Глава 10

Солнце выглянуло из-за горизонта, освещая сады и парки Марли и ту суету, которая развернулась перед домом.

Спрятавшись в тени старых деревьев, растущих у самой дороги, он наблюдал за приготовлениями к отъезду герцогини. Одни слуги выбегали из дома с багажом, другие — запихивали его в крытый фургон или привязывали к огромной карете с изображением герба Эвердонов.

Высокий, похожий на иностранца джентльмен спокойно прислонился к открытой карете, ожидая, когда поутихнет суматоха.

Прищурив глаза, наблюдатель разглядывал джентльмена, чувствуя удар по собственному самолюбию. Он никак не ожидал, что герцогиня прибегнет к подобному виду персональной защиты. Придется внести коррективы в собственные планы.

Он успокоил себя рассуждением, какая увлекательная может получиться игра! Чертовски занимательная, не иначе. Тот, кому поручена защита герцогини, столкнется с опасностью, о которой она не помышляет, и почувствует ее страх. Она и так не отличалась храбростью, а когда испугается, станет более сговорчивой. Чем скорее это произойдет, тем лучше. Вместе с его подписью на листовках его действия будут еще одним доказательством возвращения капитана Брута.

Грум, вышедший из дома с тремя собаками на поводках, сопровождал конюха, который тащил клетки. Слуги уже уложили все в фургон и скривили физиономии при виде новой работы, начав неохотно переставлять сложенные вещи.

Маленькая женская фигура в черном показалась на пороге. София подняла руку, требуя внимания. Ветерок подхватил несколько распоряжений и принес в лес. Лакей пытался что-то сказать герцогине, но она, не слушая его, направилась к карете.

Из своего темного укрытия он наблюдал величественный выход. Ему уже не впервой видеть, как с момента своего возвращения маленькая София играет в герцогиню. Он наблюдал за ней то из тенистого укрытия, затаившись в доках Портсмута, то на дороге, когда она ехала в Марли, и в тот день, когда лорды нагрянули в поместье. Да, София могла быть убедительной в роли хозяйки, когда хотела.

Впрочем, это не имеет значения. Он знал ее так хорошо, как никто другой. Ему нужно, чтобы она находилась рядом. Она сделает все, что он прикажет.

Он знал, она вернется назад, когда умрет ее отец. Назад, к нему, поддержать его дело. Как удачно, что ее брат тоже умер! Теперь она поможет ему достигнуть того, чего хочет он, желает она того или нет. Ей придется заплатить по старым долгам.

Карета покатила. За ней последовала другая, открытая карета, полная слуг. Фургон замыкал кавалькаду. Герцогиня будет медленно продвигаться вперед, что ему на руку — легче следить за ней.

Он углубился в лес, туда, где оставил свою лошадь. Час пробил, Софии придется узнать, что означает на самом деле возвращение домой.

Отъезд — непростое дело. Эйдриан знал — София не привыкла путешествовать налегке, но вереница огромных карет, повозки со слугами и фургон с багажом и клетками животных доказывали, что она абсолютно некомпетентна в подобных делах. Когда она наконец вышла из дома и начала отдавать последние распоряжения, стало ясно, что она не очень хорошо ориентируется в происходящем. Видимо, она уже не соображала, что пакуют и куда кладут вещи, но, так как она настаивала, чтобы он не вмешивался, Эйдриан не чувствовал себя обязанным упоминать о нескольких явных оплошностях.

Приехав в Лайбург, герцогиня, придерживаясь своего расписания, решила оставить слуг и багаж в городе, а сама продолжала путешествие по окрестным городкам.

Сейчас, вместо того чтобы передохнуть перед завтрашней дорогой, она пригласила Хокинза поужинать с ней на постоялом дворе в Лайбурге, где ее свита остановилась раньше. Она даже не зашла в отведенные ей комнаты, поэтому не знала о сюрпризе, который поджидал ее там.

Юный светловолосый красавчик — член парламента — был невероятно польщен вниманием патронессы. Он уже добрые двадцать минут занимал герцогиню, рассказывая истории о недовольстве среди населения.

Они ужинали в отдельном зале. Сидя за столом напротив Хокинза, герцогиня уделяла молодому человеку все свое внимание.

