Глава 12
— Бобби! Бобби! Это мой мальчик, Бобби!
Старая женщина бежала радом с носилками, на которых лежал человек без сознания.
— Нет-нет, мать, — сказал воин. — Это один из шотландцев, которых мы подобрали на поле боя. Видок-то то у него такой, что за него вряд ли много дадут, но если его никто не выкупит, а он выживет, мы его сбудем на галеры. Хоть что-то, да возьмем за него.
Солдат добродушно засмеялся.
— Это мой сынок, Бобби, — продолжала настаивать женщина. — Он пошел сражаться с шотландцами. Это он. Пожалуйста, отдайте его мне, сэр. У меня больше никого не осталось. Муж умер, и кто позаботится обо мне, если вы и Бобби заберете?
Солдат, обладавший среди своих кое-какой властью, крикнул тем, кто нес носилки:
— Стойте! Ты уверена, что это твой парень, мать? Посмотри-ка на него хорошенько. Мы нашли его среди шотландцев, раненных и умирающих.
— Это мой сынок, Бобби! — снова воскликнула старушка.
Подошел капитан выяснить, почему шеренга пленников остановилась. Он выслушал просьбу старушки и взглянул на лежавшего на носилках человека. Как, черт возьми, можно отличить английского жителя границы от шотландского? Сам он был родом из центральных графств, и все эти северяне выглядели для него одинаково. У человека без сознания не было никаких отличительных вещей — ни пледа, ни эмблемы, ни кольца, попробуй пойми, где тут правда. И кто бы он ни был, уж точно никакой ценности не представлял, да еще и с открытой раной на голове, из которой до сих пор сочилась кровь. Если он и выживет, то вряд ли принесет много денег в сундуки короля, и еще меньше, если его продать на галеры. Собственно, дороже будет поддерживать в нем жизнь, пока дело не прояснится.
— Вы уверены, что это в самом деле ваш сын? — резко спросил он старушку.
— Это мой Бобби! — настойчиво повторила она.
— Отдай его ей, — приказал капитан и взглянул на людей, что несли носилки. — Отнесите, куда она скажет, и давайте двигаться дальше, а то ночь застанет нас под открытым небом.
Ласково прикоснувшись к лицу человека без сознания, старушка сказала:
— Теперь ты дома, сынок. Твоя мама о тебе позаботится. И раны твои я вылечу. Я уж думала, что больше никогда тебя не увижу.
И пошла впереди носилок через болото по еле заметной тропке, ведущей к небольшому аккуратному домику. Там она велела занести носилки в домик и осторожно положить раненого на единственную в домике кровать, а затем попрощалась с носильщиками, наказав не сходить с тропы, а не то их поглотит трясина.
Плотно закрыв за ними дверь, она разожгла в очаге огонь, подвесила на крючок черный железный чайник и помахала руками над пламенем, чтобы вода скорее закипела. Отыскав шкатулку с мазями и притираниями, она дождалась, чтобы чайник закипел, открыла еще одну шкатулку, вытащила из нее чистую тряпицу и начала промывать рану. Хвала Пресвятой Деве, загноиться она еще не успела. Отмыв кровь, старушка с облегчением увидела, что рана совсем неглубокая. Раны на голове всегда обильно кровоточили, производя впечатление опасных. Некоторые были серьезными, но не эта. И всего лишь дюйм длиной.
Но на голове была еще глубокая вмятина, словно его чем-то сильно ударили. Старушка положила на рану припарку и забинтовала ее.
Бедный ее сынок такой грязный! Она скатила его с носилок на кровать, разрезала одежду на бесчувственном теле и тщательно его вымыла. Затем, охая и пыхтя, сумела уложить его под теплое одеяло. Не хватало еще, чтобы Бобби схватил лихорадку, когда она только что отыскала его. Иисус и Благословенная Матерь ответили на ее молитвы! Ну, так ведь она и молилась им долго, верно? Она верила — и вот теперь получила награду. Ее сынок снова дома, с ней. Старушка подвинула к кровати табуретку, села и стала ждать, когда сын очнется.
Фингел Стюарт медленно приходил в себя. Он почти ничего не помнил о том, что произошло. Английский кавалерист скакал ему навстречу и размахивал мечом. Фин уклонился от неуклюжего воина, но меч все же задел его, из раны хлынула кровь, застилая обзор. Его сшибли с коня, а когда он снова пришел в сознание, какой-то человек, изо рта у которого воняло, стягивал у него с пальца кольцо. Сапоги с него стащил кто-то другой. Он слабо протестовал, пытался подняться, но его чем-то сильно ударили по голове, прямо возле раны, и он снова потерял сознание.
Пытаясь очнуться, Фин старался вспомнить, где был и что делал, но в голову приходил только один, главный вопрос — кто он такой? Как ни старался, он не мог вспомнить ни своего имени, ни того, откуда родом. Внезапно на него нахлынула волна ужаса, он резко открыл глаза. Он был слишком слаб, чтобы встать, но зато мог вертеть головой, пытаясь понять, где же находится. На табурете спала какая-то старушка, положив голову, как на подушку, на руки, скрещенные на спинке кровати.
