Глава 35

Неудивительно, что Адам в ту ночь больше не уснул. К тому времени как он успел надеть халат, в спальню его прибежали чуть ли не все домашние слуги, встревоженные звуком выстрела. Рэндалл, узнав о том, что случилось, впал в ярость и бросился прочь из дома, надеясь отыскать преступника по горячим следам.

Мария и Джулия пришли через пару минут после ухода Рэндалла — обе в теплых халатах, встревоженные и немного растерянные спросонья. Мария встретилась с Адамом взглядом на бесконечно долгое мгновение, прежде чем, оглядевшись, спросила:

– Мне показалось, что я слышала выстрел. Что случилось?

– Сюда пробрался неизвестный, но его уже ищут. Никто не пострадал, — заверил он женщин, стараясь не вспоминать о том, как только что держал Марию в своих объятиях.

– Слава Богу, что все живы и невредимы, — поежившись, сказала Мария. — Если в Лондоне такие происшествия в порядке вещей, то я предпочитаю провинциальный Хартли. По крайней мере там живется спокойнее. — Она взяла Джулию под руку, и они обе вышли из спальни Адама.

Он спрашивал себя, был бы он жив сейчас, если бы с ним не оказалось Марии. Убийца подкрался неслышно. Если бы Адам спал, убийца мог прикончить его во сне. Это Мария заметила незнакомца, и ее удар ногой нападавшему подарил им обоим то спасительное мгновение, которого хватило, чтобы увернуться от ножа. Адам живо представил себя, лежащего бездыханным в луже собственной крови, бессильного остановить негодяя, насилующего и убивающего Марию…

К тому времени как Уорф разогнал прочих слуг, вернулся Рэндалл.

– Одного из стражников ударили по голове чем-то тяжелым, лишив его сознания, и связали. Из-за сильного дождя никто не заметил, как убийца поднимался по стене. Каким-то образом ему удалось узнать расположение комнат в доме и закинуть веревку к твоему окну.

– Охранник уже пришел в себя? — спросил Адам.

Рэндалл кивнул:

– Ему повезло. Ты разглядел того, кто на тебя напал?

– У него на руке вытатуирован череп, — сквозь зубы ответил Адам.

– Выходит, Шипли жив. — Рэндалл вздохнул. — По крайней мере теперь мы знаем, кого искать.

– Будем радоваться, когда его поймаем. — Адам нахмурился. — Он сказал, что ему нравится убивать язычников, но ему еще и заплатили за то, чтобы он убил меня. Возникает вопрос: кто ему заплатил?

– Ответ на этот вопрос может дать только сам Шипли. И из этого следует, что, когда мы его поймаем, надо будет дать ему пожить хотя бы до того момента, пока он не назовет имя человека, который его нанял. Проклятие! — Рэндалл направился к двери. — Пойду к Робу и все ему расскажу.

– Не думаю, что стоит беспокоить Роба в такое время, — сказал Адам. — Сомневаюсь, что Шипли сегодня сюда вернется.

И Мария тоже едва ли придет, увы…

Позавтракав с Рэндаллом, после чего тот отправился к сыщику с Боу-стрит, Адам неохотно пошел к себе в кабинет, где его ждала бумажная рутина — оборотная сторона ношения титула герцога. Меньше всего ему хотелось читать документы после пережитых ночью страстей. Кроме того, на сегодняшний вечер был назначен званый семейный ужин. К нему следовало бы подготовиться. Не самое подходящее время для скрупулезного изучения бумаг.

– Формби, я когда-нибудь разберу эти завалы?

– У вас все получается, ваша светлость, — сказал Формби тем особым сухим и официальным тоном, который подразумевал, что сегодня он не даст Эштону увильнуть от исполнения своих обязанностей.

– Может, стоит нанять тебе клерка, который помогал бы сортировать документы и оставлял тебе только то, что требует определенной квалификации? А я передал бы часть своих полномочий тебе.

Формби сначала растерялся, но, похоже, мысль о том, чтобы иметь кого-то в своем подчинении, показалась ему приятной.

– Я был бы благодарен за помощь, и в итоге количество документов для вашего личного рассмотрения существенно сократилось бы.

