсказали ему, что рука не такая горячая, как в последние дни.

В тот же миг Аметист вздрогнула всем телом, открыла глаза и впервые за время болезни посмотрела на Дэмиена совершенно осмысленным взглядом.

Аметист казалось, что ее веки налиты свинцом. Когда ей, наконец, удалось справиться с их тяжестью и открыть глаза, свет тусклого ночника на столике возле кровати чуть не ослепил ее: комната поплыла перед глазами, теряя свои очертания, и девушка с ужасом ощутила, что ей попросту не хватает сил сфокусировать взгляд на знакомых с детства предметах. Все тело ломило от боли, но сильнее всего болели горло и желудок. Внезапно вспышка тревоги придала ей сил, и она совершенно четко разглядела лицо Дэмиена. В ее памяти тут же всплыл их разговор. Слава Богу, ей удалось уговорить капитана, и Уильям скоро поправится, а взамен она должна поправиться сама. Аметист обреченно подумала, что не имеет права поступить иначе — ни за что на свете она не подвергнет опасности ни в чем не повинного человека.

Как бы в подтверждение этих мыслей капитан ласково погладил ее по лицу и сказал:

— Аметист, твоя лихорадка проходит. Скоро ты совсем поправишься, милая!

Что-то в его внешности показалось девушке не совсем обычным. Почему он так бледен? И откуда эта щетина на щеках, как будто их несколько дней не касалась бритва? Капитан всегда с таким вниманием следил за своей одеждой, а сейчас он сидит с несвежим воротничком, в измятом костюме, весь какой-то взъерошенный и жалкий…

— Ты тоже болел… Дэмиен?

— Я? — Его настолько поразил этот вопрос, что он не сразу нашелся с ответом. — Нет, вовсе нет. Зато тебе было очень и очень плохо в последние дни. Но теперь все позади, ты скоро встанешь на ноги, и мы…

— А Уильям… — перебила его Аметист. — Уильям выздоравливает?

— Да, — изменившись в лице, процедил Дэмиен, — он выздоравливает.

Не имея больше сил говорить, девушка довольно кивнула и тут же заснула, тогда как Дэмиен еще долго не мог прийти в себя.

— Проклятие! — рычал он, меряя шагами тесную спальню. — Чтоб тебе пусто было! Уильям, Уильям, Уильям — как будто на нем свет клином сошелся! Смотри, это не доведет тебя до добра. Чем раньше тебе станет ясно, что ты моя, и только моя, тем лучше для тебя!

Устало проведя по лицу большой натруженной рукой, Тилли замерла неподвижно, погрузившись в невеселые мысли. Ей решительно было не до стирки. Пять дней назад у Аметист прекратилась лихорадка, и она медленно, но верно шла на поправку, хотя все еще была очень слаба. То и дело к ним наведывался Куако с известиями о том, как идет выздоровление Уильяма. Его молодой хозяин так тревожился за Аметист, что уговорил доктора Мартенса проверить состояние больной, и Тилли была уверена, что здесь не обошлось без изрядной суммы денег. Врач подтвердил, что девушке удалось справиться с лихорадкой, охватившей за эти недели весь остров. Аметист больше не выглядела такой изможденной, как прежде: к ней вернулся аппетит, и она даже отваживалась совершать небольшие прогулки, опираясь на руку капитана Стрейта.

Капитан Стрейт… Тилли с каждым днем все меньше понимала этого человека с внешностью дамского угодника и сердцееда и глазами колдуна вуду. Он так преданно ухаживал за Аметист во время болезни… Пожалуй, она могла бы и не справиться одна, без его поддержки. Теперь Тилли все больше казалось, что это не Аметист оказалась во власти колдовских чар, а он сам. Так или иначе, можно было не сомневаться, что капитан в жизни не откажется от Аметист ради Уильяма Шеридана; Тилли было страшно даже подумать о том, что случится, когда юноша поправится и сможет лично явиться к ним с визитом. Мулатка делала все, что могла, лишь бы отсрочить этот ужасный день, и велела Куако не болтать о том, что капитан Стрейт вечно торчит у них в доме. Пусть Аметист сперва наберется сил, иначе она не выдержит, если сюда примчится разъяренный Уильям и соперники начнут выяснять отношения у нее на глазах.