Он помнил сражение. Небольшое, короткое, но очень свирепое. Да где же это он? Он осторожно повернул голову, окинув взглядом домик. Это жилище бедной женщины, тут он ни капли не сомневался. Однако здесь все чисто и аккуратно. Неужели эта старушка смогла вынести его с поля боя? Он шотландец, это он помнил. Что это, Шотландия или Англия? И как его зовут?
— Бобби, сыночек, ты очнулся! — Старушка смотрела на него слезящимися глазами, растянув в улыбке беззубый рот. — Я как услышала, что раненых выносят с поля боя, так и побежала туда, надеялась найти тебя живым!
— Где я? — негромко спросил Фин.
— Да как же, ты дома, в нашей маленькой хижине на болоте, — ответила она.
— Шотландском болоте или английском? И где моя одежда?
Он сообразил, что лежит под одеялом голым.
— Ты в Англии, сынок. Ага, вижу, удар по голове вышиб из тебя всякое разумение. Ничего, скоро все вспомнишь. Мама тебя в обиду не даст.
— Моя одежда, — повторил он.
— Да как же, я ее с тебя срезала, очень уж она грязная, Бобби, и вся в крови. Когда ты поправишься и сможешь встать на ноги, я дам тебе бриджи и рубашку. Должно быть, какой-то разбойник снял с тебя сапоги, но в сундуке лежит старая пара твоего батюшки, я сложила туда всю его одежду, когда он умер. Может, они тебе и подойдут, хотя у твоего батюшки нога-то была побольше. Кушать хочешь?
— Хочу, — ответил Фин, осознав, что умирает с голоду.
— Так я тебе сейчас овсянки дам, Бобби, — сказала старушка, встала и поспешила к очагу, где над тлеющими углями висел небольшой котелок.
Бобби?.. Нет, его зовут не Бобби, а эта старушка — не его мать. Это он знал точно. Но он в Англии, и он шотландец, выживший в сражении. Далеко ли он от границы? Он снова попытался вспомнить, кто он такой. Он ранен, и пока старушка считает его своим сыном, она будет за ним ухаживать. А что, если вернется ее настоящий сын? Или, что более вероятно, тот лежит мертвым на поле боя? Что бы там ни было, ему придется на какое-то время остаться здесь, пока раны не исцелятся, а силы и память вернутся. Или хотя бы до того, как он будет в силах вернуться домой, где бы тот ни находился.
Забота старушки быстро возвращала ему физические силы. Через несколько дней он встал с кровати. Ноги затекли и ослабли, однако он каждый день упражнялся, чтобы они скорее пришли в норму. Глядя на свое мускулистое тело, он понимал, что раньше был человеком энергичным. И подозревал, что раньше он и питался лучше, чем сейчас. Здесь вся еда состояла из овсянки, хлеба и засохшего сыра. Крохотный огород старушки весь завалило снегом, а земля промерзла и стала твердой, как камень.
Старушка не хотела, чтобы он выходил из дома.
— Я снова тебя потеряю! — закричала она, когда он в первый раз попробовал шагнуть на холод.
Он успокоил ее, как мог, но старушка стояла на пороге и смотрела, пока он бродил вокруг, обозревая окрестности. Потом он нарезал немного торфа на болоте, где земля замерзла не так сильно, и принес его к очагу. У нее было всего лишь несколько веточек, которые она собирала каждый день, чтобы поддерживать огонь. Он решил, что запасет для старушки как можно больше топлива, чтобы хоть как-то расплатиться за ее доброту.
Наступила зима с сильными снегопадами, короткими горькими днями и долгими горькими ночами.
Когда дни стали постепенно удлиняться, память отрывками начала возвращаться к нему. Он вспомнил, что у него был конь и меч. Однажды вспомнил человека по имени Айвер. Ему снилась небольшая каменная крепость на холме рядом с аккуратной деревней. Еще снились священник и старый лэрд. И однажды ночью Фингел Стюарт внезапно проснулся и вспомнил свое имя.
Он встал с тюфяка, на котором спал теперь, когда раны исцелились, потому что не мог отнимать у старушки ее единственную кровать, неслышно подошел к маленькому окошку, открыл одну ставню и уставился на снежный пейзаж. Этой ночью светила луна. Приграничная луна, подумал он. Его зовут Фингел Стюарт Торрский, теперь он знал это точно, но так и не мог вспомнить всего остального. Нужно вернуться в свой дом в Эдинбурге и найти человека по имени Айвер. Тот, наверное, поможет ему распутать окружающую его тайну.
— Бобби, — жалобно позвала старушка.
Она сильно закашлялась; ей нездоровилось уже несколько дней, и она не вставала с кровати. Он подозревал, что она умирает — очень уж она стала хрупкой этой зимой. Она рассказывала, что много лет прожила одна на этом болоте.
— Я здесь, мать, — отозвался он и подошел к кровати. — Тебе что-нибудь принести?
Она посмотрела на него слезящимися голубыми глазами.
— Ты не мой Бобби, правда?
Взгляд ее сделался на удивление ясным и чистым.
Фингел Стюарт покачал головой.
— Нет, мать, я не твой Бобби, — тихо ответил он. — Но ты спасла мне жизнь, убедив людей хранителя Западной Марки, что я — это он, и я тебе за это благодарен. Спасибо.
