Солнечный свет пробивался в шатер, рассеивая сны и возвращая сознание к жестокой реальности. Алисон, застонав, спрятала голову под подушку. Она желала лишь одного – чтобы утро никогда не наступило, однако воспоминания о прошедшей ночи не давали покоя, рождая эмоции, слишком унизительные, чтобы можно было испытывать их, не ощущая при этом стыда.

Она попыталась бороться с Джафаром и проиграла. Но этим нельзя было объяснить ее капитуляцию.

Как могла она покориться Джафару, словно последняя распутница, и при этом даже не пыталась сопротивляться? Как могла обесчестить Эрве?

Она была полна отвращения к себе, отвращения и брезгливости, потому что отдалась так легко и, что омерзительнее всего, испытала безумное, всепоглощающее наслаждение в объятиях этого мужчины. Лучше бы Алисон не пыталась сбежать, не дала ему причины показать свою власть над ней. Но поздно…

Мысли улетучились, словно вспугнутые птички, когда Алисон ощутила нежное прикосновение пальцев к голому плечу. Подняв голову, девушка глянула прямо в лениво полуприкрытые желтовато-карие глаза, спокойно наблюдавшие за ней, сверкающие в полумраке, почти тигриные.

– Доброе утро, ma belle, – пробормотал он хрипловатым голосом, тем самым, что шептал дерзкие нежности почти всю ночь.

Алисон крепко стиснула веки. Так это не сон! Она лежала голая под одеялом, рядом с Джафаром, тоже обнаженным. Боже, ее гордость погибла, репутация уничтожена, от самообладания ничего не осталось! Ей хотелось бежать, скрыться. И все же Алисон не могла заставить себя шевельнуться, хотя рука Джафара медленно скользила по ее груди.

– Не стоит быть такой застенчивой со мной, – безмятежно заметил Джафар. – Или винить себя. То, что случилось между нами, – совершенно естественно и неизбежно. Я предупреждал тебя об этом раньше.

Жаркий румянец волной прихлынул к щекам. Джафар точно знал все, что она переживает сейчас, и от этого становится не менее опасным. Если он может читать ее мысли и предсказать реакцию, то так же легко сумеет подчинить своей воле?!

– Я ничуть не виню себя, – сухо отпарировала Алисон. – Только ты причина всему, что произошло прошлой ночью.

Джафар скептически поднял брови.

– Если тебе легче притворяться, что я вынудил тебя, заставил, это твое дело, хотя мы оба знаем правду.

И наклонил голову. Алисон лежала оцепеневшая, неподвижная, когда Джафар прижал губы к уголку ее губ, покрыл поцелуями шею, отвел разметавшиеся по плечам пряди каштановых волос, откинул одеяло, чтобы обнажить ее груди. Только тогда девушка сжалась.

– Нет, – прозвучало в шатре эхом бесчисленных отказов, которые она шептала прошлой ночью.

– Да, – вкрадчиво возразил Джафар. – Я хочу целовать тебя здесь… и здесь… снова и снова. Хочу, чтобы ты утонула в наслаждении.

Повернувшись, он лег на нее, прижав к подушкам. Алисон ощутила твердость могучего фаллоса, напряженного, жаждущего, почувствовала тепло сильного мужского бедра, раздвинувшего ее ноги.

– Нет! – снова в панике запротестовала она.

– Нет? Только это ты и можешь повторять, упрямица?

– Будь ты…

Джафар тихо усмехнулся.

– Ну что же, по крайней мере это что-то новенькое.

И, не дав ей договорить, прижался губами к ее закаменевшему соску.

Алисон застонала. Как она может противиться ему, если сгорает от желания при каждом его прикосновении?

Он буквально излучал грубую чувственность, перед которой было невозможно устоять. Она чувствовала себя безвольной дурочкой, испытывающей запретное желание к дикарю, но сумела всего-навсего еле слышно потребовать:

– Отпусти меня.

– Не сейчас, – пробормотал Джафар, теряя голову от сладостного аромата ее кожи. – Пока не дашь мне то, что я хочу.

Алисон поспешно попыталась втиснуть руки между их телами и, вцепившись в плечи Джафара, изо всех сил оттолкнула его. К своему удивлению, ей удалось заставить его приподнять голову.

– Но чего еще ты можешь хотеть от меня? – вскричала девушка, задыхаясь от чрезмерных усилий. – Ты уже все отнял прошлой ночью.

– Не все.

Губы Джафара чуть скривились в насмешливой улыбке. Потянувшись, чтобы рассыпать ее каштановые волосы по подушке, он повторил:

– Далеко не все.