Стараясь не слишком явно демонстрировать радостное чувство облегчения, Адам сказал:

– Отлично. Тогда можешь прямо сейчас приступать к поиску подходящего помощника — того, чья квалификация тебя устроила бы и с кем ты мог бы сработаться.

Формби просиял:

– Благодарю вас, ваша светлость! Мне никого не надо искать. У меня уже есть подходящая кандидатура — человек, который подошел бы для этой работы. Это мой племянник.

Дверь открылась, и встревоженный лакей сказал:

– Простите, ваша светлость, но этот джентльмен настаивает на встрече с вами.

Лакея отодвинул в сторону хорошо одетый господин сорока с небольшим лет, с правой рукой на перевязи и перекошенным от гнева лицом. Наклонившись над письменным столом, он рявкнул в лицо Адаму:

– Что вы делаете с моей дочерью?

Господи, да у него такие же карие глаза, как у Марии, и такие же, как у нее, пшеничные волосы. Должно быть, это Чарлз Кларк. На мгновение Адам почувствовал себя так, словно этот человек знает обо всем том великолепном и жизнеутверждающем, что делали они с Марией этой ночью. Но Кларк не мог об этом знать.

Еле слышно Адам сказал:

– Приведи сюда мисс Кларк, Формби. Немедленно!

Секретарь кивнул и удалился, а Адам поднялся навстречу визитеру.

– Должно быть, вы — Чарлз Кларк.

– Достопочтенный Чарлз Кларк Таунсенд! — бросил визитер в лицо хозяину. — Я, может, и не герцог, но моя семья достаточно влиятельна, и я вам не позволю держать у себя в плену и растлевать мою дочь.

– Я никогда не осмелился бы поступать с ней так, — осторожно сказал Адам. То, что он делал с Марией, не называется растлением, то была щедрая, чистосердечная любовь. — Ваша дочь спасла мне жизнь, когда я был на краю гибели. Она почетная гостья моего дома, она и ее подруга миссис Бэнкрофт, ее в высшей степени респектабельная компаньонка. — «Пусть и не самая строгая». — Кстати, в течение нескольких недель я носил вашу одежду. У вас замечательный вкус. Что заставило вас думать, что я насильно удерживаю у себя, а тем более растлеваю вашу дочь? Она очень независимая молодая женщина. И я думаю, ее не так уж легко сбить с пути истинного. И как вас прикажете называть: мистер Кларк Таунсенд или мистер Таунсенд?

– Таунсенд меня устроит! — Визитер нахмурился. Он был готов взорваться в любую секунду. — Я только что прибыл от своего нотариуса. Грейнджер сообщил, что Мария посетила его в компании герцога Эштона. Еще он сказал, что Мария считает меня погибшим и что вы смотрите на нее, как сокол на добычу, словно она — ваша пленница. Она вот уже несколько недель не отвечает на мои письма! Это означает, что с ней что-то не так. Кто же она: ваша почетная гостья или ваша пленница?

Несмотря на ярость Таунсенда, Адам не мог не усмехнуться про себя над нелепостью ситуации. Он кивнул на дверь, в которой только что появилась Мария в изящном утреннем платье цвета персика. Она выглядела слишком хрупкой и невинной для того, чтобы ее можно было представить пинающей в мошонку мужчину как минимум в два раза крупнее ее, причем из самого неудобного положения — находясь под другим мужчиной в пылу страстного соития. Несравненная Мария!

Таунсенд обернулся к ней, и шок Марии сменился радостью.

– Папа! — Она бросилась к нему на шею. — Я думала, ты умер!

Он поморщился, когда она надавила на его больную руку, но другой рукой обнял ее.

– Я так волновался, Мария! Что случилось? — Он злобно взглянул на Адама. — Этот человек дурно с тобой обращался?

Мария засмеялась.

– Ну что ты, папа! Вовсе нет. Столько всего случилось! — Она потащила отца к кожаному дивану, в дальний конец кабинета. Усадив отца, она села сама.

Адам вышел из-за стола и присел в кресло напротив.

– Вы сказали, что вас следует величать достопочтенный Чарлз Кларк Таунсенд. Вы сын графа Торрингтона?

