Глава 17

Перил видел, что она идет по тропе к конюшням, и волосы ее струятся по спине и блестят на солнце, и юбка колышется вокруг ее ног, и почувствовал, как у него снова заболело сердце. Не сбежать ли через заднюю дверь? Но она уже махнула рукой, приветствуя его, и он понял, что бежать поздно.

Ее появление обычно не сулило ничего хорошего, к тому же его отточенный в битвах инстинкт предупреждал об опасности. Да и вообще Перил не любил, когда она бывала так сдержанна, хладнокровна и уверена в себе.

— Милорд, не скажете ли, где я могу найти нашего уважаемого и неуловимого управляющего? — чопорно спросила она. Глаза у нее блестели, щеки раскраснелись от быстрой ходьбы. — Я должна с ним кое-что обсудить.

Графу понадобилось время, чтобы понять, что она сказала, ибо он, как муха к меду, приклеился взглядом к вишневой спелости ее губ.

— Я не слежу за Хедриком. У меня есть дела поважнее, — буркнул он, но вдруг насторожился: — А что ты хотела с ним обсудить?

— У нас мало дров, мало парусины для палаток, не хватает сена и соломы для животных, которых привели в замок крестьяне. Маленькое колесо так и не установили на мельнице, и скоро кухарки и пекарь останутся без муки. Вдобавок ко всему пропал мальчик с кухни. А если со дня на день прибудет королевский казначей, нам будет некуда его поместить. И нам придется израсходовать всю еду и выпечку, приготовленную специально для Пасхи…

— Довольно! — Граф поднял руки. — Пошли гонца… Говоришь, пропал мальчик?

— Да, один из кухонных мальчиков по имени Грейви. Его не видели со вчерашнего дня. Ночью он не уследил за огнем, а потом его не смогли найти. И я уже посылала гонца за Хедриком. Он вернулся и доложил, что управляющего нигде нет.

— Почему мне не доложили о мальчике?

— Он сирота. Если бы не повара, никто бы о нем и не вспомнил. Может, он прячется, боясь наказания?

— А может, и нет. — Раздражение Перила усугубил тяжелый груз ответственности. — Еще один пропавший ребенок! И в самое неподходящее время.

Граф послал несколько человек, находившихся поблизости, осмотреть все конюшни и закоулки на территории замка. Мальчишки любят в свободное время поболтаться возле лошадей или в солдатских казармах, где слушают истории бывалых воинов.

— Я сегодня весь день занималась делами, которые являются непосредственной обязанностью Хедрика. Если вам неизвестно, где он и что делает, возможно, нам стоит вместе поискать его?

От Майкла с Саймоном, отправленных им вчера на поиски Хедрика, не поступало никаких вестей, значит, пора самому выяснить, где и как проводит время неуловимый управляющий. Перил кивнул.

— Тогда я предлагаю начать с загонов для овец, а по дороге заглянем в амбары. — Элоиза шагнула к двери, но тут муж схватил ее за локоть.

— Загоны для овец? — Теперь он понял, откуда ветер дует. — Опять эта проклятая шерсть? Жилища людей сожжены, домашний скот пропадает, воры с каждым днем наглеют, а ты отвлекаешь меня от важных дел ради пары тюков шерсти?

— Хедрик, надзиравший за стрижкой овец, сбором шерсти и подсчетом тюков, вчера заявил мне, что шерсти слишком мало и он ничего не может выделить для моих ткачей. Я уже говорила вам об этом, милорд.

Граф с недоумением воззрился на нее:

— Но если шерсти недостаточно, женщина, значит, ее недостаточно. Он не может сделать шерсть из воздуха.

— А вдруг это он виноват, что шерсти не хватает? — возмутилась его непонятливости Элоиза. — Если он встречается в лесу с ворами, то уж явно не затем, чтобы у них что-то взять, а скорее для того, чтобы что-то им дать. Вы не допускаете такой возможности? Или вы не в состоянии этому поверить только из-за того, что это говорю я?

— Ладно… согласен! Сейчас мы покончим с делом Хедрика раз и навсегда. Идем к стригалям, послушаем, что скажут они.

Когда Элоиза с графом подошли к загонам, помощники как раз метили овец специальной краской, сортировали их в зависимости от возраста и породы, а затем отводили в загончики, где их уже поджидал стригаль. Понаблюдав какое-то время за стрижкой, граф подозвал главного стригаля и, когда тот подошел к нему, спросил его о причине плохого сбора шерсти.

— Плохого? — засмеялся работник. — Да такого сбора не было уже лет десять, милорд! Замечательная шерсть, и ее много! На этот раз любовница Энн ничего себе не взяла.