Алисон не могла отвести глаз от твердо очерченного, прекрасного рта. Неужели он ожидает, что она поцелует его? Именно этого хочет?

– Я позволю тебе встать, – лениво заметил Джафар, – но сначала желал бы услышать вежливое приветствие.

– Иди к черту!

Жесткие пальцы сжали ее подбородок.

– Этого недостаточно, моя сладкая тигрица. Все, что я хочу от тебя, – приветливое пожелание доброго утра.

Алисон вспыхнула. Очередной урок повиновения, она уверена в этом!

– Иначе что? Что будет, если я откажусь?

– Тогда остается только удерживать тебя в постели. Я могу придумать десяток способов чудесно провести время.

«И, конечно, все они вряд ли придутся мне по душе», – думала Алисон, едва сдерживаясь.

– В таком случае доброе утро , – процедила она сквозь стиснутые зубы.

– Я сказал, вежливо, красавица моя. Не так, словно хочешь вырезать мое сердце украденным кинжалом.

Он ждал, приблизив к ее губам свои, пока Алисон нерешительно зажмурила глаза, размышляя, не проще ли вообще отказаться разговаривать с ним. Но она понимала, что проиграет эту битву. Алисон раздраженно вздохнула.

– Доброе утро, – повторила она, на этот раз как могла сдержаннее, ухитрившись не показать, как взбешена. Джафар, одобрительно улыбнувшись, наклонился, чтобы поцеловать девушку. Алисон попыталась отвернуть лицо, но он припал теплыми жесткими губами к ее рту и, когда девушка захотела отстраниться, прикусил ее нижнюю губу.

– Не смей!

В ответ раздался смех, веселый, тихий, снисходительный. Однако Джафар все же откатился, позволив Алисон встать. Девушка в панике потянулась за одеждой. Она уже успела натянуть сорочку, когда Джафар снова заговорил:

– Прошлой ночью ты была удивлена и испугана наслаждением, которое может испытать женщина, но скоро привыкнешь к этому… и ко мне.

– Никогда! – воскликнула Алисон.

– Ошибаешься. И вскоре перестанешь злиться и на себя.

– Я зла не на себя. Это ты…

– На себя, cherie. Ты сердишься, потому что так легко отдалась мне. Весь твой вид красноречиво говорит об оскорбленной гордости.

Алисон удалось проглотить язвительный ответ. Поджав губы, она натянула белую полотняную тунику, с наслаждением придумывая способы, как поставить этого надменного берберского вождя на колени. Он так высокомерен, так уверен в своей способности покорить любую женщину…

Но тут мстительные мысли прервал удовлетворенный смешок Джафара.

– Прошлой ночью рычащая тигрица превратилась в воркующую горлинку.

Доведенная до крайности, Алисон обернулась, окинув его разъяренным взглядом, и тут же поняла свою ошибку. Раскинувшийся на подушках, подложивший руки под голову, Джафар во всем своем обнаженном великолепии выглядел сказочным восточным принцем. Лучи утреннего солнца играли на изумительно сложенном мускулистом теле.

Девушка невольно затаила дыхание. Она сознавала, что должна отвернуться, но, прежде чем сумела отвести глаза, Джафар тихо сказал, лаская ее взглядом нежнее, чем руками:

– Ты еще поймешь, что я не столь уж суровый хозяин.

Охваченная стыдом и замешательством, девушка нервно теребила пояс.

– Я вообще не желаю видеть тебя своим хозяином, – сухо бросила она. – Ты просто лишился разума, если хотя бы на минуту решил, что я добровольно позволю сделать себя очередной наложницей в твоем гареме. Я отказываюсь быть твоей игрушкой!

– У меня нет наложниц, милая, – спокойно заметил Джафар.

Алисон и не подумала поверить ему. У любого восточного князька, даже самого мелкого, есть десятки одалисок, угождавших каждому его капризу.

Но все разом вылетело из головы, когда Джафар поднялся с постели и шагнул к Алисон. В ужасе застыв на мгновение, она тут же попыталась отступить. Но он продолжал преследовать ее с ленивой грацией хищника, уверенного, что добыча не уйдет. Бежать было некуда.

Противясь тревожному ощущению близости этого человека, Алисон съежилась, когда Джафар, быстро выбросив вперед руку, сжал ей запястье.

– Не убегай от меня, возлюбленная.

Алисон испуганно подняла голову, только чтобы заметить веселые искорки в глазах Джафара.

– Я не твоя возлюбленная!