— Я думала, что так оно и есть, — прошептала старушка. — Мой Бобби пошел сражаться с королем Яковом в место под названием Флодден. Ему было всего двадцать, когда он покинул меня. Его отец говорил, что он погиб, да только я не верила и всегда знала, что мой Бобби вернется ко мне. А ты так на него похож! — прошептала она. — Я была так уверена, так уверена…
Ее слабый голос затих, а по морщинистой щеке потекла слеза.
— Флодден случился двадцать восемь лет назад, мать, — сказал ей Фин. — В том сражении погиб король Яков Четвертый. А битва, где сражался я, произошла при Солуэй-Моссе, а король нынче его сын, Яков Пятый.
— Ты шотландец, — пробормотала она, покачав седой головой. — Джентльмен, наверное.
— Да, — ответил Фин, и легкая улыбка тронула его губы. — Я шотландец. Полученная рана отшибла мне память, однако благодаря твоей нежной заботе она постепенно возвращается.
— Ты знаешь свое имя? — слабым голосом спросила старушка.
— Меня зовут Фингел Стюарт, — сказал он, — и у меня есть дом в Эдинбурге. Это все, что я помню. Еще припоминаю человека по имени Айвер. Надеюсь, он поможет мне вспомнить остальное. Мне все время снится каменная крепость и какой-то старый лэрд.
— Я умираю, — произнесла старушка будничным тоном. — Ты останешься со мной, пока я не умру, Фингел Стюарт? Отнесешься к моему телу с должным уважением?
— Я не покину тебя, мать, — пообещал он. — Я обязан тебе жизнью.
— Вот и хорошо, — прошелестела она, и глаза ее снова закрылись.
Теперь они поменялись местами, и следующие несколько недель Фингел ухаживал за старушкой, которая спасла ему жизнь, назвав своим сыном. Она не сдавалась духом, но тело ее все слабело и слабело. Фингел отморозил руки, потому что проводил много времени на свирепом морозе, отыскивая топливо, чтобы крохотная старушка не мерзла. Он ставил силки и поймал нескольких кроликов, освежевал их, разделал и сварил, чтобы накормить ее. Шкурки Фингел выдубил и сшил варежки, чтобы согреть ей руки, постоянно бывшие ледяными.
Иногда ей становилось чуть лучше, и, как ни странно, Фингел этому радовался, потому что теперь у него никого, кроме этой старушки, не было. Они никого не видели — хижина стояла посреди болота, и к ней не вела ни одна сколько-нибудь заметная тропа. Старушка рассказала, что прожила в этой хижине всю свою жизнь. Ее покойный муж был одним из болотных смотрителей и обходил округу, следя, чтобы никто не охотился незаконно на дичь и не ловил рыбу. Его отец занимался тем же самым, почему хижину и построили на этом месте.
До того как родился Бобби, старушка потеряла двух сыновей и дочь. Бобби она вырастила и старалась уберечь, но он оказался упрямым мальчиком — мог бы получить место отца, однако он хотел приключений, каких не могло быть у болотного смотрителя, работавшего на хранителя Западной Марки. Когда король Генрих обратился к нации с призывом идти сражаться с шотландцами, Бобби откликнулся на этот призыв. После сражения у Флоддена, где погиб шотландский король, муж старушки отправился на розыски сына, надеясь, что тот уцелел, но не нашел никаких его следов, а Бобби так и не вернулся домой. Спустя несколько лет после этого ее муж умер.
— А потом я потеряла счет времени, — сказала старушка, взглянула на Фингела своими ясными глазами и добавила: — Когда меня не станет, побудь здесь еще, пока твоя память не улучшится. Сюда никто никогда не приходит, и здесь ты в безопасности. Хоть ты и шотландец, но не такой уж плохой человек.
Фингел засмеялся, затем сделался серьезным.
— Мы все просто-напросто люди, — сказал он ей. — Не важно, с какой стороны границы мы родом, мать. Все беды устраивают нам короли да власть имущие.
Она кивнула:
— А ведь ты правду говоришь.
Свой последний вздох она испустила вечером ранней весны. Снег быстро таял, на замерзшем болоте во льду появились проталины, из воды показались зеленые ростки, которые скоро должны были стать камышом. Тем утром старушка услышала птичью трель, а ведь птиц не было слышно целую зиму. Она закрыла глаза. Фингел сел рядом и держал ее за иссохшую руку целый день, а вечером она в последний раз открыла глаза и, улыбнувшись, сказала:
— Ах, вот, наконец, и мой Бобби.
И со слабым, едва слышным вздохом содрогнулась и умерла.
Фингел Стюарт помолился за ее душу. Он так и не узнал ее имени, хотя прожил в ее хижине больше пяти месяцев — старушка чуть не до последнего считала, что он ее сын, и поэтому он называл ее «мать», что ей очень нравилось. Пришлось и в молитве называть ее матерью. Все то время, что он жил здесь, старушка ходила в одной и той же юбке мышиного цвета, в лифе, вероятно, когда-то бывшим белым, и накидывала на плечи старую шерстяную шаль. Теперь Фину пришлось порыться в ее вещах, чтобы найти более приличную для погребения одежду.