Кларк кивнул:

– Я был младшим сыном в семье и паршивой овцой в стаде. Мой отец умер несколько недель назад. И мы помирились перед самой его смертью. — Он криво усмехнулся. — Если бы мы попробовали примириться раньше, едва ли идиллия продолжалась бы долго. Мы с ним были слишком разными людьми, чтобы рассчитывать на взаимопонимание. Но… мы оба были рады тому, что расстаемся друзьями, я думаю. Мой старший брат сейчас стал новым графом Торрингтоном.

Мария вскрикнула:

– Я догадывалась, что ты родом из знатной семьи, но и представить не могла, что твой отец — граф!

– В нас течет одна из самых голубых кровей в Британии. И это обстоятельство делало мое недостойное поведение еще большим позором для семьи, — вздохнул Чарлз Кларк. — По закону тебя должны звать Мария Кларк Таунсенд, но я выбросил последнее слово из твоего имени после того, как отец от меня отказался.

Адам нахмурился:

– Порядочные родители так не поступают.

– Не могу сказать, что я не давал ему к этому повода, — с усмешкой возразил Чарлз. — Хотя, возможно, с отречением он несколько переборщил. — Чарлз вздохнул и добавил, обращаясь к Марии: — Меня считали неуправляемым еще до того, как мы с твоей матерью сбежали в Гретну и тайно обвенчались. Мне было восемнадцать, ей семнадцать. Скандал случился в обеих семьях. Я начал взрослеть лишь после того, как взял на себя ответственность за тебя, но и тогда я не справился бы без бабушки Розы.

– Где ты был все эти последние недели? Берк сказал, что ты умер, а потом он подделал письмо от Грейнджера и предъявил мне твой золотой перстень как доказательство. Мы узнали, что он устроил так, что все письма из Хартли-Мэнора и в Хартли-Мэнор оседали в почтовом отделении Хартли, но все это еще не доказывало того, что ты жив. — Она прикоснулась к перевязи. — Ты не возвращался в Хартли из-за травмы?

– Отчасти да. Но… — Он взглянул на Адама так, что тот понял — ему не удалось расположить Чарлза Кларка к себе, как не удалось рассеять самые худшие его подозрения. — Почему ты здесь, в его доме, в Лондоне?

Адам предоставил Марии рассказать всю историю, должным образом купированную, конечно. Она закончила рассказ словами:

– Мы с Джулией планировали возвращаться в Хартли завтра, и Эштон любезно предложил нам свою карету. Я уверена, он не будет возражать, если ты поедешь с нами. Ты готов ехать домой?

Отец ее загадочно улыбнулся. Шарм, которым он беззастенчиво пользовался, добиваясь приглашения во многие дома в течение долгих лет, проявил себя в этой улыбке в полной мере.

– Я сказал, что моя травма только отчасти явилась причиной задержки… А главная причина находится всего в нескольких кварталах отсюда. Ты пойдешь со мной, чтобы я мог объяснить все лучше?

Мария засмеялась:

– Ты любишь сюрпризы. Ты хочешь, чтобы я встретилась с твоими родственниками, с которыми тебе удалось восстановить отношения?

– Ты всегда слишком хорошо умела читать мои мысли. Да, суть именно в этом, — признался он. — Мой брат снисходительнее, чем отец, относится к моим недостаткам. Но больше я ничего не скажу. — Он встал. — Ты сейчас свободна? Я бы очень хотел увести тебя с собой.

– Ладно. — Она посмотрела на Адама: — Вы пойдете с нами?

Не обращая внимания на хмурую мину ее отца, он сказал:

– Конечно. — Он пытался придать себе невинный вид, чтобы не насторожить любящего родителя, но сомневался, что ему это удалось.

Следуя указаниям отца Марии, кучер довез карету с пассажирами до дома на противоположном конце Мейфэра. Когда они вышли на тротуар перед домом, Чарлз довольно демонстративно предложил дочери взять его под здоровую руку. Она подозревала, что Чарлз чувствовал бы себя лучше, если бы она не жила сейчас под крышей Эштон-Хауса. Он никогда не дрожал над ней, как наседка над цыпленком, но его проницательности мог бы позавидовать любой. Она догадывалась, что он почувствовал истинность их с Адамом отношений.

