Глава 10
Тоби Эштон сидел с равнодушным видом на нижней палубе. Тело его едва прикрывали пропотевшие, грязные лохмотья. Воздух был раскаленный и загустевший, и требовалось немало усилий для того, чтобы вдохнуть его в легкие. Он не знал, какой сегодня день, который теперь час. Все это имело никакого значения, поскольку Натан снова сидел в карцере, Коннора не было, а только под воздействием их железной воли он находил в себе силы двигаться. Сейчас при нем оставались лишь воспоминания о далеком доме и миниатюрный портрет матери в кулоне, висящем на закопченной цепочке на шее.
И еще он ощущал сосущее чувство голода.
Даже надежда его покинула. Он подтянул колени к груди прислонился затылком к стене. Он настолько ослаб и устал, что у него было только одно желание — умереть.
На борту кипела обычная каждодневная жизнь, о чем свидетельствовали голоса заключенных и разнообразные шумы. Здесь занимались «танцами, фехтованием, математикой, языками». Отдельные, наиболее шумные соотечественники, слов цыгане на деревенской ярмарке, пытались продать остатки своей одежды и даже место, где висели их койки, чтобы заполучить деньги для игры в кости. В пятнадцати футах от него группа французов распевала похабные песни. На фоне этой какофонии звуков слышались шаги караульных, расхаживающих взад и вперед по верхней палубе. Невидящий взор Тоби был обращен во тьму. Непрекращающийся шум на судне стал такой же неотъемлемой частью его существования, как чувство голода, жара и зловоние, исходящее от сотен немытых тел.
Закрыв глаза, Тоби поднес руку к горлу и тихонько погладил миниатюрный портрет матери. По его впалым щекам покатились слезы.
Не дай Бог, если это заметят французы. Они отличались дурными манерами и особой жестокостью. Тоби поспешил вытереть рукавом слезы, притом старался сделать это незаметно. В отсутствие Коннора и Натана эти громилы нередко смеялись и издевались над ним, высмеивали его субтильность, кротость, потешались над тем, что он не мог есть крыс. И хотя американские заключенные старались защитить его, они больше были заняты тем, что изобретали новые способы побега, да и не могли всегда и всюду поспеть.
Если бы Натан вышел из карцера! Если бы пришел Коннор и освободил их!
Тоби подавил невольный всхлип и свернулся в клубок. Дорогой сердцу портрет он зажал в руке, чтобы кто-нибудь из французов не увидел и не сорвал его прямо с шеи. Тоби не заметил, как возле люка началось какое-то оживление, и в его сторону повалила масса толкающихся, орущих заключенных.
Мальчик поднял голову, поправил на носу треснувшие очки. Гул возбужденных голосов становился все громче и громче.
Может, кого-то освободили? Может, это был Натан?
Тоби сунул портрет под рубашку и приподнялся, вглядываясь в толпу и продолжая надеяться на что-то доброе. Вернувшихся из карцера всегда встречали горячо, как героев. Может быть, Натана освободили досрочно? Дай Бог, чтобы это был Натан!
Мальчик вскочил на ноги в тот самый момент, когда Джек Клейтон, один из караульных, протиснулся сквозь толпу и, подняв фонарь, стал вглядываться в глубь помещения.
— Тоби Эштон! Я ищу Тоби Эштона! — выкрикнул Клейтон. Он стоял, согнувшись почти вдвое, и крутил головой, словно огромный неуклюжий медведь. — Ты здесь, парень?
Надежда у Тоби испарилась, уступив место леденящему страху.
Что-то случилось с Натаном!
От толпы отделился один из французов.
— Вон он, прячется в углу! Я его сейчас вытащу тебе! Это был Арман, один из самых злобных мучителей Тоби.
Он схватил Джека Клейтона за рукав. Глаза Армана лихорадочно бегали, губы растянулись в безумной ухмылке, обнажив выбитые зубы, потерянные в многочисленных драках.
Тоби отпрянул и прижался к стене. Арман схватил его за рукав, грубо дернул и швырнул в сторону караульного. Рукав с треском оторвался. Арман заржал и отбросил рукав в сторону. Тоби поспешно натянул рубашку на грудь, чтобы Арман не увидел портрет матери. К счастью, француз не увидел. Вцепившись костлявыми пальцами в руку мальчика, он изо всех сил толкнул его к караульному.