Время было сейчас их главным союзником: с одной стороны, Аметист выздоравливала, а с другой — капитан не сможет без конца откладывать выход в море. Но кроме тревоги за Аметист, еще один страх лишал Тилли душевного покоя. Три дня назад до нее дошли вести о том, что лихорадка не пощадила и плантацию Конвеев, с особой жестокостью ударив по чернокожим. Обмирая от страха за Раймонда, Тилли молила великого Паку избавить ее возлюбленного от этой ужасной доли и не позволить неизвестности свести ее с ума.

Мулатка развесила во дворе выстиранные вещи и выплеснула мыльную воду, прикидывая про себя, что капитан Стрейт вроде бы снова собирался провести ночь у них в гостиной. Значит, она может уйти вечером и вернуться на рассвете, оставив Аметист под его присмотром.

Дождавшись вечера, Тилли отправилась в тот конец города, откуда быстрее всего можно было добраться до плантации Конвеев. С бешено бьющимся сердцем она ступила на лесную тропу. Тревога придавала ей сил, и уже через час она оказалась на земле Конвеев. Вот и знакомая поляна, куда ее с такой гордостью привел недавно Раймонд. Если он здоров, то непременно ждет ее в своей хижине — ведь он обещал делать так каждую ночь. Раймонд никогда не…

Тилли застыла на месте, увидев, как на пороге хижины мелькнула чья-то проворная тень. Мулатка не спешила трогаться с места и вскоре была вознаграждена за свое терпение: из хижины на поляну вышла молодая негритянка, оглянулась и крикнула тому, кто оставался внутри:

— Ладно, Раймонд, пока я уходить, но я прийти каждый раз, когда Раймонд звать. Куашеба хотеть Раймонд…

Затаив дыхание, Тилли следила за соперницей, неловко переминавшейся с ноги на ногу на пустой поляне. Раймонд вышел из хижины следом за ней, но не произнес ни слова. Куашеба так и не дождалась ответа и нехотя отправилась обратно в барак.

Едва дождавшись, пока ее силуэт исчезнет за деревьями, Тилли с горечью воскликнула:

— Значит, для Раймонд есть только Тилли, да?

Раймонд не сразу очнулся, явно захваченный врасплох ее появлением. Наконец он в два прыжка оказался рядом и, прижав Тилли к себе, застонал от счастья.

— Тилли… Тилли Суон… — бормотал гигант, пряча лицо в теплых пушистых волосах и не обращая внимания на ее попытки вырваться.

— Отпусти меня, Раймонд! — шипела она сквозь стиснутые зубы. — Сколько женщин Раймонд хотеть в эту ночь? Тилли не хотеть черномазого, который кроет всех подряд, как племенной бык! Тилли хотеть свой собственный мужчина… красивый мулат, как Чанси Уорт, и…

— Тилли не хотеть никакой мулат! — возразил Раймонд, до боли прижимая ее к себе. — Тилли — мой женщина, как Раймонд — мужчина Тилли!

— Тилли видеть ту женщину… Она выходить отсюда… Тилли не быть дура…

— Раймонд сказать Куашеба ходить домой. Раймонд не хотеть другой женщина.

— Ха! — презрительно фыркнула Тилли, все еще не осмеливаясь выдать свой восторг. — Черный неф никогда не сказать ходи-ходи черный шлюха!

— Тилли сегодня совсем глухой… — терпеливо уговаривал свою строптивую возлюбленную Раймонд. Он был так рад се видеть, что пропустил мимо ушей все несправедливые обвинения. — Раймонд прогнать Куашеба, потому что ждать Тилли, и Тилли наконец пришел… Тилли ложиться с Раймонд, и Раймонд показать, как долго ждать Тилли… — Он легонько поцеловал гостью в висок и увлек ее в хижину.

— А это правда, Раймонд? — спросила она, проведя рукой по его выдубленной солнцем щеке. — Тилли не делить мужчин с другими…

— Раймонд никогда не врать Тилли!

Чувствуя, как в теле просыпается знакомая дрожь, Тилли обняла Раймонда за шею и с тревогой всмотрелась в его лицо, вспомнив о том страхе, что не давал ей покоя в последние дни.

— Лихорадка… Аметист чуть не умер… Тилли бояться, что Раймонд тоже болеть и никто его не лечить!