Ночной дождь умыл улицы и небо, тучи рассеялись, и ярко светило весеннее солнце. Мария увидела, что они идут к типичному для этого района городскому дому, ухоженному, с цветочными ящиками под каждым окном.

Отец открыл дверь своим ключом, и это уже само по себе было интересно. Пропустив Марию и Адама перед собой, он крикнул:

– Я вернулся и ее с собой привел!

Он повел их в гостиную справа от входа, в которой за рукоделием сидели две женщины. Одна из них была миниатюрная привлекательная блондинка сорока с небольшим лет, а другой оказалась… Мария.

Мария вскрикнула и чуть не упала. Она была на грани обморока. Адам подхватил ее под руку.

– Мужайся, Мария, — пробормотал он. — Я думаю, что, как и у меня, у тебя есть сестра, о которой ты раньше не знала.

Мария пристально смотрела на младшую из женщин.

Хотя они были очень похожи, у незнакомки лицо было чуть уже, светлые волосы по-другому уложены, и выражение ее лица говорило о том, что под очень похожей оболочкой скрывается совсем другой человек. Но ее модное утреннее платье было точно такого же цвета персика, что и у Марии.

– Мария? — неуверенно спросила девушка.

Мария проглотила ком в горле и лишь затем смогла говорить:

– Папа, ты скрывал от меня сестру-близнеца?

– Ну… да. — В голосе его было больше удовольствия, чем смущения.

Сумасшедшая мысль посетила Марию.

– Вас зовут Сара?

– Да! — В глазах сестры зажглась надежда. — Вы меня помните?

– На самом деле нет. Но скажите мне — вы воплощение всех добродетелей, которыми должна обладать настоящая леди?

У Сары был обескураженный вид.

– Совсем нет! Мама первая вам об этом скажет.

Мама? Мария повернулась к женщине постарше, которая как завороженная смотрела на Марию. Она была чуть ниже Марии, и ее светло-русые волосы уже подернулись серебром, но она была похожа на Сару. Она была похожа и на Марию.

Мария прижала левую руку к сердцу, которое, казалось, вот-вот выскочит из груди.

– Вы — моя мать? Я считала, что вы умерли, когда мне было два года!

Отец ее деликатно покашлял, прочищая горло.

– Я говорил, что мы потеряли твою мать, но никогда, что она умерла.

Мария потрясенно уставилась на него:

– Только не говори мне, что ты оставил мою мать и разделил нас с сестрой, как… как пару щенков!

Адам едва сдерживал смех.

– По закону он имел право взять обеих моих дочерей, если бы захотел. Я была благодарна судьбе уже за то, что он забрал только одну. — Мать ее сделала робкий шаг навстречу Марии. Лицо ее было очень серьезным. — Но я не прожила и дня, не думая о тебе, о моем потерянном ребенке.

Адам крепче ухватил Марию за локоть. Он чувствовал, что она дрожит. Мария, словно в трансе, медленно перевела взгляд с матери на отца, а потом на сестру. Она не могла сдержаться… и зашлась от смеха.

– Папа, ну ты и негодяй! Все эти годы ты ничего мне не говорил!

– Так мне казалось проще, — неловко переминаясь, сказал ее отец.

– Проще?! — Мария покачала головой. — Я начинаю понимать, почему твой отец от тебя отказался. — Она повернулась к сестре. — Ибо, сколько я себя помню, я всегда воображала, что у меня есть сестра-близнец по имени Сара, которая в любой ситуации оставалась идеальной леди. Она была моей совестью и часто моей единственной подругой. Теперь я понимаю, что на самом деле я помнила тебя.

– Я надеюсь, что мы станем подругами! — Сара шагнула к Марий и взяла ее за руки, жадно заглядывая Марии в глаза. — Я росла, зная, что у меня есть сестра Мария, и я молилась о том, чтобы мы однажды встретились.