Тоби споткнулся и упал на палубу, больно ударившись подбородком. Этот удар буквально вышиб из него дух, очки покатились по палубе.
Большая мясистая ладонь схватила мальчика за плечи и подняла на ноги. Вытерев кровь с подбородка, Тоби поднял глаза. Подбородок его дрожал, он с трудом пытался сдержать слезы.
— Пошли со мной, — рявкнул Клейтон, возвращая Тоби очки и толкая его к люку.
Тоби объял ужас:
— Мой брат…
— Шагай!
Бросив испуганный взгляд на Клейтона, Тоби двинулся вперед. Пол был липкий и горячий под босыми ногами мальчика, потолок низкий, не хватало воздуха. Пот выступил на его лице, стекал по позвоночнику. Тоби заставил себя поднять голову и шел, прижимая к груди образок матери. Он видел ухмыляющиеся лица, до него долетали обрывки фраз и насмешки. Кто-то пытался подставить ему ножку. Джек Клейтон следовал за ним, слегка подталкивая в спину.
Они дошли до люка, ведущего на верхнюю палубу. Тоби остановился и испуганно посмотрел на караульного.
— Поднимайся наверх.
От охватившего его ужаса к горлу Тоби подкатил комок. Он с трудом проглотил его. Зачем его зовут? Господи, только бы с Натаном было все в порядке! Тоби карабкался по грязной лестнице, держась одной рукой за поручень, второй — прижимая к груди рубашку. Постепенно становилось не так жарко, и наконец Тоби хлебнул прохладного свежего воздуха. Он посмотрел вверх — и увидел легкие перистые облака, скользящие по нежно-голубому небу.
Его охватило недоброе предчувствие.
Тоби похолодел. У него не было сил для того, чтобы сделать несколько последних шагов. Он был почти уверен в том, что сейчас увидит сцену, которую представлял себе заранее. Должно быть, Коннор пришел, чтобы спасти Натана, но попытка не удалась, и сейчас они оба лежат мертвые на обнажившемся во время отлива берегу моря. Черного Волка больше нет, и умерла последняя надежда. А караульный ведет его сейчас для того, чтобы он все увидел своими глазами.
Тоби заскулил, будучи не в силах двигаться дальше.
Клейтон ударил его коленом под зад, выведя тем самым из оцепенения и вытолкнув на палубу. Тоби приземлился на четвереньки. Подняв голову, он увидел рядом с собой невысокие мачты и развешенное между ними стираное белье. Клейтон ткнул его мушкетом в бок, и Тоби, охнув, вскочил.
И сразу бросился к борту:
— Натан!
Он остановился, ухватившись за поручень, чувствуя, как ветер развевает его слипшиеся, грязные волосы.
На обнажившемся морском дне он увидел лишь несколько чаек. И — о радость! — никаких мертвых тел. Ни Коннора, ни Натана.
Тоби опустился на колени и, закрыв лицо, разрыдался от облегчения.
Клейтон стоял у него за спиной.
— Поднимайся!
Тоби вскочил, жадно глотая свежий, вкусный воздух. Глаза его заслезились от солнечного света. Он повернулся к караульному:
— Мой брат…
— Он в карцере. — Караульный оторвал Тоби от поручня.
— Тогда зачем меня привели сюда?
— Его светлость хочет тебя видеть.
Тоби не имел понятия, кто такой «его светлость», но если судить по суровому лицу и тону караульного, то это не сулило ничего хорошего. Он мужественно попытался одернуть свои лохмотья, твердо решив вести себя таким образом, чтобы его братья и отец гордились им. Но тут он понял, что караульный подталкивает его к корме, в сторону капитанской каюты.
— Не смей! — рявкнул караульный, преграждая мушкетом дорогу Тоби, который рванулся было в сторону. — Топай вперед, пока не получил по заднице, и не останавливайся, пока не войдешь в дверь.
Тоби охватил ужас. Ему доводилось слышать о новом капитане, о том, насколько тот грозен, — даже хорошенькая английская леди упала при нем вчера в обморок. Он был настолько безжалостным, что некоторые прикидывались больными, чтобы с «Суррея» их перевели в портовый госпиталь.
Слышал Тоби и о том, что Арман и его приятели замышляли убить капитана, если он не увеличит рацион пива для заключенных.
