Глава 11

За завтраком Алекс тайком наблюдал за Скотти. Если не считать ту ночь, когда она давилась куличом на кухне, он заметил, что вот уже несколько недель у нее совсем пропал аппетит. Сначала это встревожило его, но чем больше он размышлял, тем больше ему казалось, что ничего страшного не произошло: Скотти потеряла аппетит, потому что скучала по дому.

Всякий раз, когда Александр Головин задумывался над этим, он испытывал разочарование. Смешно, но ему хотелось, чтобы она чувствовала себя счастливой у него в доме. Он и сам не знал, почему. Какое ему дело до ее счастья, хотя, Бог свидетель, он сделал многое, чтобы Скотти Макдауэлл была счастлива.

Конечно, ему было неприятно, что он, строго говоря, солгал, отвечая на ее вопрос о гостинице, но Алекс не собирался признаваться в том, что затеял строительство только ради нее. Частично он сказал правду: идея строительства гостиницы в Йосемитской долине действительно возникла давно и принадлежала не ему. Он же только отыскал подходящее место и договорился, что Скотти Макдауэлл станет управляющей, но по какой-то необъяснимой причине не хотел, чтобы она знала это, чтобы считала себя обязанной ему. Алекс нахмурился и тяжело вздохнул. Он сам до конца не разобрался в своих чувствах к ней и, естественно, не мог понять, что же ему нужно от нее.

Головин опять посмотрел на девушку, которая вяло ковыряла вилкой в тарелке.

– Опять нет аппетита, Скотти?

В это утро она была особенно бледна. Ее состояние встревожило его, но он попытался успокоиться. Может, все дело в цвете платья? Странно, как он догадался, какие цвета ей идут, а какие – нет. Коричневое фланелевое платье, которое она надела сегодня, явно не шло.

– Не… не знаю… Что-то мне сегодня не хочется есть печенье и подлив… – Она неожиданно замолчала, закрыла глаза и, затаив дыхание, прижала ко рту салфетку.

Алекс, не скрываясь, пристально смотрел на нее. Нет, дело не только в цвете платья. Если Скотти заболела, он должен подумать о Кате. Еще не хватало, чтобы заразилась его дочь!

– У тебя, случайно, не грипп? – тревожно спросил адвокат.

Скотти испуганно посмотрела на него и покачала головой.

– Нет-нет! Ничего страшного, не бойся.

– Если ты заболела, то я не могу подпускать тебя к Кате. Ты ведь можешь заразить ее…

– Алекс, пожалуйста, – прервала Скотти, комкая салфетку. – Я не больна. Поверь мне. Это просто… ну, я все еще пытаюсь привыкнуть… ко всему. Я не больна, честное слово! Ты же сам прекрасно знаешь, что все здесь для меня необычно… И, – добавила она, пристально глядя на него, – миссис Попова превосходно готовит, но… но я не привыкла к ее еде, к такой жирной пище. – Она посмотрела на тарелку и снова поднесла салфетку ко рту. Помолчав несколько секунд, добавила: – Не могу так рано есть мясную подливку. Только прошу тебя, не говори ничего миссис Поповой. Если попробую затолкать в себя хотя бы ложку, то, боюсь, меня стошнит.

Алекс пристально смотрел на нее. Скотти отпила чай и тяжело вздохнула.

– И давно у тебя пропал аппетит? – спросил он. Девушка пожала плечами.

– О нет… не очень. Я прекрасно себя чувствую, Алекс. Правда, ничего страшного. Это только желудок, ерунда. Не обращай внимания. Понимаешь, все какие-то тревоги, беспокойства… Не бойся, со мной все в порядке. Вот привыкну к городу, к новой жизни, и все станет на свои места. Я уверена, все наладится. – И она грустно посмотрела на него.

Ее объяснения не убедили Александра Головина. Интересно, подумал он, имеет ли тоска по дому какое-то отношение к ее нынешнему состоянию? Или это что-то другое? Его вдруг охватил страх.

– Понятно. – Алекс вернулся к завтраку, но обнаружил, что аппетит пропал и у него.

Он заставил себя успокоиться и не тревожиться по пустякам. Несомненно, все именно так, как говорит Скотти. В недомогании виноваты нервы. И тоска по дому. Наверное, она скучает по своим мерзким животным, точно! Он уговаривал себя, пытаясь прогнать по-настоящему тревожные мысли, которые как назло упрямо лезли в голову.

Звон серебряной ложки, упавшей на пол, заставил его очнуться от раздумий. Скотти Макдауэлл неожиданно вскочила и бросилась к двери.

Алекс выругался про себя и помчался за ней. Он успел подхватить ее до того, как она упала на пол. Лицо девушки стало пепельного цвета, рот приоткрылся. Он отнес ее к себе в кабинет и осторожно положил на диван.

Потом сел рядом и взял ее за руки, беспокоясь, что она до сих пор не пришла в себя. Он ведь с самого начала знал, что с ней происходит что-то неладное. Почему она отказывалась признать очевидное и твердила, будто все в порядке и она абсолютно здорова? Алекс хотел расстегнуть пуговицы на воротнике, и его пальцы дотронулись до чего-то острого – под платьем что-то было. Головин недоуменно пожал плечами и снова дотронулся до лифа.

И тут Скотти внезапно пришла в себя.

– Алекс? Что… что случилось? – быстро проговорила девушка, растерянно мигая.

Головин на какое-то мгновение забыл, что хотел сделать. Он пристально смотрел на нее и видел, как на лицо постепенно возвращаются краски.