– Я бы тоже об этом молилась, если бы знала. — Внезапно Мария и Сара оказались в объятиях друг друга. Мария протянула руку матери, и обнимались они теперь уже все втроем. Хотя у нее не было никаких осознанных воспоминаний о матери и сестре, обе они были там, в глубине ее сердца. Они заполнили пустоты, о существовании которых она не догадывалась.

Наконец Мария высвободилась из родственных объятий и достала из ридикюля носовой платок, чтобы промокнуть глаза.

– Папа, в твоей истории еще осталось достаточно пробелов, которые ты должен заполнить. Для начала — где, черт возьми, тебя носило? И как ты повредил себе руку?

– Мне тоже не терпится услышать ваш рассказ, — заметил Адам.

Мать Марии посмотрела на Адама, и между глаз ее пролегла складка.

– Ты не представишь нас своему другу?

– Прости, дорогая. — У Чарлза блестели глаза. — Могу я представить герцога Эштона? Ваша светлость, это моя жена и младшая дочь, миссис Таунсенд и мисс Сара Таунсенд.

– И насколько она меня младше? — с интересом спросила Мария.

– Примерно на пять минут, — ответила ее мать. Теперь она смотрела на Адама с большей симпатией. — Нам так много предстоит обсудить. Давайте присядем, и я велю принести чаю.

Когда все расселись, Мария придвинулась поближе к своей сестре и матери и благодарно взглянула на Адама, когда он сел напротив. Он больше, чем кто-либо другой, мог понять обуревавшие ее чувства.

Отец сказал ей:

– Мария, я говорил тебе, что хочу восстановить связи с семьей. В частности, я хотел навестить своего отца, поскольку узнал, что он очень болен. Но еще больше я хотел повидаться с Анной. — Он посмотрел на свою жену, с которой расстался много лет назад, и все его чувства к ней читались в этом взгляде. — Она была богатой наследницей, и все считали, что я женился на ней ради денег. Они ошибались.

Анна вздохнула.

– Я имела глупость поверить тем, кто говорил мне, что Чарлзу нельзя доверять, что он прожигатель жизни, проходимец и ничтожество, что ему от меня нужны лишь мои деньги. Однажды, когда вам с сестрой было всего два с небольшим года, мы начали ссориться. Ссора возникла на пустом месте, но мы наговорили друг другу много ужасных слов, и Чарлз ушел, хлопнув дверью, и поклялся, что больше никогда не вернется.

– И я, дурак, так и сделал, — грустно сказал ее отец. — Я ушел на многие, многие годы.

Мария подалась навстречу ему.

– Но почему, папа? Разве ты не хотел вернуться домой?

– Я понял, что совершил ужасную ошибку, почти тотчас же, как ушел. — Он поморщился. — Но я наломал столько дров… Я действительно был никем, ничтожеством. Я решил, что не могу вернуться, пока не стану независимым. Я хотел доказать отцу, что я не ничтожество, и Анне, что я не охотник за приданым.

– И поэтому ты стал профессиональным игроком, — сказала Анна словно невзначай.

Чарлз скривил губы.

– Карты — не самый лучший способ сколотить состояние, но других способностей у меня не было. У меня бывало денег достаточно, чтобы обеспечить нам с Марией и бабушке Розе пусть скромное, но комфортное существование, но недостаточно, чтобы считать себя состоятельным человеком. При всех своих недостатках я не хотел обманом лишать своих юных партнеров по игре всего их имущества.

А потом я встретил Берка. Он был взрослым мужчиной и злобным, желчным дураком. Поскольку он явно вознамерился лишиться своего имения, я подумал, что не будет вреда в том, что он проиграет его мне. После того как я выиграл Хартли, я решил, что пришло время разыскать Анну и молить у нее прощения. — Он посмотрел на жену. — Я даже не смел мечтать о том, что она примет меня, но по крайней мере я сказал бы ей, как сожалею о том, что сделал. Она всегда была для меня единственной.

Мария знала, что он лукавит. Но она никогда не замечала, чтобы отец всерьез влюбился в кого-нибудь из своих многочисленных пассий. И матери ее не обязательно знать обо всех романах отца.

Чарлз перевел взгляд на Сару.

