Глава 8

Грей незаметным прикосновением направил Анник к стулу напротив Эйдриана, хотя она вряд ли в этом нуждалась. Она была мастером обмана. Если подручные Леблана будут спрашивать про слепую женщину, никто не подумает на темноволосую девушку, которая завтракала на открытой террасе перед гостиницей.

Скромно потупив глаза, Анник нащупала салфетку, развернула ее и положила на колени. Грей уловил момент, когда Эйдриан посмотрел в ее красивые пустые глаза. Потрясение. Мгновенное понимание.

– Она не видит.

– Не привлекай к ней внимание, – приказал Грей.

– Вот это да! Люблю сюрпризы, особенно по утрам. – Парень страдал от боли, но был настороже. Какое-то время он продержится.

– Ты на виду, – предупредил ее Грей. – Двадцать минут, и я увожу тебя отсюда. Ешьте. – Это он сказал уже обоим.

Во дворе гостиницы Уилл Дойл играл роль кучера. Он водил по кругу большую пегую кобылу и смотрел ее аллюр. Сейчас первоклассный кучер, он также мог быть превосходным немецким графом, банкиром, лондонским сводником и викарием англиканской церкви. Сделав последний круг, он остановил лошадь:

– Никто пока не разыскивает.

– Они думают, мы скрываемся в Париже. Это дает нам кое-какое преимущество, – ответил Грей. Но кавалерийский отряд всегда может их обогнать.

– Поедем легким шагом, медленно, степенно, и проскочим.

Если повезет. Если очень повезет.

– Я хочу как можно скорее вытащить из Эйдриана пулю. Найди подходящее место после Сент-Ришье. У нас есть все необходимое?

– Целая хирургическая сумка. Я украл ее у морского хирурга в Нейи. Эта лошадь тоже его. – Дойл похлопал кобылу по боку. – Хотел бы похитить и самого хирурга.

– Я тоже. Не думаю, что среди твоих разнообразных талантов есть удаление пули. – Грей повернулся спиной к гостинице, потому что Эйдриан умел читать по губам. – Я запросто могу убить его, поскольку понятия не имею, как вытаскивают из людей пули. Не желаешь попробовать?

– Для него же лучше, если копаться в нем будешь ты. Он тебе верит, а это помогает. – Дойл присел на корточки, ощупывая ногу лошади, как настоящий кучер. – Он не умрет от одной или двух пуль. Он рожден, чтобы быть повешенным, наш Ястреб. Как насчет девушки?

Грей невольно обернулся, чтобы взглянуть на нее. Хокер и Анник, сидящие рядом за уютным столиком под деревом, составляли хорошую пару. Одного возраста, одинакового телосложения, оба с черными волосами, блестевшими на солнце. Очень похожие, не чертами лица, тут не было настоящего сходства, а выражением озорного веселья, как у чертенят, временно сбежавших из ада. Они ели, наклонившись друг к другу, занятые разговором.

– Она ему нравится. – Дойл тоже смотрел в их сторону. – Надеюсь, она не попытается сбежать из-под его опеки. В таком состоянии он не будет церемониться, и она пострадает.

– Днем можно не беспокоиться, Уилл. Она слепая.

Лицо у Дойла не изменилось. Он бы и глазом не моргнул, если б даже ему сказали, что Анник – китайская императрица. Но кое-какие признаки удивления просочились, кобыла нервно фыркнула. Дойл по-особому свистнул, и животное успокоилось.

– Боже мой! Слепая?

– Ее ударили саблей по голове пять месяцев назад. Шрам скрыт под волосами.

– Понятно. Жандармы. – Достав из жилетного кармана зубочистку слоновой кости, Дойл начал задумчиво исследовать зуб. – Почему я этого не знал? Я слышал, она была в Марселе с матерью, и ни звука о том, что Лисенок в отставке. Ни от одного из моих источников. Ни слова.

– Она хорошо это скрывает. Должно быть, все месяцы тренировалась. Интересно, за какое время она научилась драться в темноте?

– Потому-то мы так легко и захватили ее. Слепую, бегущую от Леблана.