– Ошибаешься, о, Ослиные Уши, – хмыкнул он, намекая на упрямство Алисон, и в доказательство своих слов сжал ее грудь жестом обладателя, нежным, но решительным.

Алисон оцепенела, ощущая, как кровь волнами прилила к телу, особенно в тех женских местечках, которые Джафар осыпал ласками прошлой ночью.

– Не нужно! – воскликнула она дрожащим голосом, хотя хаотическое биение сердца противоречило строгим словам.

Но Джафар будто не слышал ее. Пальцы другой руки утонули в копне ее волос. Джафар с властной нежностью обхватил ладонью ее затылок.

– Нет… пожалуйста… – молила Алисон, забыв о гордости.

Джафар гортанно рассмеялся и, притянув ее к себе, наклонил голову. Его поцелуй был долгим, крепким и жгучим и возбудил ее точно так же, как всегда, – легко и без усилий. Трепещущая, бессильная, Алисон покорилась своему новому господину-дьяволу.

Несколько бесконечных мгновений спустя губы Джафара медленно оторвались от ее губ, влажных, ждущих новых ласк. Тело девушки все еще пульсировало неудовлетворенным желанием.

– Ты должна научиться целовать мужчину, – прошептал Джафар. – Это искусство, которое даст нам обоим наслаждение.

Алисон, судорожно сглотнув, беспомощно уставилась на Джафара со слезами уязвленного достоинства на глазах. Его высокомерное предсказание о том, что настанет время, когда она будет молить его о ласках, казалось, вот-вот сбудется. Он мог сделать с ней все, что угодно, и она уже тосковала по этому головокружительному омуту наслаждения, в который лишь он один был способен погрузить ее простым прикосновением.

Борясь из последних сил со стыдом и отчаянием, грозившими захлестнуть душу, Алисон вскинула голову и вынудила себя с презрением бросить:

– Ты даже представить не можешь силу моей ненависти!

– Да, голубка моя, ты меня ненавидишь. Так страстно, что твое тело дрожит от желания при одном моем приближении…

Он снова припал к ее губам поцелуем. На Алисон повеяло его теплым влажным дыханием с привкусом мяты. Однако спустя мгновение Джафар нехотя поднял голову. Алисон метнулась в другую комнату, не расчесав спутанные волосы и даже не успев надеть сандалии.

Она действительно ненавидит его, разъяренно думала девушка, отирая рот, чтобы избавиться от вкуса и ощущения его губ на своих. Она безумно ненавидела этого человека, пусть и признавала его господство в искусстве обольщения. И хотя ей удалось скрыться от Джафара, избавиться от собственных хаотических мыслей оказалось невозможным, как, впрочем, и не воскрешать в памяти случившегося прошлой ночью.

Алисон получила далеко не такое строгое воспитание, как другие девушки ее возраста, и еще совсем девочкой узнала, что происходит в постели между женщиной и мужчиной. Ее айя – няня-индианка часто и откровенно рассуждала о человеческом теле и обязанностях жены по отношению к мужу. Индийские трактаты описывали науку наслаждения и любви и возвышали акт физического слияния тел до религиозного ритуала. Более того, индийские храмы изобиловали скульптурами и барельефами, изображавшими эротические сцены. Алисон должна была ослепнуть и оглохнуть, чтобы ничего не замечать.

Она знала, прошлой ночью Джафар всего лишь научил ее, что значит быть женщиной, предметом мужской страсти, но не взял ее девственность. По какой-то причине он нашел в себе силы сдержаться. И это самоотречение пугало и тревожило Алисон, особенно потому, что Джафар ясно дал понять: наступит час, когда он станет ее любовником.

Возлюбленным. Горячий румянец стыда прихлынул к лицу при воспоминании о том, как легко он исполнил свое обещание.

Алисон покачала головой, устало опустив плечи. Нет смысла отрицать – она отдалась безжалостному похитителю, дикарю, намеревавшемуся убить человека, с которым Алисон была почти обручена. Тело, не подчинившись воле, предало ее. А Алисон, в свою очередь, предала Эрве. Его и собственные принципы. Невероятно… непростительно…

Она не должна позволять этому продолжаться. Не допустит, чтобы Джафар использовал ее, как пешку, в смертельной игре.

Нужно сопротивляться ему, что есть сил. И постараться сбежать как можно быстрее. На карту поставлены две жизни – Эрве и любимого дяди Оноре.

Немного придя в себя, Алисон подошла ко входу в шатер и, заслонив ладонью глаза от солнца, с изумлением уставилась на расцветшую яркими красками пустыню.