– И еще я хотел видеть мою вторую дочь. Ты всегда была моей отрадой, Мария, моим благословением. Но всякий раз, глядя на тебя, я думал о том, как где-то растет без меня моя вторая дочь.

– Надо было вернуться раньше, Чарлз. — Анна протянула ему руку.

Он схватил ее руку и поднес к губам.

– Теперь я это знаю. Самое большое чудо в моей жизни — это то, что ты дала мне еще один шанс.

Сара наклонилась к Марии и произнесла театральным шепотом:

– Они ведут себя вот так с того момента, как он вернулся. Мария засмеялась. Живая Сара нравилась ей больше, чем та, которую она себе придумала, которая жила у нее в голове и отчитывала ее все эти годы. Глядя на перевязанную руку отца, Мария спросила:

– Это мама сломала тебе руку перед тем, как принять извинения?

Он усмехнулся:

– Нет, хотя искушение, наверное, было. Я ехал в дилижансе, чтобы навестить ее в Хартфорде, когда на нас напали разбойники. Я по глупости ввязался в драку с ними, желая спасти свой золотой перстень. Видишь ли, его мне подарила Анна. Вот так я потерял перстень и заработал перелом руки. Мне еще повезло, что мне не свернули шею.

Анна подхватила его рассказ:

– Местная газета опубликовала отчет об ограблении с именами жертв. Когда я увидела в списке имя Чарлза Кларка, я вдруг почувствовала, что должна навестить его в гостинице, где, если верить статье в газете, он выздоравливал.

– И вот она влетела в мой номер, такая же красивая, как в первый день нашего знакомства, и сказала, что не удивлена тому, что я выжил в схватке с разбойниками, потому что мне на роду написано быть повешенным. — Чарлз засмеялся. — Я тут же согласился, и потом мы не расставались.

Они смотрели друг на друга, словно влюбленные голубки.

– Им будет нескучно стареть вместе — улыбнулась Сара.

Мария догадывалась, что воссоединение родителей ознаменовалось чем-то большим, чем невинное сидение перед камином, взявшись за руки. Если учесть, какими они были юными, когда сбежали в Гретну, у них обоих еще оставалось немало молодого запала и силы для страсти. Но думать в этом ключе о родителях ей как-то не хотелось.

С трудом оторвав взгляд от жены, ее отец продолжил:

– Я писал тебе, Мария, о том, что задержусь, и о том, что тебя ждет чудесный сюрприз. Но ты мне ни разу не ответила. Вначале я был так поглощен общением с Анной и Сарой, что не особо тревожился на этот счет, но время шло, и я начал волноваться не на шутку. Будь проклят Берк за то, что крал наши письма!

– С ним уже разобрались, — заметил Адам. — Он решил отправиться в колонии и там начать новую жизнь.

– Не по своей воле он туда направился, полагаю? — с надеждой в голосе произнес Чарлз.

– Его к этому подтолкнули. — По лицу Адама ничего нельзя было определить. Он поднялся. — У вас всех есть о чем поговорить без меня, так что я удаляюсь. Но сегодня у меня семейный ужин. Мария намерена присутствовать. Вы все придете? Там будут еще две вновь обретенные семьи, так что третья семья отнюдь не окажется лишней.

– С удовольствием принимаем приглашение, — с любезной улыбкой сказала Анна. — Мы с Сарой живем главным образом за городом, так что нам хотелось бы расширить круг лондонских знакомых. Этот дом принадлежит моему брату, и он любезно предложил мне считать его своим, так что теперь нам ничто не мешает чаще приезжать в столицу.

– Вы правы, Эштон. Я хотела бы остаться здесь и поговорить со своими родными. — Мария встала. — Я провожу вас.

В холле она одарила его улыбкой, говорившей больше, чем слова. Она не решалась так смотреть на него при родственниках.

– Ты понимаешь меня лучше, чем кто-либо.

– Голова кружится, но сердце поет. — Он наклонился и поцеловал ее. — Будь счастлива, Мария. Твоя семья — не гора грязной посуды.

Она рассмеялась, и он ушел. Ей было все еще невыразимо больно при мысли о том, что им предстоит расстаться, но теперь, слава Богу, ей уже не грозило полное одиночество.