— Странно, не правда ли? — Элоиза повернулась к мужу. — Стригали говорят, что сбор отличный, а Хедрик утверждает, что шерсти нет.

— Этот вопрос я задам Хедрику, когда найду его, — проворчал Перил, размышляя, как ему разобраться в этих противоречиях, и начиная закипать от бешенства.

После загонов они направились к амбарам, где Хедрик, будучи еще бейлифом, проводил много времени и теперь, по общему мнению, стал наведываться сюда еще чаще.

В первом амбаре пахло сеном, зерном и старой шерстью. Солнце, бьющее в просветы между досками, через равные интервалы рассекало полумрак, и волосы Элоизы, которая шла впереди, то и дело ослепительно вспыхивали. Граф, потрясенный этим зрелищем, ловил себя на том, что ждет следующей огненной вспышки, и приходил в ужас от собственной глупости.

— Что обычно хранится в этом амбаре? — спросила Элоиза. Тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Перил огляделся.

— Зерно и корма, овес, просо, рожь, лен, различные семена, инвентарь… — Теперь здесь не было ничего, кроме нескольких истертых старых веревок, висевших на крючках, сломанной телеги, брезентовых мешков, брошенных в угол, да пары охапок соломы на грязном полу.

— Ни Хедрика, ни зерна, ни инвентаря! — констатировала Элоиза.

Граф молча развернулся, выскочил за дверь и торопливо зашагал ко второму амбару. Сердце у него глухо стучало, когда он позвал управляющего, но из темной пустоты ему ответила тишина.

— А что хранят здесь? — спросила Элоиза, но граф, сжав кулаки, выбежал наружу, проигнорировав ее вопрос. Он метнулся к навесу для плугов, оттуда в кузницу, в сарай для инвентаря, плотницкую… звал Хедрика… требовал ответа у всякого, кто попадался ему на пути.

Работники оставляли свои дела и шли за лордом и леди в надежде, что его сиятельство наконец разделается с ненавистным управляющим. Но гораздо больше их интересовала ссора графа с женой.

— Стойте, — сказала Элоиза, когда они вышли из третьего, последнего амбара. — Ведь эти амбары не должны быть пустыми даже весной?

— Нет, — процедил сквозь зубы Перил.

— Тогда где все то, что здесь хранилось?

— Откуда я знаю? — рявкнул он, негодующе взмахнув руками. — По-твоему, я должен все знать, за всем присматривать, все проверять? Но я в отличие от тебя не могу быть везде одновременно и все делать сам. Я вынужден полагаться на других.

— Я никогда и не говорила… Конечно, вы должны полагаться на других.

— Весьма любезно с вашей стороны, миледи.

— Если только они этого заслуживают, — добавила она. Это был удар ниже пояса. Обвинительный приговор его суждениям и проницательности. Она и раньше ставила под сомнение его авторитет, но впервые у нее появились для этого столь веские основания. Граф взглянул на толпу любопытных, с интересом наблюдавших за ними, потом с рыком схватил ее за руку и втащил обратно в амбар.

Когда дверь захлопнулась, он развернул Элоизу к себе.

— И кто же этого заслуживает, леди Элоиза? — в бешенстве спросил он, стараясь говорить тихо. — Ни повара… ни пастухи… ни пахари… ни ученики кузнеца… ни прислуга… ни экономка… ни управляющий… ни мои гвардейцы. Кто-нибудь в Уитморе заслуживает вашего одобрения?

Перил крепко держал ее, грудь у него вздымалась, глаза сверкали янтарным огнем. Она видела его боль, неуверенность в себе, с чем и сама боролась много недель. И поняла. Ему не нужна аббатиса, ему нужна просто женщина.

— Конечно, — произнесла она со всем хладнокровием, на какое была способна.

— Кто? — подозрительно посмотрел на нее Перил. Тогда Элоиза пустила в ход самое убедительное свое оружие, поразившее графа без промаха, хоть он еще и не знал, что сражен. — Вы.

— Я? — Он ждал чего угодно, только не этого, даже ослабил хватку, стараясь осознать смысл ее слов.

— Вы давно сдали свой экзамен, Перил. Я думаю, теперь наступила моя очередь. Вы мне не верите, — проговорила она, чувствуя, как весь ее план идет насмарку. — И не верили никогда. С того самого утра, когда я брила вас в присутствии аббатисы и остальных сестер. Несмотря на все, что случилось с тех пор, несмотря на всю мою помощь в Уитморе, вы продолжаете мне не верить. И должна признаться, все это мне порядком надоело. Отпустив ее, граф отступил на шаг.