– Голодную, избитую, уставшую. И только втроем затащили ее, – прибавил Грей.

Она подняла кофейную чашку, глаза скромно потуплены, улыбается. Насчет голубого платья он не прав. Оно не делает ее похожей на шлюху, она выглядела юной, нарядной и беззаботной.

– Тебе когда-нибудь, приходилось бить женщину? – Дойл пристально взглянул на него.

– Как-то не пришлось. Скажешь, забавно?

– Не слишком. Потом чувствуешь себя ничтожеством.

– Случайность, полагаю.

– Я был глуп. А это не делает поступок случайным. – Он старший офицер, она его пленница, и он ее ударил. Это непростительно. – Я так сильно ударил кулаком в солнечное сплетение, что она какое-то время не могла дышать. Вряд ли я что-нибудь повредил ей, но следи за ней.

– Я слежу за всем. – Дойл присел на корточки, чтобы осмотреть копыта, в сущности, как любой кузнец. Потом достал из кармана тупой зонд и, разговаривая с кобылой, тщательно очистил ей копыто. Уильям Дойл, любитель совершенства во всем. Несколько раз это спасало им шкуру. – Хочешь поговорить об этом? – спросил он.

– Я позволил ей накинуть мне веревку на шею. – Грей отодвинул пальцем галстук, чтобы показать красный след. – До сих пор еще больно глотать.

– Черт побери, как же она…

– Проклятая ночная сорочка. Шнурок от нее.

– Шнурок? Мне следовало увидеть его. Умная девчонка сделала гарроту.

– Можно сказать, я добился цели. Она перестала бороться. Знаешь, сколько мне пришлось делать больно этой женщине, пока она сдалась?

Дойл отпустил копыто.

– Я знаю тебя, Роберт… сколько уже?

– Лет десять.

– Вот именно. – Дойл взялся за следующее копыто. – Ты пришел из армии, а не поднимался по служебной лестнице в разведке. Проработай ты хотя бы год действующим агентом, ты бы знал, насколько опасна наша красивая маленькая Анник. Ты бы забыл про ее грудь и делал то, что обязан делать. Тогда бы на следующее утро ты ел обильный завтрак.

– Я позавтракал, – раздраженно ответил Грей.

– Но тебя это беспокоит. Ты ведешь себя как джентльмен и потому едва не погиб. Ты перестал быть джентльменом в тот день, когда пришел в разведку.

– Отлично! В следующий раз ты ударишь ее, а я дам тебе совет.

Анник засмеялась какой-то шутке Эйдриана. Раздался мелодичный, журчащий звук, словно вода, льющаяся из фарфорового кувшина. Обычный звук, хорошо знакомый, расслабляющий.

– Люди Леблана могут нагрянуть сюда в любую минуту, а она сидит и хихикает.

Дойл проследил за его взглядом.

– Это, друг мой, полнейшая выдержка. Она спасает свою жизнь. В Европе нет места, где эта девушка могла бы спрятаться.

– Леблан хочет убить ее. Это не имеет отношения к планам Альбиона, он скрывает какие-то личные секреты. Тебе что-нибудь известно?

Дойл покачал головой:

– У Леблана это может быть что угодно. Он тот еще ублюдок.

– Что делает Фуше?

– Как раз сейчас удивляется, почему один из его агентов не представил ему отчет. – Никто лучше Дойла не разбирался в работе французской разведки. Он знал, что, например, Фуше не позволит Леблану убить Анник, пока не выяснится, где планы Альбиона. Но слепая она для него бесполезна. Тайная полиция держит бордель в Фобур-Сен-Жермен. Он пошлет ее туда работать вместе с другими девицами.

Грей почувствовал во рту неприятный привкус.

– Гиблое место. Она знает?

– Обязана. Фуше пытался сделать из нее шлюху с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. Мать умерла. Ее старый учитель Вобан тоже умер. Сулье бы помог ей, он достаточно влиятельный, и она была его любимицей, еще когда пешком под стол ходила. Но Сулье обосновался у нас в Лондоне. Все, кто мог защитить Лисенка, мертвы или бежали за границу. Фуше отправит ее в бордель.

