Глава 6

Зоя выглядела во сне необычайно умиротворенной. При свете дня девочка нередко бывала встревоженной и напряженной и казалась старше своих семи с половиной лет. Хорошенькая Фредерика д’Авийе была ее ровесницей, но они были такими разными! И Эллиот подозревал, что в этом каким-то образом виноват он сам: он упустил что-то очень важное в воспитании дочери, которая была его плотью и кровью.

Осторожно присев на краешек кроватки под балдахином, Эллиот окинул взглядом уютную розовую с золотом спальню дочери, с большим вкусом обставленную белой мебелью, импортированной из Франции. На полках, обрамляющих стены, было множество игрушек и книг, в гардеробе выстроились в ряд шелковые туфельки, шифоньер был полон самых разнообразных кружевных вещиц, предназначенных для маленьких девочек. Мисс Смит, гувернантка Зои, спала в смежной комнате. Как заверяли Эллиота, эта женщина обеспечивала самое лучшее воспитание, какое только можно купить за деньги. Но всего этого было явно недостаточно. После посещения Чатем-Лоджа Эллиот начал понимать, что именно от него требуется Зое. Однако от этого ему было не легче, он боялся, что ничего больше не сможет ей дать. Ему была необходима помощь.

Вот Эванджелина знала бы, что делать. Ему вдруг безумно захотелось, чтобы она была рядом. Эллиот импульсивно наклонился и поцеловал дочь в пухленькую розовую щечку. Выпрямляясь, он с испугом заметил, как затрепетали ее ресницы и она открыла глаза.

— Что случилось, папа? — настороженно спросила девочка, широко раскрыв черные глазки.

— Ничего, малышка. Я зашел, чтобы поцеловать тебя на ночь и сказать, что люблю.

Он увидел, как Зоя улыбнулась и кивнула, как будто отец заходил к ней каждый вечер и это было в порядке вещей. Так должно было быть, но не было, и они оба хорошо знали об этом.

— Зоя, — неуверенно пробормотал он, — ты здесь счастлива? Страт — большой и безлюдный дом. Иногда даже мне бывает здесь одиноко. Может быть, и тебе тоже?

— Мисс Смит говорит, что я должна быть благодарна за то, что у меня есть дом, — неохотно призналась Зоя. — И за то, что мне позволяют здесь жить, я должна хорошо учиться и быть послушной девочкой. Я не должна жаловаться и причинять беспокойство.

Эллиот мысленно отметил, что мисс Смит следует уволить сразу же после завтрака.

— Я люблю тебя, Зоя, и ты всегда будешь рядом со мной. Независимо от того, плохо или хорошо ты себя ведешь, умная ты или глупенькая. Разве ты этого не понимаешь?

Девочка молча тряхнула головкой, и каштановые кудряшки, выбившиеся из-под ночного чепчика, блеснули в свете свечи. Несмотря на несколько запоздалое намерение Эллиота стать хорошим отцом, он видел, что его родное дитя страдает от неуверенности и чувства незащищенности, хотя такие эмоции противопоказаны любому ребенку, и в этом виноват он.

— Я люблю тебя, малышка, — снова повторил он и мысленно добавил: «Я хотел бы стать хорошим отцом, но не знаю, как это сделать».

Он осторожно уложил ее в кровать. Эллиот не хотел пугать дочь. Да и себя тоже.

В помещении, где уплачивались взносы за членство в фешенебельном лондонском клубе «Брукс», собралось множество представителей высшего общества. В соседних залах титулованная знать Англии и представители нетитулованного мелкопоместного дворянства сгрудились вокруг карточных столов, как они делали это каждый вечер во время светского сезона и в любое другое время года. Эллиот приехал поздно и в чрезвычайно плохом настроении. Ему не хотелось ни пить, ни играть. Он предпочел бы остаться в Страт-Хаусе и печально размышлять о том, какой могла бы быть его жизнь.

Но он не мог этого сделать, потому что дал слово Уинтропу в тщетной попытке прекратить расспросы о том, где и с кем он пропадает последнее время. Эванджелина не заслуживала того, чтобы стать объектом сальных шуточек, на которые были способны майор Уинтроп, лорд Линден и сэр Хью. Чтобы удовлетворить свое любопытство, они могли даже слежку за ним установить. Он молил Бога, чтобы это подольше не пришло им в голову.

Утомленно вздохнув, Эллиот прошел по комнатам в поисках дядюшки. Как всегда, люди уступали ему дорогу, даже те из них, кто в соответствии со строгой иерархической структурой английского общества занимал более высокое по сравнению с ним положение. И, как всегда, мужчины либо отводили взгляд, либо почтительно кивали, но никто не смотрел ему прямо в глаза. Никто не садился с ним играть, если он не приглашал сам, и никто никогда не осмеливался смеяться ему в лицо.

Больше не осмеливался.

Он заметил, что Хью и остальные уже сидели с бутылкой за карточным столом и с нетерпением ждали его. Ни слова не сказав, Эллиот сел на свое место, и Хью наполнил его бокал.

