Глава 22

«Я всегда выигрываю».

Так сказал ей Эйдан после игры, но он имел в виду совсем иное. Он даже не был уверен в своих словах. Разве он всегда выигрывал? Возможно, он всегда побеждал, когда дело касалось его чести. Когда он осознал, что заблуждался, тогда в Линде ей-Холле, когда ему было восемнадцать и он был уверен, что сможет управлять поместьем вместо Бью-касла, ему стало стыдно за себя и за то, что он, вероятно, оскорбил Вулфа, который еще не привык к своему новому положению и, несомненно, знал о ведении хозяйства меньше Эйдана. Он мог бы не подчиниться решению брата отправить его в армию, тем более что он был финансово независим и не нуждался в поддержке Вулфа. Но он поступил благородно и стал офицером, хотя только одна мысль об армии приводила его в ужас.

С тех пор честь стала его путеводной звездой, она привела его к апогею – к браку с Евой.

Да, он всегда выходил из любого положения с честью. Но что это ему давало? Делало ли его счастливым?

А существует ли вообще счастье?

Они оставались в Дидкоуте до конца, но после разговора у пруда не подходили друг к другу, беседуя с^другими гостями. Ева, оживленная и улыбающаяся, неожиданно оказалась в центре восхищенного внимания, как это произошло в неделю, проведенную ею в Лондоне. Может, подумал Эйдан, ей просто все доставляет удовольствие? А может быть, ее оживление вызвано тем, что завтра он уезжает, чтобы никогда не вернуться?

Но Эйдан видел в ее глазах слезы перед тем, как она порывисто встала и пошла любоваться цветами.

Он видел ее слезы.

Завтра он одержит еще одну победу, совершив благородный поступок – он ее покинет.

Но что он обретет?

Честь, конечно.

А счастье?

А как же ее счастье? Эйдан так озабочен своей честью, что, возможно, не видит того, что находится прямо у него перед глазами? А что, если он ошибся? Что значили эти слезы?

Они возвращались домой в молчании, каждый, отвернувшись, смотрел в свое окно. Завтра он уедет. Неужели ей нечего ему сказать? Неужели ему больше нечего сказать ей?

«Что значили твои слезы?»

На мгновение ему показалось, что он произнес это вслух. Но его губы были по-прежнему сжаты, а Ева молчала.

Эйдан с огромным облегчением увидел, что карета миновала ворота Рингвуда и приближается к дому. Завтра ему тоже станет легче, когда он наконец уедет и все закончится.

Хватит ли у него смелости поступиться своей честью, думал он. Осмелится ли он удержать свое счастье?

Когда после обеда Ева поднялась в детскую, Эйдан последовал за ней. Он сидел, держа Бекки на коленях, и слушал вечернюю сказку. А потом сказал детям, что утром он уезжает. Эйдан пообещал писать им и присылать подарки отовсюду, где будет находиться. А они должны заботиться о тете Еве, хорошо учиться и стать настоящими леди и джентльменом. Он поцеловал обоих. Бекки обняла его за шею, и несколько слезинок скатилось по ее щекам. Дэви снова стал тихим и замкнутым, но все же позволил Эйдану уложить его в кровать и погладить по голове.

– Я не забуду тебя, парень, хотя меня здесь не будет, – сказал Эйдан, – Я всегда буду… тебя любить.

– Все уезжают отсюда, – тихим, безжизненным голосом заметил мальчик.

– Почему же? Остаются тетя Ева, и тетя Мэри, и Бекки, и няня. Ты остаешься с ними. Я напишу тебе, Дэви, обещаю.

Мальчик отвернулся к стене и натянул на голову одеяло, Эйдан вышел из детской. Ева еще говорила о чем-то с Бекки. Он спустился в гостиную. У дверей топталась экономка, как всегда, с недовольным видом.

– Я должна передать вам, сэр, – сказала она, – что миссис Причард устала и уже легла, так что она не сможет лично с вами проститься.

Эйдан заложил руки за спину и в раздумье посмотрел на экономку.

– Агнес, – неожиданно произнес он с решительным видом, – принесите-ка мне несколько полотенец и плед.

– Зачем это? – Она с подозрением взглянула на него. Эйдан не встречал еще слугу, кто бы так ответил на прямое приказание хозяина.