— Раймонд никогда не болеть, — глухим от возбуждения голосом заверил ее негр. — Тилли быть его лекарством… С Тилли Раймонд здоров… С Тилли Раймонд счастлив… — Он скинул грубые холщовые шаровары и увлек Тилли на чистый тюфяк, ласково приказав своей возлюбленной: — Забудь лихорадка, думай только о Раймонд…

И Тилли с охотой подчинилась, не в силах больше оставаться равнодушной. На несколько долгих часов она действительно позабыла обо всем и не думала ни о ком, кроме возлюбленного…

Аметист неслась по улице быстрее ветра, едва касаясь ногами мостовой. Душная ночная тьма давила на нее, как тяжелое одеяло, одежда пропиталась потом, но страх не позволял ей задержаться на месте и гнал вперед и вперед по безлюдным улицам Кингстона. Внезапно девушка обнаружила, что попала в незнакомую часть города и не знает, куда двигаться дальше.

Неожиданно у перекрестка появилось несколько человек. Может, они подскажут дорогу? Но в следующий миг все эти люди обернулись, и Аметист с содроганием увидела пустые глазницы и жуткий оскал ужасных скелетов! Назад, скорее назад! В конце улицы она заметила смутно знакомую тень. Какое счастье: это же Уильям!

— Уильям! — Ее радостный голос разнесся между домов гулким эхом, и Аметист побежала к нему, не чуя под собой ног от счастья, как вдруг ее больно схватила за локоть чья-то грубая рука. Ну конечно, у кого еще могут быть такие густые, выгоревшие на солнце волосы!

— Мы заключили договор, Аметист!

— Да… да, я знаю, но… — От волнения у нее пересохло в горле, и каждое слово давалось с великим трудом. — Я просто хотела поговорить с Уильямом, убедиться, что он уже выздоровел…

— Нет! — послышался мрачный ответ.

— Но мне очень нужно, — молила Аметист. — Пожалуйста!

— Я сказал — нет! — Дэмиен вдруг резко кивнул головой, отдавая безмолвный приказ, и жуткие твари, стоявшие на перекрестке, каким-то чудом оказались возле Уильяма; они схватили его и увлекли в непроглядную ночную тьму.

Аметист не выдержала:

— Умоляю тебя, прикажи им остановиться! Они же утащат его в ад! Дэмиен, ты не можешь позволить его убить… Пожалуйста, ведь ты дал слово!

— А разве ты не давала мне слово, Аметист? — безжалостно произнес капитан, не спуская с нее леденящего взора.

— Нет! Нет!.. — кричала она, стараясь вырваться из его цепких рук, чтобы прийти на помощь Уильяму.

— Да, да, Аметист. Ты дала мне слово, Аметист!

Кто-то грубо тряс ее за плечи, громко повторяя:

— Аметист! Аметист!

Наконец ее глаза открылись, и жуткая улица исчезла без следа. Аметист лежала у себя в постели, а Дэмиен с тревогой звал ее по имени и тряс за плечи.

— Ну что, очнулась, наконец? Черт бы побрал этого доктора с его лауданумом — сколько раз я ему говорил, что нельзя так злоупотреблять снотворным! Ты едва пришла в себя. Теперь тебе легче, милая? У тебя был кошмар. — Он ласково провел рукой по ее лицу, все еще влажному от пота, и добавил: — Ты так кричала, что я испугался, как бы не вернулась лихорадка. Но, слава Богу, ничего страшного не случилось, жара нет.

Аметист все еще не могла прийти в себя, и Дэмиен не выдержал: он осторожно привлек к себе ее хрупкое, невесомое тело и прошептал:

— Не нужно бояться, милая, ведь ты со мной! Я никому не позволю тебя обидеть…

Однако это почему-то испугало ее еще сильнее, и в конце концов, Дэмиен уложил девушку обратно в постель. Только теперь он обратил внимание на то, что ее ночная рубашка совсем промокла. Капитан ненадолго вышел и вернулся с тазом горячей воды.

Двигаясь уверенно, как у себя в каюте, он достал с полки свежую ночную рубашку и расправил ее в ногах кровати.

— Тебе нужно переодеться, Аметист. Я помогу тебе вымыться, и потом ты снова заснешь.

— Нст-нет, Дэмиен, мне ничего не нужно! Ты напрасно беспокоишься!

— Снова вспомнила про девичью стыдливость? — сердито осведомился он. — Только на этот раз у меня не найдется одеяла такого размера, чтобы ты могла в него завернуться! — Дэмиен окинул ее небрежным взглядом и добавил: — Пока ты болела, мне не раз приходилось тебя купать. Уверяю, ничего нового я при этом не увидел.

