Глава 8
— Поменяться одеждой с часовым? Это не сработает.
— Непременно сработает.
Его преподобие Питер Милфорд медленно прохаживал по маленькой каюте «Кестрели», заложив руки за спину. Свет от фонаря, падая на его кудрявые волосы, выкрасил их в золотистый цвет. Он сегодня выглядел крайне встревоженным, и для этого имелись все основания.
— Это не сработает, уверяю тебя, потому что караульные дураки, Коннор. Ты сам это говорил. Они заметят нового Человека среди своих и заподозрят недоброе.
Два его собеседника молча смотрели на Питера.
От легкого бриза, который проникал в окна кормы, фонарь тихонько раскачивался над их головами. Снаружи плескалось и вздыхало море. В щель между опущенными шторами можно было увидеть далеко-далеко на горизонте светлячки огней Портсмута — они то появлялись, то исчезали в такт покачиванию шхуны на волнах. Однако сама «Пустельга» без палубных огней вряд ли была видна. Матросы из числа недавно освобожденных заключенных бдительно несли вахту на палубе и на марсовой площадке, страхуя судно на случай нападения какого-нибудь караульного фрегата королевского флота.
— Караульных можно подкупить, — возразил Коннор и подошел с кружкой эля в руках к окну. — Я не понимаю, отчего ты так беспокоишься, Питер. Мы уже опробовали этот способ раньше.
— Вот потому-то этим способом и нельзя больше пользоваться, — вступил в разговор третий собеседник.
Коннор посмотрел на него с раздражением и недоверием, капеллан — с облегчением, получив поддержку.
— Вот видишь, — сказал Питер таким тоном, будто теперь проблема решена. — Я говорил тебе, что это слишком опасно.
Коннор нетерпеливо провел ладонью по своей шевелюре и посмотрел на мужчину.
— Отлично. Пусть будет так. Что ты предлагаешь в таком случае? — явно горячась, спросил он.
Не обращая внимания на откровенно импульсивную реакцию Коннора, мужчина откинулся назад, сомкнув руки на затылке. Стул под ним протестующе заскрипел. При росте около шести футов и двух дюймов мужчина выглядел внушительно, почти грозно, был поджар, мускулист и производил впечатление завзятого дуэлянта. Сюртук элегантно сидел на его могучих плечах. Небрежно вытянув скрещенные ноги, он чуть откинулся на спинку стула — в его начищенных до блеска ботинках отражался свет фонаря. Черты его лица были весьма выразительны, даже красивы — решительный рот, умные, проницательные глаза. Даже в нынешнем расслабленном состоянии он напоминал опасного хищного зверя. Каюта шхуны в присутствии этого гиганта казалась до смешного маленькой.
— Часовые на плавучей тюрьме сегодня ночью будут начеку, — сказал он низким бархатным голосом, в котором звучали спокойствие и уверенность. — Сегодняшний инцидент с леди Гвинет Эванс Симмз их всех возбудил, кроме того, была обнаружена еще одна дыра в корпусе судна. Весьма прискорбное совпадение.
— Кто обнаружил дыру? — спросил Коннор, хмурясь и отставляя в сторону кружку с элем.
— Редли, разумеется.
— Надо им заняться.
— И тем самым возбудить подозрения.
— Почему?
— А ты подумай, — терпеливо стал объяснять мужчина Коннору. — Совершено уже несколько побегов с «Суррея». Если это будет продолжаться, начнется дотошное расследование. Не исключено, что произойдет замена офицеров на судне, а этого нельзя допустить. Редли фанатично пытается выявить потенциальных беглецов, но он восхитительно глуп.
— А как же Морнингхолл? — поднял бровь Коннор.
— А-а, Морнингхолл, — загадочно улыбнулся мужчина, — он, кажется, с некоторых пор всецело занят своими собственными проблемами.
— Да, это так, — снова включился в разговор Питер, бросив быстрый взгляд на главного в их сообществе.
