Николас стоял у окна своего рабочего кабинета и смотрел в шелестящую дождем темноту. Давно уже он не был таким уставшим, таким задерганным. Он сердился на себя за то, что вернулись воспоминания, которые, казалось, ушли навсегда.

Надо все время держать себя в руках. Не давать себе спуску ни в чем.

Он отошел от окна, решив сегодня лечь спать Пораньше. Может быть, сон принесет хоть несколько часов покоя.

Поднявшись на второй этаж, Николас направился к своей спальне, неслышно ступая по толстому, ворсистому ковру. Что-то подтолкнуло его заглянуть к Шарлотте.

— Дядя Николас…

«Дядя Николас». Он чуть не расплылся до ушей.

— Да, — отозвался он.

— Простите меня за то, что я вас вчера расстроила, когда ушла с Джимом. Я не хотела вас рассердить.

Николас прислонился к дверному косяку и вздохнул. Бывали минуты, когда он напрочь забывал о ее болезни.

— Я не рассердился.

— У вас был сердитый вид, — запнувшись, проговорила Шарлотта.

— Ну что ж, наверное, так и было. Я очень беспокоился за тебя.

Он уже собрался было пожелать ей спокойной ночи и ретироваться, когда снова послышался ее голосок, нарушив звенящую тишину.

— А моя мама собирается забрать меня домой? — неуверенно спросила девочка.

Николас замер. Что надо делать в таких случаях? Сказать, что он не знает? Сказать, что ни на одно из его писем сестра так и не ответила? Солгать? Он не хотел говорить Мириам о болезни ее дочери и поэтому просто писал, что ей надо вернуться домой. Все тщетно.

«Черт тебя побери, Мириам», — пробормотал он себе под нос. Как она посмела устроить ему такое, озлился было Николас, но тут же поправился: как она посмела устроить такое своей дочери?

Долгое время его жизнь протекала в черно-белом цвете. А сейчас, когда Шарлотта терпеливо ждала от него ответа, черное и белое смешалось и расплылось бесчисленными оттенками серого. Одно дело кормить ребенка, одевать, держать в тепле. И он с трудом, но справлялся с этим. Но вести разговоры о маме, которая уходит, и особенно о маме, которая, как боялся Николас, скорее всего не вернется никогда, было ему не по силам.

Николас еще раз обругал сестру последними словами. Мириам, сколько он себя помнил, всегда отличалась тем, что ни за что не хотела отвечать. Детьми они вместе переехали к бабушке. К десяти годам сестра превратилась в самую настоящую зануду, потом выросла в скандальную девицу и, наконец, стала безответственной женщиной. Но тогда Николаса это мало заботило. Однако сейчас, столкнувшись с необходимостью отвечать на тихие вопросы ее маленькой дочери.

Наконец он собрался с духом, вошел в комнату и присел к Шарлотте на кровать. Протянув руку, он неумело погладил ее по густым блестящим волосам, пытаясь найти хоть какой-то выход из положения.

— Конечно, твоя мама вернется, — заявил Дрейк, надеясь, что его улыбка достаточно убедительна.

— Вместе с папой?

— Вместе с папой, — поколебавшись, уверенно добавил он. Ему вдруг пришло в голову, что, даже если придется перевернуть весь Париж, чтобы отыскать их, он со спокойным сердцем сделает это и лично перетащит обе заблудшие души через Атлантический океан.

После этих слов Шарлотта просияла. Она поверила, значит, она ему доверяет. Николас, к своему удивлению, понял, что почти счастлив от этого.

— Спасибо, — признательно пролепетала девочка, потом перевернулась на бок, крепко прижала к себе тряпичную куклу, которую Николас прежде у нее не видел, и закрыла глаза. — Спокойной ночи, дядя Николас. Я вас очень люблю.

Николас просто застыл на месте, охваченный чувством, которого всеми силами старался избегать.

— Спокойной ночи, — прошептал он в ответ, не в силах сказать больше, не говоря уж о том, чтобы просто добавить: «Я люблю тебя».

В коридоре Николас обессиленно прислонился к закрытой двери. Когда он последний раз произносил эти слова — «я люблю тебя» ? Сколько лет прошло с тех пор, когда эти слова последний раз говорили ему?

Он любил свою мать, свою красавицу мать, с ее темными волосами, что длинными локонами рассыпались по плечам и легкими завитками спускались на безупречно чистый лоб и нежные щеки.

Мама!

Почему она плакала? Снова, как в тот уже далекий день, подумал Николас. Но сегодня вечером он надеялся получить ответ. Он будет таким, что напрочь отметет все, что ему впоследствии стало известно.

Если бы он тогда пошел с ней, как она просила. Если бы только он спросил ее, что случилось, когда она вернулась домой в слезах. Но он не сделал ни того ни другого. Он помчался с приятелями на рыбалку.

Николас судорожно, до боли в груди вдохнул и, оттолкнувшись от двери, пошел к себе. Остановившись , перед двустворчатой стеклянной дверью, ведшей из его спальни на террасу, Николас понял, что сегодня ему не заснуть. Попробовал читать, но почти ничего не понимал. Тогда он взял из шкафа плащ, накинул на плечи, вышел на террасу, спустился по каменным ступенькам в сад и пошел в темноту. Он шел и шел по пустынным ночным улицам, пока наконец не отыскал ее.