Мало-помалу Эллиот расслабился и подчинился ритму игры.

Играли не на деньги, а ради спортивного интереса. Он никогда не позволял себе обыгрывать своих друзей, а Уинтроп и Линден действительно были его друзьями, верными и преданными, как бы ни старались они казаться другими. Они играли около часа, разговор ограничивался отрывочными замечаниями.

— Так-так! — насмешливо пророкотал лорд Бартон, завсегдатай клуба, подходя к их столу. — Все змеиное гнездо в сборе! — Его широкая, с красными прожилками физиономия расплылась в улыбке, в руке он держал почти пустой стакан. — Что, пока еще не нашли невинных жертв?

Эллиот, оторвавшись от карт, окинул его мрачным взглядом.

— В этом виде спорта, Бартон, нет такого понятия, как «невинная жертва». И вам это хорошо известно.

— Тем не менее вечер только начинается, — с томной медлительностью произнес белокурый виконт Линден, бросая острый взгляд на Бартона. — Не хотите ли присоединиться к нам?

— Я еще не выжил из ума, Линден, — заявил Бартон. — Поищите себе другую жертву.

— У вас есть предложения, милорд? — сухо спросил майор Уинтроп, не отрывая глаз от карт. — Кто из присутствующих здесь сегодня при деньгах?

Бартон оглядел сквозь украшенный драгоценными камнями монокль собравшихся, потом указал рукой на дверь соседнего зала:

— Вон стоит молодой Карстерс. Он богат и достаточно неопытен. Попробуйте, может быть, вам повезет… Хотя, пожалуй, не стоит. Бедный парень уже спелся с новоиспеченным бароном Крэнемом. Они очень подходят друг другу.

— Как вы сказали? Крэнем? — ворчливо заметил сэр Хью. — Куда, черт возьми, катится этот клуб, хотел бы я знать! Сюда допускают всяких выскочек без роду без племени! Это сводит на нет репутацию клуба…

— Побойся Бога, Хью, — прервал его Эллиот. — Ты говоришь совсем как матушка. Удивляюсь, что у тебя за спиной еще не выросли крылья!

Майор Уинтроп как-то странно посмотрел на него и опустил глаза.

— Никто из нас не имеет более веской причины ненавидеть Крэнема, чем вы, Рэннок, — задумчиво произнес он. — Меня удивляет, что вы до сих пор не вызвали его на дуэль.

— Я не хочу ссориться с Крэнемом, Уинтроп. Я вызвал его десять лет назад, а он сбежал. Сам себя опозорил. Так что вопрос закрыт. — Сэр Хью презрительно фыркнул, но, заметив сердитый взгляд Эллиота, притих. — Я не хочу вмешиваться в чужие дела, — добавил Эллиот, — и вам, господа, рекомендую сделать то же самое.

Сам он так и поступил и в течение следующих двух часов сосредоточивал внимание на картах, не выпуская при этом из поля зрения Крэнема. Новоиспеченный барон, казалось, не подозревал, что Рэннок присутствует в зале, хотя Эллиот чувствовал, что это не так.

Крэнем и Карстерс подошли ближе и теперь стояли всего в нескольких футах от него, наблюдая за яростным сражением игроков в кости. Все уже знали, что Крэнем испытывает немалые финансовые затруднения. Эта парочка пила с полуночи, а такое сочетание, насколько понимал Эллиот, неизбежно вело к какой-нибудь неприятности. Оба джентльмена хватили лишнего, и Крэнем явно опьянел. «Если немного повезет, — удрученно подумал Эллиот, — то он умрет от пьянства, и никому не придется его убивать». Вдруг сэр Хью бросил карты на стол.

— Ну, все, джентльмены. На сегодня с меня хватит.

— Решено, — сказал лорд Линден, сгребая карты. — Вызывайте свой экипаж, Уинтроп. Закатамся-ка мы к мадам Клер, возьмем отдельный кабинет, закажем шампанского. Говорят, у нее есть аппетитные новенькие девочки…

— Можно попробовать, — сказал майор Уинтроп.

— Я ни с кем не делю женщин, — резко заявил Эллиот. Неподалеку от них кто-то умышленно громко прокашлялся.

— Напрасно вы говорите это с такой уверенностью, лорд Рэннок. Например, ласками Антуанетты Фонтэйн вы делились с другими, причем весьма щедро. Хотя, возможно, вы даже не подозревали о своей щедрости?

Эллиот узнал голос, поднялся из-за стола и подошел к Крэнему. Это оскорбительное высказывание не было для него неожиданностью. Он давно знал, что это неизбежно и что ему все-таки придется убить этого мерзавца. В данный момент он не хотел этого, однако Крэнем настойчиво лез на рожон.

Его друзья и дядюшка заерзали на стульях, но из-за стола не встали. Он был вполне способен в одиночку справиться с новоявленным бароном. И они хорошо это знали.

Эллиот окинул Крэнема насмешливым взглядом.