– Ты потеряла сознание, Скотти. Черт побери, почему ты твердишь, будто здорова? Я же вижу, с тобой творится что-то неладное.

Она покачала головой.

– Я… я, правда, здорова. Это все… кор… кор… – Девушка глубоко вздохнула. – Во всем виноват этот чертов корсет!

Алекс смачно выругался и стал быстро расстегивать платье Скотти, отталкивая ее руки.

– Ты… ты с ума сошел! – возмутилась она. – Что ты делаешь, черт бы тебя побрал?

– Скотти, ты упала в обморок из-за этой дурацкой штуки. Нужно его расшнуровать, ты же совершенно не можешь дышать.

Расстегнув платье чуть ли не до талии, он приказал ей повернуться на бок. Скотти была слишком слаба, чтобы спорить и сопротивляться, и поэтому послушно повернулась. Когда Алекс расшнуровал корсет, она облегченно вздохнула.

– Интересно, какой садист придумал эту мерзкую штуковину? – с отвращением пробормотал Головин и, сняв с нее корсет – настоящее орудие пыток испанских инквизиторов в средние века, – бросил на пол. – Зачем ты его надела?

– Поппи сказала, что нужно…

– Вот черт! – снова выругался Алекс. – Тебе не нужен никакой корсет. Я запрещаю тебе носить его. Ясно?

Девушка насмешливо посмотрела на него:

– Конечно, ясно. Я не глухая и не слабоумная.

Алекс, открыв рот, зачарованно уставился на молочно-белый верх ее грудей, пораженный и восхищенный тем, как они натягивают тонкую ткань ее нижней рубашки. У самой кожи слегка голубели крошечные вены. Алекс закрыл глаза, но их прелесть твердо запечатлелась в его памяти. Он знал, что бесполезно притворяться, будто стоит ему закрыть глаза – и он тут же их забудет. Александр Головин открыл глаза, и они невольно устремились к набухшему розовому соску, смело натягивающему тонкую ткань нижней рубашки. Во рту пересохло от волнения.

– Gospady! Что здесь происходит? – раздался испуганный голос Ольги Поповой. Она вбежала в кабинет и с таким изумлением уставилась на Алекса и Скотти, что ее глаза, казалось, вот-вот вылезут на лоб.

Скотти опередила Алекса, приподнялась на локте, и на мгновение его жаждущему взору открылась ее восхитительная грудь.

Алекс вскочил, неловко попытался поднять с пола корсет и чуть не упал.

– Черт побери, Поппи, Скотти…

– Только не надейся, что тебе удастся обмануть меня, Саша Головин, – строго прервала его экономка и погрозила пальцем. – Что ты делаешь с корсетом Скотти?

Головин сунул корсет ей под нос и возмутился:

– Скотти упала в обморок из-за этой дряни!

Миссис Попова прижала руку к сердцу и невольно отшатнулась.

– И все равно ты напрасно ругаешься, Саша. – Она оттолкнула его и быстро подошла к Скотти. – С тобой все в порядке, дорогая?

Скотти, которая уже сидела на диване, кивнула.

– Да, но, пожалуйста, не заставляйте меня больше надевать этот… этот отвратительный корсет, – взмолилась девушка, потирая ноющие ребра.

– Нет, конечно, не буду, – поторопилась успокоить ее миссис Попова. – Но ты должна была позвать меня, дорогая. – Она оглянулась через плечо и с легкой укоризной посмотрела на Алекса. – Девушке не годится разрешать мужчине раздевать себя, даже если она задыхается.

Алекс растерянно покачал головой, провел пальцами по волосам и вернулся в столовую. Завтрак уже остыл, и он не смог заставить себя проглотить ни одного куска. Казалось, теперь всем его беспокойствам пришел конец – недавний обморок Скотти нашел объяснение, но что-то тревожило его, не давая покоя. Конечно, очень легко и удобно предположить, будто Скотти упала в обморок, потому что не привыкла носить эти ужасные корсеты. Усилием воли Алекс постарался прогнать неприятные мысли и больше не думать об этом. На ум пришла пословица: не буди лиха, пока оно тихо…

Катя Головина отдыхала у себя в комнате, после того как отказалась прочитать заданный Скотти рассказ. Скотти пришла на кухню и рассказала миссис Поповой об очередной возмутительной выходке девочки. Экономка тяжело вздохнула и поставила перед ней тарелку с супом. Скотти кое-как заставила себя проглотить ложку, и ее тут же стало мутить.

– Никак не могу понять, почему наш ягненочек так невзлюбила тебя, – вслух задумалась миссис Попова и устало покачала головой. Она месила тесто для хлеба. – Я не раз слышала, как терпеливо ты с ней разговариваешь. Мне бы твое терпение!

– Напрасно вы рассказали Алексу о моих неприятностях с Катей, миссис Попова, – вздохнула Скотти.

– Совсем не напрасно, к тому же я почти ничего не сказала. Алекс не настолько ослеплен любовью, чтобы время от времени не замечать, как ведет себя Катя.

– Пожалуйста, обещайте мне, что больше ничего не станете рассказывать ему о моих отношениях с девочкой, – попросила Скотти. – Я найду к ней подход и налажу отношения.

Скотти уже перестала обращать внимание на акцент миссис Поповой. Честно говоря, она бы, скорее всего, и не обратила бы на него внимание, если бы экономка сама не сказала об этом.

Девушка водила ложкой по тарелке, стараясь отодвинуть в сторону куски мяса. Наконец она осторожно набрала немного бульона и проглотила, моля Бога, чтобы ее не вырвало.