Он снял старые тряпки с ее иссохшего тела, обмыл старушку как мог, согрев воды в очаге. Надел на нее чистую изношенную сорочку, несколько нижних юбок, синюю бархатную юбку и лиф, которые отыскал в маленьком сундуке. Ее муж определенно участвовал в разбойничьих набегах, а не только служил болотным смотрителем, никаким другим способом человек его жалкого положения не смог бы раздобыть для своей жены бархатное платье. Фин расчесал жидкие седые волосы старушки и заплел аккуратную косичку. Вытащил найденную вместе с платьем широкую шелковую ленту и подвязал этой лентой подбородок покойницы, чтобы челюсть не отваливалась. Он собирался похоронить ее утром, потому что за окном давно стемнело.
Поев черствого хлеба и сыра, Фингел лег на тюфяк. Проснувшись еще до зари, он доел хлеб с остатками кролика, которого сварил два дня назад, взял лопату и вышел из хижины, чтобы найти место, где можно вырыть могилу. Относительно сухое место нашлось совсем недалеко, и он увидел, что там уже есть одна могила — вне всякого сомнения, там лежал ее муж, но место для старушки осталось. Могилу Фингел вырыл глубокую, остановившись только тогда, когда добрался до воды. Пришлось высыпать часть земли назад, чтобы могила была сухая. Предрассветная серость над головой таяла, уступая место восходящему над горизонтом солнцу. Запели птицы.
Вернувшись в хижину, Фингел Стюарт поднял с кровати тело старушки и отнес его к простой могиле. Прыгнув вниз, Фингел аккуратно уложил тело, скрестив на груди руки и подсунув под них крест, сооруженный из веточек. Выбравшись наверх, он засыпал могилу и соорудил сверху небольшой холмик. В течение следующих нескольких месяцев земля, конечно, естественным образом осядет, но он понадеялся, что могила не обрушится внутрь. Опустившись на колени, Фингел Стюарт помолился за добрую душу матери, а затем вернулся в хижину.
Фингел провел там еще несколько дней. Он не знал, придет ли кто-нибудь проведать старушку, но пока память не вернулась, лучше ни с кем не разговаривать. Одно слово, и любой поймет, что он шотландец. Нужно добраться до Эдинбурга и найти человека по имени Айвер. Как ни странно, Фингел точно знал, где находится его дом, а вот где искать Айвера, не помнил. И все-таки первым делом нужно попасть в Шотландию, в Эдинбург, домой.
Выходя из хижины, он по тому, где вставало и садилось солнце, определил, где находится север. И на третий день после смерти старушки Фингел Стюарт пустился в путь. Он представления не имел, как далеко придется идти, но главное — это добраться до границы, а уж там можно спросить, это будет не опасно. Благодаря покойному мужу старушки у него были сапоги, и одет он был прилично, хотя вряд ли выглядел как лорд Стюарт. Волосы отросли до плеч, пришлось связать их в хвост. И борода выросла, хотя он точно знал, что раньше бороду не носил. Здесь было нечем бриться, поэтому он просто немного подрезал ее ножом. Может быть, у него дома, в Эдинбурге, найдется, чем побриться и подстричь волосы.
Фингел поймал в силки двух кроликов, сварил их, разделал на куски и завернул с остатками овсяных лепешек матери. Он не рассчитывал, что этого скудного рациона хватит до самого Эдинбурга, но под матрацем в хижине нашлось несколько монет. Здесь все умерли, и он не испытывал никакого стыда, забирая эти монеты себе. Фингел не представлял, что ждет его впереди.
Прошагав не меньше двух часов, он вышел к реке. Это Эск, подсказала ему память. Войско, с которым он двигался до ранения, пересекло его верхом на лошадях. Шотландия находится на другом берегу, но как перебраться через реку? Моста, конечно, никакого не было — ни англичане, ни шотландцы не собирались облегчать задачу захватчикам. Фингел не знал, сумеет ли он переплыть реку. Он сел на берегу, чтобы отдохнуть и решить, что делать, как вдруг услышал чей-то голос:
— Парень! Эй, парень!
Фингел завертел головой.
— Да здесь я, парень, на том берегу! — крикнул голос. — Ты что, перебраться хочешь? Если у тебя есть монетка, так я помогу.
Фингел Стюарт посмотрел на противоположный берег и увидел человека, стоявшего рядом с маленькой лодчонкой.
— Я бедный солдат, сражался у Солуэй-Мосса. Англичане меня только что освободили! — крикнул Фингел тому человеку. — Денег у меня нет, но я могу отработать, если ты перевезешь меня в Шотландию. Мне нужно попасть домой.
— А что ты умеешь делать? — спросил тот.
— Да все, что тебе нужно. Колоть дрова, пасти скот. Умею писать, если тебе нужно написать письмо.
— У меня есть две дочери, вот их нужно обслужить, — крикнул мужчина. — Я перевезу тебя, если ты задержишься достаточно надолго, чтобы это сделать.
Фингел Стюарт решил, что неправильно расслышал перевозчика.
— Что? — крикнул он.
Но тот уже сидел в лодке и греб через Эск. В этом месте река была не особенно широкой, так что нос небольшого суденышка вскоре скользнул на английский берег. Мужчина, коренастый, среднего роста, выкарабкался наружу и направился к Фину, протянув руку.
— Меня зовут Парлан Файф, — представился он. — Дай-ка я объясню.
Фин пожал ему руку.
— А нельзя ли это сделать, пока мы будем плыть назад, в Шотландию? — попросил он.