— Видите ли, Мур, я не хочу с вами ссориться и надеюсь, что вы получили удовольствие от мисс Фонтэйн. Это шлюха более высокого класса, чем та, которой нам с вами чуть не пришлось пользоваться одновременно.

За его спиной рассмеялся лорд Линден. Толпа вокруг поспешно рассеялась, и препирающиеся джентльмены остались один на один.

Физиономия Крэнема побагровела от ярости.

— Как вы смеете оскорблять мою… мою…

— Что именно? — вкрадчиво спросил Эллиот. — Вашу неразборчивость в выборе женщин?

— Ты был недостоин целовать землю, по которой ходила Сесили Форсайт, неотесанный шотландец! И я не намерен спокойно слушать, как ты ее оскорбляешь!

Эллиот неестественно вытаращил глаза и приподнял брови.

— Ладно вам, Крэнем! Единственное, чего хотела Сесили, — это пойти к алтарю со мной под руку и с вашим ублюдком в животе.

— Вы лжете, Рэннок! Это вы обесчестили ее и бросили. А я любил ее, и она любила меня. Я бы женился на ней!

— Вот как? — тихо спросил Эллиот, повернувшись лицом к Крэнему. — Значит, вы сбежали в Бомбей, не выполнив сразу два обязательства?

Крэнем, покраснев как рак, принялся оправдываться:

— Она хотела выйти за меня замуж, черт возьми! Но ее дядюшка запретил ей, потому что я был беден и не имел титула. Моему отцу пришлось связать меня, заткнуть кляпом рот и вывезти морем из страны, чтобы спасти семью от унижения. И вам, черт возьми, прекрасно известно, что это правда!

Эллиот на мгновение даже посочувствовал пьяному разгневанному мужчине, стоявшему перед ним.

— Возможно, так оно и было, Крэнем, но, умоляю вас, не лгите себе относительно того, что хотела Сесили. Ее дядюшка с радостью выдал бы ее даже за торговца с рынка Ковент-Гарден. Это Сесили рассчитывала обвести меня вокруг пальца и женить на себе, но проиграла.

— Она проиграла и умерла, Рэннок, — прошипел Крэнем, который, приподнявшись на цыпочки, мог смотреть теперь Эллиоту в лицо. — Она умерла, потому что вы ее обесчестили и прогнали. И рано или поздно, с Божьей помощью, вы за это поплатитесь!

— Идите домой, Мур, — печально ответил Эллиот, потеряв всякое желание спорить с ним. — Идите домой. Проспитесь и начните жить заново, как это сделал я, а меня оставьте в покое. — Он отвернулся от Крэнема и снова уселся на свое место за столом.

— Вы от меня так легко не отделаетесь, Рэннок! Вызовите меня снова, и на этот раз я вас убью! — прохрипел Крэнем.

— И не подумаю, — сказал в ответ Эллиот, а его друзья за столом незаметно обменялись удивленными взглядами. Сэр Хью поудобнее расположился на стуле, чтобы наблюдать за словесной перепалкой.

— Ну же! — приставал Крэнем. — Я настаиваю!

— На чем? — спросил Эллиот, внимательно вглядываясь в карты. — Зачем бы мне вызывать вас, если вы имеете обыкновение не являться на место дуэли?

— Ну и черт с вами! — прошипел Крэнем, безуспешно пытаясь стянуть с руки перчатку, чтобы бросить ее в лицо Эллиоту. — Я сам вызову вас, Рэннок! Завтра утром я пришлю к вам своих секундантов. — Он повернулся и пошел прочь, но Эллиот схватил его за плечо:

— Полно вам, Мур. Возможно, нас обоих использовали. Уверяю, я не хочу драться с вами. Откажитесь от вызова, и забудем об этом.

— Ни за что! — спокойно ответил неожиданно протрезвевший Крэнем.

— Ну, как хотите, — сказал Эллиот, выпуская из рук плечо барона. — Пришлите секундантов к майору Уинтропу. Мне желательно покончить с этим делом на рассвете. Предлагаю пистолеты, по одному выстрелу. Есть возражения?

— Никаких, — коротко ответил его противник.

Эванджелина поднялась с кровати и в темноте натянула халатик. Она с трудом заснула, да и то проспала недолго. На этот раз ее бессонница была связана не с Эллиотом, а с гораздо более страшной проблемой.

Она взяла с прикроватного столика письмо, которое пришло с вечерней почтой, и сунула его в карман халата. Потом она медленно спустилась по лестнице в библиотеку, задержавшись в коридоре, чтобы зажечь свечу. Лампа напомнила ей, как всего несколько дней назад красивое лицо Эллиота склонялось здесь, чтобы прикурить манильскую сигару.

Нет! Так дело не пойдет! Ей не следует о нем думать, тем более сейчас, когда от нее, возможно, зависело счастье Майкла. В библиотеке, устроившись в своем обычном кресле, она перечитала письмо, но и при свете свечи, как и при дневном свете, не нашла в нем ничего, что содержало бы проблеск надежны.