– Жестоко даже для французов.

– Фуше не злобствует. Он старомоден и не любит агентов женского пола, считая, что они годятся только для работы в борделе. – Дойл подтянул подпругу. – Есть мужчины, которые не прочь переспать со слепой девушкой.

– Черт!..

– Мы все знаем опасность нашего участия, – бесстрастно сказал Дойл, вытирая руки. – Но для женщин это еще хуже.

Да, для женщин это могло быть намного хуже. Грей не любил посылать на задания своих агентов женского пола.

Ворота были раскрыты. Ленты перистых облаков и серая дымка на западном горизонте предсказывали погоду на завтра и послезавтра. До побережья они доберутся под дождем, и там их будут ждать люди Леблана.

– Я уверен, что из Марселя она направлялась в Англию, – сказал Грей. – Единственное место, где Леблан ее не достанет.

– Имеет смысл. Леблан с одной стороны, Фуше – с другой. Убежища во Франции нет. Она направлялась за помощью к Сулье.

– А вместо этого попала к нам. Она наша. – И подумал – она его.

Дойл улыбнулся:

– Мы сами добыли маленького французского агента. Держу пари, она просто набита секретами. Теперь она будет иметь дело с нами. Выбора у нее вообще нет.

– Скоро она это поймет, – ответил Грей. Он заберет ее в свою штаб-квартиру на Микс-стрит. Там она в безопасности, там у него будет время покопаться в ее сложной памяти. Она скажет ему все, что он хочет узнать. – Она уже привыкает к этой мысли.

– Правда? Значит, я не Должен беспокоиться, что она удавит меня куском веревки, который сумеет подобрать?

– Если ты не повернешься к ней спиной.

– Я буду осторожен, – хмуро сказал Дойл. Грей опять взглянул на террасу.

Эйдриан сидел за деревенским столом, опираясь на локти, как будто всю ночь пьянствовал. Анник сидела, опустив глаза, как будто о чем-то думала. Хотя она вытягивала пальцы, когда собиралась взять какую-нибудь вещь, но это было медленное, изящное движение, без неуверенности или неловкости. Эйдриан не выглядел раненым. Анник не выглядела слепой.

– Высший класс, не так ли? – Дойл вроде бы и не смотрел в их сторону, а все замечал. – Профессионалы. Настоящее удовольствие наблюдать за их работой. Очень хочется, чтобы мы ее завербовали, я б мог использовать эту девочку, если даже она слепа, как летучая мышь.

– Расскажи мне про Анник Вильерс. По каким-то причинам ее досье нет в Лондоне, – сказал Грей.

– Странно. Может, французы не используют ее против нас. Что ты хочешь знать? Для начала – она дочь Пьера Лалюмьера.

– Который написал «Десять вопросов»?

– А так же «Настоящее правосудие и закон», «Опыты равенства» и прочее. – Дойл предоставил ему возможность обдумать услышанное.

Когда-то Грей прочел все написанное этим человеком. В Харроу они допоздна сидели в комнате отдыха, яростно споря о его книгах. Он вышел из университета почти революционером.

– Ее мать пользовалась двумя именами – Люсиль Вильерс и Люсиль Ван Клеф. Они с Лалюмьером появились неизвестно откуда лет двадцать назад, работая на радикалов. Старые радикалы благоразумно умалчивали о своем происхождении, ведь королевское правосудие не щадило всю семью. – Дойл начать ощупывать внутреннюю сторону каждого ремня, касавшегося лошади. – Потом Лалюмьера повесили в Лионе, а Люсиль закончила работой на французскую тайную полицию. Самая красивая женщина в Европе, как я слышал. Могу дать список мужчин, с кем она спала.

– Ну а ее дочь Анник?

– Она всю свою жизнь в игре. Фактически воспитана тайной полицией. Начала с восьми лет, выполняя поручения для Сулье, когда тот был шефом подразделения в Южной Европе. Два года спустя ее отправили действующим наблюдателем, именно тогда ее одели мальчиком. Она была в группе Вобана, одной из его пяти или шести специальных агентов. Настолько Анник хороша. Я несколько раз сталкивался с ней в Вене. Да, красивая девушка, но это не все, она вдвое интереснее любой женщины. Ты бы заметил ее в любом случае. Ты видишь это сейчас.