На вид перевозчик был вполне в здравом уме.
— Помоги мне столкнуть лодку в воду и забирайся в нее, — ответил Парлан Файф.
Фин послушался, но когда они оказались на середине реки, перевозчик перестал грести.
— А теперь, парень, выслушай меня. Жена моя умерла, оставив мне шесть дочерей. Четырех я удачно выдал замуж, но вот с двумя последними мне никто помочь не может, и работай я хоть тысячу лет, все равно не заработаю достаточно, чтобы найти мужей для Лили и Сибил. Они не калеки и не уродки, но есть у них один недостаток, исправить который невозможно, и ни один порядочный мужчина их в жены не возьмет.
Фина это заинтриговало.
— И что же это за недостаток? — поинтересовался он.
— Они любят плотские утехи, — ответил Парлан Файф.
— Что?!
Он, наверное, ослышался.
— Любят раздвинуть ножки, и им всегда мало, — вздохнул Парлан Файф. — Уж такую репутацию себе заработали, что кое-кто называет их ведьмами. Зима тянулась долго, и не было у них мужчины, который мог бы удовлетворить их нужды. Те несколько семей, что живут в округе, боятся моих дочерей и держат своих мужчин от них подальше. Нет, время от времени кое-кто заходит, но мои дочери так их изматывают, что те уходят домой полумертвыми. А ты вроде мужик ничего, крепкий, да еще с последней королевской битвы сидел в английской тюрьме, значит, сможешь их как следует удовлетворить. Я довезу тебя до того берега, но ты должен согласиться обслуживать моих дочерей не меньше десяти дней, а после этого можешь идти, куда хотел, или остаться, если понравится. Я-то не откажусь от мужской компании.
— А что ты знаешь о последней королевской битве? — переспросил Фин. — Расскажи мне, что новенького слышно о короле?
— Ты согласен на мои условия? — упрямо повторил Парлан Файф.
Фин подумал. Удовлетворить женщину. Да. Прошло много месяцев с тех пор, как он удовлетворял собственную похоть. А до Солуэй-Мосса? Он не помнил.
— Хорошо, — кивнул Фин. — Я устрою твоим девицам горяченьких десять дней, чтобы ублажить их похотливые натуры. А теперь расскажи мне про короля, Парлан Файф.
Перевозчик снова заработал веслами, направляясь к шотландскому берегу.
— Король мертв, — сказал он. — Умер в середине декабря, сразу после того, как родилась его дочь. В Шотландии теперь королева, и зовут ее Мария. Нелегкие времена ждут Шотландию с королевой-младенцем. Английский король уже заявил, что хочет ее в жены своему сыну.
Король мертв! Значит, снова начнется война — англичане считают, что страна сейчас уязвима, французская королева Мария только и хочет, что уберечь свою дочь, а могущественные лорды борются за то, чтобы добиться контроля над королевой и таким образом править Шотландией. Они разобьются на клики, прикрываясь Англией и Францией. Фин не смог бы объяснить, откуда он все это знает, но знал он точно. Такое уже случалось и раньше.
Лодчонка ткнулась в шотландский берег. Фингел Стюарт выпрыгнул из нее. Он снова дома! Несколько дней рабства у Парлана Файфа и его дочерей, и он снова пойдет своей дорогой. Он следовал за перевозчиком, удаляясь от реки. Через несколько минут они подошли к небольшому каменному дому, перед которым трое маленьких ребятишек играли в салки, а большая собака словно наблюдала за ними.
— Мои внуки, — сказал Парлан Файф. — Двое от Сибил, один от Лили.
— А кто отцы?
Парлан Файф пожал плечами.
— Да кто ж это знает? — признался он. — Старший — мальчик, я научу его управляться с лодкой. По крайней мере, будет кому приглядеть за мной в старости. Они славные ребятишки, вот за девчонок я, правда, боюсь из-за их мамаш.
Вспомнив «мать» и ее печальное одинокое существование, Фин его понял.
— Отец! Кого это ты к нам привел? — На пороге домика появилась пышногрудая рыжая женщина, обернулась в дом и крикнула: — Сибби, иди-ка посмотри, кого привел отец! — Улыбаясь и упершись руками в пышные бока, она вышла из дома. — Добро пожаловать, парень.
Голубые глаза осмотрели его с макушки до обутых в сапоги ног, задержавшись на пахе достаточно долго, чтобы Фин покраснел. Она хихикнула.
— Я Лили.
— Ооо, да какой крупный парень! — К ним присоединилась еще одна женщина, очень похожая на сестру, только с серыми глазами. Она тоже внимательно его осмотрела, облизывая при этом губы. — Он для нас, отец?
Она потрогала заросшее бородой лицо Фина.
— Парень пробудет у нас десять дней за то, что я перевез его через реку, — объяснил Парлан Файф своим дочерям. — Он сидел в тюрьме после большого сражения прошлой осенью.
— О-о, — в один голос протянули сестры, многозначительно переглянувшись. — А как его зовут, отец?
— Фингел Стюарт, — ответил им Фин.
— Еда готова? — спросил отец.
— Сейчас будет, — пообещала Сибил.
— А ты не хочешь сбрить эту бороду? — поинтересовалась у Фина Лили.
— Еще как хочу! — ответил он.