– Это не ваше дело, Агнес. – Он старался сохранить суровость, хотя его настроение уже улучшалось и его охватывало возбуждение от сознания того, что он на верном пути. – Принесите. Да поживее.

Экономка сложила на груди свои большие руки.

– Уж не хотите ли вы совсем разбить сердце моей голубки, мало вам того, что вы наделали? Я не боюсь померяться с вами силами, не боюсь, хотя и понимаю, что мне не одолеть вас, даже будь у меня по пистолету в каждой руке, а в зубах кинжал.

Эйдан улыбнулся:

– Агнес, я бы обнял вас, но сомневаюсь в том, что это понравилось бы нам обоим. Так, значит, ее сердце разбито? Я разбил его? Тащите полотенца, женщина, и плед, и больше не будем нарушать субординацию. Я мог бы отдать вас под трибунал, будь вы солдатом!

Глаза Агнес сузились, и она поджала губы. Затем экономка, кивнув, повернулась на каблуках и исчезла. Не прошло и двух минут, как она вернулась с полотенцами и двумя пледами.

– Ночи становятся прохладными после полуночи, – объяснила она. – Ведь это будет именно в это время?

– Надеюсь, Агнес, – ответил он, когда она положила все на диван.

– А вы неплохо выглядите, когда улыбаетесь, – удивила Эйдана своим замечанием экономка, выходя из комнаты. – Но не теряйте времени. Оно принадлежит моей голубке.

Он улыбнулся ей вслед и сразу стал серьезным. Почему ему так легко? Не жертвует ли он своей честью?

Дверь открылась, и вошла Ева, улыбающаяся, но бледная, как привидение. Она искала тетушку.

– Она уже легла, – сказал Эйдан. – Давай прогуляемся. Пойдем купаться?

– Купаться? – с недоумением посмотрела на него Ева. – Где?

– В реке, – пояснил он. – И на этот раз у тебя будут полотенца. Вот они. – Он кивнул в сторону дивана.

– Это полотенца? – Она нахмурилась.

– И два пледа.

– Зачем?

– Один расстелим на песке. Агнес меня убедила, что нужен и второй, чтобы укрыться, если мы там пробудем всю ночь. Наверное, она права. Мы будем купаться, плавать и заниматься любовью, если ты не против. А потом… – волнение помешало ему, – а потом посмотрим.

– Эйдан! – На миг щеки Евы вспыхнули, но потом она еще больше побледнела. Ева хотела что-то сказать, но только покачала головой и промолчала.

Эйдан широким шагом подошел к дивану, сгреб пледы и полотенца и сунул под мышку. Свободную руку он протянул Еве.

– Пойдем, – пригласил он ее.

Сначала ему показалось, что она хочет отказаться. Ева стояла, с сомнением глядя на его руку, но наконец медленно подняла свою и вложила ее в его ладонь.

– Последняя ночь? – сказала она.

– Последний сон.

Эйдан помнил излучину реки, которую Ева показала ему. Именно там, в укромном месте, летом она иногда плавала с Перси. Эйдан уверенно вел ее туда в темноте. Правда, взошла почти полная луна и миллионы ярких звезд посылали на землю свои лучи. Они шли молча. Ева сжимала его руку, стараясь сохранить в памяти ощущение ее теплоты и силы.

Когда она покинула детскую, ее сердце терзала боль от невыплаканных слез, и ей даже не верилось, что, входя в гостиную, она сумеет сделать веселое лицо.

– Это здесь, – сказал Эйдан, когда они очутились на берегу реки под сводами деревьев. Там было уже совсем темно, и только широкая серебряная лента воды светилась слева от них. – Вот это место.

Он отпустил руку Евы, вытащил из узла плед и, встряхнув, расстелил на траве.

Они будут купаться… а затем «займутся любовью». Неужели она совсем потеряла разум, согласившись на это?

– Иди сюда, – сказал он, протягивая руку и привлекая ее к себе.

Эйдан одну за другой расстегнул пуговки платья на ее спине, и оно упало на землю к ее ногам. Это было одно из новых платьев, которое Ева старательно выбирала для прощального вечера, но не затем, чтобы бросить его на берегу реки. А он уже снимал с нее сорочку.

– Подними руки, – попросил он.

– Эйдан! – запротестовала она.

– Ты сама говорила, что здесь никто тебя не видит даже днем. Нагишом купаться намного приятнее.