— Ты же явилась сюда, притворившись монахиней, — ехидно заметил он.

— Я не притворялась, я была монахиней во всех отношениях. Многие годы я жила, работала и соблюдала дисциплину в монастыре.

— За исключением тех случаев, когда тебя это не устраивало.

Элоиза напряглась, поняв, что он обратил слова, когда-то сказанные сгоряча, против нее.

— Да, в свое время я считала, что есть лучшие способы сделать ту или иную работу, и старалась помочь сестрам. Так же, как теперь, стараюсь помочь вам и людям Уитмора.

— Осуждая меня, вмешиваясь в мои дела, отказываясь повиноваться?

Элоиза тяжело вздохнула. Она хотела помириться с ним, добавив немножко меда… но это… Просто руки опускаются!

— Да. «Осуждение» входит в мои ежедневные обязанности как хозяйки этого дома и поместья. Если бы я этого не делала, сколько бы, по-вашему, потребовалось времени на то, чтобы все здесь вернулось в то безобразное состояние, какое я застала, приехав сюда? А что касается моего «вмешательства»… если бы не оно, вы бы до сих пор сидели в грязном, вонючем зале без всякой надежды на жену, наследников и возможности заплатить свои проклятые налоги! Я без устали работаю, чтобы вам помочь, а вы продолжаете обращаться со мной как с вражеским пленником.

— Я обращаюсь с тобой как с упрямой, непослушной женщиной, какой ты и являешься.

— Отлично! Да, порой я бываю упрямой. Скажите какое преступление! — Элоиза шагнула к нему, вздернув подбородок. — Именно потому вы мне и не доверяете, милорд? Какое великое зло я причинила вам или вашим людям своим неповиновением? Вышла погулять, чем обеспокоила вас?

— Ты… ты говоришь со мной без должного уважения.

— Я не покрываю мои слова медом и не скармливаю их вам по вашему приказу! — Она в притворном ужасе отпрянула. — Меня надо утопить и четвертовать. Сослать на каторгу. Или хотя бы заковать в кандалы. Но лишь после того как вы проделаете это с Хедриком, который льстивыми словами прикрывал свои презренные дела и причинил вам больше вреда, чем мой бедный язык.

— Ты присваиваешь себе власть, которая по справедливости тебе не принадлежит.

— Я узурпировала чужую власть? Чью же? У вас есть другая жена? — Элоиза наступала на мужа, и ему снова пришлось отступить. — Я принимаю лишь то, что дают мне другие, милорд. Это единственная власть, которую имеет женщина. Если люди в Уитморе предлагают мне свою преданность, сотрудничество и поддержку, то лишь потому, что они видят во мне друга. А вот вы во мне друга не видите!

Ей хотелось смутить его взглядом, заставить отвернуться, уступить. Но слезы уже потекли по щекам, и она первая, кляня себя за слабость, опустила глаза.

— Да, у меня есть недостатки. И довольно много, хотя их наверняка перекрывают мои достоинства, то хорошее, что я делаю или с таким упорством пытаюсь делать. — Элоиза наконец подняла глаза. Он сердито смотрел на нее. Сердито! — Но у вас тоже есть недостатки, милорд. Вы упрямы, раздражительны, никогда не знаешь, чего от вас ждать. Ночью вы держите меня в своих объятиях, днем отталкиваете как надоевшую вещь. Вы отказываетесь разговаривать со мной, за исключением тех случаев, когда отдаете мне приказ или делаете выговор. То вы маните меня душевным теплом и нежностью, то, как скряга, запираете их под замок. Вы советуетесь с вашими людьми и сами даете им советы. А я, которая делит с вами постель, узнаю, что мы на грани войны, только из обрывков ваших гневных речей в мой адрес. Почему вы доверили свое поместье негодяю Хедрику, а мне не в состоянии отдать даже крохотную часть?..

— Чего? — Граф схватил ее за руку, чтобы она не убежала. — Что я от тебя утаил? Я дал тебе свое имя и третью часть всего имущества… — Взгляд Элоизы еще больше рассердил его. — О да! Я наконец прочел это проклятое соглашение…

— Я пыталась вам сказать. Но вы не пожелали меня слушать.

— Я был терпелив и отзывчив более, чем пристало мужчине. Я отдал тебе бразды правления в доме и почти все, что ты у меня просила…

— За исключением одного, в сравнении с чем все остальное кажется мелочью.

— И что же это такое?

Элоиза видела, как он напрягся, и поняла, что пути к отступлению больше нет. Она должна сказать ему прямо сейчас:

— Ваше сердце.