Глядя на этих женщин, он уже подумывал, не лучше ли было заплатить перевозчику монету. Но с другой стороны, лучше бы Парлану Файфу не знать, что у него есть деньги. Нужно найти подходящее местечко и спрятать там кошель, потому что эти две девки наверняка будут рыться в его вещах.
Лили пригласила Фина в дом и усадила на стул с прямой спинкой. Сняла с него рубашку и, бормоча что-то одобрительное, провела ладонями по его широкой груди и спине. Затем принесла таз горячей воды и кусочек белого мыла, задрала юбки, уселась ему на колени и стала сбривать с его лица густую черную бороду. Дело оказалось не таким уж и легким, времени потребовалось немало, а голая задница Лили елозила по его промежности, и через несколько минут его естество сделалось твердым, как железо.
Продолжая брить Фингела, Лили улыбнулась:
— Развяжи бриджи, парень, выпусти наружу свой славный член. Никто и не догадается, что я его оседлала, пока брила тебя. Сколько времени ты провел в тюрьме?
Фингел не стал спорить.
— Пять месяцев, — сказал он, последовал ее совету и потерся о пышное бедро.
Лили отложила бритву, сунула руку под юбку и приподнялась. Слегка сжав его естество, она направила его туда, куда ей так хотелось, и снова села, полностью вобрав его в себя.
— Ааах, милый, как хорошо! Подожди минутку, пока я тебя добрею, а потом вместе поскачем немного, — улыбнулась она и быстро соскребла с его лица многомесячную бороду.
Затем Лили стерла остатки мыла с его щек и наклонилась, чтобы поцеловать Фина. Ее язык дерзко ворвался в его рот.
Этот бесстыдный напор удивил Фингела, но он быстро овладел ситуацией и обнял Лили за талию. Он держал ее крепко, ограничивая движения — долгое воздержание сделало женщину нетерпеливой. Раз уж ему придется провести десять дней, ублажая двух сестер, он покажет им, что такое настоящее наслаждение, а это вовсе не быстрое кувыркание. Голубые глаза Лили остекленели, она быстро приближалась к пику.
Именно в этот миг Фин вообще прекратил двигаться. Женщина удивленно распахнула глаза, и он произнес:
— Я дам тебе то, что ты хочешь, сладкая, но запомни, что удовольствие должны получать мы оба. И это удовольствие достигается не в спешке, а медленно, медленно и очень терпеливо. Ты готова, Лили?
Она неторопливо кивнула. Он видел, как расширяются ее глаза. С губ ее сорвался легкий стон, потому что большой член Фина нырнул в ее глубины. Ей хотелось кричать, но Фин заставил ее замолчать, крепко поцеловав, и последним жестким толчком дал ей то, чего она так жаждала. Лили несколько раз содрогнулась и обмякла, упав на его плечо.
— Ты такая потаскушка, — сказала Сибил, вошедшая, чтобы позвать их ужинать. — Неужели не могла подождать до ночи, Лили? Что ж, в следующий раз первая буду я, — сообщила рыжеволосая сероглазка.
На ужин подали кроличье жаркое в тарелках из хлеба. Фин подобрал все до крошки, он уже много месяцев не ел так вкусно. Эль у хозяина оказался пряным и ароматным, и Фин подумал, что не так-то просто обычному перевозчику иметь такой стол. Возможно, дело в талантах его дочерей? А может, он пополняет свои доходы, занимаясь браконьерством и воровством, ведь вряд ли сейчас много желающих перебраться через реку. Когда со стола убрали, а детей положили в кроватки, Парлан Файф пожелал своему гостю доброй ночи, подмигнув дочерям, пришедшим, чтобы увести Фина.
Они привели его в маленькую комнатушку, почти всю занятую огромной кроватью. Между кроватью и стенкой помещался небольшой столик, на котором стояла и коптела единственная толстая короткая свечка. В комнатке имелось окно, на ночь закрытое ставнями. Сестры, не тратя даром времени, быстро разделись сами и раздели Фина, но бриджи он все же снял сам, таким образом не дав им увидеть свой кошелек с монетами — спрятать его куда-нибудь в потайное место он не успел.
Они оглаживали его голое тело, издавали громкие восклицания, будто оценивали племенного жеребца. Что ж, весело подумал Фингел Стюарт, ему так и придется служить им жеребцом следующие десять дней. Наконец он повернул женщин к себе спиной, обхватил обеих руками и начал ласкать грудь. Их грудь ему нравилась — округлая, пышная и лакомая. Он пощипал соски. Обе сестры возбужденно вскрикнули.
— А теперь в постель! — скомандовал Фингел, подтолкнув обеих женщин.
Ему вспомнился похожий случай — много лет назад во Франции с двумя дамами. Неплохое было время.
Фин лег между Лили и Сибил, обняв каждую.
— Что будем делать, девочки? — спросил он.
— Ты уже поимел Лили, — обиженно произнесла Сибил. — Я хочу, чтобы меня тоже хорошенько отымели!
— Значит, сделай так, чтобы я тебя захотел, у твоей сестры это получилось. Можешь для начала приласкать ртом мой член, тогда он придет в нужное состояние, чтобы ублажить тебя.
Сибил ни секунды не колебалась. Она выбралась из его объятий и опустилась на колени между ног Фина.