– Никак не могу прогнать мысль, что причина ее поведения как-то связана со смертью матери, – прервала затянувшееся молчание Скотти Макдауэлл.

– Со смертью матери? – громко фыркнула миссис Попова. – О Gospady!

Скотти нахмурилась:

– Что значит это слово? Вы уже много раз произносили его.

– О, ну… так ругаются, когда не хотят упоминать имя Бога всуе, – смутилась экономка.

– Но что оно означает? – продолжала допытываться Скотти.

– Гм-м-м… – Миссис Попова на секунду перестала месить тесто. – Его непросто перевести на английский. Пожалуй, это что-то вроде «черт побери!».

– Но почему вы выругались, когда я спросила о смерти жены Алекса?

– Потому что эта женщина так же мертва, как мы с тобой, – хмыкнула экономка.

Скотти показалось, что у нее сейчас остановится сердце.

– Но… но мне показалось, будто Алекс сказал, что ее больше нет с вами.

– Правильно! Эта ведьма уехала сразу после того, как узнала, что Катя не ходит и никогда не будет ходить.

Скотти обмякла на стуле и закрыла ладонью рот.

– Но почему?

– Прекрасная Марлин не могла смириться с мыслью, что родила неполноценного ребенка.

Скотти удивил язвительный тон доброй экономки. А Алекс? Как он отнесся к поступку жены? Неужели до сих пор продолжает любить эту женщину, несмотря на ее предательство? Может, и так. Немало мужчин всю жизнь любят женщин, которые бросили их. Кто знает, возможно, после бегства жены он стал подозрительно относиться и к другим женщинам, которые появлялись в его жизни после этой трагедии… Перестань мечтать, вернись на землю!

Она встряхнула головой, стараясь прогнать глупые мысли.

– Значит, вы давно работаете у Алекса?

Ольга Попова кивнула.

– Я со старшим братом приплыла на Аляску вместе с нашим папой и папой Саши. – Ее лицо смягчилось от воспоминаний. – Я всегда любила Андрея… так звали отца Алекса…. даже думала, что когда-нибудь мы с ним… – Она печально улыбнулась Скотти. – В общем, мы вчетвером отправились на Аляску и поселились на севере, на Русской речке. Там-то Сашин папа и повстречал одну молоденькую красотку и женился на ней. Кажется, в ней была индейская кровь.

Скотти с большим интересом слушала пожилую женщину, поставив локти на стол и подперев подбородок ладонями.

– И что случилось потом?

– Скоро родился маленький Саша. Не хочу кривить душой, мать обожала сына. Даже водила его в лес и учила с любовью относиться к животным и птицам и ухаживать за ними. Она была настоящее дитя природы.

Скотти нахмурила лоб. Если мать и привила Алексу любовь к животным и жизни в лесу, то эта любовь осталась в далеком детстве. Она прекрасно видела, с каким отвращением он относился к животным, когда они жили в долине. А может, он сознательно решил забыть то, чему его учила мать в детстве?

– Беда в том, что она сильно болела, – печально вздохнула Ольга Попова.

– Что с ней случилось? – Скотти отодвинула тарелку с супом подальше, на другую сторону стола, чтобы ее не мутило от запаха.

– Бедняжка умерла от какой-то болезни легких вскоре после того, как родила Саше брата. Его назвали Михаилом.

Скотти очень удивилась, когда услышала, что у Алекса есть брат.

– А где сейчас его брат?

Экономка пробормотала короткую молитву и перекрестилась.

– Мой дорогой Мишенька давно уже у ангелов.

К горлу Скотти подступил ком.

– Он… он умер? – Когда Ольга Попова кивнула, спросила: – Но как это случилось? Когда?

– Алексу тогда было десять лет, значит, маленькому Мише – около пяти. Андрей еще был вдовцом. – Она на мгновение замолчала, потом грустно добавила: – Малыш утонул. Бегал зимой по замерзшей реке. Лед проломился, и он утонул.

Ком, застрявший в горле, мешал Скотти дышать. Ей было очень жалко Алекса, перенесшего такую страшную потерю.

– И что было потом? – хрипло спросила она. Миссис Попова на секунду прекратила месить тесто и посмотрела на узкое кухонное окно.

– Сашин папа часто приезжал по делам в Сан-Франциско. К тому времени он разбогател, имел большую лесопилку на реке. Во время одной из поездок в город он познакомился с очень богатой женщиной из высшего света и влюбился в нее. Они поженились и сразу же после свадьбы отправили Сашу учиться в Европу, в частную школу. Саша очень не хотел уезжать. После смерти матери он очень сблизился с отцом. А тут Андрей снова женился и отослал его подальше, чтобы он не мешал. Мальчик одного за другим терял любимых людей. Уверена, ему было очень тяжело в то время.

– А… а его жена? Вы не знаете, где она сейчас?

– Надеюсь, горит в аду! – В голосе Ольги Поповой прозвучала злость.

Скотти отпила уже остывший чай и обрадовалась, что ее не тошнит. Она рассеянно смотрела, как экономка хлопочет на кухне, а сама думала о жене Алекса. Странно, что эта женщина бросила своего ребенка. Но как она смогла оставить такого мужчину, как Алекс? Неудивительно, что после этого он никого не подпускал к себе на пушечный выстрел. Всю жизнь судьба наносила ему жестокие удары. Она инстинктивно чувствовала, что если человеку постоянно причиняют боль люди, которые утверждают, будто любят его, то он со временем начинает относиться к любви по-другому.

После короткого разговора с миссис Поповой Скотти показалось, что она немного заглянула Алексу в душу и полюбила его еще сильнее.