Ее дедушка был при смерти. Поскольку Питер Уэйден отсутствовал, ее поверенный написал ей, чтобы предупредить, что дни лорда Трента сочтены. Доктора уже три дня как уехали из Кэмберт-Холла, прислав к нему священника. Он умирал от чахотки, и на сей раз у него не было шанса выжить.

Дед всегда был слабым во всем, кроме физического здоровья. Неужели теперь он подведет своих внуков и в этом смысле? Эванджелина вздохнула и откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Возможно, она придает слишком большое значение смерти деда. Ведь он уже давно лишился всякой власти, полностью подчинившись своей второй жене. Казалось бы, какая разница, жив ли он или умер. Но разница была. И Эванджелина это знала.

Следующим графом будет ее слабоумный дядюшка! Она, конечно, не зависела от его финансовой поддержки. Он будет служить марионеткой в руках своей мачехи, потому что леди Трент будет всего лишь вдовствующей графиней. Она понимала, что после смерти мужа ее власть сильно пошатнется. Но дядюшка был таким же слабовольным, как и ее дед. Неужели все мужчины из семейства Стоун такие бесхребетные слабаки? Эванджелина задумалась, до крови закусив губу.

Нет, конечно, это не так. Младший сын, ее дядюшка Фредерик, отдал жизнь за короля и отечество. Ее отец тоже не был трусом, он был тонкой натурой, но достаточно решительной, чтобы, отказавшись от всего, жениться на любимой женщине. Но семья держалась на сильном характере ее матери и, когда ее не стало, чуть не распалась. Максвелл Стоун, талантливый художник, настолько сильно любил жену, что так и не смог пережить утрату. Это не было слабостью. Это было безудержное горе. Именно так Эванджелина и расценивала то, что с ним происходило. Она понимала, что смерть принесла ему покой, и была готова выполнить обещание, которое дала своей матери. Мария ван Артевальде учила дочь, что долг женщины — не допускать распада семьи, чего бы это ни стоило.

Талант художника Эванджелина унаследовала от обоих родителей, но от матери она еще получила изящную внешность натуральной блондинки и, что еще важнее, фламандский прагматизм, который сейчас помогал ей выстоять в сложной ситуации. Угроза со стороны леди Трент была вполне реальной, но не могла реализоваться сразу. Они находятся в Англии. А здесь едва ли можно ожидать похищения под покровом ночи. Возможно, пройдут недели, а то и месяцы, пока что-нибудь случится. Утром она напишет поверенному и попросит его подготовить все правовые обоснования для того, чтобы Майкл остался с ней. А когда будут исчерпаны все легальные возможности, она увезет Майкла на родину, где все они и будут жить, скрываясь, если потребуется, до тех пор, пока вторая жена дедушки не присоединится к своему мужу в фамильном склепе.

Эванджелина еще раз мысленно повторила свой план. Она и Майкл могли бежать в любой момент. Уинни с остальными детьми могли приехать позднее, потому что никому не пришло бы в голову их преследовать. Военные действия наконец закончились, и она знала не менее десятка способов нелегального въезда во Францию и Фландрию. У ее родителей было множество друзей в каждой провинции. Она сама говорила на шести языках, Майкл — на четырех. Они могли сойти за французов, швейцарцев или австрийцев. Среди эмигрантов, с континента, бежавших в Англию от Наполеона, у нее и Питера Уэйдена было немало друзей и деловых партнеров. Так что спрятаться, а потом бежать из страны было нетрудно.

Эванджелина понимала, что должна сдержать обещание, данное матери, хотя на этот раз это было совсем нелегко — она должна будет оставить в Англии свое сердце. Отвергнув одного за другим нескольких претендентов на ее руку, она, сама того не желая, поддалась чарам Эллиота Робертса, о котором почти ничего не знала. Она безнадежно влюбилась в него, в чем могла признаться только себе. Несмотря на то что они были знакомы совсем недолго, ее страсть к нему превратилась в адское пламя, переходившее в сладкую пытку, когда он был рядом. Хотя она не была уверена относительно чувств Эллиота к ней, пребывание в Европе без надежды когда-либо вновь встретиться с ним было бы настоящей агонией.

Покинуть Англию ей было нетрудно, потому что, как бы ни любила она Чатем-Лодж, Фландрию она любила не меньше. Чатем-Лодж принадлежал Майклу, Николетте было выделено щедрое приданое, но дом в Генте был собственностью Эванджелины. Это был ее родной дом. Несмотря на частые поездки по Европе, мать родила в этом доме пятерых детей. Этот старинный дом, расположенный на живописном берегу канала, был свидетелем рождения нескольких поколений ее предков ван Артевальде в течение трех сотен лет.