Тем временем Эйдриан добавил ей в кофе горячего молока, протянул булочку, ненавязчиво делая то, что слепой женщине было бы трудно сделать, не выдав себя.

– Очень мило, да?

– Хокер умеет допрашивать. – Грей скрыл досаду. – Он нравится женщинам, и мы должны это использовать.

– Ты прав. Она молода, испугана, хотя профессионал, ей нужно с кем-нибудь поговорить. Но твою женщину Хокер не тронет, он просто злит тебя.

– Я посажу Анник рядом с тобой на козлы. У нее хватит ума не прыгать оттуда. Еще можешь обнять ее… мышцы ее спины напрягаются перед броском. Это послужит тебе предупреждением.

– Хорошо.

– Постарайся ее разговорить. Будь милым.

– Я люблю быть милым. Интересно, о чем они беседуют? – с невинным выражением спросил Дойл.

– Мы сидим уже больше двух часов, и столько же лежит булочка на твоей тарелке, – говорил Эйдриан. – Первую лошадь уже запрягли. Кажется, грузят наверх последние сумки. У нас есть пять-шесть минут.

– Тогда я поем быстро.

Ее опущенные глаза были устремлены на руки. Первый из выученных ею приемов, чтобы пустой взгляд не блуждал, давая всем понять, что она слепая. Руки она держала рядом с тарелкой. Утром она уже обожглась, наткнувшись на кофейник, и не хотела допустить новую оплошность.

Булочка действительно лежала на тарелке больше двух часов. Она тщательно разломила ее на три части и медленно жевала. После трудного путешествия из Марселя желудок еще не привык к достаточному количеству еды.

– Ты поступаешь разумно, – одобрил Эйдриан. – Ты ведь голодала до этого.

– Как и ты, полагаю.

– Я голодал почти все время, пока не подрос, чтобы зарабатывать себе на жизнь воровством. – Эйдриан усмехнулся. – Может, я стал бы огромным, как Грей, если б питался регулярно.

– Почти наверняка. Откинься на спинку, Эйдриан. Если ты вздумаешь потерять сознание, то не опрокинешь мою чашку с кофе мне на колени.

Анник услышала, что он последовал ее совету.

– Букет женского сочувствия. Ты бы полюбила меня, если б я имел мускулатуру Грея и возвышался над всеми этими французами? Но с его ростом я был бы плохим агентом. Слишком заметным.

– Не вижу необходимости сочувствовать английскому шпиону. И я не тратила бы свою любовь на человека вроде тебя. Лучше съешь что-нибудь, раз твой друг собирается вытаскивать из тебя пули.

– Я не думаю, что, еда поможет. Как-то неуверенно себя чувствуешь, если хирург боится процедуры больше, чем ты. Когда ты голодала, Анник? Во времена террора?

Ну что же, тема вполне безобидная.

– Да, в то время, только не в Париже. Тогда я жила у цыган. Их жизнь тяжела зимой, да еще в неспокойные времена.

– Тебя что, украли цыгане?

– Такой умный шпион, как ты, должен знать, что это вымысел. Зачем цыганам красть детей, если у них много собственных? Они давным-давно знают, как делать младенцев. К твоему сведению, это не трудно.

– Да, я слышал. На твоем месте я бы не пытался спрятать булочку. Такие очаровательные платья не годятся для этого.

– Значит, мое платье неприличное, – хмуро сказала она. – Как я и подозревала.

– Оно восхитительно. Пожалуйста, оставь булочку рядом с тарелкой и перестань собирать крошки в моем присутствии. Корзинки Русселя уже несут к карете, там еды хватит на маленькую армию. Одно преимущество быть похищенной Греем в том, что ты будешь хорошо есть. Это будет, пока ты с нами, Лисенок.

– Тогда я буду какое-то время сыта.

В желудке у нее оставалось место лишь для последнего кусочка хлеба или глотка кофе. Анник выбрала последнее. Она действительно любила кофе.