Глава 9

Девица издавала тихие звуки недовольства, пока Бетуэлл похрюкивал и тяжело дышал над ней. Гарри поглубже натянул на себя грязный сюртук прибрежного рыбака, пытаясь отгородиться от этих звуков и при этом, стараясь не вдыхать запах мертвой рыбы и пота, которым пропитался сюртук. В переулке, где Бетуэлл получал свое удовольствие, пахло еще хуже, поэтому Гарри спрятался подальше, но с таким расчетом, чтобы быть готовым в случае чего моментально среагировать.

Он ненавидел эту сторону своей работы, ненавидел всей душой. Кое-как справившись с сердечным недомоганием, которое удерживало его дома последние несколько ночей, Бетуэлл нынешним вечером наверстывал упущенное буйной пирушкой в одном из беднейших районов Лондона – в Уайтчепеле, где пил, играл в азартные игры, а сейчас еще и удовлетворял свою похоть. И Гарри выпало сопровождать его.

Нет, он не мог жаловаться на свой жребий. Анжелика вряд ли смогла бы заменить его. И не потому, что не сумела бы постоять за себя, а потому, что единственными женщинами на улицах в этом районе были шлюхи и пьянчужки. Анжелика выделялась бы, по крайней мере, своей трезвостью, и Бетуэлл мог заподозрить неладное.

Не то чтобы он хотел подкинуть эту работу кому-то другому. Анжелика предупредила его о вкусах Бетуэлла, но у Гарри все равно возникло чувство омерзения. На этот раз маркиз заключил пари – кто победит в драке двух уличных бродяг. Борьба была неприятной, ужасная шумная ссора между двумя неуклюжими бедолагами, которые, казалось, готовы были убить друг друга и, наверное, могли бы. Один человек кашлял кровью, когда маркиз ушел. Бетуэлл получил огромное удовольствие, одобрительно рыча при каждом ударе. А поспорил он с очень опасным человеком, который был вполне способен перерезать своему оппоненту глотку. Гарри наблюдал за этим, сцепив зубы и удерживая рукоять ножа, почти уверенный, что ему придется скоро вмешаться. Но, к его облегчению, Бетуэлл проиграл достойно, заплатил пари, и мужчина оставил его в покое.

А вот шлюха… Гарри она не понравилась с самого начала. Он пошевелился, стараясь поудобнее устроиться в своем укрытии. Противное местечко, а тем более – промозглой, холодной ночью, когда туман проглатывает любой тревожный звук или сигнал и каждый проблеск света. Гарри чувствовал себя слепым и глухим сегодня вечером, а в Уайтчепеле это было опасно.

Его мысли прервал громкий стон. Бетуэлл завершил свои дела с молодой проституткой. Гарри не двигался, и через несколько минут, спотыкаясь, из дома вышел маркиз, застегивая на ходу бриджи. Он прошел мимо Гарри, даже не заметив, что в пределах слышимости его грязного свидания кто-то скрывается в засаде. Он минуту постоял на улице, неловко приводя в порядок одежду, потом его вдруг вырвало. Гарри с отвращением посмотрел на землю, а Бетуэлл стучал по груди, как будто пытался вызвать еще один приступ.

За спиной маркиза послышался шум, и Гарри инстинктивно напрягся, схватившись за рукоятку ножа у пояса. Но из переулка появилась лишь девица, маленькое бледное создание, которому на вид было не больше пятнадцати.

– Мой шиллинг, сэр, – с трепетом в голосе сказала она Бетуэллу.

Маркиз даже не взглянул на нее. Он отцепил кусок грязи, прилипший к рукаву, и прежде чем выбросить, хмуро, посмотрел на него.

– Я ничего не обещал, да и ты совсем не удовлетворила меня, – бросил он девице и пошел прочь.

Гарри увидел, как открылся рот у девчонки и сузились от ярости глаза. Женщина, даже полуголодная молодая шлюха, такого не прощает, подчас за подобные слова способна даже убить. Гарри оторвался от стены, но девица не предприняла попытки последовать за маркизом. Через мгновение ее ярость погасла, и она, казалось, была готова упасть там, где стояла! Похоже, у нее даже не осталось сил, чтобы продолжать возмущаться. Гарри оглянулся на Бетуэлла, который удалялся с полным безразличием, выругался про себя, шагнул к девице и обнял ее за плечи.