Рано утром они встретились на лестнице. Алекс холодно кивнул – не сказал ни слова, не улыбнулся, не пошутил, как часто делал зимой. В его глазах она не увидела ни злости, как в первый день их знакомства, когда спрятала его одежду, ни возмущения, как в тот вечер, когда она спросила его, как доставлять удовольствие мужчинам. Никакой реакции! Вообще никакой. Одно холодное молчание. Он посмотрел на нее как на пустое место.

На кухню зашел Уинтерс. Дворецкий налил чаю, добавил молока и сел за стол напротив. Потом холодно улыбнулся.

Его акцент, когда он снисходил до разговора с ней, несомненно, выдавал в нем британца. Узнав, что он появился у Алекса после войны, Скотти часто размышляла, не скучает ли он по родине.

– Уинтерс, вы скучаете по Англии? – неожиданно обратилась она к нему.

Англичанин окинул ее высокомерным взглядом и ответил вопросом на вопрос:

– А как, по-вашему, рыба скучает по воде?

С трудом удержавшись от смеха, девушка кивнула: – Наверное, скучает, если только это не мертвая рыба, попавшая к кому-то на обед.

Скотти прекрасно знала, что он и не нуждается в ее ответе. Она наблюдала за тем, как он пьет чай, отставив мизинец в сторону. Безукоризненные манеры!

– Я тоже очень скучаю по долине, – с тяжелым вздохом призналась девушка. – Вот уж никогда не думала, что Сан-Франциско окажется таким скучным и серым городом! Неужели здесь никогда не бывает солнца? – Как и следовало ожидать, ответа не последовало. Тогда она решила изменить тактику. – А вам нравится в Калифорнии?

Уинтерс слегка приподнял густые белые брови и сразил ее на месте одним из своих знаменитых взглядов, который, казалось, говорил: «Ваш вопрос настолько глуп, что на него даже не стоит отвечать».

– Жить среди этих грубых людей, которым не нравится мыться, всегда было самой большой мечтой всей моей жизни, мисс Скотти, – ответил он таким же сухим голосом, как пересохшее в августе русло реки.

Несмотря на то что он с самого первого дня ее появления в доме Александра Головина всячески старался запугать ее, она ни капельки его не боялась. Напротив, он казался ей забавным.

– Ах, какое у вас чувство юмора! – усмехнулась Скотти. – «Остерегайтесь сладостных речей», Уинтерс.

На какое-то мгновение в его глазах промелькнуло уважение, смешанное с восхищением.

– Роберт Бернс, мисс Скотти?

Девушка пожала плечами.

– Может, я и выросла в лесу, но и в лесу, знаете ли, бывают книги. Ведь Алекс нанял меня учить Катю, научить ее читать.

– Кстати, мисс Скотти, – холодно произнес англичанин. – Мистер Алекс просил передать вам, что сегодня вечером вы едете в театр с мистером и миссис Янусами.

Скотти резко подняла голову.

– Правда? – Она прижала ладонь к груди, в которой взволнованно застучало сердце. – К какому часу я должна быть готова? Они заедут за мной или я сама должна отправиться в театр? О Господи, миссис Попова, что же мне надеть?.. Уинтерс, он не сказал, во сколько мы поедем?

Похоже, Уинтерс пребывал в благодушном настроении, поскольку снизошел до ответа, что бывало не так уж и часто:

– Мистер Алекс сказал, чтобы вы были готовы к семи часам.

Девушка выскочила из-за стола и помчалась к двери.

– Но до семи осталось только пять часов! Миссис Попова, помогите мне выбрать платье. Я боюсь надеть что-нибудь не то… О, – выпалила она, – я так взволнована! Никогда не была в театре. Вы понимаете, Уинтерс? Я впервые в жизни еду в театр!

Дворецкий холодно наблюдал за охваченной волнением девушкой.

– Вот уж никогда бы не подумал, мисс Скотти, – проговорил он со своим обычным высокомерием.

Скотти уловила в его словах юмор и с веселым смехом выскочила из комнаты.

– О, Уинтерс, вы не такой уж и чопорный, каким притворяетесь! – на прощание бросила она.

Все было как во сне. Миссис Попова выбрала для театра голубовато-серое шелковое платье с неприлично глубоким, по мнению Скотти, вырезом. Надев его, Скотти сильно покраснела. Верх груди был открыт для всеобщего обозрения.

– Как, по-вашему, не слишком низкое декольте?

– Конечно, нет, дорогая. В самый раз! Подожди, хотела бы я посмотреть, что ты скажешь, когда увидишь платье на Камилле. Это платье тебе очень идет. У всех от восхищения пооткрываются рты. Если хочешь знать, – уверенно заявила экономка, – ты будешь привлекать к себе взгляды всех мужчин в театре, meelenkee.

– Что означает это слово, миссис Попова? – спросила Скотти, безуспешно пытаясь приподнять лиф, чтобы немного прикрыть грудь.

Экономка в это время стояла у нее за спиной и поправляла юбку.

– Оно означает «милая», по-русски, конечно.

– Meelenkee. Мне нравится это слово. Когда я его слышу, мне кажется, что и я вхожу в вашу семью, – сказала Скотти, разглядывая себя в зеркале. Опять эти глупые смешные мысли, которым не суждено никогда сбыться!

Миссис Попова уложила Скотти волосы по последней моде: аккуратно убрала их с лица, закрепила на затылке гребнями и украсила цветами. Волнистые локоны каскадом спускались на шею.

– Вот это да! – не удержалась от удивленного возгласа Скотти, взглянув на себя в зеркало. – Совсем другой человек!

