Глава 20

Четыре дня, прошедшие со времени их приезда в Лондон, Кэтрин была предоставлена самой себе. Она почти не виделась с мужем – ни днем, ни ночью. Она не расспрашивала его, почему он так подолгу отсутствует, хотя и знала, что по ночам виконт бывает дома. Он спал в своей спальне, отделявшейся от ее спальни двумя туалетными комнатами.

Кэтрин не забеременела. Это стало ясно в тот день, когда они выехали из Стрэттон-Парка. Может быть, оно и к лучшему, подумала она, едва прошло первое разочарование. Хотя муж и отказался отослать ее, он, разумеется, согласится сделать это, как только поймет, к какому скандалу приведет ее появление в Лондоне. Он сказал, что хочет от нее детей, но он передумает, когда осознает всю сложность положения. И если бы сейчас она забеременела, это только безнадежно усложнило бы ситуацию. А теперь об этом и думать нечего – он больше не приходит на ее ложе.

Кэтрин не выходила за пределы дома и сада. Ей было жаль Тоби. Сад был невелик, и она знала, что ему очень хочется хорошенько побегать. Она отвезла бы его в Гайд-парк, но кто знает, кого она встретит там, даже если поедет туда рано утром.

Она опять пустила жизнь на самотек, как это было за неделю до свадьбы. Опять жизнь ушла из-под ее контроля, оказавшись в руках мужа. После того вечера на мосту, когда он сообщил ей, что они едут в Лондон, она не пыталась сопротивляться. Она только надеялась, что еще до того, как ей придется выйти из дома, он сам поймет: подобная ситуация немыслима, и единственное, что они могут сделать, – это вернуться в Стрэттон.

Но на пятый день надежды ее рухнули. Вернувшись домой уже утром, он нашел ее в утренней гостиной за дамским секретером. Она писала письмо мисс Доунз.

– Вот вы где, – сказал он, подходя к ней. – Я привез вам гостя, Кэтрин. Он в библиотеке. Пойдите и встретьте его.

– Кто? – Все внутри у нее сжалось. – Еще один ваш друг? Я не пойду, Рекс. Идите сами. Я останусь здесь и закончу письмо.

– Идите же. – Он положил руку ей на плечо. Голос у него был спокойный, но за месяц семейной жизни Кэтрин уже немного узнала своего мужа – а может быть, она узнала его даже еще раньше. У него несгибаемая воля. Он не предоставлял ей никакого выбора. – Тоби, вы останетесь здесь, сэр, и будете охранять комнату от грабителей.

Тоби повилял хвостом и остался.

Рука мужа лежала на ее талии. Лакей распахнул перед ними дверь в библиотеку. Она вошла.

Это был очень молодой человек, и, судя по всему, поджидая их, он ходил по комнате взад-вперед. Остановившись на полпути между письменным столом и окном, он повернулся к двери – молодой человек с золотистыми волосами и ореховыми глазами; должно быть, лицо его добродушно, когда он не охвачен беспокойством, как сейчас. Увидев ее, он побледнел.

Она едва узнала его. Когда она видела его в последний раз, ему было только двенадцать лет. Во время того сезона его не было в Лондоне, Он находился в школе.

– Кэти? – прошептал он.

– Хэрри. – Ее губы сложились, чтобы произнести его имя, но звука не получилось. Ах, это Хэрри! Какой красивый молодой человек!

– Кэти? – повторил он. – Это правда ты? Я едва мог поверить в это, несмотря на все заверения Роули. Я думал, что ты умерла. – Он побледнел еще сильнее, если это только возможно.

– Хэрри. – На этот раз звук получился. – Ах, Хэрри, ты же совершенно взрослый! – Кэтрин подошла к нему, толком не понимая, что делает, и протянула руку, чтобы коснуться лацкана его сюртука. – И такой высокий. – Внезапно глаза ее наполнились слезами.

– Ты ведь умерла от родов в доме у тети Филипс, – проговорил он. – Так мне сказал папа. Но мы не носили траур, потому что…

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Может быть, мы сядем? – Это был голос ее мужа, холодный и трезвый. – Кэтрин, Перри. Вы оба потрясены.