– Ну, уж нет. – Девица попыталась вырваться. – Сначала придется заплатить. Тот обещал мне второй шиллинг после любовных утех, но не заплатил. Как же мне жить?

– Тихо, дорогая, – пробормотал Гарри на просторечном гортанном кокни и повел ее по улице, одним глазом присматривая за Бетуэллом. Он чувствовал ее острые, как крылья птицы, плечи через тонкую ткань платья. Она была белокурой и маленькой и, скорее всего, могла бы выглядеть симпатичной, если ее кормить, как следует и дать отдохнуть. У нее не было пальто, только тонкая шаль на плечах. – Не волнуйся, не волнуйся. Разве тебе не пора домой к матери?

– Без нескольких шиллингов я не могу. – Она остановилась. Ее тонкие пальцы принялись ощупывать толстый сюртук Гарри, неловко имитируя ласки. – Пойдем, всего два шиллинга, и все, что захочешь.

– Тебе пора домой. – Гарри сунул ей монетку в ладонь. По его мнению, это был лучший способ распорядиться деньгами Сидмаута. – Нынче холодно.

Она с удивлением посмотрела на него, но серебряная монетка уже исчезла в кармане ее потрепанного платья.

– Спасибо, – прошептала она.

Гарри отпустил ее и коротко кивнул головой. Не останавливаясь, он сунул руки в карманы и со злостью посмотрел в сторону человека, за которым шел. Бетуэлл, похоже, не подозревал об окружающей его обстановке и шагал самоуверенной развязной походкой. Гарри мучительно боролся с желанием стукнуть его по голове, погрузить в экипаж и отправить домой. Либо так, либо оставить это самодовольное ничтожество здесь, в Уайтчепеле, без присмотра.

Наконец маркиз добрался до своего дома, где слуги позаботятся о его запачканной одежде без комментариев и упреков. Прислуга и в самом деле ждала его, открыла дверь и зажгла лампу, чтобы осветить ему дорогу. На непроницаемых лицах слуг не промелькнуло ни капли презрения или неодобрения. В конце концов, им платили не за осуждение, а за беспрекословное выполнение приказов. Как и самому Гарри.

Он повернулся и пошел, не глядя, куда идет, в ярости на Бетуэлла за то, что ведет себя как матрос в увольнении на берегу, посещая такие злачные и опасные места. Но при этом выполняя ответственную работу. У человека должно быть чувство долга, черт возьми, если не перед семьей, чтобы вести пристойный образ жизни, то – перед страной, чтобы жить той жизнью, которую он считал приемлемой. Бетуэлл, что ни говори, был известным политиком, участником общественного движения за снос трущоб, хлопкоочистительных фабрик и законов для бедных. Бедные должны соблюдать моральные устои, заявлял он в парламенте, и именно это улучшит их долю, а не школы, правительственные программы или более высокие зарплаты. Гарри читал в газетах сообщения о его выступлениях и думал: а что маркиз реально знает о бедности? Скорее всего, не много. Если не считать сегодняшний вечер, когда Бетуэлл поставил пятьдесят фунтов на драку, где один из участников мог умереть от ран, а потом заплатил один шиллинг полуголодной девочке за то, что воспользовался ее юным телом.

Маркиза совершенно не интересуют подобные люди: драчун со сломанными ребрами и подбитым глазом или шлюха в дырявой обуви и с выступающими сквозь кожу костями. Они нужны только ради его развлечений, мрачно подумал Гарри, точно так же, как он сам существует только ради безопасности Бетуэлла. Этому прохвосту наплевать, если кто-то встанет на пути ножа или пистолета, предназначенного для него; он, скорее всего ничего и не заметит. Гарри работал не ради благодарности Бетуэлла, но его злило, что этот прохиндей думает только о собственных удовольствиях. Какая польза защищать жизнь Бетуэлла, если маркиз не сделал ничего полезного в этой жизни?