Миссис Попова с негромким смехом покачала головой.

– Ничего подобного, Скотти. Ты очень красивая девушка, дорогая. Кожа у тебя, как персик со сливками, длинные и густые черные волосы. Ты достойна быть королевой! Клянусь святым Варфоломеем, меня очень удивляет, почему тебя еще никто не умыкнул.

Скотти нахмурилась и попыталась еще раз приподнять лиф.

– Умыкнул?

Экономка ласково похлопала ее по обнаженному плечу.

– Меня поражает, что еще ни один мужчина не попросил у тебя руки. Такие красивые девушки, как ты, не могут долго оставаться одни. Я сказала это Алексу еще до того, как увидела тебя. На свете вообще не должно быть одиноких людей.

Скотти загрустила. Все правильно, она была одинока. И хотя ей сделали предложение… Джейми Бауэрс… она думала, что, скорее всего, до конца жизни останется одинокой.

– Ну что же, – сказала девушка, стараясь скрыть грусть, – в самом деле, не так уж и плохо! Знаете, миссис Попова, я ведь вовсе не одинока. В долине у меня есть коза, мул и курица, а енот Маггин, так тот вообще считает меня своей матерью.

Миссис Попова поцокала языком.

– Животные никогда не заменят людей, енот никогда не заменит живого ребенка… Ну ладно, пошли.

Бросив последний взгляд на красивую незнакомку в зеркале и, в который уже раз прогнав вопрос, почему Алекс купил ей такое красивое платье, Скотти глубоко вздохнула и направилась вслед за миссис Поповой к лестнице.

Ее сердце бешено заколотилось, когда она увидела внизу ослепительно красивого Алекса в черном сюртуке, белом жилете и накрахмаленной белой сорочке. Черные, как у Мефистофеля, волосы были аккуратно зачесаны назад. Он не сводил с нее ледяных голубых глаз, и у Скотти от волнения внутри все задрожало.

Она не знала, что он тоже собирается в театр. Как это ни глупо, но она надеялась, что ее внешний вид доставил ему удовольствие. Ее сердце радостно затрепетало, когда она поняла, что они проведут вечер вместе, – наплевать, что он с ней так холоден.

Новые туфельки немилосердно жали ноги, и Скотти с трудом сдержалась, чтобы не произнести вслух несколько выразительных словечек, когда ступила на лестничную площадку. Она только что призналась миссис Поповой, что раньше вообще часто ходила босиком. Экономка строго сказала, что делать этого нельзя, – ведь можно разбить в кровь ноги, и добавила, что пора становиться леди.

Скотти Макдауэлл слегка приподняла юбки, чтобы не споткнуться, как учила миссис Попова, и начала спускаться по лестнице.

Алекс ни на секунду не отводил от нее взгляда, а Скотти отчаянно хотелось сбросить проклятые тесные туфли, сбежать по лестнице, броситься в его объятия и обхватить ногами талию. Но если она бросится к нему на грудь, то помнет сюртук…

Когда она спустилась вниз, Алекс набросил ей на плечи роскошную бархатную накидку сочного зеленого цвета, очень мягкую и дорогую на вид. Его пальцы задержались на плечах Скотти на долю секунды дольше, чем необходимо. Ну что же, подумала она, борясь с реальностью, это ее вечер, и он пройдет так, как она хочет.

Они поехали в «Метрополитен», где показывали старый спектакль «Мазепа». Зрелище было веселое, но Скотти решила, что забавность ему придает не столько сюжет, сколько игра актеров. Камилла и Мило громко ругали огромную актрису, которая играла украинского гетмана Мазепу. Эта женщина была бесподобна: вышла в телесного цвета рейтузах в обтяжку и по-мужски скакала по сцене, тряся своими телесами.

В одном из эпизодов ее привязали к спине «горячего необъезженного жеребца», который на поверку оказался тихой цирковой лошадью. Лошадь оказалась настолько робкой, что ее пришлось немилосердно колотить каблуками, чтобы заставить тронуться с места. Но даже, несмотря на столь грубое обращение, она неторопливо двинулась к рампе, спрятанной за картонной горой. При этом она часто останавливалась, чтобы пощипать нарисованные кусты.

Зрители бурно требовали лошадь на бис. Никогда в жизни Скотти не получала такого удовольствия, как в этот вечер. Она сидела рядом с Алексом и делала все, чтобы со стороны казалось, будто они муж и жена. Временами он даже смеялся, и тогда сердце Скотти едва не останавливалось от счастья. А в одном из эпизодов Скотти так увлеклась действием, происходящим на сцене, что машинально схватила его за руку. Поняв, что она делает, Скотти виновато убрала руку и внимательно посмотрела на Алекса, но так ничего и не прочла на его лице. Скорее всего, он ничего не заметил. Скотти Макдауэлл почему-то загрустила.

После спектакля они выпили коктейли с Мило и Камиллой и в молчании вернулись домой. Скотти бросала на Алекса взгляды украдкой и видела его каменный профиль. С тяжелым вздохом она вспомнила, как предвкушала, что этот волшебный вечер не закончится театром. Господи, какая же она фантазерка!

В прихожей Алекс помог ей снять накидку. Его взгляд на долю секунды задержался на ее декольте.

– Повесь ее в свой гардероб, – попросил он, передавая ей накидку.

Скотти почувствовала, как краска заливает ее лицо и шею.

– Спасибо за восхитительный вечер и прекрасную одежду. Я… я даже не знаю, как тебя отблагодарить, Алекс.

– Не стоит благодарностей, – холодно кивнул он. – Тебе нужна приличная одежда, и я как твой работодатель просто обновил твой гардероб.