Исключительно все внимание.

— Мне нужно объяснить им свою позицию. Боюсь, мне несдобровать, если я не смогу. — Разочарование проскользнуло в голосе Хокинза.

Он выразил озабоченность трех других членов парламента от Корнуолла, которых София выдвинула в тот день.

Улыбнувшись Хокинзу, герцогиня с сочувствием взглянула на него. Эйдриан отметил, что сегодня София скупа на улыбки и заметно нервничает.

Эйдриан кипел. Весь день она не замечала его, проявляя к нему холодность и сдержанность. За время их совместного пребывания в карете они не произнесли ни слова. Хрупкий мостик, который существовал между ними, похоже, готов разрушиться.

Хокинз все больше и больше раздражал Эйдриана. Молодой человек имел тот же возраст, что и парижские поклонники Софии. В лучшем случае год или два назад он покинул стены университета и скорее всего происходил из среды нетитулованного мелкопоместного дворянства, но, без сомнения, мечтал когда-нибудь занять кресло премьер-министра.

— Вам предстоит объяснить, как вы оцениваете различные положения реформы и справедливость подобных мер в настоящее время, со сладкой улыбкой на устах объясняла София молодому человеку.

— Не уверен, что у меня получится, ваша светлость.

— Должно получиться. Ведь так правильно, вы согласны? Вопрос явно смутил Хокинза. Его собственное суждение не имело ничего общего с ее.

— Как вы смотрите на все происходящее здесь, мистер Хокинз? — снова спросила она. — Я ценю ваше мнение, так как вы находились в гуще событий, пока я жила за границей. Нет, не смотрите на мистера Берчарда. Вам совершенно не нужно его разрешение, чтобы высказать собственное мнение Мне очень интересно, что вы скажете.

Хокинз покраснел, обдумывая ответ.

Эйдриан не сомневался, что Хокинз даст неправильный ответ. И не ошибся.

— Что ж, ваша светлость, я не уверен, что волнений можно избежать. Речь идет о пропорциональном распределении, вот о чем. Я фактически приобрел оппонента на выборах. Он проявил твердость в отношении реформ и может победить.

— Глупости, — перебил Эйдриан. — В ваших «гнилых местечках» голосов тридцать, не больше, и двадцать из тех мужчин — фермеры, арендующие земли Эвердона. За свое тесто можете не беспокоиться.

— Хотелось бы верить, но в городке много разговоров и разбрасывали листовки. — Хокинз запустил руку в карман и вытащил пачку мятых бумаг. — Подобным способом они подстрекают людей.

Расправив три измятые листовки, София просмотрела их, сдвинув брови. Она задержалась на второй. Эйдриан заметил подпись: «Капитан Брут».

Взяв листовки из ее рук, Эйдриан поймал ее внезапно остановившийся взгляд.

— Еще одна глупость, — заметил он, пряча их в сюртук. — Ваши «гнилые местечки» отдадут голоса вам. Пока вы не станете проявлять неподобающую независимость, назначая кандидатов, ваша позиция останется надежной. Что касается дальнейшего развития событий, я напоминаю вам, что во время последнего парламента ваше место наметили упразднить.

Юный член парламента имел наглость проявить возмущение:

— Будьте увереннее, Берчард. Если человек имеет голову и душу, не имеет значения, каковы его долги. Сейчас время, когда наивысшее благо…

— Вам не кажется, что я обладаю большим опытом, чтобы судить о таких вещах?

— Достаточно, джентльмены, — вмешалась София. — Остановитесь, мистер Хокинз. Сначала я сама должна досконально изучить вопрос и пока не решила, как следует голосовать моим членам парламента. — Она одарила Хокинза мягкой улыбкой. — Давайте покончим с политикой. Расскажите мне о себе. У вас есть какие-то иные интересы? — Она потянулась и похлопала его по руке.

Хокинз, безусловно, оценил ее неформальный жест. Внезапно он стал куда больше походить на взрослого мужчину, чем на юношу. Его голубые глаза вспыхнули в предвкушении неожиданных возможностей.

— Я увлекаюсь литературой, ваша светлость.

— И серьезно?

— О, скорее как любитель. Стихи.

