Алисон ехала всю ночь по пустынным равнинам, испуганно прислушиваясь к отдаленному жутковатому вою шакалов. Звезды сверкали россыпью хрустальных осколков в темном небе, а впереди расстилались пески, таинственные и бесконечные.

На свете не существует более уединенного места, чем пустыня. И перед лицом этого бескрайнего пространства Алисон ощущала собственное ничтожество, хотя, как ни странно, сознавала, что стала частью огромного мира. Молчание было столь всеобъемлющим, что Алисон слышала, как бьется сердце в такт тихому, ритмическому топоту копыт.

Воздух был чистым и свежим, темнота успокаивала. Временами Алисон почти забывала о тревогах, отчаянной необходимости бежать. Но страх тут же возвращался, и девушка снова оглядывалась, каждую минуту ожидая увидеть Джафара в развевающемся за плечами бурнусе, преследующего ее на могучем вороном жеребце.

Час шел за часом, окутывая девушку усталостью. Она то и дело ловила себя на том, что начинает клевать носом. Встряхнувшись, она садилась попрямее и принималась считать звезды, вспоминать пословицы, детские считалки, чтобы не заснуть. Иногда приходилось укрощать кобылку, которой явно хотелось стряхнуть всадницу и вернуться в лагерь.

Уже ближе к рассвету кобылка внезапно бросилась в сторону и встала на дыбы, испуганная неведомым призраком. В следующую минуту Алисон растянулась на песке, оглушенная, задыхающаяся, не в силах понять, что произошло.

Однако, придя наконец в себя, она с ужасом прислушалась к удаляющемуся стуку копыт. Кобылка, наконец освободившись от нежеланного бремени, галопом мчалась в сторону лагеря. Теперь у нее нет лошади. Одна в этом диком месте, где жизнь человека зависит от выносливости его коня и воды.

Воды! Вскочив, Алисон начала лихорадочно шарить по песку.

Невыразимое облегчение наполнило девушку, когда пальцы коснулись мягкой кожи. По крайней мере от жажды она пока не умрет.

Глаза девушки устремились к восточному горизонту, где небо начинало розоветь. Солнце уже заливало безбрежное море золотистого песка. У Алисон не осталось выбора, кроме как идти вперед. Она ни за что не вернется к безжалостному похитителю!

С трудом поднявшись, Алисон перекинула через плечо мех с водой и узелок с хлебом и сделала первый шаг. Песок здесь был не таким глубоким и сыпучим, зато оказался крупным и зернистым, обжигавшим ладони, когда девушка иногда спотыкалась и падала. Вскоре все небо запламенело, солнце повисло над землей огромным огненным шаром и немилосердная жара вновь принялась иссушать и без того бесплодную землю. Алисон вся промокла от пота, но была рада, что захватила бурнус, защищавший от палящих лучей, и надвинула на лицо капюшон.

Приходилось жестко экономить воду. Смерть от жажды страшна, и Алисон могла позволить себе лишь по глотку каждые полчаса. Если повезет наткнуться на колодец или ручей, она напьется вдоволь.

Однако колодец все не встречался. Кругом лишь голубое небо, пустынный песок и беспощадное солнце. Алисон не встретила никого, кроме юрких ящериц. Скоро песок уступил место глине, чахлая трава сменилась колючкой и низкорослыми кустиками. Жестокий белый свет слепил девушку, а жара отравляла воздух, так что кружилась голова и жажда лишала сил. Каждая минута превращалась в вечность, но Алисон упорно пыталась удержаться на ногах и продолжать путь.

Еще не кончилось утро, но глупость ее поступка уже стала очевидной. Она совсем одна в этом забытом Богом месте, вода почти кончилась, а солнце только набирает силу.

Губы Алисон спеклись, язык распух, горло горело. В глазах кружилась и плясала тьма. Подняв голову, она разглядела стервятников, уже начавших кружиться высоко над головой в поисках добычи. И этой добычей скоро станет она.

Бесконечный день все тянулся, и девушка потеряла ощущение расстояния и времени, забыла обо всем, кроме гнавшей ее вперед решимости. Временами ей казалось, что смерть была бы благословенным освобождением.