Скотти хотела ответить, что шелка и бархат едва ли относятся к тканям, которыми работодатели снабжают своих наемных служащих, но вовремя остановилась, решив, что лучше с ним не спорить. А может, ее остановил не страх, а то, что где-то глубоко в сердце ей хотелось поверить, что он купил платья не потому, что так требовали какие-то правила, а потому, что она была ему не безразлична. Но если бы она рассказала о своем желании, то он наверняка бы посмеялся над ней, открыл ей горькую правду и разрушил мечты.

Неожиданно смутившись, Скотти быстро направилась к лестнице.

– Спасибо за прекрасный вечер, – еще раз очень вежливо поблагодарила она, стараясь скрыть обиду. – В театре было так весело.

– Скотти…

Когда он позвал ее по имени, у девушки задрожали колени. Крепко схватившись за перила, она оглянулась.

– Да! – Ее голос слегка дрожал от волнения. Он как-то странно посмотрел на нее.

– На следующей неделе в город приедет цирк. Катя очень хочет пойти на представление. Может, и ты пойдешь с нами?

По всему телу Скотти Макдауэлл разлилось приятное тепло. Оно согрело сердце, которое девушка с таким отчаянием старалась сделать нечувствительным.

– Цирк? – радостно воскликнула она. – Конечно, хочу, Алекс. Я никогда не была в цирке!

Он кивнул, повернулся и пошел в кабинет.

Скотти сняла новые туфельки, подняла юбки и вприпрыжку побежала по лестнице. На площадке ей повстречался Уинтерс.

– О Уинтерс! На следующей неделе я увижу настоящее цирковое представление! До сих пор не могу поверить, что он пригласил меня. Если бы вы знали, как я взволнована! Я ведь никогда не была в цирке. Можете себе представить? Ни разу в жизни! – Она улыбнулась англичанину и прижала к груди туфельки.

Дворецкий подарил ей один из своих знаменитых высокомерных взглядов и бесстрастно проговорил:

– Не может быть, мисс Скотти. Держите меня, а то я сейчас упаду.

С радостным смехом Скотти поспешила к себе в комнату. Наконец-то у нее стали налаживаться отношения с лакеем Алекса. К сожалению, она не могла сказать того же об отношениях с его хозяином.

Александр Головин уже налил себе бренди и сидел с бокалом в руке.

– Не собираетесь еще отправляться спать, сэр? – спросил вошедший в кабинет Уинтерс.

Алекс поднял бокал.

– Собираюсь, но только сначала выпью бренди. Отправляйтесь спать, Уинтерс. Я сам разденусь, так что не беспокойтесь.

Несмотря на мрачное настроение, Алекс улыбнулся, вспомнив, как удивилась Скотти, когда узнала, что Уинтерс помогает ему раздеваться. Черт побери, как часто он возвращался мыслями к зиме и дням, проведенным в долине со Скотти! Она обладала поразительными оптимизмом и жизнерадостностью, и в ее присутствии невозможно было хмуриться. Когда он был рядом с ней, ему казалось, что нет таких тревог, которые нельзя победить. С той самой минуты, как он привез ее в Сан-Франциско, Алекс не сомневался, что девушка не будет хандрить и в городе и не позволит пасмурному небу остудить свой оптимизм. Так оно и получилось. Скотти хорошо прятала тоску по дому… по крайней мере, большую часть времени.

– В театре случилось что-то смешное, сэр?

Алекс покачал головой.

– Уинтерс, сейчас вы уже неплохо узнали мисс Макдауэлл, – неожиданно изменил он тему разговора. – Ну и что вы о ней думаете?

Англичанин выпрямился в полный рост и подошел к огню.

– Я редко ошибаюсь, сэр, – упрямо покачал головой дворецкий.

Алекс вопросительно поднял брови и поинтересовался:

– Вы по-прежнему считаете ее шотландским сбродом?

– Нет, сэр, должен признаться, для шотландки мисс Макдауэлл вполне привлекательная молодая особа.

Головин угрюмо посмотрел на огонь.

– Да, а разве она не…

– Что-нибудь еще, сэр? – прервал англичанин.

– Нет, – покачал головой Алекс и вновь поднял бокал. – Спокойной ночи, Уинтерс.

– Спокойной ночи, сэр, – с поклоном попрощался Уинтерс и вышел из кабинета.

Снова оставшись в одиночестве, Алекс задумался о вечере в театре. Господи, эта девчонка распускалась, как бутон розы, прямо у него на глазах. Когда они приехали в театр, взоры всех мужчин были прикованы к ней – ему очень хотелось попросить ее не снимать накидку. Скотти была потрясающе красива в голубовато-сером вечернем платье. И не только. Вдобавок к красоте она обладала поразительной естественностью. В ней не было ни грана притворства, она не знала, что такое игра. Перед его мысленным взором предстала ее восхитительная грудь. Он словно услышал ее смех… О, как же заразительно она смеялась! Скотти Макдауэлл напоминала ему безупречной формы хрустальный сосуд, переливающийся на солнце и поющий на ветру. Во время антракта она спокойно предоставила свою красоту на обозрение любопытных одиноких мужчин. Наверняка все они по уши влюбились в Скотти!

Алекс здорово разозлился, когда вспомнил, как после спектакля какой-то юноша даже бесцеремонно оттолкнул его в сторону, пытаясь выпросить у Скотти разрешение нанести ей визит. Он тогда так рассвирепел от подобной наглости, что с трудом сдержался, чтобы не наброситься на хама и не сбить его с ног. Молодой донжуан говорил с ним так, будто он был… отцом Скотти. О, Господи! Может, Скотти и была внешне похожа на ребенка, но она не была ребенком. Да и он еще не настолько стар, чтобы годиться ей в отцы!