– Виконт Перри, – сказала она, положив другую руку на лацкан сюртука. – Теперь, когда ты вырос, этот титул звучит великолепно. Хэрри, можешь ли ты…

Но она увидела, что в глазах у него тоже появились слезы. А потом он обнял ее и пылко привлек к себе.

– Кэти, – сказал он, – Роули объяснил мне в “Уайте-клубе”, что ты не виновата в том, что произошло. Я верю ему. Но даже если это и не так... да, даже если это и не так…

Она любила его и заботилась о нем, как мать, хотя была всего на шесть лет старше. Их мать занемогла после его появления на свет и умерла, не дожив до третьего дня его рождения. Всю нежность своего сердца Кэтрин изливала на маленького братика. С ним проводила она все свободное время. И он обожал ее. Она помнила, как в пятилетнем возрасте он объявил, что останется холостяком, когда вырастет, чтобы иметь возможность заботиться о ней всю жизнь.

Они сели рядом на диван, а Роули устроился в кресле у камина. Кэтрин держала брата за руку. Изящная, как и весь он, рука, но при этом по-мужски сильная. Пройдет немного лет, с гордостью подумала она, и он заставит трепетать не одно женское сердце.

– Расскажи о себе. – Она не сводила с него глаз, охваченная жаждой узнать все, что случилось с ним за эти годы. Брат считал, что она умерла. Она жила так, словно умер он, не делая никаких попыток связаться с ним или узнать о нем что-нибудь. Перед ней поставили еще и это условие. Но Кэтрин и сама не стала бы делать никаких попыток. Даже думать о брате было мучительно. – Расскажи же мне все.

– Как-нибудь в другой раз, – хотя и твердо, но не сурово, проговорил Роули. – Сейчас стоит поговорить о другом. Полагаю, теперь вы не можете не согласиться, что из вашего приезда в Лондон уже вышло что-то хорошее.

Кэтрин не была в этом уверена. Снова увидеть Хэрри, прикоснуться к нему, узнать, что его долгое молчание вызвано не нежеланием видеть ее, – все это сладостно-мучительно. И он сказал, что верит Рексу и что даже если бы не верил, все равно ее не осуждает. Но она не может позволить, чтобы его видели в ее обществе. Он молод, и ему нужно занять в свете определенное положение. Ему может помешать даже напоминание о сестре. Она же вернуться в общество не может.

– Роули сказал, что ты собираешься побывать сегодня утром у папы, – проговорил Хэрри. – Я думаю, это правильно, Кэти, раз ты вышла замуж.

– Нет! – резко бросила она, повернув голову к мужу. И наткнулась на его твердый взгляд. Лицо его было сурово, глаза сузились. – Нет, Рекс, – прошептала она.

– Все знают, что у меня есть жена, – сказал он. – Все сгорают от любопытства. Вы, вероятно, видели, какая куча приглашений пришла к нам вчера и сегодня. Для вашего первого появления в свете я выбрал бал леди Мин-дел, который состоится завтра. Там будут Иден, Кен и Нэт, а также ваш брат. И еще Дафна и Клейтон – я ждал их приезда в Лондон. Они приехали вчера вечером. Вас будут окружать друзья. Разумеется, и я буду с вами. Декорации, так сказать, готовы.

Кэтрин была в таком ужасе, что не могла выговорить ни слова. И даже не замечала, что вцепилась в руку брата.

– Но сначала мы действительно должны побывать у вашего отца. Нужно, чтобы он узнал о вашем возвращении, Кэтрин, до того, как это станет известно всем. Знает ли он, что вы уехали из Боудли? Вы ему писали?

Она покачала головой. Наверное, он выслал ей туда ее содержание за четверть года. Об этом она и не подумала.

– Сегодня утром я послал вашему отцу свою визитную карточку и сообщил, что зайду к нему во второй половине дня с женой.

Нет! Губы ее сложились, чтобы произнести это слово, но она его не произнесла. Для чего? Хочет она того или нет, будет ли умолять его или нет, он все равно повезет ее туда. Равно как и на бал к леди Миндел. Сезон для Хэрри пропал. Такова была единственная связная мысль, которая родилась в ее голове. Она посмотрела на брата.