Видение, мерцающее вдалеке, было таким прекрасным, что девушка едва не всхлипнула. Вода! То самое озеро, которое она заметила, когда Джафар вез ее сюда, на конец земли.

Алисон пыталась побежать к драгоценному, дающему жизнь источнику, но споткнулась и упала. Однако надежда дала ей силы, и Алисон, оттолкнувшись от земли, встала и вынудила себя сделать первый шаг. Ее нельзя победить. Она обязательно выживет!

Именно такой увидел ее Джафар. Девушка, пошатываясь, брела между кустами верблюжьей колючки и проклинала озеро, которое с каждым шагом, казалось, становилось все дальше.

– Благословен Аллах! Алисон!

Алисон замерла, надеясь, что слышала резкий окрик только в своем воображении, что топот копыт вороного жеребца лишь почудился ей.

Но это оказалось не фантазией. Все было реальным: конь, Джафар и нескрываемое облегчение в его голосе.

Джафар осадил коня и несколько минут молча сидел в седле, глядя на истомленное, обожженное солнцем лицо, и благодарил Аллаха. Половина племени прочесывала пустыню в поисках Алисон, но людям пришлось подождать рассвета, чтобы выйти в путь. Днем отпечатки копыт кобылки были ясно видны, но, когда они внезапно оборвались, Джафар понял, что девушка потеряла лошадь, и едва сумел скрыть охвативший его страх. Шансы на то, что она выживет, были ничтожны, но и надежды на то, что он найдет девушку прежде, чем та погибнет от жары и жажды, почти не оставалось.

Вознося молитвы ее и своему Богу, Джафар поехал по следам, оставленным Алисон на песке, но вскоре исчезнувшим на твердой поверхности. Только чудо и воля Аллаха привели его к ней. Это и черные точки, парившие в небе, – хищные птицы, стерегущие одинокую путницу.

Теперь, когда он нашел Алисон, сердце перестало так безудержно колотиться, а тугая пружина страха, терзавшая внутренности, потихоньку ослабла. Подогнав скакуна ближе, Джафар попытался поднять Алисон в седло, но она отскочила.

– Нет! Не смей трогать меня! – прохрипела она, слишком слабая, чтобы стоять, но слишком гордая, чтобы рухнуть на землю, слишком упрямая, чтобы признать поражение.

Джафар разъяренно уставился на девушку. Она погибла бы, не наткнись он на нее! Недавняя бурная радость сменилась медленно нарастающим гневом на Алисон, отважившуюся подвергнуть себя такой опасности, и… угрызениями совести – ведь это он довел ее до такого, вынудил бежать!

Когда Алисон повернулась, чтобы продолжить свой тяжкий путь, Джафар не остановил ее. Он должен позволить ей сохранить остатки гордости. Она сама скоро сдастся. Долго ей не продержаться.

Джафар медленно поехал следом, стараясь держаться поближе, однако уже через несколько минут раздражение взяло верх.

– Глупо так упрямиться, Эхереш! Ты умрешь от жажды, если не примешь мою помощь.

Алисон, подняв подбородок, выдавила прерывающимся голосом:

– Не погибну… если доберусь… до озера.

Джафар посмотрел в сторону мерцающего марева на горизонте. Только сейчас он понял, что имела в виду девушка, на что надеялась. Солнечные лучи, отражаясь от голубовато-зеленых кустиков и огромной лужи высохшей грязи, припорошенной солью, придавали миражу вид огромного водоема.

– Мне жаль разочаровывать тебя, милая, но Чот аль Ходна не настоящее озеро. Это солончак и лишь кажется водоемом. В это время года воду можно найти только в самой середине, но для этого нужно пройти много миль.

Алисон остановилась как вкопанная. Тоска и разочарование охватили ее, а жара и усталость наконец одолели. Беспомощные слезы покатились из глаз. Она поймала соленую каплю языком, но жажда стала еще отчаяннее.

Алисон сделала еще шаг, но твердая глина внезапно поднялась перед глазами, вцепилась в нее и потянула вниз. Алисон тяжело рухнула на землю, едва не потеряв сознание, и осталась лежать без сил, беспомощная и оглушенная.