Гарри не собирался к Марии. Он вообще не думал о ней. Он долго бродил, как слепой, прежде чем понял, что оказался рядом с Донкастер-Хаусом. Стоял, глядя на фасад дома, смотрел, как газовые фонари отражались во множестве окон. Лорд Донкастер производил впечатление благородного человека, ради такого стоит пожертвовать собой. Но как совместить это с тем, что он испытывает сильную страсть к его дочери? Объективно – это лишь мешает ему выполнять свой профессиональный долг.

Проскользнув через железные ворота в сад, сбросив грязный сюртук и шапку и взобравшись по плющу к ее окну, Гарри все время твердил себе, что если Донкастер обнаружит его, то ничего, кроме пули в свое безнравственное сердце, он не заслуживает. Безнравственное, потому что он увидел, что Мария невинно спит, под рукой – раскрытая книга, и пламя свечи освещает ее гладкую щеку и белую ночную рубашку. Безнравственное, потому что он забрался к ней в комнату, подошел к ее кровати, чтобы посмотреть на ее милое лицо. Зачем он здесь? Как оправдать его поступок? Да и в любом случае ему с этой девушкой ничего не светит. Но самое безнравственное заключается в том, что он, зная все это, все равно находится возле ее постели.

Мария проснулась в тот момент, когда Гарри погасил свечу рядом с ее кроватью. Она подскочила, быстро моргая глазами, сердце испуганно заколотилось под ребрами.

– Кто здесь?!

– Всего лишь я…

Она узнала тихий голос Гарри, присмотрелась и, наконец, заметила его тень, когда он отошел от кровати. Мария потрясла головой, стараясь окончательно проснуться. Ей снился бал, где ее преследовали десятки джентльменов с цветами в руках, а мать настаивала, чтобы после каждого танца она выпивала очередную чашку чая. Она выдержала визиты четырех поклонников только сегодня. Мария не собиралась считать их серьезными претендентами, но мать настояла на необходимости принять этих людей. Уже три дня она, как в ловушке, сидела в гостиной и принимала парад джентльменов, включая визит мистера Крейна, который приходил уже дважды. Теперь она не удивлялась, что ночью ей снились кошмары.

Но теперь здесь был Гарри, впервые за три последние ночи, и если бы она не уснула, то могла бы увидеть его. Он погасил свечу еще до того, как она проснулась, и Мария знала, что он поступил так намеренно.

– Зачем вы сделали это? – раздраженно поинтересовалась она.

– Вы спали, – был его вроде бы убедительный ответ. – И вам больше не нужен был свет.

– Но теперь-то я проснулась и хотела бы зажечь свечу снова. – Мария отложила в сторону книгу и неожиданно стала вставать с кровати, чтобы зажечь свечу.

– Пожалуйста, не надо.

Мария нахмурилась, но так и осталась сидеть на краю постели. В конце концов, во время его последнего визита она согласилась, что прикосновений к его лицу вполне достаточно. И полагала, что таки будет, хотя с тех пор каждую ночь сознательно оставляла горящую свечу в надежде, что он вернется и ей удастся хотя бы мельком увидеть его.

– Где же вы были? Последний раз вы приходили три ночи назад.

Гарри притаился возле туалетного столика. Мария услышала мягкий звук, когда он что-то поднял.

– То там, то сям. А вы скучали без меня?

Мария пожала плечами, ей не хотелось признаваться, как сильно она тосковала без него.

– Это простое любопытство. Конечно, мне нет никакого дела до того, что вы делаете или с кем встречаетесь по ночам.

– И правильно. – Гарри поставил на место то, что брал с ее туалетного столика. – Вряд ли это могло бы заинтересовать вас.

Мария вновь нахмурила брови. В его словах послышалась горечь, и это было не похоже на Гарри.

– Я хотела знать правду, – осторожно начала Мария. – Думала, может, вы забыли меня или решили, что вам не подходит моя компания.

– Правда? – Его смех вовсе не был веселым. – Не представляю, что могло привести вас к такому выводу, Мария.

Девушка нахмурилась еще больше, но ничего не сказала в ответ. Ей хотелось узнать, чем вызвано его странное настроение. Сейчас перед ней был вовсе не тот таинственный, привлекательный молодой человек, которого она ждала.

Гарри помолчал немного, но когда заговорил вновь, Марии показалось, что его голос снова стал прежним.

