Глава 20

Эйдан не знал, как Долго он собирается пробыть в Рингвуде. Он намеренно не задавал себе этого вопроса. Но он не испытывал ни малейшего желания провести остаток отпуска в Лондоне, где его ожидала беспокойная жизнь и где все внимание общества было устремлено на военные события, как если бы он находился в своем полку. И Линдсей-Холл утратил для него привлекательность. Он будет казаться ему пустым и холодным без его братьев и сестер, ведь даже Ральф, как сообщил герцог, уехал в Лондон. И без Евы.

Он нуждается в отдыхе. А в Англии царит жара. С каждым днем под голубым небом и ярким солнцем становится жарче, так что под кожей расслабляются мышцы и оттаивает душа.

Трудно было объяснить привязанность Эйдана к детям, что послужило предлогом для отсрочки его отъезда, но скоро стало истинной причиной этого. Вероятно, оттого, что полковник знал: они – их единственные дети, других ни у него, ни у Евы никогда не будет. Если он уедет, то может никогда сюда не вернуться. Там, у реки, Ева ясно дала ему это понять. Если бы у них родился ребенок, она была бы вынуждена разрешить ему приезжать сюда в отпуск, но за неделю, когда они спали вместе, она не забеременела.

Эйдан считал минуты. Несколько дней, столько, сколько ему позволит совесть, – столько времени он проведет с женой и своими детьми. Да, как ни странно, со своими детьми. Их с Евой детьми.

Ева объявила о перерыве в уроках. Эйдан не раз брал с собою Дэви, и скоро мальчик, как тень, следовал за ним повсюду.

Они побывали на ферме. Эйдан показывал мальчику разные злаки, брал его с собой в поля, где, присев на корточки, объяснял ему различия между ними. Они наблюдали за животными на пастбище. Заходили на скотный двор, кормили кур и свиней, заглядывали в амбар, где хранилась часть прошлогоднего сена, которое усердно жевала корова, а рядом с ней находился ее заболевший теленок. Эйдан показал Дэви, как доить корову, оба отведали теплого парного молока. В кузне они наблюдали за работой кузнеца. Эйдан, вдыхая знакомые запахи, чувствовал, как его притягивает деревенская жизнь.

В следующий раз с ними пошли Ева и Бекки. Маффин, хромая на трех лапах, побежал с ними.

Эйдан заметил, что дети хорошо загорели, как и Ева, несмотря на широкополую бесформенную соломенную шляпу, которую она почти не снимала. Это была та же шляпа, которую, насколько он помнил, он видел на Еве в первый день его приезда в Рингвуд, Только теперь на шляпе были не серые, а розовые ленты. И Ева была в скромном бледно-розовом муслиновом платье, которое прекрасно подходило сельской жизни… Увидев сейчас Еву, тетя Рочестер пришла бы в ужас. Ее красота была чистой и целомудренной.

Они гуляли пешком, и ко времени возвращения домой вид у всех, особенно у детей, был довольно растрепанный и грязный. День выдался очень жарким. Бекки сидела на плечах Эйдана, ухватившись за его волосы – он был без шляпы. Вот и еще один день подошел к концу, с сожалением подумал он. Больше он не мог откладывать свой отъезд.

Справа показалась река.

– Вода, – сказал Эйдан, – в детстве была спасением в жаркий день. Мы бегали на реку купаться.

– В самом деле? – Ева взглянула на него заблестевшими глазами. – Мы тоже. С Перси. Нам запрещали, отец боялся воды. Мы обычно ходили вон туда, где деревья скрывали нас от чужих глаз, ото всех, кто мог бы на нас донести. – Она указала на берег неподалеку от них. – Когда мы возвращались, я украдкой пробиралась в дом, чтобы не видели мои мокрые волосы, а потом притворялась, будто только что вымыла голову.

Эйдан посмотрел на Дэви:

– Ты умеешь плавать, парень?

– Нет, сэр, – покачал мальчик головой.

– Что? – Нахмурился Эйдан. – Ты не умеешь плавать? Невероятно! Мы должны это исправить, И сейчас самое подходящее время. – Он повернул к реке.

– Эйдан! – засмеялась Ева. –Ты не сможешь учить его сейчас. У нас нет полотенец.

– А зачем нам полотенца в такую погоду? – спросил он. – Бекки, нам нухны полотенца?

Девчушка еще крепче ухватилась за его волосы.