— Бедняга Морнингхолл, — с напускным сочувствием проговорил Коннор и даже театрально вздохнул. — Такая печальная судьба! Но ты прав, нам он нужен на борту этой тюрьмы. Без него Черный Волк окажется беспомощен.
— Да, конечно. — Главный остался серьезен. — Сегодня ночью побег отменяется, джентльмены. Завтра будут более благоприятные условия. Поскольку завтра день отдохновения, я надеюсь, что ты, Питер, устроишь нечто вроде вечерней службы.
Капеллан взял со стола свою кружку, его глаза озорно блеснули.
— Эдакое ночное бдение при свечах за упокой новопреставленных заключенных, так?
— Вот-вот. И это не вызовет подозрений. Если хочешь, можешь включить и караульного, который был застрелен сегодня.
— Хорошая идея. Его друзья захотят поприсутствовать на панихиде. И чем больше их придет туда, тем слабее окажется охрана.
Коннор смотрел на собеседников поверх своей кружки.
— Конечно же, Морнингхоллу придется их отпустить на службу.
— Он отпустит, — сказал главный.
— Стало быть, завтра?
В дверь негромко постучали.
— Да! — откликнулся Коннор.
На пороге стояла Орла — она была хороша, с рассыпанными по плечам черными волосами и раскрасневшимися от ветра щеками. Закрыв за собой дверь, она повернулась — и замерла.
Раздался шум. Все взоры обратились на смущенного Питера: неловко уронив кружку, он не отрываясь смотрел на миловидную женщину.
Коннор многозначительно ухмыльнулся:
— Орла?..
Его заместительница оторвала взгляд от статного капеллана, который рассыпался в извинениях, и, тоже смутившись, принялась вытирать разлитый эль.
— Должно быть, тебе интересно будет узнать, — обратилась она к капитану, что Дженкинз обнаружил на севере судно, примерно в миле отсюда. Похоже, что это фрегат.
— Спасибо, Орла. Вероятно, наши друзья пожелают сойти на берег.
Орла украдкой посмотрела на сконфуженного капеллана, кивнула всем присутствующим и вышла.
— Ты что-то сказал, Питер? — проговорил главный, улыбаясь при виде того, как капеллан, поставив кружку на стол, тут же снова смахнул ее рукавом.
— Проклятие! О Боже милосердный! Какое невезение!
Друзья обменялись изумленными взглядами, после чего главный поднялся, и каюта сразу уменьшилась. Он потянул за собой капеллана. Лицо у Питера было пунцовым, он нервно разводил руками.
— Я очень сожалею, Коннор, — пробормотал Питер, убирая волосы с внезапно повлажневшего лба. — Я тут такую грязь развел…
Коннор махнул рукой, с трудом сдерживая смех.
— Пустяки, Питер. — Он подмигнул. — Отправляйтесь сейчас, а завтра мы с Орлой снова увидим вас обоих.
Капеллан попытался возразить, но спутник уже тянул Питера к двери.
— Итак, до завтра, Меррик. — Уже взявшись за ручку двери, он со слабой улыбкой добавил: — А пока проявляй особую бдительность.
Американец вопросительно посмотрел на главного.
— Ходят слухи, что жена адмирала Фальконера полна решимости вернуть свою шхуну, — пояснил он. И, весело блеснув глазами, закончил: — У твоей сестры грозная репутация, Коннор.
— Плевать, — отмахнулся Коннор. Дверь за гостями захлопнулась.
— Гвин, ты сегодня на удивление молчалива весь день, — сказала Рианнон, сидя на стуле в саду с открытым романом на коленях. — Вообще ты сама не своя после того, как вернулась вчера с плавучей тюрьмы. Это все Морнингхолл, да?
Неестественно тихая Гвинет, сидя на корточках, полола сорняки на газоне. Она еще ниже наклонила голову, и соломенная шляпка загородила ее лицо от испытующего взгляда Рианнон.
— Я не хочу об этом говорить.