Однако даже радость возвращения домой не сможет утешить ее, если она потеряет единственного мужчину, которого способна полюбить. Эванджелина ломала голову, пыталась придумать, каким образом сохранить и то и другое. Может быть, отправить Майкла к друзьям, а самой бесстыдно броситься на шею Эллиоту? Нет, она понимала, что не сделает этого. Может быть, уговорить его уехать с ними? Нет, это было бы неприлично и глупо. К. тому же отсутствие опыта не позволяло ей разобраться в чувствах Эллиота к ней. Он совсем недавно расторг помолвку и все еще не оправился от своей потери. Эванджелина чувствовала, что его к ней тянет. Но мужчины часто желают женщин, и нередко за этим ничего, кроме физиологического влечения, не кроется. В их ситуации она едва ли могла позволить себе делать какие-либо заключения.

Эванджелина хотела было рассказать ему обо всем, но испугалась. Эллиот, как и большинство мужчин, был упрям и самоуверен. Если он испытывает к ней глубокое чувство, то, возможно, сочтет своим долгом вмешаться в предстоящую борьбу с леди Трент, а этого нельзя допустить. Победить он не сможет, а навредить своими усилиями — вполне. Пример ее родителей показал ей, что воевать с леди Трент бесполезно. Было бы глупо даже отрубить ей голову острым топором, как бы заманчиво это ни казалось. Эта дама была настоящей горгоной Медузой во плоти.

Более того, разрыв ее семьи с родней по отцовской линии делал потомков отца, согласно суровым канонам высшего света, неприемлемыми для общества личностями. Одно это могло заставить Эллиота воздержаться от дальнейших отношений с ней.

Как ни ужасно, но ее мысли возвращались все к тому же греховно-заманчивому варианту. Можно стать любовницей Эллиота и насладиться каждым мгновением того времени, которое осталось в их распоряжении. Это будет нетрудно осуществить. Уинни сделает вид, что ничего не замечает, к тому же они слишком долго прожили на континенте, чтобы их смущали строгие моральные нормы английского общества. Правда, это было рискованно, плотская любовь способна захватить ее. Будет ли ей труднее уехать? Несомненно. Поколеблется ли ее решимость защитить Майкла? Никогда!

К сожалению, еще большее беспокойство вызывала возможность забеременеть. В Англии Фредерика, незаконнорожденный ребенок, считалась парией. Во Фландрии к этому относились проще, особенно в среде художников. Тем не менее над тем, чтобы родить внебрачное дитя, следовало тщательно подумать. Мысль о том, чтобы держать ребенка Эллиота на руках, потрясла ее до глубины души. Еще семь лет назад, пока был жив отец, она всегда мечтала иметь мужа и детей. Тогда в их доме было всегда много гостей с континента, и у Эванджелины не было недостатка в поклонниках. Ей всегда хотелось иметь собственного ребенка, потому что, как бы не любила она Николетту и Майкла, это было совсем не то. Но она и мечтать не могла о том, чтобы полюбить такого мужчину, как Эллиот Робертс, нежного и сильного, который ответил бы на ее любовь, и, возможно, даже иметь от него ребенка.

Эванджелина решительно остановила разгулявшуюся фантазию. Не следует даже думать об этом. По крайней мере сейчас, когда многое поставлено на карту. У нее будет достаточно времени на сожаления и на глупые мечты, когда она останется в одиночестве в своем доме в Генте. Она задула свечу и остальную часть пути наверх проделала в темноте. Проходя мимо спальни Майкла, Эви остановилась и открыла дверь.

Мальчик разметался на простынях, а одеяло было давно сброшено на пол. Сквозь широко распахнутое окно в спальню проникал призрачный лунный свет. В этом слабом освещении поблескивали белокурые волосы Майкла. На его лице было такое милое выражение, что Эванджелина тут же поклялась ни за что не допустить, чтобы что-нибудь нарушило эту безмятежность.

Жизнь — жестокая штука, и Эванджелина не питала иллюзий относительно того, что не сможет оградить Майкла от ее грубых реальностей, когда он станет молодым человеком. Тем не менее она не позволит, чтобы этого мирно спящего малыша, которого она любила как собственное дитя и о котором обещала заботиться, научили считать себя лучше, чем другие, потому лишь, что у него в жилах течет другая кровь. И она не допустит, чтобы его оторвали от семьи. Эванджелина дала слово и сдержит его любой ценой. А главное, она любит его и умрет, если потеряет.

Годфри Мур, барон Крэнем, ясно почувствовал, как над ним пролетел ангел смерти, обдав тело могильным холодом. Он не сомневался, что это конец. С чувством обреченности он вынул украшенный резьбой дуэльный пистолет из бархатного гнездышка и взвесил его на ладони. Потом он передал его Генри Карстерсу, чтобы тот осмотрел и зарядил его. На другом конце поляны его второй секундант, Эдвин Уилкинс, стоял рядом с элегантным лордом Линденом, обсуждая расстояние. По правде говоря, Крэнему с трудом удалось раздобыть секундантов для этой утренней дуэли. Он слишком поздно понял, что участвовать в дуэли на стороне противника Рэннока желающих мало.

А он сам вызвал на дуэль Рэннока! Рядом с ним майор Уинтроп, мрачно улыбаясь, захлопнул шкатулку из красного дерева с гербом Армстронгов на крышке, что заставило Крэнема еще явственнее ощутить ужас происходящего. С какой это стати он так распетушился, что отклонился от своего хорошо продуманного плана?