Джафар тихо выругался и уже хотел было спешиться, но в этот момент послышался пронзительный крик. Присмотревшись, Джафар успел увидеть маленькое, похожее на краба насекомое, суетливо убегавшее прочь.

Ужас с новой силой охватил Джафара. Скорпион не походил на куда более безвредную разновидность, населявшую прибрежные равнины. Этот был гораздо крупнее и темнее – такие смертельно ядовитые особи населяли пески Сахары.

– Алисон, – хрипло прошептал он, опрометью спрыгнув с седла и подбегая к девушке. – Он укусил тебя?

Алисон тихо стонала от боли, держась за правую ногу.

– Д-да… в бедро.

Она все-таки попыталась подняться, но Джафар заставил ее лечь и, перевернув, разорвал панталоны. Красное пятно на бедре быстро увеличивалось. Сердце Джафара замерло. Алисон умрет, если не помочь ей немедленно.

Выхватив кривой кинжал, Джафар, не обращая внимания на тревожный возглас, резко велел Алисон не шевелиться.

– Тебе будет еще больнее, но нужно высосать яд.

– Сначала… турникет… – выдохнула она. – Дядя Седрик – доктор… Он велел бы… перетянуть… ногу… над раной.

Молясь о том, чтобы девушка оказалась права, Джафар развязал ее кушак, туго перетянул бедро, и, не дав времени запротестовать, крест-накрест надрезал место укуса. Боль затмила даже сознание неприличия происходящего. Ни одна порядочная женщина не станет валяться на песке перед мужчиной, да еще и с разорванными панталонами! Алисон пыталась думать о чем-нибудь другом, когда Джафар наклонился и припал губами к ране, но усилие оказалось слишком велико.

Несколько долгих минут он снова и снова высасывал яд, а потом сплевывал на землю, пытаясь не слышать стоны боли, не обращать внимания на пальцы, судорожно впившиеся в его плечи. Он отдал бы свои глаза, если бы сумел уберечь ее от этого, но другого способа спасти жизнь Алисон не было.

Наконец Джафар сделал все, что мог, и отстранился, беспомощно глядя на девушку. Она лежала неподвижно, смертельно бледная, с закрытыми глазами.

Джафар осторожно поднял Алисон и прижал к себе. Девушка не сопротивлялась – очевидно, ее силы были окончательно истощены.

– Алисон, – низким, свирепым и одновременно дрожащим голосом сказал он, – нам придется вернуться в лагерь. Нужно найти лекарство от яда скорпиона.

К его изумлению и облегчению, девушка не протестовала и даже слабо кивнула. Джафар встал, держа девушку бережно, словно бесценный фарфор. Алисон сумела схватиться за складку его бурнуса и прошептала так тихо, что ему пришлось нагнуть голову, чтобы услышать ее.

– Джафар… Я должна была… попытаться… убежать…

– Да. Я знаю. А теперь спи, Темеллал. Тебе нужно беречь силы.

Алисон закрыла глаза и потеряла сознание. Джафар так и не понял, каким образом ему удалось добраться до лагеря. После он вспоминал лишь мучительно тянущиеся часы, топот копыт, невыносимо длинные мили и кровь, стучавшую в ушах, да еще леденящий сердце ужас, что он опоздает, не сможет спасти Алисон.

Однако холодная решимость, вот уже семнадцать лет правящая его жизнью, не позволяла опустить руки. Он неустанно погонял скакуна, заставляя могучее животное отдавать последние капли сил. Блестящая черная шкура блестела от пота и была покрыта хлопьями пены, сильные длинные ноги начали заплетаться к тому времени, когда они оказались в лагере. Алисон металась в жару. Отдавая направо и налево резкие приказы, Джафар отнес бесчувственную девушку в шатер и бережно положил на постель, а потом в который раз приказал послать за старухой, слывшей прекрасной лекаркой. Женщина, которую звали Гастар, вскоре появилась, однако Джафар не отошел от Алисон.

– Dhereth, – объявила Гастар, осмотрев пациентку и мрачно хмурясь. – Очень плоха.

– Спаси ее, – сказал Джафар почти умоляющим голосом.

– Если Аллах позволит.