– Я знаю, что ты в ужасе, Кэти, – сказал он. – Но думаю, Роули прав. Как подумаешь, через что ты прошла, а потом пять лет жила в полном одиночестве, потому что мне сказали, будто тебя нет в живых… В общем, когда я думаю об этом, то прихожу просто в ярость. Я всегда считал, что существующие правила несправедливы к женщинам. Даже если женщины не нарушают правил, им все равно достается больше всех. В то время как мужчины… Все это время он жил в свое удовольствие и поступал с женщинами точно так же. Хотя я не думаю, чтобы он с кем-то поступил таким же образом.

Взглянув мужу в глаза, она увидела, что они тверды, точно кремни.

. – Мужайся, Кэти, – сказал Хэрри, поднеся ее стиснутые руки к губам и целуя ее ладонь. – Ты всегда была такой храброй. Когда папа сообщил мне, что ты еще больше обесчестила себя, отказавшись выйти замуж за Коупли, я очень гордился тобой. Не знаю, какая еще женщина осмелилась бы так натянуть нос обществу.

Кэтрин какое-то время не сводила с него глаз, потом обратила взгляд на мужа. Оба молча смотрели на нее. В библиотеке воцарилось странное молчание. Словно у нее есть выбор. И они оба ждут ее решения, чтобы согласиться с ним.

Отец не защитил ее. Она не знала, поверил ли он ей. Он только делал все возможное, чтобы заставить ее выйти замуж за того, кто ее изнасиловал и обрюхатил. А когда она в конце концов уехала и от отца, и от тети Филипс, он сказал Хэрри, что она умерла. Но запретил Хэрри носить по ней траур, потому что она – падшая женщина.

Общество обрекло ее на вечное изгнание. Потому что ее изнасиловали и она не вышла замуж за насильника. А он имел возможность продолжать вращаться в обществе, хотя убежденные моралисты относились к нему неодобрительно, считая его повесой. В глубине души общество любит повес. Считается, что такое поведение допустимо для настоящего мужчины, если он пылкий искатель приключений. Хэрри только что сказал: он ведет себя по-прежнему. Он причинил страдания, возможно, обесчестил и других леди из общества, которые были так же наивны, как она, и которых увлекло его обаяние и слава повесы.

Никто так и не остановил его.

А теперь она замужем за человеком из высшего общества. Этот брак вначале был исполнен горечи, но быстро и неожиданно превратился во что-то сладостное и, без сомнения, дорогое им обоим. И теперь счастье этого брака, даже само его существование, висит на волоске. Потому что общество отвергло ее по одной причине.

И она все это приняла. Кротко. Даже униженно. Еще недавно она была совершенно унижена. Она просила и умоляла. Она позволила, чтобы ее бичевали, ее заставили смириться.

Но вдруг она поняла, что ей хочется бороться. Бороться из-за Хэрри. Теперь, когда они опять нашли друг друга, она не хочет потерять его. И бороться за Рекса, за их брак. Брак этот изначально не был совершенным, но за две недели, что они провели в Стрэттоне, он каким-то странным образом приблизился к совершенству. И за него стоило бороться. И за Рекса тоже стоило бороться. Мысль о том, что она потеряет его, теперь невыносима для нее. Она любит его – Кэтрин перестала гнать эту мысль от себя, как делала это недавно.

Она его любит.

И она хочет бороться за себя. Может быть, главным образом – за себя. Она не делала ничего такого, чего стоило бы стыдиться, – ни с сэром Ховардом Коупли, ни с Рексом. Возможно, кое-какие глупости она натворила, поддавшись слабости, но все-таки ничего такого, чтобы навлечь на себя позор. Из нее сделали жертву, и она вела себя как жертва – по крайней мере в последнее время. Ей не хочется ощущать себя жертвой, досадно, что она не может побороть это ощущение. А самоуважение – в конце концов, это самое ценное, что есть у человека. Если ты не в состоянии уважать себя и не нравишься самому себе, – значит, твоя жизнь кончена.