Что это с его голосом? Без сомнения, это был его голос, хотя в темноте под сенью деревьев она не могла убедиться, что он исходит от Эйдана. Голос звучал необычно. В нем слышалось нечто мальчишеское. Совершенно несовместимое с обликом лорда Эйдана Бедвина, полковника королевских войск.

«А почему бы и нет? – подумала Ева, поднимая руки. – Почему бы и нет?» Спустя мгновение она стояла перед ним нагая, а он поспешно срывал с себя одежду, швыряя ее на, землю с такой небрежностью, что если бы его видел сейчас денщик, его бы хватила кондрашка.

Эйдан за руку повлек Еву к реке. В последнее мгновение она поняла, что он собирается прыгнуть в воду с крутого обрыва. Ева набрала в грудь воздуха, закрыла глаза и прыгнула.

От холода у нее перехватило дыхание, и, даже вынырнув, Ева не могла отдышаться. В этом месте река была глубже, чем там, где они купались с детьми.

– Лучше делать это постепенно, – сказала она, раскинув на поверхности воды руки.

– Чепуха! – Эйдан засмеялся. – Входить в воду медленно намного хуже. Посмотри, Ева, вся река залита лунным светом. А звезды? Чувствуешь, какая прохладная вода, и совсем она не холодная, когда привыкаешь, правда? А воздух теплый. Как пахнут деревья и цветы, чувствуешь? Разве жизнь не хороша? Особенно когда кто-то разделяет твои чувства.

– Да. – Ева огляделась и глубоко вздохнула.

– И есть кто-то, кто разделяет твои чувства?

– Да.

Медленно и лениво она направилась на середину реки. Эйдан плыл рядом, и звук их дыхания, плеск воды и ночная перекличка птиц успокаивали Еву. Через какое-то время Эйдан лег на спину и повернул обратно. Она сделала то же самое. Они плыли по течению и лишь легонько шевелили ногами.

– Как думаешь, сколько их? – спросил Эйдан.

– Звезд? Тысячи! Миллионы! Где они кончаются? Интересно. Где-то должен быть конец, ведь все на свете имеет конец.

– Возможно, – сказал он, – Вселенная бесконечна. Понять это недоступно уму человека. Все должно иметь конец, как ты сказала. А что, если это не так, Ева? Что, если Вселенная бесконечна? И что-то еще тоже бесконечно? Тогда мы бы убедились в существовании божественных сил, не так ли?

Какая нелепость, неожиданно подумала Ева. Они с Эйданом, двое уважаемых взрослых людей, плывут в темноте и рассуждают о бесконечности и о божественном. Напрягают свой ум, дабы постигнуть то, что не имеет границ. Может быть, любовь? Не это ли собирался он сказать? Трудно себе представить Эйдана, рассуждающего о любви, но этой ночью у него было странное настроение.

Они плавали больше часа, иногда просто отдаваясь на волю течения. Один раз Эйдан неожиданно нырнул и увлек Еву под воду. Она вынырнула, отфыркиваясь, и, полная желания отомстить, начала бить ладонями по воде, так что брызги полетели ему в глаза. Они смеялись беззаботно, как дети. А потом он поймал ее и прижал ее руки к телу, чтобы она не могла пошевелиться. Стряхнув воду с ее лица, он поцеловал ее.

– Нам пора выйти на берег и обсушиться, пока наша кожа не покрылась мурашками навсегда, – сказал он. – И не пора ли нам заняться любовью, если ты не против?

Вот и наступила эта минута. Но конечно, она знала об этом с самого начала, и только одно смущало ее: завтра ее боль при расставании будет невыносимой. Но было уже поздно.

– Нет, я хочу этого, – сказала она.

Эйдан вздохнул и еще раз поцеловал ее, поднял на руки и вынес из воды на берег.

– Бр-р! – Ева побежала за полотенцами. Он пошел за ней.

Оп никогда не знал любви. Он был близок со многими женщинами, это была потребность, но не любовь. Кое-кто из них ему даже нравился. Но любви не было.

Ему стало страшно.