Он вовсе не собирался раскрывать свой план мести за смерть Сесили. Сначала Крэнем применил более тонкую тактику. Он попытался заручиться поддержкой дядюшки Сесили, но не добился ничего. Лорд Хауэлл упорно отказывался встретиться с ним. А когда Крэнему наконец удалось поймать барона в клубе, тот побелел как смерть и наотрез отказался выслушать его, повторяя, что боится гнева Рэннока.

Он без особого труда соблазнил любовницу Рэннока, но это оказалось пустой тратой времени. Потратив на это три недели и шесть сотен фунтов, Крэнем пришел к выводу, что остался без гроша, но так и не добился ничего, что могло бы способствовать осуществления плана мести. Антуанетта Фонтэйн не сообщила ему никакой полезной информации, а лишь без конца болтала о том, какие позиции предпочитает Рэннок, занимаясь любовью, и какого огромного размера у него то, что необходимо в этом деле в первую очередь. Такое однообразие тематики ее болтовни его быстро утомило. Но чашу его терпения переполнил отвратительный характер и бесконечное пьянство этой женщины.

А потом Рэннок вообще исчез с горизонта. Каждый вечер Крэнем рыскал по всяким злачным местам Лондона, поджидая его появления, но Рэннок не появлялся. Где этот сукин сын находился, никто не знал, да, кажется, и знать не хотел, потому что Рэннок не был любимчиком общества. Маркиз не появлялся даже в клубе «Брукс», членом которого посчастливилось стать Крэнему. Но если бы его покойный дедушка, предыдущий барон Крэнем, не был членом этого клуба, ему наверняка отказали бы. Однако теперь, несмотря на то что его высокомерный предок с голубой кровью не признавал его существования, не говоря уже о том, чтобы начертать его имя на фамильном древе, эксклюзивный лондонский клуб принял его в свои члены, потому что Крэнем заполучил титул. Удивительно, как много можно сделать с помощью изготовленного из мангового дерева ящичка с не облагаемым налогом индийским опиумом, презентованного нужному человеку в нужное время.

Хруст гравия под колесами экипажа подсказал, что приехал несколько запоздавший врач. Карстерсу удалось уговорить какого-то несчастного костоправа буквально в последнюю минуту, поэтому тот приехал, опоздав почти на полчаса. Эта неожиданная задержка совершенно деморализовала Крэнема, тогда как Рэннок с приятелями расстелили под дубом одеяло и принялись не спеша играть в вист. Одного этого было достаточно, чтобы Крэнему захотелось убить его.

Он видел, как Карстерс кивнул майору Уинтропу. Пора. Возможно, ему удастся убить его. Черт возьми, он должен его убить! Крэнем ощутил тяжесть холодного пистолета в своей руке. Несмотря на свой гнев, он не мог побороть охватившую его панику. Что за глупость такая!

Нет, какая уж тут глупость. Он увидел, как Рэннок неторопливо направляется к нему, и сердце у него бешено заколотилось. Господи, какой же он высокий, этот мерзавец! Уголком глаза он видел, как противник поднял руку. У Крэнема сердце ушло в пятки, а когда он попытался сделать глубокий вдох, то почувствовал лишь запах табака и одеколона Эллиота, но не заметил в нем ни малейшего страха. Раздалась команда расходиться, и, к его великому удивлению, ноги смогли передвигаться.

По слухам, Рэннок был самым метким стрелком во всем королевстве и всегда побеждал на дуэлях. Говорили, что однажды, когда один ирландец донял его своей наглостью, он прострелил навылет его сердце. Наверняка Рэннок воспользуется возможностью прострелить и его сердце. Ему не на что надеяться. Выход один: не ждать. Повернуться и выстрелить. Да, сию же минуту.

Рассчитав время, Крэнем круто повернулся на каблуках как раз в тот момент, когда начал поворачиваться и Рэннок. Прицелившись ему в плечо, Крэнем чуть опустил пистолет и немедленно выстрелил. Отдача от выстрела была так сильна, что у него чуть не сломались кости запястья. Клочки черного тонкого сукна взлетели в воздух. Попал! Черт возьми, он наверняка не промахнулся! Однако Эллиот стоял как ни в чем не бывало и смотрел ему прямо в лицо. Крэнем с ужасом наблюдал, как пистолет противника с мучительной медлительностью опускался вниз, пока не нацелился прямо в его сердце. Рука Рэннока не дрожала, только тубы тронула горькая улыбка. Крэнем, замерев, наблюдал, как дуло пистолета опустилось еще ниже. Он слышал звук взводимого курка, а выстрел прозвучал еще более оглушительно, чем его собственный.

— Боже милосердный! — простонал Крэнем. — Я ранен! Уилкинс и врач бросились к нему.

Склонившись над Крэнемом, Уилкинс выругался.