Молчание затянулось. А когда Кэтрин наконец взглянула на мужа, то увидела – он не сводит с нее внимательного взгляда, и в его глазах промелькнул отсвет чего-то неуловимого, пожалуй, одобрения, – Прекрасно, – сказала она, как если бы приняла решение самостоятельно, – я поеду к папе сегодня вечером, И как он отнесется к этому – его дело. А завтра отправлюсь на бал к леди Миндел. Примут меня там или нет – дело ее и ее гостей.

– Браво, любовь моя, – тихо проговорил Рекс. Хэрри погладил ее по руке.

– Вот теперь я узнаю тебя, – сказал он. – Теперь ты опять стала моей Кэти. Я уж подумал, ты изменилась, но вижу, что ошибся.

Если ей суждено потерпеть поражение, подумала Кэтрин, то по крайней мере она примет это с высоко поднятой головой и с вызовом во взгляде.

Граф Пакстон был заинтригован намерением виконта Роули посетить его вместе с женой во второй половине дня. Виконт понял это сразу же, едва их провели в гостиную и хозяин поднялся им навстречу. Брови его были подняты, выражая вежливое любопытство.

– Роули? – сказал он, наклоняя голову. – Очень рад.

Мадам?

Он взглянул на нее и похолодел. Быстрый взгляд, брошенный на жену, убедил лорда Роули, что она не упала в обморок. Она ответила ему твердым взглядом, высоко подняв голову. Как он гордился ею в эту минуту! И как восхищался ее красотой.

– Здравствуйте, папа, – спокойно произнесла она.

На миг воцарилось молчание.

– Что это значит? – спросил граф Пакстон, напряженно нахмурив брови.

– Ваша дочь оказала мне величайшую честь, став моей женой месяц назад, – проговорил виконт. – Мы провели некоторое время в Стрэттоне, а теперь часть сезона пробудем в Лондоне. Мы приехали, чтобы засвидетельствовать вам наше уважение, сэр. Граф не сводил глаз с дочери.

– Это безумие! – сказал он. – Полагаю, она вовлекла вас в это дело обманом, Роули?

Виконт почувствовал, что ему нужно приложить почти физическое усилие, чтобы сдержать ярость. Тут ярость не поможет.

– Да, если любовь – обман, сэр, – начал он. – Я полюбил ее. – Но ему не хотелось говорить о Кэтрин с этим человеком или с кем-либо еще в третьем лице, словно она неодушевленный предмет или слабоумная, которая не может ни понять, что речь идет о ней, ни принять участия в разговоре. Он посмотрел на нее и улыбнулся. – Разве не так, любовь моя?

Как глупо, что приходится все это говорить в самый неподходящий момент, когда он полюбил ее – сразу же или когда они вступили в брак? Сейчас это не имеет значения.

Она улыбнулась ему в ответ. “Как ей больно, – подумал он, – видеть такую реакцию отца!"

– Вы безумец, – сказал граф Пакетов. – Все это безумие. Вы должны покинуть Лондон немедленно, или мы все будем обесчещены. Мой сын…

– ..полагал все эти годы, что его сестра умерла. – Лорд Роули не смог удержаться от резких ноток в голосе. – Он знает, что она жива. Они встретились сегодня утром в Роули-Хаусе. – И он опять улыбнулся Жене.

– Это жестоко, папа! – заговорила она. – Я не умерла и ни в чем не виновата. Я согласилась уехать и не усложнять вам жизнь. Мы с Хэрри всегда были очень дороги друг другу. У вас не было никакого права лгать ему.

«Браво, любовь моя! – подумал виконт Роули. – Браво!»

Граф провел рукой по своим редеющим волосам. Виконт заметил, что им так и не предложили сесть.

– Мы отнюдь не собирались усложнять вам жизнь, сэр, – сказал он. – Завтра вечером я сопровождаю жену на бал к леди Миндел. Если вы намеревались быть на балу, у вас есть возможность не ездить туда. У виконта Перри тоже есть такая возможность, хотя я полагаю, что он уже принял решение быть на балу. Он заявил, что второй танец намерен танцевать с Кэтрин.