– Нет, дядя Эйдан.

– Но я не умею плавать, сэр, – возразил Дэви. – Я пойду ко дну. Я утону!

– Я научу тебя, как не утонуть.

Ева вместе с ними подошла к реке, и пес бросился к воде напиться. Ева заявила, что не будет купаться. У нее не было с собой купального костюма. Но она все же сняла с себя чулки и туфли, а с Бекки платье, чтобы ребенок мог поплескаться в рубашке. Эйдан стянул сапоги и чулки, затем рубашку, с сожалением остался в панталонах. Дэви разделся до нижнего белья. Казалось, его совсем не привлекает купание в реке.

Ступив в воду, Эйдан ощутил ее приятную прохладу. Вода доходила ему до колен, но река в этом месте была достаточно широкой, и он догадался, что в середине она глубока. Он протянул руку Еве.

– Ты намочишь платье, – сказал он, оценив стройность ее лодыжек под приподнятой юбкой. – Ты вполне можешь его снять. Я же видел тебя без рубашки!

Ева бросила на него многозначительный взгляд, осторожно попробовала кончиком пальца воду и затем ступила в реку. Платье вздулось вокруг ее колен, и она, поняв, что все равно намочит его, выпустила юбку из рук. Эйдан поднял Бекки и передал ее Еве. От прикосновения к холодной воде Бекки вскрикнула. Дэви не кричал, он стоял в воде, худенький, белотелый и несчастный, и дрожал всем телом.

Ева играла в воде с Бекки, которая, судя по ее виду и издаваемым ею звукам, явно была довольна. Эйдан объяснял мальчику, как надо дышать и не бояться, даже когда окажешься под водой. Но Дэви никак не хотел оторвать ноги от дна, хотя Эйдан его поддерживал.

– Тут дело в доверии, парень, – наконец сказал Эйдан. – Ты должен поверить, что я буду держать тебя и не позволю утонуть. Ну, как?

– Да, сэр, – серьезно ответил Дэви.

После этого он лег на воду. Руки Эйдана крепко удерживали его на плаву, и тот чувствовал, как постепенно мальчик расслабляется, убеждаясь, что вода сама несет его, Эйдан опустил одну руку и только слегка поддерживал его другой, чтобы Дэви не терял уверенности. Эйдан оглянулся на Еву, которая медленно кружила в воде Бекки. Ее платье совсем намокло и облепило ее тело. Даже волосы у нее были мокрыми.

И вдруг Дэви вскрикнул от ужаса и встал на ноги.

– Мои штаны, сэр! – закричал он. – Они сползли! И точно, сбежавшие штанишки уносило течением. Мальчик не мог до них дотянуться.

Эйдан подхватил штанишки как раз вовремя, пока их не отнесло на глубину, и замахал ими над головой.

– Иди сюда и возьми их, – сказал он.

Дэви подошел к нему, корчась от смеха и даже под водой прикрываясь одной рукой. Другой он пытался схватить штаны.

– Я не могу дотянуться, сэр. Они увидят!

Эйдан опустил руку пониже, смеясь вместе с мальчиком.

– Может быть, я должен заставить тебя поплыть за ними, – сказал он, делая вид, что собирается забросить штаны в глубокое место.

– Н-нет, сэр. Отдайте их мне!

Так приятно было видеть искреннюю радость ребенка, что Эйдану захотелось подольше подразнить его. Не переставая смеяться, он позволил Дэви схватить штанишки и, поймав его одной рукой, потащил на более глубокое место. Шутливо поборовшись с ним, Эйдан поставил его на ноги там, где вода доходила мальчику до груди. Дэви сумел натянуть штаны, не вылезая из воды.

В это мгновение взгляды Эйдана и Евы встретились. Она неподвижно стояла в воде с Бекки на руках и не отрываясь смотрела на него. И только встретив ее взгляд, Эйдан понял, что продолжает смеяться, совершенно забыв о чувстве собственного достоинства.

Он растерянно посмотрел на Еву, от его смеха осталась только слабая улыбка.

Благополучно вернув себе штаны, Дэви все еще посмеивался.

– Ну, парень, – сказал Эйдан, – теперь ты готов попробовать на глубоком месте? Поплаваем вместе? Обещаю не выпускать тебя из рук.