Побледнев, граф выпустил ее руки.

— Какая нелепость! — Вот и все, что он мог ей ответить.

— Нелепость?

У Элоизы потемнело в глазах от боли. Пару секунд она пыталась ее преодолеть, затем бросилась прочь, пробежала несколько шагов, натолкнулась на старую телегу без колес, повернула обратно и увидела перед собой мужа.

— Нелепость? — повторила она и покачала головой. — Высочайшая добродетель, благороднейшее чувство… способность к любви… это, по-вашему, нелепость?!

Она не знала, как дать выход своей ярости, пока не нащупала веревку. Сдернув всю связку с крючка, Элоиза швырнула ее в графа, и тот удивленно охнул, когда она угодила ему в грудь.

— Возможно, с моей стороны и правда было нелепо последние несколько дней выворачиваться наизнанку, чтобы понять, что между нами произошло, и как-то исправить положение. Нелепо, что последние две ночи, когда вас не было в постели рядом со мной, я почти не спала! — Задев ногой ведро, она подняла его и запустила в мужа. Граф увернулся.

— Но еще нелепее, что мне нравится смотреть, как вы едите… как ходите и садитесь на лошадь… как вы трете пальцами стол, когда о чем-то задумываетесь.

В него полетела ивовая корзина. Он снова увернулся.

— И при этом испытываете желание исправить мои плохие манеры, беспокоясь, как бы я не стер воск с отполированного стола.

— Нет — желание поменяться местами со столом! — заорала разъяренная Элоиза, стоявшая теперь в углу и державшая в руке длинную палку. Проклятые слезы, которые жгли ей глаза, опять потекли по щекам. — Желание, чтобы вы увидели во мне что-нибудь хорошее. Желание тронуть ваше сердце, как вы тронули мое.

Казалось, весь мир сузился до одного мига, одного вдоха, одного порыва.

Он вдруг бросился к ней, заставив ее отступить и прижаться к каким-то накрытым войлоком тюкам, которые были сложены в темном углу. Взметнулись пыль и соломенная труха, когда они упали на мешки. Элоиза попыталась сбросить мужа, но лишь провалилась в щель между двумя тюками.

— Элоиза… постой! Элоиза…

Граф, оказавшись в более выгодном положении, воспользовался своим преимуществом и, хотя она в ярости кусала губы, поцеловал ее. Он был настолько возбужден, настолько переполнен желанием, которое она в нем разожгла, что Элоиза не смогла оттолкнуть его. Она обхватила его за шею и притянула к себе.

На его жадный, опаляющий, по-хозяйски требовательный поцелуй она ответила такой страстью, какой до этого момента никогда еще не испытывала. Оба жаждали взрыва… И он был неизбежен. Она чуть не задохнулась от недостатка воздуха, но он вдруг поднял голову.

— Ты собираешься этим воспользоваться? — Перил кивнул на длинную палку, которую она так и держала в руке и которая теперь врезалась ему в спину.

— Поживем — увидим. Вы собираетесь отпустить меня, милорд?

— Нет, черт побери! — Глаза у него сверкали. — Может, я вообще не позволю тебе встать. Может, стану держать тебя здесь, пока этот амбар не обвалится нам на голову.

— Тогда палка мне, пожалуй, не пригодится, — ответила Элоиза, отбрасывая ее в сторону.

На лице Перила отражалась буря чувств, в которой он еще не мог разобраться… Элоиза ждала его признания. Но кто-то должен отдать первым…

— Конечно, порой я требовательна, горда, упряма и все такое, — вздохнула она. — Но есть одно, о чем я прошу вас не забывать, когда вы станете меня оценивать. Это мое искреннее, преданное сердце, милорд Перил. И оно целиком, безоговорочно принадлежит вам. Я только молюсь, чтобы этого было достаточно.

После долгого, удивительно нежного поцелуя он снова поднял голову.

— Этого более чем достаточно, Элоиза. Более чем.

Он занялся с ней любовью прямо здесь, в темном углу пустого амбара, на снятой одежде, которая служила им постелью. Они снова и снова любили друг друга, закрепляя близость, начавшуюся месяцы назад.

Потом она лежала в его объятиях, а Перил гладил ее волосы.

— Неправда, что я не вижу в тебе ничего хорошего. Мне все нравится в тебе, Элоиза. И не в последнюю очередь то, что ты для меня сделала. Просто… я не умею находить красивые и приятные слова в разговоре с женщинами. Но это не значит, что я тебя не люблю. — Он погладил ее по щеке. — Ты для меня весь мир, Элоиза. С тех пор как мы встретились, я ни разу не засыпал без твоего имени на моих губах и без твоего лица в моей памяти. Ты посрамила меня своей отвагой… но я бы никогда не решился произнести то, что ты только что мне сказала.