Лицо Софии просияло. Хокинз так и утонул в ее восхищении. Глядя на молодого человека, Эйдриан готов был поспорить, что Хокинз уже подсчитывал в уме, как много может принести ему роман с привлекательной светской женщиной.

— Вы должны непременно почитать мне что-нибудь из ваших стихов. Когда мы отправимся на сессию в Лондон, я надеюсь, вы посетите меня и принесете их, — предложила она. — Какую форму вы предпочитаете? Сонеты? Или поэмы?

Они погрузились в диалог о поэзии и поэтах, рифме и размере. Эйдриан потягивал вино и наблюдал за происходящим со стороны, словно степенный наставник. София забыла о нем, но Хокинз помнил. Он посматривал в его сторону, как бы желая сказать: «Не пора ли вам исчезнуть? Вы ведь знаете, что нужно делать?»

Да, он знал. Он видел Хокинза насквозь. Видел, что расположение Софии он быстренько превратил из смутного предположения в бесстыдное решение. Вера, что он может стать любовником герцогини Эвердон, прежде чем настанет утро, светилась в его глазах.

«Черта с два, молодой человек».

Три мастифа, развалившись, посапывали у камина. Эйдриан протянул руку и тихо щелкнул пальцами. Внезапно вскочив на ноги, собаки начали кружить вокруг стола, поглядывая на объедки.

Собачья суета прервала продолжительную дискуссию о Колридже. София прикрикнула на собак.

— Похоже, они хотят прогуляться, — заметил Эйдриан. На последнем слове мастифы запрыгали вокруг хозяйки с явным возбуждением. — Они не видели вас целый день и теперь ревнуют. Я бы вывел их, но не думаю, что они успокоятся.

Она перестала хмуриться, глядя, как ее требовательные питомцы прыгают от удовольствия, видя ее внимание. С материнским вздохом она поднялась.

— Мистер Берчард прав, извините меня, мистер Хокинз. Я всегда выгуливаю их по вечерам. Скоро стемнеет, поэтому стоит поторопиться. — Она взяла поводки со скамьи у камина. — Только вверх по улице и назад, Юри. А вы, джентльмены, можете пока покурить.

Псы рванулись на свободу, и она поспешила следом за ними.

Он знал, какая комната предназначена для нее. Пока ее свита перетаскивала багаж в гостиницу, он незаметно присоединился к слугам, надвинув шляпу пониже и испачкав ботинки в грязи. Слуги из гостиницы думали, что он принадлежит к свите герцогини, а последние приняли его за гостиничного слугу. И ни один не удосужился приглядеться к нему повнимательнее.

Он стоял под навесом конюшни, поджидая, когда стемнеет. Через низкое окно он наблюдал за герцогиней. Она сидела М столом. Он видел ее лицо и профили двух мужчин.

Она, должно быть, скоро отправится отдыхать.

Его ботинок нащупал мешок на земле. Пришло время Софии узнать, что человек, впервые разбудивший ее сердце и лущу, совсем рядом.

Движение за столом заставило его насторожиться. София встала и вышла из-за стола. Он ждал, что ее компаньоны сделают то же самое.

Дверь гостиницы отворилась, и София шагнула в сумерки. Но она оказалась не одна. Три огромных пса рвались вперед, таща ее на тропинку.

Его так и подмывало отправиться следом за ней. Она одна и уязвима.

Но здравый смысл заставил его отказаться от такой идеи. С собаками шутки плохи. Нет, он подождет и сделает, что задумал, не торопясь. Но он с трудом удерживал себя. Невидимый наблюдатель в нем более неспокоен, чем нападающий. Ее страх придаст ему силы куда большие, чем открытая атака, и потом его ультиматум касался не только ее. Он должен это помнить.

Устроившись около стены конюшни, он ждал, но желание последовать за ней продолжало искушать его. Он рисовал в своем воображении ее, легко ступающую по тихой тропинке, он представлял себя, крадущегося следом. И то, как он набрасывается на нее, влечет ее в темноту аллеи… И тогда вся его злость и обида, которая накопилась в нем за долгие годы, отпустила его.

Но сделать задуманное совсем непросто… Возможности, открывшиеся ему, приятно возбуждали, искушая уступить холодной ярости, бушующей в крови. Горечь склоняла его забыть большую игру ради собственного удовлетворения.