– Да, сэр. – Но на этот раз это было не просто послушание. Глаза мальчика сияли от возбуждения. Он забыл о своих страхах. Ему нравилось купаться. Он был ребенком, и рядом с ним был взрослый, которому он доверял.

Эйдан обхватил Дэви и неторопливо поплыл на спине, медленно шевеля ногами. Он чувствовал теплые лучи солнца на своей груди. Он видел, что Ева и Бекки уже вышли из воды. Они грелись на солнышке на берегу, рядом с ними сидела собака. Ева надевала на девочку сухое платьице, видимо, уже сняв с нее мокрую рубашку. А сама так и не переоделась, глупышка. Мокрое платье плотно облепило ее, обрисовывая ее фигуру.

Вероятно, все это покажется ему сном, когда он вернется в полк, думал Эйдан. Таким же безболезненным и нереальным, как сон? Он всей душой надеялся на это. Но останется ли этот сон его мечтой на всю оставшуюся жизнь, вселяя в него надежду, которая так нужна человеку? Несколько лет назад его мечта была куда скромнее: дом, жена, дети после его отставки. Более поздняя мечта была не менее скромной: продолжение службы, карьера, мисс Нэпп в роли его жены, делящей с ним тяготы походной жизни. Он не любил ее и не думал, что когда-нибудь полюбит. Он мечтал только об удобствах и сносной жизни. Появится ли у него иная мечта? Умеет ли он вообще мечтать?

Неожиданно солнце зашло за тучу, а вода стала прохладнее.

В этот вечер по приглашению тети Мэри на обед пришел преподобный Томас Паддл, которого она заверила, что Ева будет в восторге и очень расстроится, если он не придет.

Ева бьиа действительно рада викарию. В то время как она уделяла больше времени Бекки и Дэви с Эйданом, преподобный предпочитал общество Тельмы и Бенджамина. В этот день он наконец решился и сделал Тельме предложение.

– Я просила его подумать, – рассказывала Еве Тельма, – подумать о том, как это отразится на его положении, семье, прихожанах, но он сказал, что только одна причина может заставить его передумать: если я не люблю его и не хочу выходить за него. Не могла же я ему солгать, Ева. Я всем сердцем его обожаю. И Бенджамин тоже.

Еве оставалось только обнять Тельму.

– Но я приняла предложение викария с одним условием. – Тельма освободилась из объятий Евы и с беспокойством посмотрела на нее. – Вы приняли меня в дом, когда все относились ко мне как к прокаженной. Вы дали мне работу и кров. Я все еще нужна Бекки и Дэви. Я бы…

Но Ева остановила ее.

– Я найду другую гувернантку, – сказала она. –А если и у нее окажется хороший жених, найду еще одну. Как будет приятно теперь посещать дом викария, ведь не придется гулять с ним по церковному двору в любую погоду, чтобы не подмочить его репутацию.

Они обе рассмеялись.

– Желаю вам быть такой же счастливой, как и я, – заговорила Тельма, но Ева снова прервала ее.

– Я счастлива, – сказала она. – У меня есть дом и семья. У меня есть дети. Есть друзья и соседи.

– А полковник Бедвин? – удивилась Тельма.

Ева покачала головой:

– Думаю, через пару дней он уедет. Ему захочется повидать свою семью перед возвращением в армию.

За обедом у всех было праздничное, веселое настроение. Тельма улыбалась и краснела до ушей, преподобный Паддл улыбался и тоже краснел, а тетушка Мэри чувствовала себя прекрасно, радовалась за всех и непрерывно говорила о предстоящей свадьбе, о свадебной церемонии и других приятных вещах. Она выглядела такой же бодрой и неутомимой, как и остальные.

Когда Ева, как обычно, прочитала детям сказку, уложила их спать и поцеловала на ночь, в гостиной она застала тетушку Мэри. Та сидела в обществе полковника и клевала носом. Тельма, уложив Бенджамина, пошла проводить преподобного Паддла, что казалось романтической глупостью, поскольку даже идиоту было ясно, что он потом пойдет провожать ее. Тетушка заговорила с Эйданом.

– Жара, солнце и все эти волнения из-за Тельмы и викария совсем меня доконали, – пожаловалась она. – Мочи нет, как хочется спать. Так что вам незачем сидеть здесь и развлекать меня, полковник. Почему бы вам не прогуляться в такой дивный вечер?

Ева вышла из детской.

«Тетушка все еще старается свести нас», – подумала Ева, когда Эйдан встал, помог старушке подняться с кресла и подал ей ее палку.