Она закрыла пальцем ему рот и улыбнулась.

— Я люблю тебя, Перил Уитмор. Прими это как мой дар тебе, а в обмен подари мне свое доверие. Я никогда его не обману, и если потребуется, потрачу всю жизнь, чтобы стать достойной его.

Они долго лежали рядом, наслаждаясь близостью и теплом. Впервые Элоиза наконец почувствовала себя дома, она уже искала слова, чтобы сказать ему об этом, когда за дверью вдруг раздались голоса. Они печально взглянули друг на друга, не желая возвращаться в реальность, потом он поцеловал ее глаза и встал.

— Господи, на чем это мы лежали? — спросила Элоиза, ощупывая их ложе любви. — Судя по всему, на куче старых подков.

Она развязала один мешок, но вместо соломы обнаружила там шерсть, и, испытывая непонятную тревогу, повернулась к мужу:

— Как могли попасть сюда тюки с шерстью? Разве ее хранят в амбаре?

Перил оглядел усыпанный соломой пол и нахмурился.

— Думаю, да. — Он протянул ей руку, и когда она встала, отбросил войлок.

Под ним лежали мешки, а в середине, где между ними было свободное пространство, виднелось что-то темное, деревянное.

— Что это? — спросила Элоиза, отодвигая мешок.

Когда граф оттащил в сторону второй мешок, они увидели знакомые бочки. Под другими тюками обнаружилась еще одна, и Перил нагнулся, чтобы прочесть выжженное на ней название.

— «Пьерфит». — Он с ужасом смотрел на доказательство вины Хедрика. — Какого дьявола они тут делают?

— Спрятанные под тюками шерсти, — добавила Элоиза, приходя к тому же заключению, что и он. — Когда я разговаривала с Хедриком о шерсти и повела его к ткачам… — Внезапно она вспомнила, как он махал людям, чтобы те закрыли дверь. — Он вышел из этого амбара, и внутри я заметила телегу. Она была чем-то нагружена доверху и прикрыта тканью.

Изучив следы, оставленные на грязном полу тяжелой повозкой, граф осмотрел амбар, что не составило большого труда, и вернулся к Элоизе. Лицо у него пылало от ярости и унижения.

— Ты оказалась права насчет Хедрика, — процедил Перил, обнимая ее за плечи. — Других объяснений быть не может. Он собирался их куда-то везти, и не требуется особого ума, чтобы понять, куда именно.

Ее удовольствие и облегчение, что Перил наконец убедился в предательстве Хедрика, было омрачено сознанием того, что человек, имеющий доступ ко всем ценностям Уитмора, предал их, и его вероломство даже хуже, чем… чем мысль, пришедшая ей в голову.

— Перил, а где остальное вино?

— Я приказал слугам помочь управляющему перенести бочки в первую комнату или в ближний погреб. Тогда его будет легче доставать для Бромли. Если он сумел переправить те бочки сюда… Пошли.

Схватив ее за руку, он бросился к двери, за которой светило розовое вечернее солнце и ждала толпа, состоявшая из воинов Перила, арендаторов, ремесленников, пастухов, ткачей, учеников и слуг.

Когда они оказались перед их любопытными взглядами, послышались смешки и веселые комментарии. Солома у них в волосах и мятая одежда яснее ясного говорили о том, чем они столько времени занимались за скрипучей дверью амбара. Кто-то громко поприветствовал лорда и леди, и к нему присоединились остальные. Перил обнял покрасневшую, но улыбающуюся жену, и тут его взгляд остановился на группе всадников, расположившихся чуть поодаль от толпы.

Их возглавлял дородный, краснолицый человек в тяжелой бархатной тунике, на груди у него красовалась золотая цепь с печатью. С ним были легковооруженные воины, а также два рыцаря в шлемах и доспехах с гербами на груди. Неизвестно, сколько времени они провели у амбара, но, судя по тому, с каким выражением гости рассматривали их, облокотившись на седла, они явно успели расспросить любопытных, узнать, что происходит, и оценить все плюсы и минусы этой хозяйственной постройки.

— Уитмор! — окликнул графа дородный человек. Перил кивнул, и еще до того как они подошли к всадникам, Элоиза поняла, кто этот человек.

— Лорд Бромли! — Граф отвесил легкий, но вполне учтивый поклон. — Вы застали меня врасплох, достопочтенный лорд-казначей. Я не знал о вашем прибытии, иначе встретил бы вас как полагается.