– Вчера вечером вы были очаровательны.

– Спасибо. – Мария удивленно улыбнулась. Но вдруг застыла от пронзившего ее понимания. – Вы были на балу у Спенсера? Почему же вы не заговорили там со мной?

– Вы были окружены поклонниками с того момента, как приехали туда, и до той минуты, пока не отправились домой. Там просто не нашлось места для еще одного вашего обожателя.

Мария всматривалась в темноту. Весь прошлый вечер ее преследовали джентльмены, в глазах которых читалась порой и юношеская увлеченность. Попытки знакомиться с мужчинами, предпринятые из-за желания найти Гарри, немного утомили Марию. За исключением танцев, этот вечер она провела как обычно – с Джоан и другими молодыми леди.

– Чепуха. Вы проговорились, вас там не было. На самом деле я не все время находилась в окружении поклонников.

– Да уж, – сухо заметил Гарри. – Сэр Кристофер совершенно потерял голову. Он был очень разочарован, когда вы отказались танцевать с ним. Лорд Чиппинг обожает вас, но издалека; будьте с ним любезны, он благородный парень. Лорд Ховард тоже воображает себя влюбленным, но я ненароком заметил, что вы не обращали на него никакого внимания во время вальса, значит, не разделяете его чувство. Виконт Траверс в основном смотрел на вашу грудь, пока ваш отец не прошел мимо. Этот стремится воспользоваться вашими связями и, что более вероятно, вашим состоянием. Мистер Крейн танцевал бы каждый танец с вами, если бы вы позволили. Он весь вечер не сводил с вас глаз. Он уже сделал вам предложение или просто намекнул на это?

Мария удивленно раскрыла рот. Гарри не только был на балу у Спенсера, он, скорее всего весь вечер, наблюдал за ней. Она подозревала, что лорд Траверс заглядывал к ней в лиф, но никак не могла поймать его за этим занятием. Он совсем ей не понравился: маленькие живые глазки, как у проныры, и очень громкий смех. Лорд Ховард был глуп, а сэру Кристоферу Найтли надо было жениться на состоянии. Но Гарри… Ведь он мог просто поговорить с ней и спасти от всей этой толпы надоедливых поклонников.

– Вы – трус, – смогла только вымолвить Мария. – Наблюдать за мной весь вечер и даже не поприветствовать.

– Возможно. – Он говорил без злости, почти рассеянно, и продолжал беспокойно ходить по комнате.

– Хотя я сомневаюсь. – Мария начинала закипать. – Мне кажется, причина намного проще. Я думаю, что вы – ужасно некрасивый и поэтому не хотите, чтобы я когда-нибудь увидела вас…

Гарри тихо засмеялся.

– …болезненно застенчивый, потому что не решаетесь разговаривать со мной в компании…

– Конечно.

– …и совсем не умеете танцевать. Это достойно сожаления, потому что я обожаю танцевать.

Гарри хмыкнул.

– Да нет, я неплохо танцую, Мария.

Девушка махнула рукой, точно так же, как это делала ее мать, когда хотела прекратить спор. Она была вне себя от разочарования, что он находился на балу рядом, видел, с кем она танцует и с каким выражением лица, и не предпринял даже попытки пригласить ее, поговорить с ней… Хотя именно его инкогнито и вызывало трепет в душе. Вероятно, он следил за каждым ее шагом, а она даже не догадывалась.

– Легко говорить, сэр, когда невозможно ничего доказать.

Гарри боролся с поднимавшимся в нем чувством досады. Мария пыталась вывести его из себя, но не ведала, насколько преуспела в этом. Он измучился, не только наблюдая вчера, как она смеялась и танцевала со всеми мужчинами на балу, такая божественная в бледно-голубом платье, которое подчеркивало каждый изгиб ее тела, но и сегодня, пока сопровождал Бетуэлла. Сдержанность, терпение и самообладание Гарри были на исходе. И поэтому он ответил на ее насмешку, вместо того чтобы пропустить ее мимо ушей:

– Я не очень склонен к преувеличениям, мисс.

– Возможно, в следующий раз, когда мы окажемся на одном и том же балу, вы пригласите меня на танец. Просто чтобы доказать ваше умение танцевать.