– Хорошая мысль, мадам, – сказал он. – Мы так и сделаем, если Ева не очень устала.

Тетушка радостно улыбнулась и подставила щеку Еве для поцелуя.

Маффин, до этого крепко спавший у камина, вскочил и в предвкушении прогулки завилял хвостом, ведь кто-то произнес слово «гулять».

Они медленно шли по парку. Пересекли лужайку, остановились у пруда полюбоваться лилиями, опустив руки в прохладную воду. Далее тропа вилась между деревьями, спускаясь по крутому склону к ручью.

Маффин крутился вокруг, то отставая, то забегая вперед, иногда он подбегал к Еве и тыкался носом в ее юбку.

– Почему пес хромает? – спросил Эйдан, когда они остановились у пруда.

– Он принадлежал одному из моих арендаторов, – рассказала Ева. – Я отказалась продлить ему аренду, потому что он плохо обращался со своими работниками. Он уехал, но бросил здесь Маффина, жестоко избитого и покалеченного. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что бедняга выстрадал, хотя он выглядит намного лучше, чем тогда, когда я впервые его увидела. Все считали, что пристрелить его было бы добрым делом, но я не позволила. Мне хотелось, чтобы пес сначала узнал любовь и ласку, а уже потом, если будет необходимо, можно будет избавить его от мучений. Но он поправился, насколько это возможно. Он больше не пугается и не скулит тревожно при виде чужого человека.

– Один из твоих подопечных, – сказал Эйдан, усаживаясь на низкую ограду. Его слова прозвучали вполне миролюбиво.

– Да, – согласилась Ева. – Один из дорогих мне горемык. – Она наклонилась и почесала Маффина за ухом.

Она не могла забыть того, как днем Эйдан подшучивал над Дэви и хохотал. Дэви был так трогателен в своем детском восторге. Два серьезных человека, вошедшие в ее жизнь, играли вместе и смеялись.

– Твой управляющий сказал мне, что ты собираешься купить землю для него и нескольких солдат-инвалидов, что-бы бы они создали собственную ферму или даже мастерские, а потом по частям выплатили бы тебе долг.

– Но они не убогие, – сказала Ева. – Они собираются вернуть мне деньги, когда станут независимыми. Я только жалею, что не могу сделать для них большего. Ведь таких людей будут тысячи после окончания войны: безработных, подорвавших здоровье, часто без руки или ноги.

– Ты хорошо все обдумала? – спросил Эйдан. – У тебя есть стряпчий, с кем ты могла бы посоветоваться? Есть человек, чтобы всем управлять и вникать во все дела, связанные с ссудами и кредитом?

– Я доверяю Неду, – ответила она.

– Не сомневаюсь. Как и в том, что он доверяет тебе. Но было бы лучше для тебя и все участники сделки были бы довольны, если бы документы были оформлены правильно и по закону. Позволь мне найти тебе хорошего стряпчего.

– Нет… – нахмурилась Ева.

– Разреши мне попросить Вулфа найти для тебя подходящего человека. Поверь, Ева, люди, участвующие в твоей затее, будут чувствовать себя увереннее, если у них будут документы, если они будут хорошо знать, что к чему.

– Ты так думаешь? – с сомнением спросила Ева.

– Поверь мне. Разреши попросить Вулфа помочь тебе. Ева кивнула. Она так мало знала о том, как правильно вести дела. Вероятно, ей не повредит совет человека, который знает больше, чем она, особенно если этот человек ее родственник, муж или брат мужа.

– Ева, – сказал Эйдан, – иногда я с раздражением и даже презрением говорил о твоих убогих подопечных. Я очень сожалею об этом. Я уважаю твое великодушие и твою любовь ко всем людям, как бы они ни выглядели, какое бы положение ни занимали и каковым бы ни было их прошлое. Знакомство с тобой привело к тому, что ты пристыдила меня. За это я тебе благодарен.

Ева не знала, что ответить, она стояла и смотрела на Эйдана, Как случилось, что он стал ей дорог? В какой миг это произошло? Нет, это чувство исподволь прокралось в ее душу. Как его назвать: любовью, болью?

– Здесь я была тем утром, – сказала Ева, когда они спускались, – когда из дома прибежал Чарли и сказал, что у меня гость, какой-то военный, а я подумала, что это Перси. Я собирала колокольчики с Тельмой и детьми, а тетушка Мэри охраняла корзину с провизией.

