— Мама!

Маленький Николас влетел в открытую парадную дверь и резво проехался по выложенному черно-белой мраморной плиткой полу в прихожей. Ребята ждали снаружи. Они торопились в центр и не хотели пропустить омнибус. Николас намеревался отправиться вместе с ними.

Тед и Мейнард были старше его на два года. Им обоим было по четырнадцать лет. Николас знал, что родителям не нравились его новые друзья, и признавал, что не без причины. От некоторых их разговоров Николас только смущенно краснел. Но мальчишки часто ездили на рыбалку, а против этого он устоять не мог.

Мать, как всегда ослепительно красивая, стояла посредине мраморной лестницы, что мягкой дугой вела на второй этаж, и, не замечая Николаса , отрешенно смотрела перед собой. В своем золотисто-голубом платье она казалась сказочной феей. Николас с гордостью заметил, что на плечах у нее тонкий газовый шарф — первый его подарок, купленный на собственные деньги.

— Мама! — с беспокойством окликнул он ее снова. Вздрогнув, она обернулась к нему.

— Николас, вот ты где. Я как раз собиралась на улицу, — проговорила она и как-то неуверенно начала спускаться по лестнице. Николасу даже показалось, что она немного не в себе.

Мать направилась к выходу, но вдруг остановилась.

— Николас, пойдем немного пройдемся. Пообедаем где-нибудь, походим по магазинам. — Она разве что не умоляла, и глаза ее были полны безысходного отчаяния. Внезапное приглашение матери ошарашило Николаса. Все дни у нее были заполнены делами и приемами. Если он собирался что-нибудь сделать с ней вместе, то нужно было предупредить об этом загодя. Он бросил нетерпеливый взгляд в сторону двери. А как же Тед и Мейнард?

— Если мы поторопимся, то сможем даже погулять в парке, — добавила она с натянутым и неискренним смехом.

— Мам, я не могу, — поморщился Николас. — Я на рыбалку собирался.

— Ну вот, — вздохнула она. — Приятели и рыбалка. Дни невинного детства. Если бы я могла снова стать маленькой…

Николас удивленно посмотрел на мать:

— Значит, я могу идти?

— Конечно, можешь, — грустно рассмеялась она. — Конечно, милый. Удачной тебе рыбалки.

И прежде чем он ринулся за своими удочками, она выскользнула за дверь.

Когда Николас, усевшись на берегу и закинув удочки, начал увлеченно следить за поплавками, в душе у него закопошилось беспокойство. Ему все больше и больше становилось не по себе. До него вдруг дошло, что мать ушла из дома и даже не вызвала коляску. А она, сколько он себя помнил, никогда не ходила пешком. Куда же она могла отправиться посреди дня, да такая нарядная?

Николас, наплевав на рыбалку, подхватился и помчался на остановку омнибуса. Домой он добрался к двум часам. Через полчаса удочки были приведены в порядок и поставлены на место в шкаф. Пробило три, а мать все не возвращалась.

Он походил по дому, обошел каждый этаж, пока наконец не вышел наружу и не стал ждать на ступеньках парадной лестницы. Как никогда, ему хотелось, чтобы отец был сегодня дома. Но Николас знал, что это тщетное желание. Последнее время отец редко бывал дома. А когда приходил, то всегда был занят, раздражен и набрасывался с бранью на всех, кто неосторожно попадался ему под руку.

Было уже половина пятого, когда к ограде подкатило незнакомое лакированное черное ландо, запряженное великолепными лошадями. Открылась дверца, и на тротуар ступила мать. Она молча плакала… При ярком свете послеполуденного солнца он ясно видел, как по ее щекам струятся слезы.

«Мама», — беззвучно выдохнул Николас. Он стоял, окаменев от неожиданности, не в силах пошевелиться. Его мать плакала. Вынести это было невозможно.

Николас попробовал было заговорить, но слова застряли в горле. Ему хотелось облегчить ее страдания. Но как? Он боялся и сомневался. Больше всего на свете он хотел, чтобы она никогда не рыдала, как сейчас.

Не замечая его, она устремилась вверх по ступенькам к входной двери. Ни слова не сорвалось с ее губ. Он лишь успел заметить, что у нее на плечах больше нет газового шарфа.