Александр Головин сделал большой глоток бренди и хмуро посмотрел на огонь. Только бы строительство гостиницы не затянулось надолго! Он не знал, насколько еще у него хватит сил бороться с ее очарованием – естественным и обворожительным.

Цирк Джона Вильсона показал, как всегда, очень веселую и интересную программу. Все представление Алекс не сводил глаз со Скотти и Кати и удивлялся, кто же из них взрослая девушка, а кому еще только шесть лет. Скотти не могла оторвать взгляда от арены. Когда же там появилась семья талантливых акробатов Карло со своим потрясающим номером, от волнения девушка даже закрыла рот руками. За все представление она, кажется, ни разу не моргнула.

Головин вспомнил вечер в театре и неожиданно подумал, что она получала искреннее наслаждение от всего того, что он считал само собой разумеющимся, скучным и не достойным внимания. Кате, кажется, в этом году цирк тоже понравился больше, чем в прошлом, и он был уверен, что всему виной заразительный энтузиазм Скотти.

Однако далеко не все вызывало восторг у Скотти Макдауэлл. За три дня до цирка ему нужно было уехать по делам, и Поппи, да благословит ее Господь, уговорила его захватить с собой Скотти.

– Она ни разу еще не видела океана, бедняжка, – объяснила экономка.

Дела привели его в Клифф-Хаус. После обеда они решили прогуляться по берегу океана. И вот тут-то Скотти в который уж раз вновь удивила его.

Александр Головин никогда еще не видел ее такой задумчивой и молчаливой. Даже громкие крики расположившихся по соседству на скалах котиков вызвали у нее только слабую улыбку. Он помнил, как она любила зверей, и надеялся, что океан вызовет у нее восторг.

– Океан пугает меня, – призналась Скотти. – Послушай, как страшно он ревет. Он всегда такой сердитый?

Алекс рассказал ей, что океан бывает и спокойный, иногда могучие высокие волны превращаются в едва заметную рябь и ласково набегают на берег. Но и эти слова не подняли ей настроение.

– Но ты ведь не знаешь, что прячется под водой, Алекс, – задумчиво проговорила девушка. – Меня страшит эта таинственность и неизвестность. Представь себе, столько воды, и в ней живут полчища ужасных зеленых существ. Они скользкие, они извиваются и ползают. По воде нельзя ходить, и ни один человек, находящийся в своем уме, не захочет путешествовать по воде. – Она слегка задрожала. – Всякий раз, когда я думаю о кораблекрушениях, которые происходят вдали от берега, меня охватывает ледяной холод. Там ведь нет никакой дороги. Единственная дорога ведет на дно. Смотри, – сказала Скотти, задумчиво глядя вдаль. – Бескрайняя водная пустыня, даже другого берега не видно.

Скотти и Катя громко рассмеялись и заставили его вернуться на землю. Алекс посмотрел на девушку. На ее очаровательном лице сверкала ослепительная улыбка. Нет, в этот вечер она не была ни задумчивой, ни грустной. Она была очаровательной, веселой и чертовски привлекательной. Неожиданно Головин понял, что независимо от того, каким бы ни было ее настроение, она нравилась ему. Он вспомнил ее страх перед океаном и сильное желание прижать ее к себе, защитить, заверить, что пока она будет рядом с ним, с ней ничего не случится. Господи, до чего же он докатился: превратился в юнца, потерявшего от любви голову.

Может, познакомить Скотти с каким-нибудь красивым молодым человеком? Они начнут встречаться, и он перестанет думать о ней и о том, что между ними было. От одной этой мысли ему стало не по себе.

После представления они медленно вышли из цирка. Алекс держал Катю на руках. Скотти взяла его за руку, чтобы не потеряться в толпе зрителей.

Когда они сели в коляску, девушка дернула его за рукав и спросила:

– Алекс, почему все смеялись над той бедной женщиной, которая скакала по арене на великолепном черном коне? Согласна, она далеко не красавица и элегантной ее можно назвать с большой натяжкой, но, в конце концов, она женщина. Я считаю, что свистеть и топать ногами могут только очень невоспитанные люди.

Алекс рассмеялся и слегка потряс Катю.

– Ты говоришь об Элле Зояр?

– Я не знаю, как ее зовут, – пожала плечами Скотти. – Скорее всего, о ней.

– Ну, так вот. Его настоящее имя Омар Кингсли. Девушка озадаченно посмотрела на адвоката.

– Чье имя? Нет, – покачала она головой, – я говорю о женщине, которая выводила животных на арену.

– Все правильно. Это мужчина, Скотти. И его зовут Омар Кингсли.

– Что? – От изумления у нее даже открылся рот. Алекс не выдержал и расхохотался.

– Он притворяется женщиной, – объяснил он.

– Подумать только… – ошеломленно пробормотала Скотти, не веря своим ушам.

– А мне понравились верблюды, которые были в прошлом году, папа, – пробормотала девочка, прижавшись лицом к груди Алекса.

– Верблюды? В цирке есть еще и верблюды? – изумилась Скотти.

– Да, – кивнула Катя. – Может, в следующем году их привезут, и ты сама ими полюбуешься.

Александр Головин посмотрел на Скотти и увидел на ее лице выражение, которое запомнилось ему на всю жизнь! Непонятные тоска и удивление. Почему?