– Он просто молокосос! – заявил граф. – Он не понимает, что… – Но тут же осекся на полуслове и вздохнул. – Я должен был предвидеть, что в один прекрасный день произойдет нечто подобное. Вы, Кэтрин, всегда были самой упрямой женщиной из всех, кого я знал. Будь это не так, вы вышли бы замуж за того мерзавца и были бы несчастны с ним до конца дней своих. Но спасли бы честь семьи. Не могу сказать, что сейчас я сожалею, что вы этого не сделали.

– Папа, – тихо проговорила Кэтрин.

Граф переводил взгляд с дочери на ее мужа в полном отчаянии.

– Вы оба глупцы. Я думал, Роули, что вы умнее. Боудли принадлежит вашему брату, конечно. Ладно… Не стоять же вам здесь весь вечер. Давайте сядем и обсудим, что можно сделать, чтобы покончить со всем этим. Впрочем, покончить с этим нельзя. Поверьте мне. Бал у леди Миндел, говорите? Ну и выбор. Чудовищно! Одно из самых многолюдных сборищ в сезоне. Но вы ведь не передумаете, не так ли?

– Нет, сэр, – сказал лорд Роули, подводя жену к дивану, на который указал граф, и усаживаясь рядом с ней.

– Нет. – Граф кивнул. – Значит, мы должны сделать все возможное, чтобы… Позвоните, чтобы принесли чай, Кэтрин. Вы хорошо выглядите, должен отметить.

– Благодарю вас, папа, – сказала она, вставая и дергая за шнур звонка.

Понятно, где она научилась вести хозяйство. Через несколько мгновений именно она давала тихим голосом указания лакею, появившемуся на звонок. Ни ей, ни ее отцу не показалось странным, что она делает это.

– Хорошо, если бы вы приехали ко мне обедать завтра вечером, – сказал граф все еще раздраженным тоном. – Мы поедем на бал все вместе прямо отсюда. Разумеется, в том случае, если вы не облагоразумитесь до того.

– Мы приедем на обед, – сказал лорд Роули. – Благодарим вас за приглашение, сэр. Мы принимаем его.

Кэтрин снова села рядом с ним, лицо ее было бледно, но подбородок был все так же решительно вздернут. Он положил ее руку на рукав своего смокинга и стал согревать ее ладонью.

Она задула свечи, но еще не легла. Стоя у окна спальни, она смотрела вниз, на залитый лунным светом сад на площади. Сад был даже красивый, если не считать того, что вид у него совершенно городской. Когда-то она любила Лондон, ей очень хотелось побывать здесь еще, она упивалась лондонскими развлечениями и возбуждением, которое у нее вызывал город. Теперь она предпочитает сельскую глушь.

Интересно, что она будет чувствовать в это время завтра? В разгар бала? Останется ли она на нем? Или к этому времени все рухнет? Но странно – она чувствует себя спокойно, думая о таком исходе. Сегодня она поняла, что другого пути у нее нет.

Отец намерен поехать вместе с ними. За время их вечернего визита он не выказал к ней особенной нежности – впрочем, он никогда этого не делал, – но согласился по крайней мере помогать ей. Приятно было сознавать это. И Хэрри тоже будет там. Он собирается танцевать с ней. Она надеется, что не причинит ему вреда. Но ему девятнадцать лет, он уже мужчина, хотя еще и не достиг совершеннолетия. Хэрри сам решил приехать на бал и танцевать с ней.

Дафна и Клейтон считают, что она поступает правильно, хотя у нее и нет выбора. После того как они вышли из дома ее отца, Рекс велел кучеру ехать к ним. Дафна обняла ее, а Клейтон поцеловал в щеку. Конечно, они знали все еще до того, как она стала женой Роули. Кэтрин поняла это, хотя об этом никто не проронил ни слова. Узнав ее имя, они вспомнили старый скандал. Они добры, для них былой скандал не имеет значения.

Дафна была в положении – это случилось спустя два года после вступления в брак. Она просто с ума сходила от счастья и почти не пыталась этого скрыть, как это сделали бы большинство хорошо воспитанных женщин. Кэтрин радовалась за нее. Очень радовалась... и завидовала. Она прижалась лбом к оконному стеклу и закрыла глаза. Ах, взять на руки новорожденное дитя… Свое дитя.