Колокольчики давно отцвели, как и азалии. Но поляна оставалась прекрасной в любое время дня или года. Она была хороша и сейчас, зеленея в спускавшихся сумерках. Над деревьями синело небо, а ручей золотился в лучах заходящего солнца:

– И ты пошла, не зная, что тебя ожидает?

– Да. – Ева опустилась почти на то самое место, где они сидели в тот день, и обхватила руками колени. Эйдан сел рядом, а Маффин заковылял к ручью и что-то вынюхивал там между камнями.

– Ты так чудесно умеешь ладить с детьми, – заметила Ева. – До сегодняшнего дня я не слышала, как смеется Дэви. Наверное, у тебя было счастливое детство, Эйдан. Я права?

– О да. Наши родители боготворили друг друга и безгранично любили нас. Мы проводили время в играх и драках друг с другом. Мы были страшными сорванцами.

Ева все еще знала слишком мало о своем муже. Ей так хотелось узнать побольше, пока еще не поздно.

– И герцог тоже? – спросила она. – Ты с ним тоже играл?

– С Вулфом? – Обхватив рукой колено, Эйдан смотрел вниз на ручей. – Да, в детстве мы были очень близки. Почти неразлучны. Я обожал его. Он был смелым, отчаянным озорником. Я подражал ему во всем, даже в мелочах.

Такого Ева не могла себе даже представить.

– Что же случилось потом? – спросила она. Эйдан покачал головой, как бы отгоняя воспоминания.

– Жизнь развела нас, – ответил он. – Я говорил, что отец любил нас безгранично. Возможно, это не совсем так. Он был герцогом Бьюкаслом, и положение налагало на него ответственность и обязательства. Вулф был наследником, но он не отличался крепким здоровьем. С двенадцати лет Вулфа готовили к тому, что после смерти отца к нему перейдут все обязанности и ответственность. Вот почему его воспитывали отдельно от нас. Он попал под жесткий контроль двух гувернеров и самого отца. Бедный Вулф. – Эйдан снова впал в задумчивость. – Бедный Вулф!

– Почему бедный? – тихо спросила Ева.

– Ему претило его положение наследника. Он испытывал отвращение к земле, и ему была ненавистна мысль о том, что он привязан к поместью и к своей семье, ведь он ее глава. Его бесило то, что его лишили выбора. Он жаждал приключений и свободы. Он мечтал о военной карьере. Он не переставал умолять отца об этом, пока не смирился с неизбежным.

Ее муж говорил о человеке, которого она знала как герцога Бьюкасла? Неужели это правда? Не может быть!

– Вы оба мечтали о военной карьере?

– Нет. – Эйдан помолчал. Ева слышала вечернюю перекличку птиц, укрывшихся в кронах деревьев. – Нет, так посмеялась над нами жизнь. По своему рождению я, второй сын, должен был стать военным, но я боролся с судьбой и в детстве, и в юности. Я испытывал отвращение к насилию. Я любил землю, любил Линдсей-Холл. Будучи совсем молодыми, мы с Вулфом замышляли заговор: поменяться одеждой, именами, жизнью. Мы думали, что достаточно похожи, чтобы всех обмануть. Наверное, мы были тогда совсем зелеными юнцами.

Ева вдруг вспомнила то утро, когда они подходили к оставленному под пар полю, и Эйдан объяснял Дэвиду, почему оно не засеяно. Он наклонился, взял горсть только что вспаханной земли и показал ее Дэви, «Это жизнь, парень, – сказал он. – Это то, с чего начинается всякая жизнь». И он сжал землю в руке, на минуту закрыв глаза.

– Я любил землю.

– Отец настаивал на твоей военной карьере, хотя и знал, что у тебя иные желания?

– Мне кажется, я был его любимцем. Я ходил за ним по пятам, как щенок, совсем как Дэви ходит за мной. Отец очень любил работать на земле. Я учился у него, рядом с ним. Я впитывал эти знания. Я хотел прожить свою жизнь так, как жил он. Думаю, в конце жизни он уже понимал, что выбрал для меня неудачную карьеру. Но отец умер.

– И что произошло потом?