Гастар засыпала рану порошком хны и влила в рот Алисон настойку опия, но Джафар не привык доверять ни туземным зельям, которыми много веков пользовалось племя, ни собственным горячим молитвам. Когда Гастар ушла, он достал жаропонижающее лекарство, купленное во время одного из путешествий в Алжир, – флакон сернистого эфира, и трясущимися руками влил в рот Алисон чайную ложку.

Джафар сам ухаживал за девушкой, хотя Гастар с охотой соглашалась принять на себя эту обязанность. Он поил Алисон водой и лекарствами, заставлял ее глотать, осторожно гладя горло, снова и снова обтирал обнаженное тело прохладной водой. Когда девушку трясло в ознобе, он прижимал ее к себе, пытаясь близостью передать ей собственные силы. Когда Алисон корчилась от боли, утешал, бормоча нежные слова по-английски, по-французски и даже на арабском и берберском.

Сердце Джафара сжималось каждый раз при виде ее белого лица и бескровных губ. Она сама едва дышала, а тело обдавало жаром. Лихорадка сжигала ее. И во всем виноват он. Не вздумай Джафар похитить девушку, гонимый жаждой мести, она не лежала бы здесь сейчас, больная, измученная, на грани жизни и смерти.

На третий день эфир кончился, но жизнь Алисон по-прежнему висела на волоске. Джафар, как всегда, сидел у ее постели, когда позабытый гость, халиф Бен Хамади, попросил разрешения войти. Джафар вскинул голову, вернувшись к печальной действительности. Он тщательно укрыл истаявшее тело Алисон, натянув одеяло до подбородка, и пригласил халифа войти.

Бен Хамади едва глянул в сторону больной девушки и тут же вежливо отвел глаза, пробормотав подобающие случаю цветистые приветствия хозяину. Джафар, в свою очередь, предложил ему гостеприимство своего убогого жилища, пожелал мира и благословения Аллаха. Хотя жар у Алисон немного спал, опасность все еще не миновала, и у Джафара не было времени на пустую болтовню.

Проницательный араб, должно быть, почувствовал, как напряжен Джафар, однако уселся на ковер, скрестив ноги и пристально глядя на хозяина.

– Я бы не стал так грубо нарушать твое уединение, брат мой, но необходимо обсудить дела. Все последние дни твое время и, подозреваю, мысли были заняты прекрасной пленницей.

Джафар отлично понял скрытый упрек. Эти четыре дня он полностью пренебрегал своими обязанностями, но так и не смог заставить себя выйти из шатра. И при слове «пленница» к нетерпению добавился гнев. Слово было таким холодным, равнодушным и, конечно, ни в малейшей степени не отражало сути его отношений с юной мятежницей… и того, что он к ней испытывал.

Но, сознавая необходимость сдерживаться, Джафар заставил себя спокойно ответить:

– Я не мог покинуть англичанку, ведь она едва жива, ваша светлость. Не хочу, чтобы ее смерть была на моей совести и честь нашего племени оказалась запятнанной. Более того, она невинная жертва распрей и жажды мести. Я сделаю все, чтобы она выжила.

– Ее жизнь… и смерть в руках Аллаха.

– Иногда бывает очень мудрым решением, – подчеркнуто вежливо произнес Джафар, – когда простой смертный может помочь Аллаху, чтобы воля его была исполнена.

Темные глаза халифа сузились, но Джафар не отвел взгляд. Сказанное им, по понятиям мусульманской религии, было почти кощунством, но Джафар не собирался отрекаться ни от единого слова. Он винил себя за все, что произошло с пленницей. Охраняй он ее получше, и Алисон сейчас была бы здорова. Он не мог позволить ей умереть.

Бен Хамади, должно быть, распознал горевшую в Джафаре решимость, поскольку деликатно пожал плечами и сменил тему:

– Твой план удался, брат. Слухи, которые ты распространил среди французов, дали плоды. Полковник Бурмон покинул Алжир и с большим войском направился в пустыню.

Джафар со смутным удивлением уставился на него. Как ни странно, но все это время он ни разу не вспомнил о смертельном враге. С минуты убийства родителей ни дня не проходило без того, чтобы Джафар не проклинал имя де Бурмона.