Кивнув своим людям, Бромли отдал поводья конюху, который уже стоял рядом с ним.

— Как полагается — возможно. Однако вряд ли бы вам удалось сделать мой визит более запоминающимся. — Казначей так внимательно рассматривал Элоизу, что она машинально пригладила растрепанные волосы. — Чем бы ни была вызвана эта ваша «дискуссия» в амбаре, будем надеяться, она закончилась к обоюдному удовольствию.

— Полюбовно, милорд. — Перил говорил сквозь зубы, и она предпочла не смотреть на него. — Разрешите представить вам мою жену Элоизу Арджент.

— Рад познакомиться, дорогая. — Бромли взял ее руку, и, хотя ноги у нее дрожали, Элоиза склонилась в низком реверансе. Не выпуская ее руки, казначей с удивлением взглянул на Перила. — А я всегда думал, что вы не женаты.

— Теперь женат, достопочтенный лорд.

— И полагаю, вы ежедневно привыкаете друг к другу, — чуть заметно усмехнулся Бромли.

— Дважды в день! — весело крикнули из толпы. Элоиза готова была провалиться сквозь землю. Но поскольку чудеса случаются слишком редко, а одно сегодня уже произошло, значит, ей предстоит самой найти выход из положения.

— Вы целый день провели в седле, милорд? Откуда вы едете?

— Из Хетерсби. Скакали весь день, черт побери, — ответил Бромли, продолжая смотреть на нее так, будто пытался представить себе, что же происходило в амбаре.

— Тогда вам надо выпить и перекусить. — Элоиза осторожно высвободила руку и с уверенностью, которая, как ей показалось, была не совсем оправдана, повернулась к мужу: — Я пойду распоряжусь, милорд.

Поднимаясь на холм, она слышала, как Перил разгоняет толпу и отсылает людей на их рабочие места. В кухне ей пришлось объяснять Ральфу, Джоанне и Роксане, что прибыл лорд Бромли с эскортом и их требуется срочно накормить и напоить. Она приказала подать лучший эль, затем отправила двух слуг в амбар за обнаруженными бочками с вином.

— Сколько всего человек? — спросила Джоанна. Элоиза уже собралась ответить «полдюжины», но тут в кухню вбежали испуганные служанки.

— Миледи, во дворе солдаты! — воскликнула запыхавшаяся Милла.

— Человек сорок, даже больше, — добавила Кейт. Элоиза застонала. Господи, за что хвататься в первую очередь? Ублажать лорда Бромли до тех пор, пока они не выяснят, сколько вина украл Хедрик?

— Успокойтесь, это наверняка люди королевского казначея. Большинство из них разобьют лагерь за воротами… а в доме, я надеюсь, останется дюжина или около того.

Элоиза отдавала приказания как генерал, посылающий свою армию на битву с врагом. И вскоре в пустующих комнатах были устроены постели из тюфяков, набитых свежей соломой, а в покои Бромли доставлена мебель, постельное белье и теплая вода. Все это время она думала о бочках с вином и молилась, чтобы Хедрик украл не слишком много. Как он вообще ухитрился это сделать, если кухня работает днем и ночью?

Времени на размышления уже не оставалось, потому что в зале появились лорд Бромли и его люди, а также ее муж, который тут же потребовал эль. Роуз быстро причесала Элоизу, заплела ей косу и уложила ее на голове. Пока хозяйка меняла обувь, горничная стряхнула солому с ее платья. Еще на лестнице Элоиза услышала голос лорда-казначея:

— Чертовски красивый зал, Уитмор. Признаюсь, он превзошел все мои ожидания. А мне говорили, что поместье совершенно разорено.

— Я должен вам кое в чем признаться, милорд, — ответил Перил, ласково улыбаясь жене. — Если бы вы приехали сюда три месяца назад, то увидели бы совсем другую картину.

— Похоже, в Уитморе произошло много счастливых перемен, — заявил Бромли, пристально глядя на Элоизу. — И кому вы обязаны столь благоприятным превращениям?

Перилу не нужно было придумывать ответ, он просто сказал правду:

— Моей жене, милорд. И никому больше.

Она выглядела такой милой, свежей и восхитительно скромной, когда, покраснев, опустила глаза. Бромли смотрел на нее с явной симпатией.

— Мудр тот, кто, хваля женщину утром, помнит, что это его жена, с которой он делил постель минувшей ночью.

Когда Элоиза тайком подмигнула Периллу, он ощутил, как боль в груди начала утихать. Он теперь не одинок. Если Элоиза считает, что они смогут справиться — значит, они смогут.