— Заткнитесь, Крэнем! Что толкнуло вас на столь бесчестный поступок? Он имел полное право убить вас за это! — проворчал лорд Генри Карстерс, стягивая с него сапог.

Крэнем удивленно взглянул на Карстерса.

— Он и хотел убить меня, придурок вы этакий! Он чуть не отстрелил мне яйца!

Уилкинс снова выругался, поднялся на ноги и отошел в сторону. Врач уже вытащил хирургические ножницы и принялся молча очищать рану от ткани брюк. Открылась длинная царапина, из которой сочилась кровь, скатываясь по внутренней стороне бедра.

— Видите? — плаксиво произнес Крэнем. — Этот мерзавец хотел кастрировать меня!

Врач взял кусочек ткани и смочил его жидкостью из пузырька, которая издавала противный одурманивающий запах.

— Помолчите, старина, — тихо сказал лорд Генри, наклонившись к его уху. — Если бы Рэннок поставил себе цель убить вас, то вы были бы уже мертвы. А если бы он хотел лишить вас мужского достоинства, то я сейчас выгребал бы из травы ваши гениталии.

Врач молча приложил смоченную тряпочку к ране, и Крэнем привскочил, взвыв от боли.

— Считайте, что вы родились в рубашке, — тихо сказал молодой лорд, оглядываясь через плечо на Рэннока. Маркиз стоял под дубом, широко расставив ноги, и тщательно вытирал свой пистолет. Кто-то, кажется, майор Уинтроп, перевязал рану Рэннока, который, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания.

Лорд Генри в изумлении покачал головой, сказав распростертому рядом с ним Крэнему:

— Считайте, что это был предупредительный выстрел, Крэнем. Интересно было бы узнать, что заставило Рэннока проявить такое небывалое милосердие.

В это время майор Уинтроп неожиданно подошел к барону. Его черный плащ и широкие плечи заслонили свет утреннего солнца.

— Счет вашего врача пришлите мне, Крэнем, — произнес он своим властным голосом, — и я его оплачу от имени маркиза Рэннока. Его светлость уезжает немедленно в продолжительную поездку по сельской Англии.

В среду на следующей неделе Эллиот был приглашен сопровождать мистера Стокли и младших детей, отправляющихся на прогулку к реке Ли. Миссис Уэйден уговорила Гаса пойти вместе с ней в гости к викарию, и Эллиот был рад, что избежал этой участи. Эванджелина, как ему показалось, неохотно осталась в студии, чтобы написать письмо Питеру Уэйдену. Стоял теплый июньский день, и Эллиот, у которого оказалось свободное время, очень обрадовался этому приглашению.

Вскоре он, как ни странно, с удовольствием собирал маргаритки для плетения гирлянд. Сидя со скрещенными ногами на одном из прихваченных из дома одеял, Фредерика и Майкл трудились как одержимые, упрекая Эллиота в медлительности. Он с улыбкой наклонился и воткнул цветок в волосы Фредерики.

— Мисс д’Авийе, вы чрезвычайно красивы, — сказал он, поклонившись. — Как одинокий джентльмен, я хотел бы узнать… бываете ли вы в свете?

Личико Фредерики радостно вспыхнуло.

— Ах нет, сэр. Никто из нас не выходит за пределы Чатема.

— Не может быть! — воскликнул Эллиот в притворном изумлении.

— Но это так, сэр. Мы… — она замялась, подыскивая слово, — мы… затворники.

— Это правда, мистер Робертс, — подтвердил Майкл. — Эванджелина говорит, что, поскольку нас так много, мы можем не выходить за пределы Чатема. Если только сами этого не захотим.

— Понятно, — задумчиво произнес Эллиот, опускаясь на одеяло рядом с Фредерикой. — Значит, вот почему ваша сестра нигде не бывает?

— Нет, она время от времени выезжает, — включилась в разговор Николетта. — В прошлом году она была в Париже, а в позапрошлом ездила в Гент. К тому же она часто ездит в Лондон к дяде Питеру.

— К дяде Питеру?

— К Питеру Уэйдену. Папиному брату, — объяснил Тео. — Мне казалось, вы его знаете, он такой хороший человек.

— Он наш опекун, — добавила Николетта, бросая, цветок в воду Ли. — Он нас защищает от всяких бед.

— От каких бед? — полюбопытствовал Эллиот.

— Не знаю точно, — пожала плечами Николетта. — Так говорит Эви. Она говорит, что папа знал, что может положиться на Питера, который позаботится о нас, пока мы находимся в Англии.

— Пока? — переспросил Эллиот встревоженно. Неужели Эванджелина предполагает уехать из Англии? И что это за беды, из-за которых ей приходится думать о столь решительных действиях? — Вы прожили здесь несколько лет, не так ли? И вы не намерены остаться здесь навсегда?

— Эви говорит, что не следует исключать и такой вариант.

— Да, — подтвердила Фредерика, — но мы останемся здесь до тех пор, пока это будет возможно, чтобы получить подобающее английское образование.

— У меня потрясающая идея! — воскликнул Майкл. — Если нам придется вернуться в Гент, мы возьмем с собой мистера Стокли. Вы поедете с нами, мистер Стокли?