Эйдан никогда никому не отдавал всего себя. Никогда. По крайней мере с тех пор, как стал взрослым. Или, пожалуй, с того времени, когда ему было восемнадцать и он пришел к Вулфу, жаждущий деятельности и исполненный братской любви. Он хотел поделиться с братом своими идеями относительно Линдсей-Холла и всех других земель герцога и предложить себя для их осуществления. С тех пор он выполнял свой долг: неизменно скрупулезно, с честью – и с равнодушием. С тех пор как он стал офицером, все эти двенадцать лет, он не отдавался целиком ни одному делу.

Ему было страшно.

А что, если он предложит Еве бескорыстный дар: всего себя и свою любовь? Не смутит ли ее это, а может, даже причинит страдания? Ведь любовь не предусмотрена заключенной ими сделкой. Как и многое другое, случившееся после их свадьбы. Днем, перед тем как поспешно его покинуть, Ева посмотрела со слезами на глазах. Эйдан прекрасно помнил свои слова, сказанные перед ее уходом.

«Все равно меня здесь не будет».

Эти слова ее расстроили.

Он опустился рядом с Евой на плед, обнял и прижал к себе. После купания им было холодно, но она ответила ему горячим поцелуем. От соприкосновения их тела мгновенно охватило жаром. Он понял, что и Ева страстно хочет его и что любовные ласки сейчас излишни.

– Ева! – прошептал он, стараясь упираться руками о землю, чтобы не придавить ее.

– Иди ко мне, – тоже шепотом сказала она. – Иди ко мне, Эйдан! Скорее!

Он с благодарностью подчинился ей. Ее горячее, пылающее страстью тело почти лишало его самообладания.

– Не спеши, – шептал он. – Давай подождем немного. Пусть это будет любовь. Расслабься, если можешь.

Они лежали в густой тени деревьев, и хотя его глаза привыкли к темноте, он не мог видеть ее лица: оно было слишком близко от его глаз. Но Эйдан почувствовал, что она поняла его и затихла.

Не теряя самообладания, он вкладывал в ласки всю свою нежность, отдавал ей всего себя. Прислушиваясь к глубокому мощному всепоглощающему чувству, которое загдушало обычную физиологическую потребность, он сознавал, что может доставить ей наслаждение и удовлетворение.

Он отдавал Еве свою любовь. Он впитывал ощущение ее шелковистой кожи, запах ее волос, все ее существо, ее жаждавшее его тело, ее дыхание и тихие стоны, доносившиеся из глубины ее груди. Он не видел ее лица, но это была Ева, его сердце, его душа и его любовь.

Он очень хорошо сознавал, что в эту минуту он отдает ей все – свою честь, чувства, самого себя.

– Ева! – прижимаясь губами к ее губам, повторял он, – моя любовь! Моя драгоценная любовь! Я люблю тебя. На всю жизнь! Навечно! Сегодня я отдаю тебе свою любовь.

Какой-то звук вырвался из ее горла.

Но Эйдан испугался, что она заговорит. Он боялся слов. Он целовал ее, проникая языком в ее раскрытый рот. Он оторвался от ее губ, только почувствовав, как сжимается ее лоно от приближающегося оргазма. Откинув голову и закрыв глаза, он излил в нее свое семя. Но даже сейчас он не терял самообладания. Он чувствовал ее, слышал тихие вздохи, ощущал, как содрогнулось ее тело, постепенно расслабляясь.

Эйдан приподнялся и, обнимая Еву одной рукой, другой взял второй плед и укрыл их обоих. Ева вздохнула, положила голову ему на плечо и прижалась к нему.

Через несколько минут они пришли в себя. Эйдан подумал, что она теперь уснет.

Но Ева прошептала:

– Посмотри на звезды! Никогда еще они не были такими яркими.

Эйдан посмотрел на небо и провел рукой по ее еще влажным волосам.

– Ева, – сказал он, – прости меня за Денсона. Мне очень жаль. Но…

– Не надо, я действительно любила его, Эйдан. Или, вернее, я была влюблена в него. Но он оказался не таким, как я думала. Может быть, я бы никогда не узнала о его главном недостатке, если бы мы поженились, но полагаю, что это все равно бы случилось. Он не тот человек, которого я могла бы любить всю жизнь.

Эйдану не удалось произнести заранее подготовленную речь. Но он постарался поддержать разговор.

– А кого ты могла бы любить всю жизнь? – спросил он.

Ева помолчала. Он догадался, что она обдумывает ответ.