Его упрямая, непослушная, порывистая Элоиза. Живая, великодушная, трудолюбивая Элоиза. Страстная, искренняя, преданная Элоиза. Чем он заслужил такую удивительную жену?

Отпив из принесенного ею кубка, Бромли с удивлением посмотрел на хозяйку замка.

— Недурно. Я бы даже сказал, чертовски хороший эль, Уитмор. Сладкий, каким и полагается ему быть.

Перил только молча кивнул, не в силах поддерживать беседу, потому что все его мысли сосредоточились на том, чтобы схватить Элоизу, затащить ее в погреб и убедиться, что вино, которое он хотел подарить королю, еще не успели украсть.

— Мой супруг действительно мудр, потому что нашел и взял на работу лучших из всех пивоваров, милорд, — нарушила затянувшееся молчание Элоиза. — Ведь, как говорится, «каково пиво — таков и гарнизон».

Бромли, его секретарь и его капитан засмеялись, очевидно, знакомые с поговоркой, что подвиги воинов на поле битвы зависят от качества пива, которое они пьют.

— Наш эль сварен двумя сестрами, — пояснила Элоиза, доверительно наклонившись к казначею. — Необычная пара, скажу я вам. По слухам, они добавляют в свое варево немного пшеницы… это придает элю сладковатый вкус. Но сестры наотрез отказываются раскрывать свой секрет.

— Дружеское предупреждение, милорд Уитмор, — с угрожающим видом произнес сэр Стивен, капитан лорда-казначея и ветеран королевской гвардии. Сердце у Перила остановилось. — Пока тут находится его сиятельство, держите ваше чудо пивоварения под замком. Потому что наш казначей любит время от времени им освежиться.

Заметив улыбку, резче обозначившую морщины на лице капитана, Перил с Элоизой натянуто улыбнулись в ответ.

Графу никак не удавалось поговорить с женой наедине, поскольку оба до вечера развлекали Бромли. Перед самым ужином вернулся Итан со своими людьми, и пока все были заняты едой, Перил отозвал его в сторону и велел проверить винный погреб.

Наблюдавшая за ними Элоиза с удвоенным старанием ублажала лорда-казначея.

Еда была простой, но вкусной и сытной, а когда она налила Бромли вина, тот пришел в полный восторг.

— Чудесно! — Он сделал еще глоток, потом еще. — Такое мягкое, ароматное. Откуда, черт побери, у вас этот изысканный виноград?

— Из Франции, ваше сиятельство, — ответила Элоиза, бросив взгляд на Перила. — Матушка моего супруга привезла это вино из Франции. С виноградника под названием Пьерфит. Может, вы слышали о…

— Пьерфит? — Бромли едва не поперхнулся. — Вы шутите!

— Ни в коем случае, милорд казначей.

Увидев, что Перил нахмурился, Элоиза с мольбой посмотрела на него, однако граф отрицательно покачал головой, приказывая не говорить больше ни слова. Она ответила ему твердым взглядом и, прикрыв рот кубком, прошептала:

— Верь мне.

Он хотел ей верить… он готов был верить… он действительно ей верил. Но зачем доказывать это прямо сейчас? Он тяжело вздохнул, поняв, что она снова оставила без внимания его приказ.

— Должна признаться вам, ваше сиятельство, что именно это вино милорд граф намерен отправить с вами в Лондон. О Господи! — смущенно воскликнула Элоиза. — Кажется, я сказала что-то лишнее.

Благодушие королевского казначея мгновенно испарилось.

— Позвольте мне высказать кое-какие предположения. — Бромли перевел недобрый взгляд на Перила. — Значит, вместо звонкой монеты в счет налогов вы решили послать королю вино? А вы представляете, сколько разбавленной водой гадости я вынужден ежегодно пробовать и отвергать от имени короля? Ваше вино должно быть поистине необыкновенным.

— Мне кажется, вы только что так и сказали, милорд, — тихо произнесла Элоиза и, когда Бромли взглянул на нее, с чуть заметной ехидцей улыбнулась ему.

— Да, сказал. — Прищурившись, казначей повернулся к графу: — Она своего не упустит, не так ли?

— Вы правы, ваше сиятельство. Ни за что не упустит. — И он послал жене благодарную улыбку.

Они поговорили о Лондоне, о новых мирных переговорах и об успехах короля на западе. Когда ужин подходил к концу и некоторые столы были убраны, Элоиза попросила Уильяма

Райта сыграть им на лютне. Вскоре свет факелов, тихая музыка и прекрасное вино создали в зале благодушное настроение. Именно в этот момент на лестнице возле кухни появился Итан, выглядевший весьма озабоченным. Рыцарь отрицательно покачал головой, поймав взгляд хозяина.