А в ушах Гарри все еще стояли приглушенные, болезненные стоны шлюхи, когда Бетуэлл грубо овладевал ею. Перед его глазами было ее худое бледное лицо, умолявшее его сделать то же самое, всего лишь за два шиллинга. Контраст между тем жалким подобием женщины и этим милым, избалованным созданием, которое находилось перед ним сейчас, оказывал на Гарри удручающее воздействие. Конечно, Бетуэлл – лицемер и высокомерный осел, но он жил той жизнью, для которой был рожден. Никто не вздумает протестовать против его хамского обращения со шлюхой; он – джентльмен и маркиз, а эта девчонка – никто. И сам Гарри – никто, а вот Мария – состоятельная молодая леди аристократических кровей.

– Тогда подойдите. – Гарри протянул руку. Сейчас его желание забыть неприятный вечер с Бетуэллом объединилось с безрассудной идеей прикоснуться к ней.

– Зачем? – Словно почувствовав его мрачное настроение, Мария с ногами забралась на кровать.

– Потанцевать со мной. – Гарри знал, что будет презирать себя за этот поступок, но уже не мог отступить. – Или вы – трусиха.

Мария вздернула подбородок, соскользнула с кровати и направилась в его сторону.

– Но здесь нет музыки.

Гарри не двигался, просто остался стоять с вытянутой рукой и чувствовал, что гибнет. Он не мог заставить себя сделать что-то еще; если она не прикоснется к нему, разве можно винить ее? Он принес с собой запах трущоб, пота и порока. Она не должна ничего этого знать. Ей это вовсе не нужно.

Мария сделала еще один шаг вперед, потом – еще и вложила свою руку в его ладонь.

Гарри глубоко вздохнул. Ее рука была такой мягкой, такой гладкой. От Марии пахло лавандой и чистым бельем, рядом с ней было спокойно и хорошо, и на мгновение мрак внутри его души развеялся. Он жаждал ее прикосновений и присутствия, как некоторые жаждут джина или опиума. Это слабость, но сегодня он не мог отказать себе в этом. Он притянул ее ближе, потом отступил назад и поклонился. Мария сделала реверанс.

– Какой танец, сэр?

В ответ Гарри стал насвистывать первые звуки популярного народного танца – контрданса. Мария едва не рассмеялась, потому что думала, что он предложит что-нибудь интимное, например вальс. Когда он протянул руку и пригласил ее на танец, она засомневалась, но лишь на мгновение… Что ж, контрданс – приличный танец. Она подстроилась под его шаг и стала делать простые движения.

Других танцующих здесь не было, поэтому они просто повторяли шаги, которые исполняли бы другие пары. Они не разговаривали, но всякий раз, когда их руки соприкасались, Мария испытывала волнение. У него были большие сильные руки, длинные пальцы переплетались с ее пальцами. Это не были изнеженные руки джентльмена, но ведь она уже знала, что он не похож на других.

Мария ощущала, что сегодня вечером что-то пошло не так. Их предыдущие разговоры носили легкий и шутливый характер. Сегодня мрачность, которую она всегда в нем замечала, была слишком очевидной, она ощущала ее постоянно.

Он держал ее за руку, и Мария чувствовала его взгляд, когда оба поворачивались в танце. Их плечи соприкасались много раз, и она была уверена, что он делал это намеренно. Гарри действительно прекрасно танцевал, но ее уже мало заботило это.

Во время очередного поворота в танце Мария специально сделала неправильное движение и оказалась прямо перед ним, а не у него за спиной, как требовал танец. Они оба остановились, их отделяло друг от друга всего несколько дюймов.

– Что произошло сегодня вечером? – прошептала Мария, силясь рассмотреть его лицо. – Вы совсем другой…

Гарри возвышался над ней, мрачный и молчаливый.

– Девочка, – наконец выдавил он, его голос звучал уныло, но при этом был переполнен эмоциями. – Ей не больше пятнадцати лет.

– Но что с ней случилось?

– Я дал ей пять шиллингов и отправил домой.

Гарри не ответил на ее вопрос. Мария осторожно положила руку ему на плечо, Гарри резко вздохнул, но не отодвинулся.

– Но что еще вы могли сделать?