— А зачем он хочет видеть меня?
Они приближались к двери капитанской каюты, которая вырисовывалась в полумраке и казалась входом в некий мавзолей.
— Будь я проклят, если знаю. — Клейтон остановился у каюты, дважды постучал в дверь, открыл ее и, схватив Тоби за руку, втолкнул внутрь.
Дверь захлопнулась за Тоби, словно крышка гроба.
Споткнувшись, Тоби удержался на ногах и обхватил руками грудь, словно защищая отчаянно стучащее сердце. Он стоял, погрузив пальцы босых ног в мягкий коврик, боясь вздохнуть и даже поднять глаза.
— Садись, — услышал он звучный грудной голос. — Я не кусаюсь.
Тоби медленно приподнял голову и осмотрелся. В каюте царил полумрак, неяркий свет струился лишь через наполовину зашторенные окна. Свет падал на обитый темно-бордовой кожей вращающийся стул, на блестящую поверхность стола, на котором стояла бутылка портвейна.
В тени виднелась фигура мужчины, небрежно прислонившегося к стене у окна.
— Подойди поближе, чтобы я мог рассмотреть тебя. — На сей раз голос прозвучал мягче, словно его обладатель почувствовал ужас Тоби и в нем пробудилось сочувствие.
Тоби медленно двинулся вперед, к свету. Он хорошо осознавал, насколько грязен, и от стыда опустил голову.
— Что случилось с твоей одеждой, мальчик?
— Порвалась, — пробормотал Тоби, рассматривая пальцы своих ног.
— Смотри мне в лицо, когда разговариваешь со мной. Тоби поднял голову, поправил на носу треснувшие очки и стал смотреть сквозь налет сажи на них. Мужчина все еще оставался в тени, и поэтому невозможно было разглядеть черты его лица.
— Я сказал, сэр, что она порвалась.
— Я маркиз. Тебе следует называть меня не «сэр», а «милорд».
Этих слов оказалось достаточно для того, чтобы пробудить в Тоби дух янки, хотя он думал, что уже давно его растерял. Мальчик выпрямился, вскинул подбородок и посмотрел прямо на капитана.
— Я американец. И вы никакой мне не лорд! Я буду обращаться к вам так же, как к другим людям!
Медленно, словно хищная пантера, пробуждающаяся от дремоты, маркиз выпрямился. Он оказался высоким — выше отца Тоби, выше его дяди Брендана, даже выше Коннора. Он вышел из тени, В его движениях чувствовалась могучая сила, казалось, он заряжал окружающий воздух злобой. Он небрежно держал в холеной руке бокал с портвейном. Черные густые волосы обрамляли его словно выточенное из камня, правильной формы лицо.
Его рот и нос свидетельствовали о суровости и твердости, и только в глазах можно было заметить какие-то искорки теплоты и вместе с тем насмешливую проницательность, что невольно обдало Тоби холодом.
— Хорошо сказано, — негромко проговорил маркиз.
Он не спеша обошел вокруг Тоби, строго окинув взглядом его всего — грязные волосы, чумазое лицо, рваную одежду, босые, в язвах ноги. Тоби нервно сглотнул. Наконец маркиз остановился и, глядя на него, словно на дохлую крысу, заключил:
— Ты выглядишь просто отвратительно.
Эти четыре слова лишь подлили масла в огонь возмущения Тоби.
— Я не имею возможности выглядеть лучше… сэр…
— В самом деле?
Их взгляды скрестились, и они некоторое время напряженно смотрели друг на друга — мальчишка в лохмотьях и аристократ. Наконец Морнингхолл отвернулся и поднял голову. Ноздри его раздувались, словно ему был противен вид или запах мальчишки.
Тоби слегка расслабился, перенеся вес тела на пятки.
Неожиданно маркиз обернулся, протянул руку, схватил Тоби за подбородок и приподнял его кверху. Тоби дернулся, пытаясь вырваться.
— Да постой ты смирно, черт побери!
Рука маркиза держала мальчика железной хваткой, и Тоби повиновался, хотя и продолжал упрямо смотреть на своего мучителя, который рассматривал свежую ссадину у него на подбородке. Слезы стыда подступили к глазам Тоби.
— Кто это сделал?
— Я упал. Морнингхолл отпустил его.
— Я слышал, что эти чертовы французы плохо обращаются с тобой. Это так?