Перилу оставалось только продолжить разговор о винах, при том что его вино, которое они обещали королю, украдено из погребов. Что им теперь делать?

Неожиданно в зал вошли еще трое его солдат и направились прямо к нему. Все с любопытством уставились на них.

— Милорд. — Ричард снял шлем и поклонился. — Сэр Майкл передает, что нашел Хедрика неподалеку от дома Эдвина. С ним несколько воров и две телеги, нагруженные бочками.

— В зале наступила гробовая тишина.

— Что они делают? — Перил вскочил с места.

— Притаились в развалинах. Ждут наступления ночи, чтобы отправиться через лес к Клэкстону.

Граф посмотрел на Элоизу, которая уже стояла рядом с ним, затем на Бромли, который хмуро взирал на происходящее.

— Что там насчет Клэкстона? — спросил он.

— Мой сосед граф Клэкстон приютил у себя банду воров, грабящих мое поместье и моих людей.

Перил остановил взглядом Элоизу, и она, поняв, успокаивающе сжала его руку. Кто знает, как Бромли воспримет подобные новости.

— Укрывание преступников — серьезное обвинение, Уитмор. — Казначей поднялся, в мгновение ока став опять представителем короля. — Надеюсь, вы можете это доказать?

— Я докажу. Мне нужен шлем и меч, — обратился граф к жене и, когда она быстро вышла из зала, продолжил: — Несколько дней назад я поручил своим людям проследить за моим новым управляющим. В последнее время он стал практически неуловим, и мы с женой как раз проверяли третий амбар, когда вы прибыли. Он вынес оттуда все, имеющее хотя бы малейшую ценность, и теперь мои люди докладывают, что он скрывается в руинах дома, который воры недавно сожгли до основания… мои люди видели там две телеги, нагруженные бочками с вином, которое я собирался отправить с вами в Лондон. Совершенно ясно, что он связан с ворами и лордом Клэкстоном, их хозяином.

— Старый граф, отец Клэкстона, был хорошим, достойным человеком и моим другом. Чтобы убедить меня, потребуется больше, чем ваше слово, Уитмор, — заявил Бромли.

— Можете поехать со мной и увидите все собственными глазами, ваше сиятельство, — ответил Перил, беря у Элоизы шлем и меч. — Если мы захватим Хедрика и его сообщников, они, чтобы спасти свою шкуру, быстро расскажут, кто им помогал.

Бромли несколько секунд изучающе смотрел на него, затем грохнул кулаком по столу.

— Я еду с вами, черт побери! Надо взглянуть самому. И ты, Стивен, тоже, — приказал он капитану. — Давненько мы с тобой не видели приличной схватки.

Перил отобрал дюжину воинов, Бромли послал за оруженосцем, секретарем и оружием, а также взял с собой одного из солдат королевской гвардии. Когда оруженосец попытался надеть лорду-казначею его цвета на шлем и герб, Бромли не позволил. Он велел капитану Стивену тоже оставить знаки различия у оруженосца.

Итак, решил Перил, трое гостей намерены идти под его знаменем и командованием. Бромли не вступит в схватку, пока не выяснит, с кем и за что сражается. Весьма осмотрительно для человека, который представляет интересы короля. А его величество не может себе позволить встать на сторону одного из подданных, пока не узнает, кто прав, кто виноват.

Элоиза проводила мужа до дверей и, улучив момент, отвела его в сторону.

— Будьте осторожны, милорд. — Она нежно погладила его по щеке. — Я люблю вас. Обещайте вернуться ко мне целым и невредимым.

— Я вернусь, жена. — Граф прижал ее к груди и крепко поцеловал. — Я оставлю тут людей под началом Итана. Кроме того, здесь более двух десятков солдат Бромли. Ты в безопасности.

— Я беспокоюсь не за нас. Я боюсь за вас. — Она проводила мужа во двор. — И предупреждаю, милорд, если вы к рассвету не вернетесь, я начну молиться.

— Молись, — со смехом разрешил он, затем в последний раз обнял ее и направился к своему жеребцу.

Элоиза смотрела, как Перил уводит в ночь свой отряд и лорда-казначея. Сердце у нее болело от страха за него. Конечно, она не сомневалась в его воинском искусстве и преданности его людей, но если прольется кровь, где гарантия, что это не будет кровь Перила? Она может потерять его именно тогда, когда наконец обрела.