Рианнон сбросила туфельку и погладила босыми пальцами теплую от солнца шерстку устроившегося возле ее ног Матти. Пес потянулся и заскулил от удовольствия.
— Ты не должна так уж сердиться, если он даже и решился украсть поцелуй. Ведь это так романтично, разве не так? И потом, если его светлость узнает, что ты так из-за этого расстроена, он наверняка сочтет это своей великой победой.
Сорняки, дерзнувшие разрастись среди цветов, не имели ни малейшего шанса выстоять против Гвинет, которой внезапно овладел страшный гнев.
— Вероятно, его светлость одержал победу, — признала она, пряча от сестры вспыхнувшее лицо и с удвоенной силой набросившись на сорняки, — но эта победа померкнет, когда он столкнется с последствиями моей самой первой атаки.
— Ну да, петиция, — понятливо сказала Рианнон, зная о подписях, которые поставили утром члены Женского комитета по проверке положения заключенных, после того как Гвинет созвала их и рассказала о том, что она видела в плавучей тюрьме.
— Конечно, Морнингхолл может игнорировать мой призыв проявить сочувствие к заключенным, но он никак не сможет оставить без внимания обращение нескольких сотен людей.
— А какие еще действия ты намерена предпринять, Гвин? Сорнякам пришлось совсем худо.
— Я направила еще одно письмо Ригарду в транспортное управление, а с завтрашнего дня начну проверку счетов и накладных тех подрядчиков, которые поставляют продукты и одежду заключенным. Тут у меня есть большие подозрения. Они наверняка кладут деньги себе в карман, наживаясь на заключенных.
— А Морнингхолл?
— И с Морнингхоллом будем разбираться.
— Он, похоже, человек с трудным характером, Гвин. И если он настолько недружелюбно настроен…
— Мне плевать на его настрой и чувства. Дело не в них.
— Право же, Гвин, сколько гнева против одного человека! И все из-за какого-то банального поцелуя!
Гвинет по-прежнему не поднимала голову, используя поля шляпки как щит для обороны от взгляда Рианнон. Знала бы Рианнон, что дело отнюдь не ограничилось «банальным поцелуем». Естественно, у нее не было ни малейшего желания рассказывать младшей сестре, что произошло на самом деле. Какой пример она ей подаст?
Ведь Рианнон было всего лишь семнадцать лет.
Гвинет всегда считала себя почти матерью для своих сестер. Конечно же, она не расскажет правды Рианнон. Она даже самой себе не хотела признаться в том, что впервые в жизни недооценила соперника, что на сей раз она оказалась в проигрыше. Маркиз Морнингхолл был не какой-нибудь трусоватый шахтовладелец, не коррумпированный министр, не опекун сиротского приюта, которого несложно напугать. Это был сильный, умный и чрезвычайно опасный человек, и при одном воспоминании о том, что он сделал с ней и до какого уровня ее низвел, у нее начинали полыхать щеки. Ей противна была даже мысль о том, чтобы снова увидеть этого грубияна после всего случившегося.
И все же ради тех несчастных, которые находятся на борту плавучей тюрьмы, ей придется сталкиваться с ним, выносить взгляд его дьявольских глаз, его насмешливую улыбку, его бестактные реплики, понимая при этом, что ее влечет к нему и что они оба об этом знают. Ей остается пребывать в надежде, несмотря на испытанное ею — о ужас! — наслаждение, что в следующий раз она окажется сильной и отобьет го новую атаку.