– Французы доберутся до нас за неделю, – заметил Бен Хамади, – а возможно, еще быстрее.

Неделя. Возможно, быстрее. Месть, к которой он стремился семнадцать лет, близка. Почему же он не чувствует сладостного восторга, удовлетворения, трепетного предчувствия?

Джафар посмотрел на изможденную девушку, лежавшую тихо и неподвижно, и услышал:

– Я возьму пленницу с собой, – а потом Бен Хамади добавил: – если она выживет.

Если выживет. Джафар стиснул зубы, отказываясь даже думать об ином исходе. Но хотел он того или нет, пришлось обсуждать судьбу англичанки с гостем, продолжать разговор, который был начат в вечер побега Алисон.

Бен Хамади не собирался оставаться в лагере Джафара. Вскоре после появления французских солдат они разделят силы и станут выжидать нужный момент, чтобы напасть. Джафар поведет в бой головной отряд, а войска халифа окружат врага с флангов и помешают французам бежать с поля боя.

Бен Хамади предложил перевести Алисон в его лагерь, где она будет жить с женщинами, пока не придет время отправить ее под конвоем в Алжир. До сих пор Джафар инстинктивно противился предложению, хотя не отвергал окончательно такой возможности. Алисон будет в большей безопасности подальше от поля боя. Но главной и основной причиной колебаний Джафара было сознание, что там, где дело касается Алисон, он теряет способность рассуждать здраво, а неукротимое желание настолько воздействует на его суждения, что он позволяет сердцу управлять разумом. Лучше всего будет разом избавиться от этого опасного влечения, прежде чем он начнет принимать решения, основанные не на интересах племени, а на желаниях непокорной английской пленницы.

Но теперь, когда Алисон так близко подошла к порогу смерти, Джафар не желал ничего и слышать о плане халифа. Бен Хамади может протестовать сколько угодно, но Джафар не поручит ее ничьим заботам. Особенно теперь, когда обязан отдать все силы и решимость, чтобы спасти ее от гибели.

– Но ее нельзя трогать с места, ваша светлость. Даже если… если она не погибнет, все равно будет слишком слаба, чтобы в ближайшее время путешествовать. Я сам позабочусь о ее благополучии.

– Не стоит беспокоиться, брат. В моем лагере за ней будут ухаживать и лечить.

– Я не отдам ее.

Последовало долгое молчание. Халиф сверлил Джафара проницательным взглядом.

– Вряд ли стоит слишком привязываться к чужеземке, брат мой, – мягко предупредил он наконец.

Джафар обернулся к лежавшей без сознания молодой женщине. Чужеземка? Но для него она не чужая. В ее жилах текла такая же английская кровь, что и у него. И они стали любовниками. После близости, которую они испытали в ту ночь, близости, дарованной лишь мужчине и женщине, она была так же знакома ему, как пустыня и горы, которые Джафар называл домом. Алисон, с ее непокорными глазами серого цвета, полная страсти и жизненной силы, несгибаемого духа, притягивавших его и затрагивавших в душе нечто буйное и неистовое. Как ей удалось за несколько недель заставить все, что он считал существенным и важным в жизни, превратить в ничтожно малые величины? А что касается мучительно долгих последних дней… все его надежды на будущее сосредоточились на единственном лихорадочном желании, чтобы она поскорее поправилась, выиграла битву со смертью.

В это мгновение Алисон шевельнулась, пробормотав что-то неразборчивое. Наклонившись над девушкой, Джафар отвел спутанные пряди волос с горячего лба.

– Лежи спокойно, маленькая тигрица, – шепнул он по-английски.

Неожиданно вырвавшиеся нежные слова заставили халифа вновь бросить пронизывающий взгляд на Джафара; тот почувствовал, как Бен Хамади пристально его изучает.

– Ты не думаешь, что вряд ли мудро говорить с ней на ее языке? – неловко пробормотал араб.

Медленно нахлынувшая волна гнева затопила Джафара. Без всякого колебания он смело встретил взгляд халифа.

– Но это успокаивает ее.