— Кто вам это сказал?
— Отвечай на мой вопрос!
Тоби потер ушибленное место, словно пытаясь стереть следы рук маркиза.
— Да, это правда, — сердито сказал он, — но я могу сам о себе позаботиться. Вы ни о ком другом на этом вонючем корыте заботы не проявляете, я тоже не нуждаюсь в ней.
— Я забочусь о твоем брате, именно он рассказал мне о тебе.
Тоби похолодел. Морнингхолл молча отошел от него и вошел в сноп света.
— О м-моем брате?
Маркиз медленно повернул голову и посмотрел на него через плечо.
— У тебя ведь есть брат, верно?
— Да. Он в карцере. — Тоби напрягся. — Если вы так заботитесь о нем, почему же он все еще там?
— Он попытался сбежать. Он должен быть наказан. Если де применять наказаний к тем, кто пытается осуществить побег, на судне воцарится хаос. Разве не так?
Тоби сжал кулаки.
— Вы когда-нибудь были в карцере… сэр? Маркиз осторожно поставил бокал на стол.
— Нет, мистер Эштон. Признаюсь, что не был.
— Значит, вы не можете себе представить, что это такое. Морнингхолл некоторое время внимательно смотрел на мальчика, затем взял бутылку и налил портвейна в бокал.
— Ты умен не по годам, молодой человек. Сколько тебе лет?
— Тринадцать, — мрачно ответил Тоби.
Маркиз лишь медленно, понимающе кивнул. Странные тени промелькнули в его глазах, и на какое-то время маркиз показался вполне человечным.
Тоби скрестил руки на груди, чувствуя себя униженным от того, в каком виде предстал перед этим щеголем.
— Вы… разговаривали с моим братом, сэр?» Морнингхолл, похоже, вернулся от нахлынувших на него мыслей к действительности.
— Да.
— И он?..
— Он чувствует себя хорошо. Насколько хорошо можно себя чувствовать при данных обстоятельствах.
— Вы сократите срок его пребывания в карцере, сэр?
— Я не могу.
— Но…
— Я не могу, — твердо повторил маркиз.
Тоби умоляющим взглядом уставился в это красивое бесчувственное лицо. На мгновение ему показалось, что в нем промелькнуло подобие сочувствия, но, должно быть, это было всего лишь иллюзией.
Чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, Тоби резко повернулся на пятках, собираясь уйти, пока он не опозорился сам и не опозорил свою страну.
— Я не отпускал тебя.
Это было сказано негромко, но твердо, и Тоби остановился. Судорожно сглотнув и часто заморгав глазами, чтобы сдержать подступающие слезы, он обернулся. Морнингхолл стоял неподвижно на прежнем месте.
— Я позвал тебя сюда, молодой человек, с намерением предложить работу, — спокойно проговорил он, — чтобы ты мог быть подальше от этих мерзавцев-французов и не дышал вредоносными парами внизу.
— Что, хоронить трупы? — с вызовом спросил Тоби, утирая нос рукой.
Похоже, Морнингхолл не заметил его минутной слабости — слез.
— Нет. Мне нужен кто-нибудь убирать мою каюту и приносить мне еду. Моего слугу отправили на другое судно. Он пожаловался адмиралу на меня и сказал, что не может работать с таким негодяем, как я.
Вскинув бровь, маркиз искоса бросил взгляд на Тоби из-под густых ресниц, словно призывая его оспорить сей факт или принять предложение.
Тоби стоял в полном замешательстве. Он не мог решить — рассердиться ли ему, оскорбиться или же благодарить за то, что этот дьявол из всех людей внизу выбрал именно его. В то же время в этом аристократе он дважды уловил проблески смиренности и доброты, в то время как находящиеся внизу люди относились к нему не лучше, чем к крысам. Тоби закусил губу и стал ногой ковырять коврик. Он стоял перед трудным выбором: терпеть невыносимые издевательства на нижней палубе или работать на врага-англичанина.
Морнингхолл поставил бокал на стол и, поднеся руку к лицу, стал изучать свои ногти. Вопросительно взглянув на Тоби, он добавил:
— Работа будет не бесплатная.
— Мне этого не надо, — пробормотал Тоби.
— Ты будешь есть то же, что и я.
— Нет, — снова возразил Тоби, хотя и не столь уверенно.