А тем временем она всю себя посвятит делам. Она целиком сосредоточится на том, чтобы помочь несчастным, облегчить их участь. Соберет подписи жителей Портсмута, замучает транспортное управление своими просьбами и предложениями, она станет рассказывать о кошмарных условиях содержания заключенных в плавучих тюрьмах всем своим друзьям и знакомым, начнет кампанию по сбору продуктов, одежды и денег для несчастных. Она не станет думать о Морнингхолле, о том, как он вынудил ее своими прикосновениями извиваться, стонать и — какой позор! — раздвигать перед ним ноги; она не станет думать о том, как поощряла его действия своими исступленными криками и мольбами; не станет вспоминать торжествующий взгляд его порочных глаз, ошеломляющую ласку его рук и губ, когда они касались ее грудей, сосков и даже интимнейших уголков ее тела! Господи, Уильям никогда не делал ничего подобного. Он даже не сделал ее женщиной, поскольку предпочитал поклоняться ее невинности, словно это могло остановить его собственное неизбежное старение.
Весьма прискорбно, что Уильям оставил белое пятно в ее образовании по этой части. Будь все иначе, она была бы подготовлена к тому, чтобы противостоять этому типу, этому Морнингхоллу.
И вдруг совершенно неожиданно ей вспомнилось нескрываемое сострадание в глазах Морнингхолла после того, как на нее напали караульные, и то, как бережно прижимал он ее к груди, когда выносил из их каюты.
Впрочем, наверняка она все это вообразила себе. Люди, подобные Морнингхоллу, не в состоянии сострадать другим.
Ее размышления прервал голос Рианнон:
— Хочешь знать, что думаю я?
— Что же ты думаешь?
— Я думаю, что тебе следует разыскать Черного Волка и объединить с ним свои усилия в борьбе против Морнингхолла.
Лицо Гвинет покрылось густым румянцем.
— Ну, право же, Рианнон!
— Гвин, а ведь ты покраснела!
Надвинув поля шляпы на глаза, Гвинет вновь сосредоточилась на прополке.
— Зря я тебе рассказала о том, что столкнулась с этим приятелем на пирсе.
— Ну да. Существует множество вещей, которые ты не должна мне рассказывать. Например, что ты почувствовала, когда очнулась на кровати лорда Морнингхолла.
— Перестань, Рианнон.
— Или что ты чувствовала, когда он поцеловал тебя.
— Рианнон, предупреждаю…
Сестра как ни в чем не бывало продолжала:.
— Или почему…
— Леди Симмз, — прервал разговор сестер неуверенный голос Софи. Горничная стояла в дверях, которые выходили в сад. Лицо у нее побледнело, глаза сделались огромными. Она растерянно крутила в руках тряпку для вытирания пыли.
— Что случилось, Софи?
— Там… один джентльмен хочет вас видеть. — Девушка метнула испуганный взгляд назад и добавила: — Он говорит, что его зовут л-лорд М-морнингхолл.
Гвинет оцепенела. Вырванный сорняк выпал из ее руки. Несколько мгновений она молча смотрела на горничную, чувствуя, что почва уходит у нее из-под ног. Морнингхолл! Гвинет была отнюдь не в том настроении, чтобы снова лицезреть его, тем более что она одета как простая крестьянка. К тому же ее до сих пор трясло при воспоминании о произошедшем. И еще здесь находится ее младшая сестра, которую он может избрать следующей жертвой. В любом случае трудно будет скрыть от нее правду о вчерашних событиях.
Сверкнув глазами, Рианнон с лукавой улыбкой повернула голову к горничной.
— Ах, Софи, пусть маркиз войдет. И перестань вести себя словно глупая крольчиха. Он всего лишь мужчина…
— О нет, мэм, он настоящий Люцифер. У него глаза холоднее январского мороза, они пронзают насквозь. Простите, мэм, только я думаю, что его нельзя впускать в дом! Это дьявол!
— Довольно, Софи! — сурово сказала Гвинет. Горничная с побелевшим лицом и вытаращенными глазами уставилась на Гвинет.
— Так что мне сказать, миледи?
Заметив ироническую усмешку сестры, Гвинет сумела взять себя в руки и вонзила лопату в землю. И вдруг ей захотелось, чтобы эта сырая земля оказалась сердцем Морнингхолла.
— Миледи?
— Проводи его, Софи. Невежливо заставлять гостя ждать. Тебе понятно?