Скотти откинулась на спинку сиденья и закусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Она сидела и думала о том, что с ней будет через год. Наверное, уже устроится в гостинице и будет жить вдали от Алекса.

Нет, больше Скотти Макдауэлл никогда не пойдет с Катей Головиной в цирк. Внутри у нее появилась пустота, и она несколько раз быстро сглотнула, стараясь прогнать тошноту.

Скотти посмотрела на Катю, заснувшую на руках у отца. Ей тоже хотелось спать. Она была очень довольна вечером: казалось, что они с Алексом муж и жена. Стоило ей закрыть глаза, и она представляла, что они любящие супруги, возвращающиеся из цирка со своим ребенком.

Плотно прижавшись к Алексу, Скотти промечтала всю дорогу домой. Она поднялась вслед за ним по лестнице и помогла уложить девочку спать. Катя даже не пошевелилась, пока они раздевали и укладывали ее. Они вышли из комнаты в тускло освещенный коридор.

Не сказав ни слова, Скотти медленно пошла к себе в полной уверенности, что Алекс остался стоять у комнаты дочери или отправился к себе. Сделав несколько шагов, она неожиданно вспомнила, что не поблагодарила его за прекрасный вечер. Скотти резко повернулась и уперлась в широкую твердую грудь Александра Головина. Он подхватил ее под мышки, и она почувствовала сквозь тонкую ткань платья жар его ладоней.

Упиваясь близостью Алекса, Скотти Макдауэлл посмотрела на него через густые ресницы. На его щеке дергался мускул. Он крепко прижимал ее к себе и сурово смотрел на нее. Губы его были совсем рядом…

– Спасибо за восхитительный вечер, Алекс. – Девушка привстала на цыпочки и прикоснулась губами к его рту. Она думала, что этот поцелуй будет воспринят как простая благодарность за приятно проведенное время.

Первые несколько секунд Алекс не шевелился, но неожиданно в его глазах загорелись гнев и страсть.

– Черт бы тебя побрал! – хрипло прошептал адвокат и изо всех сил прижался ртом к ее губам.

Скотти прильнула к нему – пусть сердится. Девушка приоткрыла губы, язык Алекса вторгся в ее рот, и Скотти смело встретила его, отвечая на каждый толчок его языка своим. Кровь огненной рекой мчалась по венам, нахлынули сладкие воспоминания о давней ночи любви.

Девушка неловко расстегнула жилет и рубашку Алекса, дотронулась до его волосатой теплой груди. Страстный поцелуй не прерывался, Скотти прижалась к нему всем телом.

От желания у нее подогнулись ноги, и, когда Алекс, в конце концов, оторвался от ее рта, она едва не упала на него, не в силах стоять на ногах. Хрипло дыша, Скотти прижалась головой к груди Алекса и отчетливо услышала, как глухо стучит его сердце… Он тоже хотел ее!

Его руки медленно скользили по ее телу и оказались в опасной близости от груди. Девушка затаила дыхание…

Неожиданно Александр Головин втащил Скотти в ее комнату. Захлопнув дверь, гневно посмотрел на нее:

– Ты соображаешь, что ты делаешь?

Девушка нервно перевела дыхание и посмотрела в сторону, не желая видеть его разгневанное лицо. Она хотела поцеловать его, дотронуться… Да, наверное, соображает.

– Я только хотела поцеловать тебя, Алекс.

Головин притянул ее к себе и снова поцеловал. Скотти яростно ответила на поцелуй, водя ладонями по его груди, по спине.

Скотти с нетерпением ждала его прикосновения. Не отрываясь от ее рта, он быстро расстегнул платье, взял в ладонь ее грудь и большим пальцем стал ласкать сосок через тонкую ткань нижней рубашки. Она что-то непроизвольно выкрикнула в его рот… И крик оказался спичкой, поднесенной к фитилю свечи. Алекс застонал и спустил лиф платья.

Обе его ладони накрыли ее грудь. Скотти казалось, что она не выдержит этой сладостной пытки и умрет от наслаждения – такими восхитительно нежными были его ласки. О, как же ей хотелось, чтобы он снова любил ее! Совсем потеряв голову от страсти, она дотронулась до его ширинки. Они сгорали в огне желания.

Неожиданно Алекс отпрянул и, тяжело дыша, посмотрел на нее. На щеке дергался мускул, ноздри раздувались, как у взбешенного жеребца.

– Иди спать! – хрипло велел он.

Скотти смотрела на него пылающими от страсти глазами. Она знала, что глаза выдают ее желание, но сейчас ей было наплевать на осторожность.

Алекс взял ее за руку и подтолкнул к кровати.

– Этого больше не произойдет, – отчеканил он каждое слово.

Головин вышел из ее комнаты и тихо закрыл за собой дверь. У Скотти дрожали колени, она медленно опустилась на кровать, разделась и легла. Она тут же вспомнила их поцелуи, поразительные ощущения, которые она испытывала только с Алексом…

Она уже перестала притворяться, будто не любит его, будто это только глупое девичье увлечение, мимолетное чувство, которое быстро пройдет. Никакие другие ощущения не могли сравниться с тем, что она испытывала, когда думала о нем. Боль и… наслаждение. Пусть Алекс и был иногда грубым и почти не разговаривал с ней, но она больше не могла жить без него. Он ушел, оставив в ее сердце незаживающую рану. Скотти страдала и с нетерпением ждала его возвращения.

Но она испытывала и другие ощущения рядом с ним – вожделение, желание, страсть… Она не сомневалась, что и он чувствует то же самое. Но чувства Скотти являлись продолжением ее любви, а его имели совсем другую природу, и это было очень грустно.