– Цветы! – потрясение произнесла она. Вчерашний дождь пробудил к жизни бесплодную землю, покрытую теперь ковром маков и тюльпанов. Но тут Алисон, оглядевшись, поняла, что ее голубоглазого стража Сафула нигде не видно. Однако у соседнего шатра стояла оседланная гнедая лошадь без всадника. Алисон уже хотела отойти, когда ее внимание привлек какой-то странный предмет, прислоненный к стенке шатра. Длинный ствол ружья поблескивал на солнце, неотразимо притягивая девушку.

Алисон не могла отвести глаз от оружия. Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем девушка вновь посмотрела на лошадь.

Посмеет ли она? Но времени на долгие раздумья не было. Ее колебания прошлой ночью кончились несчастьем. Оставалась лишь слабая надежда, что Алисон сможет ускользнуть из лагеря и скрыться от погони. Но она должна попытаться.

Девушка осторожно вышла из шатра, как была, босая, пробежала по песчаной полоске и, схватив ружье, шагнула к коню. Арабские лошади приучены не шарахаться в сторону, даже когда поводья волочатся по земле, – обычно они смирно стоят часами, иногда днями. И эта гнедая не была исключением, но как только Алисон, подобрав поводья, попыталась вскочить в седло, начала нервно приплясывать.

– Клянусь мечом пророка!

Девушка подпрыгнула от неожиданности, услышав внезапно раздавшееся за спиной тихое проклятие. Алисон инстинктивно оглянулась, и сердце ее упало. В нескольких шагах стоял Джафар с искаженным бешенством лицом.

– Что это, во имя Аллаха, ты вытворяешь?!

Преодолевая страх, Алисон стиснула мушкет и прицелилась в Джафара. Он помешал ей украсть лошадь, но на этот раз не сможет обезоружить Алисон, как прошлой ночью. Раньше она прикончат его!

– Держись от меня подальше, – остерегла девушка, направив дуло мушкета прямо в сердце Джафара.

Взгляд бербера мгновенно стал холодно-бесстрастным, однако он не смеялся, как в тот раз, когда Алисон стреляла в него из револьвера.

– Ты слишком смела, женщина, – процедил он мягко, но куда более угрожающим, чем если бы кричал, тоном и шагнул к Алисон.

– Не двигайся! Или клянусь, что убью тебя!

– Стреляй! Что же ты медлишь?

Алисон нерешительно смотрела на неумолимо приближавшегося похитителя. Его глаза, казалось, превратились в золотистые камешки – такие же твердые и безжалостные.

– Я выстрелю, даю слово! Не позволю использовать меня, как приманку, для твоих предательских планов!

– Ты не можешь им помешать. Ну же, милая, убей меня. Мои люди будут продолжать борьбу без своего вождя.

Алисон с ужасом поняла, что Джафар говорит правду. Противостояние зашло слишком далеко, чтобы повернуть назад, даже из-за гибели одного человека.

Алисон медленно, не спуская пальца с курка, повернула ружье так, что ствол уперся ей в грудь.

– Нет, ты не сможешь меня использовать, если я покончу с собой.

Джафар замер; кожа на скулах странно натянулась. Алисон показалось, что он побледнел, но, возможно, это было просто игрой ее воображения.

Джафар, держа ее в напряжении взглядом, медленно покачал головой.

– Твоя смерть тоже будет напрасной. Мои планы не изменятся. Полковник не узнает, что ты мертва. Он приведет французскую армию.

«Джафар, несомненно, был прав и в этом тоже», – с отчаянием подумала Алисон.

– Отдай ружье, – резко велел Джафар не допускающим возражений голосом. Алисон молча покачала головой, не в силах признать поражение, боясь осознать, что Джафар вновь одержал победу. Но прежде, чем она успела решиться на что-то, Джафар небрежно щелкнул пальцами, и Алисон почувствовала, как у нее вырвали мушкет. Ошеломленная девушка обернулась и увидела стоявшего за спиной Сафула. Молодой бербер свирепо хмурился, очевидно, разочарованный и оскорбленный поведением пленницы. Еще один бербер в черном бурнусе, по всей видимости, хозяин лошади и ружья, подбежал к Джафару, рассыпаясь в извинениях, и распростерся перед вождем.

Оборвав бербера на полуслове, Джафар что-то резко ответил, очевидно, приказывая держать оружие подальше от женщин. Униженно молящий о пощаде человек еще раз попросил прощения и поспешно убрался, явно обрадованный тем, что удалось так легко отделаться.