За спиной ее отворилась дверь, и она в удивлении выпрямилась. Тоби переместился с уютного местечка посреди ее кровати на пол.

– А, вы еще не спите!.. – сказал муж, подходя к ней. Свечу он не принес.

– Нет, – ответила она. Неужели он останется? Она и не знала до этой минуты, как сильно ей этого хочется.

– Кэтрин, – подойдя к ней, он остановился, – ведь я ничего не принес в вашу жизнь, кроме крушения, не так ли?

Она открыла рот, собираясь заговорить, но потом решила смолчать. Как можно ответить на такой вопрос?

– Я назвал вашу жизнь скучной. Я не имел на это права. Вы ведь были счастливы, правда?

– Довольна, – ответила она. – Я смирилась с тем, что со мной произошло, и научилась снова нравиться себе. Я жила в согласии со всем миром.

– А потом я проехал верхом по деревне, – сказал он, – скучающий и ищущий, кто бы развеял мою скуку. А вы, к несчастью, приняли меня за Клода.

– Я была просто поражена, – проговорила она с полуулыбкой, – когда увидела вас рядом, хотя и знала, что у Клода есть брат-близнец.

– Слишком часто вы оказывались во власти жестоких мужчин, – сказал он. – Сначала Коупли, потом я. Противно ставить свое имя рядом с ним, но нельзя не сказать правду. Я даже не могу принести вам свои извинения. Извинения – это что-то явно недостаточное, чтобы исправить причиненное зло.

– Вы не должны сравнивать его с собой, Рекс. – Она закрыла глаза. – Я не сравниваю.

– Нет, должен, – возразил он. – Все это случилось из-за меня. Сначала вы выходите замуж за того, кого презираете. Потом этот кошмар – возвращение в обстановку, в которой вас впервые так несправедливо унизили. Вы понимаете, почему я был так жесток с вами эту неделю?

– Да… – Кэтрин смотрела на его лицо, белеющее при слабом свете, падающем из окна. – Да, понимаю, Рекс. Вы пришли за утешением? Хотите, чтобы вас утешили? Я понимаю. Но я все равно не изменю наших планов на завтра, даже если вы и предоставите мне выбор. Я должна это сделать. Так что утешьтесь. Я не сравниваю вас с ним.

Рекс тихо засмеялся.

– Я пришел, чтобы утешить вас, если это возможно. Но вы ловко побили меня моим же оружием. Я думал, что вам, может быть, одиноко и страшно, Кэтрин. Я думал, что вам, возможно, нужны мои объятия для поддержки. Почему именно мои, я не знаю, наверное, потому, что других нет.

Кэтрин поняла, что он чувствует себя виноватым. С той минуты, как узнал всю правду о ней. Ему казалось, что он ничем не лучше сэра Ховарда Коупли. Вот почему он держался так отчужденно, почему не разделял с ней ложе по ночам. А она думала, что вызывает у него отвращение.

Кэтрин подняла руки и обхватила ладонями его лицо. И удивилась, заглянув ему в глаза. Они блестели от слез.

"Значит, он любит, – вдруг подумала она. – Немножко... любит”.

– Мне нужны ваши объятия, – сказала она. – Мне было одиноко без них, Рекс. Я думала, вы вините меня за то, что я не рассказала вам эту отвратительную историю до того, как стала вашей женой. Я думала, что противна вам. Это ведь не так, да?

Он ответил ей, но не словами. Он порывисто обнял ее и привлек к себе, а она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

"Любовь бывает такой сладостной!” – думала она. Завтрашний день ее не тревожил. Ей даже не хотелось о нем думать. Или о том, что его нежность вызвана чувством вины. Его нежность она приняла как дар, который не подлежит сомнению, исследованию и разрушению.

Она приняла ее как дар.

– Останьтесь со мной, – сказала она. – Любите меня.

– Всю ночь, – тихо проговорил он у самого ее уха. – Каждую ночь, Кэтрин. До конца нашей жизни. Ах, какой это был сладостный, бесценный дар!