– Ей не нужны эти деньги, – ответил Гарри, и Мария поняла, что он раздражен. Он просто кипел от возмущения. – Ей нужны хороший дом, приличная одежда и честная жизнь, которая не требует от нее продавать свое тело джентльмену, который забрел вечером в трущобы. Он заплатил ей один шиллинг и овладел ею прямо в грязном переулке, пропахшем дерьмом. – Теперь голос Гарри звенел от гнева. – Я слышал, как она плакала, а он даже не заплатил ей второго шиллинга, как обещал, и ушел, не обернувшись…

Никто никогда не говорил с Марией о таких вещах. Наверное, его грубая речь должна была шокировать или оскорбить ее, но она пришла в ужас от того, что он рассказал.

– Где? Где она? Может быть, я могу ей помочь… Гарри с горечью в голосе рассмеялся.

– Не получится. Я, скорее всего, если даже захочу, не найду ее снова. Она могла и не выжить этой ночью на улицах Уайтчепела.

– Но мне бы хотелось что-то для нее сделать, – искренне настаивала Мария. Она даже представить себе не могла подобную жизнь. И кому же не захочется помочь такому бедному созданию, голодному, никому не нужному, да еще над которым надругались? Она может предоставить вещи и еду, и даже деньги. Отец давал ей достаточное количество денег на мелкие расходы, и Мария могла потратить некоторую сумму на нуждающуюся девочку. – Я могу ей помочь, Гарри.

– Неужели? Интересно, как? – Он отступил назад, широко раскинув руки. – Продадите вашу мебель? Подарите свои шелковые платья?

– Ну, нет, но…

– Еда или теплая одежда ей не помогут. Ее жизнь от этого мало изменится. Она – бедная, молодая и уже опустошенная. Чем ей поможет еда, если завтра она снова будет голодной? – Он резко махнул рукой. – Это очень любезно с вашей стороны предложить свою помощь, но это не выход. Никто не может помочь. Надо, чтобы все порядочные мужчины и женщины вступились за нее. О каком благородстве человека может идти речь, если он позволяет людям страдать от голода всего через несколько улиц от собственного дома и никогда не предпринимает ни малейшего усилия, чтобы помочь. Ваш отец заботится о вас и о вашем здоровье, а он хоть знает, как живется в Лондоне бедным молодым женщинам?

– Я… Я не понимаю, – с запинкой сказала Мария, напуганная его яростью. – Почему вы были в Уайтчепеле? Вы… Вы – сторонник реформы, Гарри?

Он молчал, опустив плечи.

– Нет, – послышалось, наконец. Казалось, гнев и оживление покинули его, уступив место опустошительной усталости. Он отвернулся и повесил голову. – Нет, я – ноль, пустое место.

Мария, не задумываясь, шагнула вперед, положила ему руки на спину и прижалась к спине щекой. Он был таким большим и сильным, она чувствовала тепло его тела через мягкую ткань рубашки. Мария закрыла глаза и глубоко вздохнула, хотя от него пахло рыбой. Где он был сегодня вечером и что делал? Зачем он следил за джентльменом, который обманул нищую проститутку, если его это так расстроило? Его волновала судьба обычной уличной девчонки, которую он никогда больше не увидит. Он дал ей денег. И этот жест тронул сердце Марии.

– Для меня вы – не пустое место.

Гарри обернулся. Мария смотрела ему в лицо, которое даже на таком близком расстоянии едва виднелось в темноте. Мария поняла, что больше уже не важно, как он выглядит. Она узнает его повсюду – по манере двигаться, по тому, как он дышит и смеется.

– Простите, – прошептал Гарри, – мне не следовало так говорить, когда вы предложили свою помощь.

– Я бы помогла ей, Гарри, правда.

– Я знаю. – Его руки взметнулись вверх, пальцы коснулись ее подбородка. Мария интуитивно качнулась к нему, прикрыла глаза и подняла лицо ему навстречу. Его губы скользнули по мягкому шелку ее губ, задержавшись там лишь на мгновение. – Хотя вы все-таки не правы, – прошептал он где-то возле щеки Марии. – Для вас я хуже, чем пустое место.

Когда Мария открыла глаза, его уже не было.