– Мне было пятнадцать, когда его не стало, а Вулфу – семнадцать. Несколько лет я еще учился. Вернувшись домой, я продолжал делать то же, что и при отце. Я занялся фермами. Считал, что управляющий Вулфа не на месте, что он мало знает. Я предложил… – Он замолчал, и Ева подумала, что он больше ничего не скажет. – Я был глупцом, я думал" что, если я все объясню Вулфу, укажу, что делается не правильно и предложу себя в управляющие, он будет мне благодарен. Через неделю он позвал меня в библиотеку и сообщил, что купил для меня офицерский патент, чего всегда хотел наш отец.

– О! – воскликнула Ева. – Какая неслыханная жестокость!

– Жестокость? – повторил он. – Полагаю, нет. Вулф хотел таким образом мне показать, что в Линдсей-Холле нет места для двоих. Останься я там, мы бы стали врагами на всю жизнь. Он был совершенно прав, как видишь. В любом имении есть место только для одного хозяина.

Но ты же не хотел быть военным. Почему ты не отказался от патента?

– Но что мне оставалось делать? Я должен был покинуть Линдсей-Холл. Это было ясно как дважды два. А я, видишь ли, тоже Бедвин. Во мне воспитали чувство долга. Мне было восемнадцать, и я считал своим долгом подчиниться воле главы семьи. Вулф был не просто Вулфом, он был герцогом Бьюкаслом.

– И ты уехал?

– И я уехал.

Теперь Ева все поняла. Двух братьев, друживших в детстве, разлучили обстоятельства. Один получил власть над другим. Каждый хотел иной жизни, такой как у брата, но обстоятельства воспрепятствовали им что-то изменить. Сама жизнь воздвигла между ними непробиваемую стену, убив, или по крайней мере подавив, любовь, когда-то их связывавшую. Одного жизнь сделала вялым и апатичным, а другого жестоким и суровым. Но для обоих главным было чувство долга.

– А ты смирился со своей жизнью?

Эйдан повернулся и посмотрел ей в глаза. Темнело, но она ясно видела обострившиеся черты его лица.

– О да, конечно, – коротко ответил он. – Моя карьера удалась. Впереди еще несколько лет службы. Полагаю, я выйду в отставку генералом.

– И тебе хочется поскорее вернуться в армию?

– Да, конечно, – повторил Эйдан. – Всегда приятно получить отпуск. Хочется отдохнуть, увидеть Англию и свою семью. Но я всегда охотно возвращаюсь в свой полк. Без дела просто не находишь себе места.

Ева почувствовала, как глубоко ее ранили слова Эйдана. Он хочет вернуться, не находит себе места. Он будет рад ее оставить и вернуться к прежней жизни. А чего она ожидала?

Ева встала и пошла к ручью, теперь светившемуся не золотом, а серебром. Маффин покрутился около нее и снова занялся своими поисками. Эйдан подошел к ней и встал рядом.

– Здесь очень красиво, – заметил он.

– Да. – Стало темно, но, подняв глаза вверх, Ева увидела по-прежнему голубое небо.

– Что теперь будет, Ева? – спросил Эйдан. – После того как я уеду? Будешь ли ты довольна своей жизнью?

Она наклонилась и погладила Маффина по голове, хотя пес не требовал ее внимания.

– О да. Я буду очень счастлива. У меня есть дети, теперь они принадлежат мне по закону. Рингвуд и все состояние тоже мои. У меня есть тетя, друзья и соседи. И все это благодаря тебе, Эйдан. Я всегда буду думать о тебе с глубокой благодарностью.

– С благодарностью, – тихо повторил он. – Ну, тогда я полностью вознагражден.

Таким тоном он говорил с ней в первые два дня их знакомства. Это был голос не того человека, который смеялся вместе с Дэви и дразнил его сегодня днем, и не того, кто несколько часов назад назвал Бекки милой.

У Евы сжалось сердце и перехватило дыхание от сдерживаемых рыданий. А что, если она прямо скажет ему правду, подумала Ева. «Я люблю тебя. Не уезжай. Вернись ко мне. У нас будут дети. Мы с тобой будем жить счастливо». Она прикусила губу, чтобы не поддаться странному искушению.

– Ты был невероятно добр, – сказала она, вновь обретя способность дышать.

Это прозвучало как прощание.

– Тебе холодно. – Эйдан заметил, что Ева дрожит. – Нам лучше вернуться в дом.

– Да.

Но Эйдан не сразу подал ей руку, будто давая ей время сказать что-то еще, но сказать Еве, конечно, было нечего.