— Ты будешь регулярно принимать ванну, у тебя появится приличная одежда, а в случае хорошего поведения ты сможешь сопровождать меня на берег и там развлекаться.
Сопровождать меня на берег…
Тоби поднял голову и уставился на маркиза, не веря тому, что услышал. Прости его, Господь и родина, у него нет ни малейшего желания работать на этого английского аристократа, ему наплевать на деньги, но вот по приличной, теплой пище его желудок истосковался. К тому же, если у него будет разрешение сходить на берег, возможно, ом сумеет передать весточку Коннору. При этой мысли у Тоби радостно забилось сердце. Коннор, он же Черный Волк, о чем все знали, найдет способ спасти его и Ната!
— Итак?
Кажется, терпение Морнингхолла истощилось.
— Хорошо, я согласен, — решился Тоби, продолжая рассматривать пальцы босых ног и стараясь говорить так, чтобы не выдать охватившего его радостного возбуждения. Затем, подняв голову, строптиво добавил: — Хотя это не значит, что мне нравится ваше предложение.
Маркиз еле заметно улыбнулся.
— Думаю, что не нравится. Но не только тебе одному не нравится твоя работа, — сказал он, отвернувшись, и подошел к окну.
Тоби ждал.
— А теперь ты можешь идти, — пробормотал Морнинг-холл, не глядя на мальчика. — Жду тебя завтра утром.
На смену легким перистым облачкам пришли тяжелые свинцовые тучи, а с наступлением сумерек опустился косматый промозглый туман. Сырость пронизывала до костей.
Для службы при свечах ночь была малоподходящая, но более приличной Черный Волк заказать не мог.
Разделявший это мнение его преподобие Питер Милфорд стоял на мокрой открытой палубе плавучей тюрьмы, укрывшись брезентом, низко надвинув шляпу, с Библией в руках. Дул холодный бриз, пахнущий солью и дождем, и Питер повернулся к нему спиной, пытаясь защитить старую книгу от измороси.
Было слышно, как вверху хлопало и полоскалось на ветру мокрое белье. Питер откинулся назад, ожидая, пока матрос обойдет караульных и молча зажжет свечи — их торжественно держали перед собой все присутствующие. Питер нервничал, как это бывало всегда, когда готовился побег. Однако ему удавалось сохранить выражение лица, соответствующее важности момента.
Позади караульных виднелись силуэты нескольких заключенных — родственников и друзей тех, кто погиб в течение прошлой недели. Питер сжал пальцами Библию. Морнингхолл не позволил этим несчастным взять свечи, боясь, что они как-то используют их для того, чтобы поднять мятеж. Тем не менее он продемонстрировал им сочувствие, дав возможность выразить свою печаль по близким и любимым.
Приближалось время, когда нужно было начинать службу, и Питер почувствовал, насколько напряжены его нервы.
Питер откашлялся и осмотрелся вокруг. Одежда у караульных промокла, они стояли, зябко поеживаясь, защищая рукой пламя свечей от ветра. Дрожащий язычок пламени освещал их мокрые лица, некоторые из них выглядели отрешенными, усталыми и даже грустными. На лицах других лежал отпечаток скуки. Кто-то стоял торжественно и строго.
Огоньки свечей трепетали на ветру. Тяжелая капля дождя загасила одну из свечей. Человек, который держал ее в руке, повернулся к соседу и снова зажег фитилек.
Питер открыл Библию, вновь ощутив тяжесть потрепанного фолианта. Это помогло ему успокоиться. Он про себя произнес молитву за успех и безопасность Черного Волка. Да поможет ему Господь в этом правом деле! Капеллан подумал о женщине, которая также будет принимать участие в этом мероприятии, — славной Орле, с ее мягким ирландским акцентом. И помолился о ее безопасности. Затем, успокоенный тем, что его пожелания донесены до Господа, посмотрел на часы. Темнее ночь не будет, сейчас почти одиннадцать часов. Пора начинать.
Громко откашлявшись, Питер поднял голову, свет от его свечи падал на раскрытую Библию. Его вдруг пронзило чувство вины за то, что он не испытывает никакого сочувствия к караульному, застреленному Морнингхоллом, куда более он жалел почивших заключенных. Он вознес безмолвную молитву Богу с просьбой простить его за такую избирательность. Ведь, в конце концов, напомнил он себе, Бог сотворил и караульных как прочих людей, а Он не совершает чего-либо по недоразумению.