Бен Хамади первым отвел глаза. Прошло несколько долгих минут, прежде чем лицо халифа слегка смягчилось. Поднявшись, он, однако, не удержался, чтобы не предостеречь Джафара на прощание:

– Берегись, мой друг, чтобы беспокойство о ее благополучии не заслонило забот о жизни и благоденствии твоего народа. Смотри, чтобы не поставить эту женщину выше нашего правого дела.

Часа два спустя Алисон медленно открыла глаза и увидела, что Джафар сидит у постели, подперев кулаком подбородок.

«Как странно! » – было ее первой смутной мыслью. Она видела сон о том далеком дне в Англии, когда дядя взял ее погостить в роскошное герцогское поместье. Одиннадцатилетняя проказница бросалась желудями в светловолосого незнакомца. Но потом она плакала, а он ее утешал.

Алисон, моргнув, прищурилась, пытаясь получше разглядеть человека в черных одеждах. Нет, это Джафар, свирепый берберский воин, а не золотоволосый англичанин из ее снов.

Но что-то с ним случилось? Голова опущена. Он казался погруженным в размышления, а на плечи словно легло свинцовое бремя.

Медленно, неуверенно девушка протянула дрожащую руку и коснулась его колена. Джафар, мгновенно встрепенувшись, сжал ее ладонь.

– Слава Аллаху, – тихо выдохнул он.

Алисон в полном недоумении наблюдала за Джафаром. Выглядел он ужасно. Глубокие морщины усталости словно были вытравлены на лице, покрытом многодневной щетиной. Она никогда еще не видела его таким.

Но, кроме того, еще что-то в нем изменилось. Он поблагодарил Аллаха на английском языке! Почему вдруг Джафар говорит со своим Богом на ее языке?

Но ускользающая мысль поблекла – слишком была слаба девушка.

– Я… не… умерла… – прошептала она, и собственный голос показался ей карканьем вороны.

Медленная счастливая улыбка осветила лицо Джафара.

– Не умерла.

Все еще стискивая руку Алисон, он дотянулся до ее влажного лба.

– Лихорадка наконец унялась. Как ты себя чувствуешь?

– Пить…

Он поспешно схватил чашку с водой, сдобренной опиумом, и, подсунув руку под ее плечи, поднес чашку к губам девушки.

– Вот, выпей.

Странно, снова подумала Алисон. Неужели они действительно разговаривают по-английски?

Она с трудом сделала глоток, глядя в золотистые глаза Джафара.

– Я… я попала в тебя?

Брови Джафара недоуменно сошлись. Алисон хотела спросить, в него ли она бросалась желудями, но слова не шли с распухшего языка.

– Нет, Эхереш, не попала. А теперь выпей еще.

Алисон послушно сделала еще несколько глотков.

Приказ был сделан по-французски, она уверена в этом. Но какие-то обрывки воспоминаний, переплетавшиеся с ускользающим сном, продолжали кружиться в усталой голове. Джафар был так похож на золотоволосого незнакомца из ее прошлого. Кроме того, он и раньше говорил по-английски. Как-то, увидев Алисон полуобнаженной, он назвал ее прекрасной. И когда ласкал ее той постыдной ночью, некоторые вырывавшиеся у него слова тоже были английскими.

Джафар сказал, что немного знает ее язык, но, казалось, был знаком с ним куда лучше, чем признавался. Вероятно, изучал английский, как и французский, язык своих врагов…

И тут она вспомнила. Вспомнила все страшные события последних недель. План Джафара заманить Эрве в ловушку, ее неудавшийся побег…

Ничего не изменилось. Он по-прежнему намеревается убить Эрве и подвергнуть опасности жизнь любимого дяди Оноре. И во всем виновата она. Если бы удалось ускользнуть…

Алисон закрыла глаза, чувствуя, как слезы собираются за сомкнутыми веками. Она слишком слаба, чтобы встретить ужасное будущее, жить с сознанием собственной вины.

– Спи, маленькая тигрица.

Снова Джафар, его тихий и нежный голос. Она ощутила прикосновение руки, осторожно гладившей лоб, и не подумала отстраниться, лишь молилась о благословенном забытье, вскоре окутавшем ее непроглядной тьмой. Но пока сознание окончательно покинуло девушку, единственная мысль продолжала терзать ей душу: неужели Джафар действительно говорил с ней по-английски?