Стокли громко откашлялся и поправил на носу очки.

— Почему бы нет, Майкл? Мне всегда хотелось посмотреть мир…

— Эй, народец! Притормозите, — прервал его Эллиот, едва не рассмеявшись. — Я не имел намерения сию же минуту отправлять вас упаковывать вещи. И зачем вам ехать именно в Гент?

— У Эви там дом, — объяснил Майкл с лукавой улыбкой. — Дом большой, так что вы тоже могли бы поехать с нами, мистер Робертс.

Фредерика бросила маргаритку в Майкла.

— Но мы не можем пока ехать туда, глупый, потому что там живут арендаторы.

— Арендаторы? — озадаченно переспросил Эллиот.

— Ну да. Это что-то вроде мышей, — смущенно пояснила Фредерика.

Майкл фыркнул:

— Фредерика, гусыня ты этакая! Арендаторы — это квартиросъемщики, а вовсе не грызуны! — Они с Николеттой расхохотались, повалившись от смеха на траву.

У Фредерики задрожала нижняя губа.

— Я не знала! Откуда мне знать? Я никогда не бывала ни в Париже, ни во Флоренции… и вообще нигде не бывала, кроме Фигуэйра, да и то плохо помню это, — всхлипнула она. И из ее широко расставленных карих глазок выкатились и поползли по щекам две крупные слезинки.

Эллиот поднялся с одеяла.

— Ну, полно тебе, Фредерика! Пойдем-ка лучше прогуляемся по берегу реки, — сказал он. — Знаешь, я однажды был в Генте и видел таких крупных арендаторов, что они могли бы без труда откусить человеку руку.

— Правда? — изумленно воскликнула Фредерика.

— Правда. Они такие большие, волосатые. Знаешь, чем они питаются?

Фредерика покачала головой.

— Не знаю, сэр, — прошептала она в благоговейном ужасе.

— Скверными мальчишками и девчонками, которые дразнят своих маленьких кузин.

Фредерика звонко расхохоталась.

— В самом деле, сэр?

Эллиот наклонился к ней, искоса поглядывая на Майкла.

— Да. Они бродят по ночам в поисках злых ребятишек, чтобы полакомиться ими. Я бы на месте таких детей запирал покрепче двери на ночь.

— Эй! — послышался поблизости голос Эванджелины. — Я правильно поняла, мистер Робертс? Кажется, кто-то собирается съесть кое-кого из моих подопечных?

— Только не меня! — радостно крикнула Фредерика. Эллиот оглянулся и увидел Эванджелину, которая стояла неподалеку на пригорке на фоне яркого лазурно-голубого неба и изумрудной зелени луга. Ветерок чуть колыхал подол ее простенького желтого платья, светлые белокурые волосы прикрывала шляпка, которую она тут же сняла. Эллиот не в первый раз пожалел, что он не художник. Он улыбнулся.

— Вообще-то говоря, мисс Стоун, съедают только озорных детей.

Эванджелина очаровательно приподняла брови.

— Ну, если так, мистер Робертс, то очень многим из нас пришлось бы сегодня покрепче запереть двери.

Эллиот заметил в руках у Эви письмо, которое она торопливо засунула в карман. А вдруг Эви узнала правду о нем? Леденящий ужас сковал все внутри, и маркиз Рэннок почувствовал, как земля уходит из-под ног. Но страх прошел, как только на ее лице появилась улыбка. Взяв Эви за руку, он помог ей спуститься по крутому склону.

Девушка тяжело дышала, как будто быстро шла от самого дома.

— Мне стало одиноко, — призналась она. — Не могла я оставаться в четырех стенах, когда все вы здесь так веселитесь.

Эллиот неохотно выпустил из руки ее пальчики и жестом указал на одеяло, где под бдительным оком мистера Стокли Николетта и Тео раскрывали альбомы для этюдов, готовясь к уроку рисования. Все трое улыбнулись ей, когда она грациозно опустилась рядом, подобно хрупкой желтой бабочке, присевшей на край цветка, чтобы отдохнуть. Чуть дальше по дорожке Майкл, старавшийся помириться с Фредерикой, азартно разыскивал вместе с ней плоские камешки, чтобы «печь блины» на воде.

— А вы не захватили с собой альбом для этюдов, мисс Стоун? — тихо спросил Эллиот, садясь рядом с ней.

— Не захватила, — призналась она, повернувшись к нему. — Это означало бы работу, а я сегодня решила побездельничать.

— Вот как? — произнес Эллиот, медленно обводя ее взглядом. — А чем, позвольте узнать, занимается добродетельная мисс Стоун, когда не работает?

— Боюсь, не делает ничего особенно интересного, — улыбнулась она.

— Неужели? — Эллиот поднялся на ноги и предложил ей руку. — Пойдемте, мисс Стоун, прогуляемся по берегу реки.

Как ни странно, Эванджелина без возражений взяла его за руку и позволила помочь ей подняться.