Закурив сигару и напустив на себя довольный вид, Хокинз откинулся на спинку стула.

— Не сомневаюсь, герцогиня будет гулять дольше, чем предполагала. Собаки заслужили хорошую прогулку, — заметил Эйдриан.

— Сегодня яркая луна. Так что ничего страшного, если мне придется возвращаться назад, когда совсем стемнеет.

Эйдриан налил им портвейна.

— Я восхищаюсь вашей самоуверенностью. В вашем возрасте я прислушивался к замечаниям старших.

С нахальным видом Хокинз попыхивал сигарой.

— Что ж, у меня уже есть собственный опыт.

— Остается только позавидовать вашему раннему развитию. Я был несколькими годами старше, чем вы, когда впервые сошелся с одной француженкой. И пожалуй, благодаря полученному опыту я теперь смог бы провести несколько часов с тем же savoir-faire (умение (фр.)., которое вы только что продемонстрировали.

— Француженка? Герцогиня не француженка.

— Официально нет, но она восемь лет провела в Париже. Маленькая морщинка пролегла между безупречными бровями Хокинза.

Эйдриан вытянул ноги и продолжал, жестикулируя сигарой в облаках дыма:

— Мой первый опыт привел меня в шок. Клодетт, так ее звали, со стороны посмотреть — просто ангел. Кто мог подумать, что она способна вытворять в постели черт знает что? Ну а дальше, вы ведь знаете, как все бывает… Скажу одно — французы испортили своих женщин, вы не согласны?

— Возможно…

— Ничего, кроме требований. Я даже не знал, что ей еще в голову взбредет. И потом, скажу вам, женщина с опытом…. всегда подозрительно. По крайней мере английские леди осмотрительны и не столь усердны в приобретении оного опыта, хотя и тоскуют о нем.

Хокинз засуетился.

— Конечно, Клодетт была француженкой, и, возможно, во всех наших скандалах виноват ее плохой английский. Предпочтительнее женщина, которая бегло говорит по-английски и выскажет свои претензии с большим тактом, — продолжал Эйдриан.

Хокинз слабо улыбнулся:

— Не сомневаюсь.

— Да, мне симпатичен ваш апломб, особенно учитывая тот факт, что вам предстоит общаться с герцогиней длительное время. Я помню необъяснимое облегчение, когда семья Клодетт вызвала ее назад во Францию. У меня испортилось настроение тогда, Хокинз. Я не представляю вас на моем месте. — Он засунул руку в карман и достал листовки. — Теперь объясните мне, что это за листовки. Одна подписана «Капитан Брут».

Хокинз заморгал, отгоняя прочь беспокойные мысли, способные расстроить его, пока он изучал бумагу.

— Новое имя. Я сомневаюсь, что он из местных, — пробурчал Хокинз, отдавая листовки. — И видимо, более опасный, чем другие. Последняя строчка вызывает много разговоров. «Если аристократы не поделятся властью, она может быть отобрана у них». Звучит как революционный призыв, не правда ли? Я слышал, что к северу отсюда много подобных разговоров, но не в Корнуолле.

— Правда, но Корнуолл имеет больше голосов, чем те, что делят «гнилые местечки». Что за разговоры идут?

— Больше единомыслия, чем хотелось бы. Эмоции разгораются повсюду. Вся страна как пороховая бочка.

— Когда все это началось? — спросил Эйдриан.

— Да не далее как сегодня несколько шалопаев разбросали листовки по городу. Они говорят, что какой-то мужчина позвал их в рощицу и предложил по три пенса каждому.

— Сегодня?

Так, значит, капитан Брут в городе.

Проклиная себя, Эйдриан вскочил со стула.

Он уже направился к двери, когда она открылась. София появилась на пороге вместе со своими питомцами.

Медленно, очень медленно сердце Эйдриана вернулось на место.

— Получилось дольше, чем я хотела, — увидев его обеспокоенное лицо, проговорила она, таща за собой собак. — Мне нужно отвести их наверх, в мои покои, где стоят клетки. А вы, мистер Хокинз, гасите свою сигару. И мы немедленно продолжим нашу интересную беседу. — Она снова исчезла.

Эйдриан стиснул зубы. Она приглашала Хокинза остаться, не стесняясь его присутствия.