— Люди добрые, — начал Питер Милфорд, возвысив голос настолько, чтобы его слышали все пришедшие на заупо-эйную мессу. — Мы собрались здесь для того, чтобы по молиться за упокой душ тех, кто умер на борту судна в течение последней недели. — «Слишком вяло. Ты способен на большее, Питер». — Мы помолимся за души военнопленных, которые избавились от земных страданий, помолимся за душу Ральфа Лича, который умер насильственной смертью, мы просим Господа Бога простить его и помиловать. Мы говорим: Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое! Зазвучал хор:
— Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наша… И не введи нас во искушение… Ибо Твое есть царство и сила и слава вовеки…
Лейтенант Редли, командир караула, стоял с суровым лицом, распрямив, невзирая на холодный мелкий дождь, плечи. Он явно нервничал, то и дело бросая по сторонам настороженные взгляды, словно опасаясь возможного бунта заключенных.
Лорда Морнингхолла нигде не было видно.
— Аминь, — негромко произнес Питер.
Туман еще более сгустился и превратился в моросящий дождь. Вглядываясь в лица людей, которые смотрели на него, Питер подумал, что сейчас где-то совсем близко вдоль правого борта скользит в темноте лодка.
Он повысил голос, чтобы заглушить возможный шум и плеск весел.
— Помолимся за упокой души Ричарда Моррилла, служившего на военном корабле «Мерримак», который ушел из жизни в пятницу после непродолжительной болезни. Господи, не оставь его семью, его друзей и его самого…
Некоторые из караульных нервно зашевелились.
— Аминь, — произнес кое-кто из них не слишком уверенным тоном.
— Помолимся за упокой души Эбенезера Макгилла, брата Джека Макгилла, который закончил свой земной путь в прошлый четверг. Милосердный Боже, успокой тех, кого он покинул, и не оставь его семью в горе и страданиях…
— Аминь, — сказал Джек, темный силуэт которого виднелся позади караульных. Голос его прозвучал хрипло. И снова лишь двое или трое караульных добавили свое «аминь», что вызвало у Питера раздражение.
— Помолимся за упокой души Этьена Лефлера. Мы провожаем его на небеса после конфликта, который по своему человеческому невежеству мы не можем понять. — Лефлер, один из французов, умер от ножевого ранения, полученного в драке. — И просим успокоить тех, кого он оставил, и не покидать их в горе и переживаниях.
— Аминь.
Толпа слегка покачивалась — люди переминались с ноги на ногу, ежась под моросящим дождем.
— Помолимся за упокой души Ральфа Лича. — «Благодарю тебя, Господи, за то, что лодка сейчас под бушпритом». — Мы просим простить его за то, что он пытался совершить, ибо плоть слаба, в особенности когда… времена столь трудны, как сейчас. Мы просим тебя, о Господи, судить этого человека по его добрым делам и помыслам и просим не оставлять в горе его семью и друзей.
— Аминь, — хором произнесли караульные.
Питер наклонил голову, и с полей его шляпы вода закапала на палубу. Страницы Библии увлажнились от его пальцев, когда он читал стихи из Послания коринфянам. Он повысил голос, чтобы заглушить любой возможный шум, который может произвести Черный Волк во время спасения Тоби Эштона и Джеда Тернера — именно этих двух Коннор хотел увезти с корабля, пока не поздно.
— О Господи, мы просим мира на всем свете! Мы просим, чтобы все войны закончились и род людской мог жить в любви и гармонии; мы просим, чтобы среди людей наступило взаимопонимание; мы просим, чтобы ты не оставлял нашу общину, нашу страну, наш мир. Мы просим положить конец всем страданиям. О Господи, прости нас за грехи наши, которые мы совершаем намеренно и невольно. Услышь, о Господи, нашу молитву!
Редли посмотрел на часы и раздраженно покосился на Питера.
— Мы просим наделить мудростью наших руководителей и молимся о том, чтобы ты направлял их на путь справедливости, милосердия и любви. Господи, будь милосерден и услышь нашу молитву!
Служба продолжалась.
А далеко впереди и внизу, там, где волны бились о продымленный нос старого корабля, из лодки поднялась фигура в черном плаще и проникла в щель под безлюдным кормовым балконом.