— Но мне это вовсе ни к чему! — пролепетала Аметист, покраснев от стыда. — Я уже купалась сегодня вечером!

— А я говорю, что тебе необходимо смыть пот! — Дэмиен решительно подошел к кровати и взялся за застежку на вороте ее ночной рубашки, но Аметист оттолкнула его руку.

— Я сама!

Однако это ей не помогло. Дэмиен в два счета снял с нее рубашку, и Аметист ничего не оставалось, как подчиниться, отвернувшись в угол и избегая смотреть ему в лицо. Вскоре капитан обнаружил, что это ее решение пришлось очень кстати — он ничего не мог поделать с предательским румянцем, проступившим на его щеках. Хотя он действительно не раз и не два купал Аметист во время болезни, но тогда тревога за ее жизнь была так велика, что с успехом выметала из головы все остальные чувства и мысли. В эту ночь все происходило по-иному. Дэмиен снова оказался во власти колдовских чар и готов был без конца любоваться каждым изгибом ее дивного тела.

Тяжело дыша, стиснув зубы, он проводил влажной губкой по ее нежной коже, и эта привычная процедура превратилась под конец в сладостную пытку. Напряжение возрастало с каждой минутой, и наконец Дэмиен не выдержал: отшвырнув в сторону губку, он резко повернул Аметист лицом к себе и сразу утонул в ошеломленном взоре широко распахнутых фиалковых очей.

— Аметист… Аметист, милая…

Он целовал ее в губы, покрывал поцелуями лицо и шею, ласкал языком чуткие бутоны острых девичьих сосков и мало-помалу добился того, что сковавшее ее напряжение прошло, а в груди зародился низкий хриплый стон. Дэмиен готов был взорваться от восторга, ободренный этим несомненным признаком просыпавшейся страсти.

Дрожащими от нетерпения пальцами он прикоснулся к влажным складкам кожи, укрытым в горячей ложбинке между ее ног, и внезапно понял, что больше не в силах выносить разделявшие их слои одежды. Вскочив на ноги, он в два счета разделся донага, успев заметить при этом, что Аметист следит за ним с томным, рассеянным выражением лица. Она медленно прошлась взглядом по его загорелому волевому лицу, по широкой мускулистой груди, по стройной, подтянутой талии, по узкой полоске золотистых волос, спускавшейся до самого паха, где перед ней предстало тугое от крови, готовое к бою мужское копье, и в ее фиалковых глазах впервые промелькнул отблеск страха.

Охваченный нежностью и страстью, Дэмиен приблизился к Аметист и заключил ее в объятия, ласково нашептывая:

— Не надо бояться, милая, я не сделаю тебе больно… Я хочу любить тебя, только любить…

Его рука медленно, но решительно пробралась у Аметист между ног, чтобы возобновить прерванную ласку. Еще минута — и Дэмиен осторожно улегся сверху. Он боялся, что раздавит своим весом это хрупкое, податливое тело, но должен был во что бы то ни стало овладеть ею до конца.

Миг — и Аметист тихонько охнула, впервые ощутив в себе его напряженное копье. Дэмиен заставил себя лежать совершенно неподвижно, давая ей время прийти в себя.

— Не бойся, милая! — повторял он. — Успокойся, расслабься и позволь мне любить тебя!

Осторожно целуя ее в губы и нашептывая слова ободрения и ласки, Дэмиен начал двигаться — сначала медленно, нерешительно, а затем все быстрее быстрее, — пока не почувствовал, как сильно и ритмично отвечает на его рывки ее тело.

— Это прекрасно, Аметист, не так ли? Мы вместе, ты и я… так и должно было случиться…

После того как наступил финал, вожделенная развязка, вознесшая их обоих на самый пик блаженства, они не сразу пришли в себя и еще долго лежали неподвижно, оставаясь единым целым. Наконец Дэмиен приподнялся и ласково сжал в ладонях ее лицо. Веки Аметист дрогнули. Выражение фиалковых глаз было неподвижным и загадочным, и Дэмиен с удивлением обнаружил, что впервые в жизни готов растеряться под этим взглядом.

— Аметист, милая, теперь ты понимаешь, почему я не в состоянии с тобой расстаться? — прерывистым от волнения голосом произнес он и снова опустился на нее.