— Прошу меня извинить, — поднимаясь, проговорил Эйдриан. — Я пойду отдыхать.

— Нет! Не уходите… Не думаете ли вы, что ваше отсутствие неуместно? Если она вернется…

Будь он проклят, если и дальше будет наблюдать, как станут разворачиваться события!

— Я оставляю вам поле деятельности. И все же, если вы воспользуетесь неожиданными благами, свалившимися на вашу юную голову, я заставлю вас пожалеть, что вы родились на свет.

Хокинз покраснел.

— Я уезжаю, Берчард. Не такая уж нынче лунная ночь, и, судя по листовкам, на дорогах может случиться всякое.

Видя, что его угроза подействовала, Эйдриан не мог удержаться, чтобы не покуражиться.

— Бросьте, молодой человек, листовки не имеют к вам никакого отношения. Кроме того, если все развернется как вы ожидаете, то вам не уехать раньше рассвета.

— Раньше рассвета? О нет, я не хотел бы…

— Не беспокойтесь. Вот увидите, герцогиня пригласит вас остаться. — Он крепко схватил Хокинза за плечо. — Защитите честь англичанина, мой друг.

Хокинз рванулся к двери.

— Ей нужно отдохнуть, чтобы продолжать путешествие. Вы попрощаетесь с ней за меня, не так ли?

Не дожидаясь ответа, он поспешил удалиться из комнаты.

Эйдриан ждал возвращения Софии. Несмотря на ее намерения в отношении Хокинза, она вернется. Он знал, что именно сейчас она обнаружила в своей комнате сюрприз.

В считанные минуты тихая маленькая гостиница огласилась звуками громких шагов по лестнице. Дверь распахнулась, и разгневанная герцогиня, закутанная в черный креп, предстала на пороге. Она выглядела совершенно потрясенной, что подтверждал взгляд ее зеленых глаз. Она словно фурия набросилась на него:

— Где Дженни?

— Полагаю, там, где вы оставили ее.

— Я оставила ее в другой карете, и еще там был фургон с вещами… Но ее нет в моей комнате, и ничего не приготовлено. Клетка Камиллы пуста, но если бы она вывела ее на прогулку, я бы увидела их, когда гуляла с собаками.

— Вы и вправду оставили ее, только не здесь, а там. Она в Марли.

— Не говорите ерунды. Когда мы отъезжали, она сидела в другой карете вместе со слугами.

— А я говорю вам, что она не поехала. Она пошла наверх забрать Камиллу, а вы приказали трогаться, прежде чем Дженни успела вернуться.

Она насупилась, перебирая в памяти недавние события. Подойдя к нему, она посмотрела ему в глаза:

— Вы знали. Почему вы ничего не сказали?

— Вы достаточно ясно дали мне понять, чтобы я не вмешивался. Когда один из ваших слуг попытался возразить, вы не захотели слушать. Я предположил, что вы в последний момент передумали и решили ехать без Дженни и Камиллы. — Его досада по поводу Хокинза требовала отмщения. — Кроме того, вы едва ли смогли бы устроить любовное свидание, если бы Дженни спала вместе с вами в одной комнате.

— Значит, вы специально все подстроили так, чтобы Дженни осталась в Марли? Как вы смели лишить меня горничной?!

София была совсем сбита с толку. Она-то думала, что он претендует на ее повышенное внимание, никак не Хокинз. С другой стороны, ей все стало ясно. Благодаря осуществленному путешествию для него открывались возможности, которые он не собирался упустить.

Она понимала, что его раздражение обусловлено неудержимым влечением к ней. Честно говоря, ей в голову не приходило сделать Хокинза своим любовником. Просто она весь день была сама не своя и воспользовалась юным членом парламента, чтобы хоть как-то защититься.

Эйдриан поймал ее тревожный взгляд и долго не отпускал, наслаждаясь ее растущим волнением, отнюдь не наигранным. Удивительная ранимость, присущая ей, настолько притягивала его, что ему страшно захотелось защитить ее. Такое желание часто возникало, когда он смотрел на нее. Но сейчас совсем другие наклонности взяли верх, и он не сделал ничего, чтобы сдержать их.

Они только что перешли дозволенную черту, и оба это понимали.