— О, твой член хорош, даже когда отдыхает. Большой! — похвалила она, понадеявшись, что Фин знает, как им пользоваться.
Впрочем, судя по звукам, которые издавала ее сестра раньше днем, он обладает достаточным умением. Сибил умело начала ласкать Фина и при помощи языка добилась того, что его член вздыбился.
Голова Фина кружилась от восторга. Лили, распутница, подставила к его лицу свое лоно, и запах женщины опьянил его. Он даже не знал, которая из двух возбуждала его сильнее. Если они сумеют удержать его естество вздыбленным, он больше чем удовлетворит обеих.
— Иисусе! Господи Иисусе! Ты знаешь, как доставить женщине радость! — стонали сестры.
Они оказались просто ненасытными и не испытывали никаких колебаний, готовы были на все, что угодно, лишь бы он их удовлетворял. Фин поражался собственным силам, особенно когда вспоминал прошедшие месяцы. Но с другой стороны, он и сам был мужчиной сладострастным, только его потребности все это время подавлялись из-за болезни, а сейчас он снова вошел в полную силу. Обслуживать этих двух девок целых десять дней — да уж, ему придется потрудиться, но Фин всегда держал свое слово. Кроме того, ему требовалось побольше узнать о том, что сейчас происходит в Шотландии, а уж потом добираться до Эдинбурга.
Никто из них не поднялся с общей постели до следующего полудня. Но затем сестры все же встали и принялись за свои обычные дела, как ни в чем не бывало. Зато Фину казалось, что упряжка диких коней проволокла его по всем вересковым пустошам. Он понимал, что если хочет пережить эти десять дней с Лили и Сибил, придется их обуздать. Встав с постели, они быстро оделись и ушли, оставив его одного, и у него появилось время, чтобы спрятать кошель с деньгами. Плохо прибитая доска сразу под кроватью представляла собой идеальный тайник. Фин сунул кошель под нее, оделся и пошел искать сестер.
— У нас кончились дрова, — сказала Лили, едва он вошел в общую комнату.
— Я принесу, — ответил он. — А где твоя сестра?
Лили пожала плечами.
— Если ты хотел остаться со мной наедине, самое время, — призывно произнесла она, подошла к нему и потянулась рукой к промежности.
Фин решительно отвел ее руку.
— Веди себя прилично, девица, — велел он. — Вы меня и так вымотали. Я принесу дров, ты найдешь Сибил, и мы поговорим.
Высокую кучу дров он обнаружил сбоку от дома, набрал охапку и принес в общую комнату, где его ждали обе сестры. Бросив дрова на пол, Фин повернулся к ним:
— Похоже, вам обеим понравился мой член, сестрицы, верно?
Они захихикали.
— Тем не менее я тут один и после ваших вчерашних распутных игр совершенно вымотан. Поэтому все оставшееся время моего рабства я буду брать в постель только одну из вас, по очереди. Хотелось бы дожить до того времени, когда смогу вернуться домой, в Эдинбург.
— Но этой ночью нам было так весело, — надула губки Сибил.
— Это верно, я такой ночи и не припомню, — согласился с ней Фин. — Но ваш отец назначил цену — я должен обслуживать вас десять дней. При этом он не сказал, как именно. Если вы хотите в это время хороших плотских утех, то будете делать так, как я говорю. Кто из вас старше?
— Я, — ответила Сибил.
— Значит, сегодня постель со мной будешь делить ты, — решил Фин. — А где ваш отец?
Лили захохотала.
— На несколько дней пошел навестить свою подружку. Сказал, что слушал нас всю ночь напролет и сам ужасно захотел женщину.
— Значит, пока он не вернется, — заявил Фин, — мужчиной в этом доме буду я, а вы должны мне повиноваться и выполнять мои требования.
— А если мы откажемся? — лукаво спросила Лили.
— Придется как следует отшлепать вас! — отрезал Фин, и сестры снова захихикали.
Парлан Файф не возвращался домой почти все те десять дней, что задолжал ему Фин за переправу через реку. Фингел его за это не винил; он понимал, что жить в одном доме с Лили и Сибил, когда их обуревала похоть и жажда мужчины, было нелегко. Сам Фингел провел эту зиму с умирающей старухой, а вот Парлан Файф — с двумя похотливыми молодыми женщинами, мечтающими о крепком мужском члене. Фин надеялся, что когда он снова отправится в путь, насытившиеся сестры успокоятся хотя бы на пару недель.
Его жизнь в этом доме разнообразием не отличалась. Он ежедневно помогал сестрам по хозяйству. У них было стадо овец, от которого они получали дополнительный доход, так что Фин помогал и с овцами тоже. Наступал вечер, они ужинали, укладывали детей спать — славные детишки особых хлопот не доставляли, и ложился с Лили или Сибил в большую кровать, ублажать кого-нибудь ночь напролет. Вторая сестра в это время спала в маленькой комнатке с детьми, на брошенном на пол тюфяке.
Фина не печалило, что десять дней подходят к концу. Его собственные долгие месяцы вынужденного воздержания закончились благодаря сестрам, и вожделение на какое-то время утихло. Он был готов снова выйти на дорогу, да еще и вспомнил кое-что. У него был верный слуга по имени Арчи, а человек, которого звали Айвер, — это воин.