Но Алисон ничуть не сомневалась, что ей самой вряд ли повезет. Едва сдерживаемая ярость в глазах идущего к ней Джафара вселила холодный ужас в сердце девушки. Она поняла, что наконец-то сумела вывести его из себя и эта сцена оказалась последней каплей.

Схватив девушку за руку, Джафар потащил ее за собой в шатер. Алисон, спотыкаясь, безуспешно старалась не отставать. Одного взгляда на рассвирепевшего Джафара оказалось достаточно, чтобы она проглотила готовое слететь с языка проклятие. Глаза бербера странно блестели едва подавляемым бешенством.

Алисон замедлила шаги, пытаясь оттянуть неминуемое наказание. Но, когда они оказались в шатре, Джафар протащил ее дальше, в спальню, и только тут отпустил, так внезапно, что девушка едва не упала.

– Когда я смотрю на тебя, – процедил Джафар сквозь стиснутые зубы, – готов поклясться, что в твоих глазах светится ум, но это неправда, судя по тому, какие глупости ты творишь!

Алисон, неуклюже пытаясь выказать остатки мужества, вскинула голову, потирая ноющее запястье.

– Но это вовсе не глупо – пытаться сбежать от такого, как ты!

– Я говорю не о твоей попытке сбежать, а об угрозе покончить с собой!

– Будь я уверена, что это принесет пользу, ни секунды не колебалась бы, – поклялась Алисон. – Не позволю использовать себя, как приманку, причину гибели людей, которых люблю! Уж лучше самой умереть!

Вспышка белого почти нестерпимого света блеснула в глазах Джафара. Он медленно сжал кулаки и так же медленно их разжал.

– Тебе следовало бы знать, что я не позволю противиться моим желаниям.

Не дождавшись ответа, он раздраженно взмахнул рукой.

– Почему ты упорно продолжаешь недооценивать меня? Постоянно пытаешься противоречить, не подчиняешься моим приказам, хотя и знаешь, что я заставлю тебя повиноваться…

Он осекся и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Хочу, чтобы ты дала слово не пытаться больше красть лошадей и оружие.

Но Алисон лишь уничтожающе усмехнулась.

– Иначе что?

– Иначе я буду вынужден ограничить твою свободу.

– Тогда сделай это! – вскричала она. – Меня тошнит от твоих угроз и бесчеловечных замыслов мести! Не собираюсь ни в чем клясться безумцу, дикарю, у которого нет ни чести, ни благородства! Я не останусь здесь по доброй воле, не собираюсь ждать, пока погибнут невинные люди! И если сумею, обязательно сбегу!

Джафар, не желая спорить, резко повернулся, поднял с пола шелковую веревку, которой каждую ночь привязывал к себе Алисон, и молча, хмуро потянул упирающуюся пленницу к тюфяку. Конечно, долго она не смогла сопротивляться. Легко одолев девушку, Джафар толкнул ее на пол и начал стягивать шнурком руки и ноги.

Алисон едва не зарыдала от тоски и отчаяния, но сумела сдержать слезы. Она не доставит ему радости видеть ее плачущей.

Он не причинял ей боли, но и не попытался ласкать. Когда его рука коснулась ее щиколотки, Алисон попыталась забыть о страсти, которую возбуждали его прикосновения прошлой ночью, однако воспоминания настойчиво продолжали терзать ее.

Руки Джафара неожиданно застыли. Взгляды молодых людей скрестились и замерли. Алисон поняла, что он тоже помнит обо всем.

– Отпусти меня, – шепнула она, хотя сама не знала, просит ли дать ей свободу или только отвести взгляд.

– Нет, – наконец выговорил Джафар. – Я никогда не отпущу тебя. Во всяком случае, пока не выполню то, что задумал.

С этими словами он поднялся и вышел из комнаты, опустив за собой занавеску и оставив девушку в полумраке.

Алисон беспомощно смотрела вслед Джафару, не в состоянии даже вытереть слезы ярости и отчаяния, ползущие по щекам. Как она ненавидит его! И как глупа, потому что колеблется прикончить этого негодяя! В следующий раз она не станет задумываться, каковы бы ни были последствия!

Однако, в который раз уверяя себя в ненависти к Джафару, девушка вновь и вновь задавалась мучительной, терзающей, настойчивой мыслью. Джафар разгневан не из-за ее очередной попытки сбежать. И даже не потому, что Алисон хотела убить его.

Как ни странно, он разъярился лишь из-за того, что Алисон собиралась покончить с собой.