– Доброго человека. Когда мы молоды и глупы, мы не сознаем, как важна доброта в любви. Вероятно, это самое важное. И еще. Я полюбила бы благородного мужчину. Всегда поступающего правильно, чего бы это ни стоило.

У Эйдана упало сердце от ее слов.

– И сильного, – продолжала Ева. – Достаточно сильного, чтобы быть чувствительным, не бояться рисковать, быть честным, даже когда над честностью смеются или не ставят ее ни в грош. И такого, кто стал бы для меня центром вселенной, даже не зная, хочу ли я, чтобы он так же относился ко мне. Достаточно глупого и смелого, чтобы сказать, что любит меня, даже если я скрываю, что тоже люблю его.

– Ева! – воскликнул Эйдан.

– Он должен быть высоким, широкоплечим, смуглым и с орлиным носом. И должен все время хмуриться, притворяясь грубым и бесчувственным, но иногда своей улыбкой должен согревать мне душу и освещать мою жизнь.

Боже правый!

– Этот человек – ты, – закончила она. – Больше никто мне не подходит. И это замечательно, принимая во внимание, что я – твоя жена. И ты не должен бояться, что я буду тебе неверна, Эйдан, даже если ты завтра уедешь и никогда не вернешься.

Он уткнулся лицом в ее плечо, вздохнул и проглотил сжавший его горло комок.

– Ты сказал то, что и вправду чувствуешь? – спросила Ева. – Или это говорила твоя страсть? Ты именно это хотел мне сказать?

– Да, – прошептал он, касаясь губами ее уха.

– Ты оказался смелее, чем я, мой могучий дорогой воин. Я не смела и рта открыть. Я боялась твоего осуждения или жалости. Но мое сердце принадлежит тебе. Я так сильно тебя люблю, что это причиняет мне боль. Эйдан, не будь детей, я пошла бы за тобой куда угодно и не оставляла бы тебя до конца своей жизни. Но я не могу. Прежде всего я должна думать о детях. Но я буду писать тебе каждый день. У тебя всегда будет дом, в котором ты сможешь проводить отпуск. Я…

– Довольно, любовь моя, – перебил он. – Я собираюсь подать в отставку. Это я и хотел сказать, но ты мне помешала. Я продам патент и останусь жить здесь, с тобой.

– О, Эйдан! – Ева повернулась и обхватила ладонями его лицо. – Я не могу требовать этого от тебя. Ты станешь генералом. Тебя ждет почет, титулы…

– Так ты не хочешь быть женой скромного полковника в отставке? С единственным титулом, которого он ничем не заслужил?

– О, Эйдан! – Она коснулась его губ легким поцелуем.

– Я тебе нужен здесь, – сказал он. – Тебе нужен кто-то, чтобы вести хозяйство. Я нужен детям, ведь отец им так же необходим, как и мать. Тете Мэри хочется, чтобы ее надежды оправдались, а Агнес нужно не реже, чем раз в день, с кем-то воевать. И, Ева… ах, Ева, любовь моя; как ты мне нужна! Ты вся, с головы до пят. Но прежде всего, ты – моя единственная любовь. Ты! – И он с жаром поцеловал ее.

– Ты хочешь уволиться из армии? – с удивлением спросила Ева. – Прямо сейчас?

– Нет, не сию минуту. Поскольку Агнес припасла нам лишнее одеяло, кажется, мы просто обязаны им воспользоваться на всю катушку. Под этими звездами я буду любить тебя всю ночь. Но завтра, Ева, я поеду в Лондон и займусь отставкой. Я попрошу Вулфа порекомендовать мне стряпчего для улаживания вопросов о земле. А потом я вернусь домой навсегда.

– Домой, – тихо повторила она.

– Если ты примешь меня.

– Если.,. – Ева рассмеялась, и он невольно тоже засмеялся. Смеясь, они обнимали друг друга, целовались и шептали друг другу глупости.

– Герцог Бьюкасл придет в ярость, – заметила Ева.

– А я в этом не очень уверен. Совсем не уверен. Мы, Бедвины, всегда относились к браку очень серьезно. Любой, кто вступает в брак с нами, должен быть готов к тому, что его будут любить и лелеять всю жизнь.

– Думаю, я смогу к этому приготовиться.

Они снова рассмеялись, а затем их ожидала ночь любви под сияющими звездами.