За два дня до того, как Фин собрался уходить, вернулся улыбающийся, довольный на вид Парлан Файф и объявил дочерям, что летом женится на своей Кэти и оставляет дом им.
— Вы уже давно взрослые и должны справляться сами, — сказал он. — Вряд ли кто-нибудь из вас выйдет замуж, ни один мужчина не захочет взять в жены ту, чья дорожка протоптана так, как ваши. Но я буду жить неподалеку, и в случае нужды можете обращаться ко мне, дочери. — Он повернулся к Финну: — Ну, похоже, ты сумел выжить с этой парочкой.
— Сумел, — согласился Фин. — Но послезавтра я ухожу.
— Что ж, ты сдержал слово, — сказал Парлан Файф. — Так что мне жаловаться не приходится, хотя, думаю, мои дочери будут недовольны.
— Мне кажется, если ты оставишь им свою лодку, желающих переправиться через реку будет больше, — предложил Фин.
Парлан кивнул.
— А вы что думаете, дочери?
— Могу сказать за себя — если бы я увидел на другом берегу симпатичную девицу, предлагающую перевезти меня, я бы согласился, — обратился к ним Фин.
— Забирайте и лодку тоже, — великодушно махнул рукой Парлан Файф.
— Везучий старый пьянчужка, — заметила вечером Сибил, когда они с Фином отдыхали после очередных любовных игрищ. — Кэти вдова, и муж-фермер ее обеспечил, она богата. Земля принадлежала ему, а не сюзерену, так что она ни от кого не зависит. Интересно, может, они еще и ребенка родят?
— Вы с сестрой отлично справитесь без него, — заверил ее Фин, поигрывая с ее большой грудью и слегка прикусывая сосок.
— Останься с нами, — попросила Сибил.
— Нет, — ответил он. — Я должен попасть в Эдинбург.
— Зачем? Что там такого? Жена? Красивая женщина? — начала с любопытством расспрашивать Сибил — Фин ничего не рассказывал им о себе.
— Мой дом. Слуга, который, наверное, думает, что я погиб. Я должен попасть домой и начать жизнь сызнова.
— И что будешь делать? — надавила Сибил.
— Я солдат, девица. И нанимаюсь к любому, кто готов мне заплатить. Можешь не сомневаться, раз у нас в королевах младенец, война начнется обязательно. Не могу сказать, между Англией и Шотландией или просто среди власть имущих, которые хотят прибрать маленькую королеву к рукам, но Францию втянут обязательно — вдовствующая королева француженка, да еще и член королевской семьи. Французы захотят защитить и вдову короля Якова, и его уцелевшее дитя. Я точно знаю, что конфликт возникнет, и да поможет нам Бог. Так я и зарабатываю себе на жизнь — участвую в чужих войнах.
Он помнил кое-что о себе и о мире, в котором жил раньше, и не забывал этого после того, как очнулся в хижине «матери». Кое-что медленно вспоминалось в эти месяцы, прошедшие после сражения у Солуэй-Мосс, но Фин чувствовал, что есть еще что-то, чего он никак вспомнить не может, и очень надеялся, что, когда доберется до своего дома в Эдинбурге и найдет слугу Арчи и воина Айвера, вспомнит и это, наверняка очень важное, иначе он бы так не мучился.
Последнюю ночь в доме Парлана Файфа он провел с Лили. Ему казалось правильным, что раз он начал ублажать сестер с нее, ею же должен и закончить. Как и Сибил, она умоляла его остаться, однако когда наступило утро, Фин встал, оделся, поднял отстающую доску под большой кроватью и вытащил свой небольшой кошель. Пересчитав деньги, он с облегчением понял, что все на месте. Если бы сестры нашли тайник, они бы их украли, в этом Фин не сомневался. Он спрятал кошель в карман.
Затем вышел из спальни, и сестры накормили его плотным завтраком, состоявшим из горячей каши, свежего хлеба и масла. Всхлипывая, они расцеловали его на прощание и не забыли завернуть в салфетку еду на два дня.
Фин помахал детям, славным спокойным малышам, которых почти не видел за время, проведенное с их матерями, и тут в голову пришла внезапная мысль — а есть ли дети у него? И если есть, как он мог про них забыть?
— Иди по тропе, — сказал Парлан Файф, показывая на едва заметную тропинку. — Через несколько миль выйдешь на большую дорогу. Там повернешь направо — и шагай прямо в Эдинбург. Остерегайся разбойников, их сейчас куда больше, чем раньше, а ты без коня. Они отнимут у тебя все, на что смогут наложить лапы.
— Спасибо, — поблагодарил его Фин.
Парлан Файф расхохотался:
— Это тебе спасибо! Наконец-то мне удалось вырваться из дома, от этих двух потаскух, и утрясти свои дела с Кэти. Да хранят тебя Иисус Христос и Его Благословенная Матерь, Фингел Стюарт, и да приведут тебя в твой дом в Эдинбурге. Ты доберешься туда за неделю, а то и меньше.
Фин кивнул, повернулся и ступил на узкую дорожку. Он понятия не имел, что его ждет, но нетерпение все возрастало, и он чувствовал, что ему совершенно необходимо попасть в Эдинбург.
Да в Эдинбурге ли его ждут? А может, он нужен в каком-то другом месте?
