Глава 15
Впервые в жизни Имоджин была разбужена поцелуем, но, открыв глаза, увидела Фицроджера в полном боевом облачении. Он снова стал военачальником, а не любовником.
Имоджин поглядывала на него, пока одевалась. То, что было ночью, теперь казалось сном. Но воспоминания были слишком свежи, и они многое изменили. Ужас, внушенный расправой Уорбрика над Дженин, был похоронен на дне души. Он не был забыт, но остался там, где хранились ее воспоминания о смерти, болезнях и войне.
Близость мужского тела, близость тела Фицроджера больше не несла в себе угрозу, она стала для ее губ и рассудка даже слаще меда. Больше она не видела в этой близости ничего дьявольского или греховного. Она могла вызвать отвращение лишь у того, кто говорил о ней как о чем-то низменном и постыдном. Но близость, осененная доверием и нежностью, была ангельски чиста.
То возвышенное, приподнятое состояние, в котором пребывала Имоджин, не могло быть грехом.
Фицроджер даровал ей — со всей чуткостью и щедростью — невероятное блаженство. Ее тело и разум еще не остыли после этого чуда, их не остудила даже ледяная вода, которой она умылась, и холодное прикосновение одежды.
И она по-другому стала относиться к нему.
Даже теперь, после нескольких часов крепкого сна, легчайшее прикосновение будило в ней целую бурю эмоций. Запах, принадлежавший только ему, еще держался на простынях, и она не могла остаться к нему равнодушной. Теперь она понимала, отчего новобрачные ведут себя так странно и постоянно ищут повода уединиться. Они целиком захвачены этой новообретенной чувственностью и не в состоянии сосредоточиться на обычных делах.
Захвачен ли этим и он?
Имоджин наклонилась, чтобы надеть чулки, и исподтишка кинула взгляд на Фицроджера.
Она грустно вздохнула. Конечно, нет.
Он выглядел спокойным, и можно было не сомневаться, что его ум поглощен насущными проблемами. Словно желая доказать ей правоту этой догадки, он с нетерпением посмотрел на жену. Но тут его взгляд на какой-то обжигающий миг остановился на ее голой ноге.
У Имоджин перехватило дыхание, и она поспешила спрятать торжествующую улыбку. Она постаралась как можно дольше возиться со своими чулками.
Она хорошо помнила сделанное прошлой ночью открытие. Фицроджеру не так-то просто доставлять наслаждение ей и ничего не получать взамен. Возможно, он тоже переживает настоящую бурю чувств. Ее ноги почему-то дрожали и подгибались, когда она встала, чтобы выйти из комнаты.
Он отступил в сторону, пропуская ее вперед.
А потом сделал одно-единственное движение.
Его рука в латной рукавице легла Имоджин на шею и прижала к дверному косяку — совсем не больно, но решительно и властно.
Он поцеловал ее, и снова ему не удалось сдержаться: поцелуй вышел жадным и страстным.
Имоджин задрожала от неутоленной страсти, и страсть эта исходила от него. Он отшатнулся, зажмурился, как будто сам удивился своей несдержанности. Его неподвижная, напряженная фигура лучше всяких слов говорила о диком, чудовищном голоде.
Хотел ли он ее? Или ему просто нужна была женщина? Насколько она могла судить, он уже довольно давно умерщвлял свою плоть воздержанием.
Он поднял тяжелые веки. Взгляд зеленых глаз потемнел и затуманился. Он убрал руку, как будто только сейчас увидел, что делает, и с недоумением уставился на ее шею. Имоджин провела по ней рукой, хотя знала, что там не могло остаться отметин.
Зато ее губы горели, как от удара.
Она ждала его слов, но он лишь погладил ее по плечу и повел во двор.
Хватит ли им терпения дождаться ночи, чтобы утолить эту страсть? Как только они окажутся в Кэррисфорде, никто не помешает им удалиться в спальню. И вовсе незачем мучиться до самого вечера!
Имоджин едва сдерживала нервную дрожь. Она сгорала от нетерпения, но его жадный поцелуй ее напугал. Он казался ей драконом, посаженным на цепь. Он мог обогреть ее своим дыханием и унести высоко в небо на огромных крыльях, но мог и спалить, как пылинку, даже не заметив этого.
Они покинули монастырь в сопровождении вооруженного отряда из двадцати человек — в точности, как он говорил. Имоджин тронула такая забота о ее безопасности, хотя она считала ее излишней. Дорога от монастыря до Кэррисфорда всегда содержалась в отменном порядке и извивалась перед ними широкой лентой, как будто приглашая в путь. Солнце едва успело разогнать последние клочья утреннего тумана, обнажая серебристую от росы паутину, мерцающую между травинок. В зеленых кронах деревьев беспечно распевали какие-то пичуги.
Мирная, безмятежная картина обещала скорое возвращение домой.
Она услышала стон и оглянулась.
Поначалу не было заметно ничего подозрительного, но вскоре она увидела, что один из охранников побледнел, как полотно, и с трудом удерживается в седле. Вот он покачнулся и схватился за луку седла, чтобы не свалиться на землю. Фицроджер тоже это увидел. Он подъехал к солдату:
— Тебе плохо? — спросил он.
— Что-то живот прихватило, милорд, ничего страшного… — Он попытался придать себе бравый вид, но вдруг согнулся пополам, и его вырвало.
Через пять минут большинство солдат стонали от желудочных колик. Многих рвало. Здоровыми остались только шестеро, и Имоджин сразу бросилось в глаза, что на них цвета Фицроджера. Остальные были из отряда Ланкастера.
Значит, все это время опасность шла за ними по пятам.
— Гарет, — обратился Фицроджер к одному из тех, что были здоровы, — они ели что-то отдельно от вас?
— Не то чтобы ели, — смущенно пробормотал солдат. — Они пили, милорд. Люди Ланкастера прихватили с собой мех с вином.
— Но вы из него не пили?
— Нет, милорд.
— Теперь тебе ясно, почему я высек солдата за пьянство на посту? — спросил Фицроджер у Имоджин.
— Но почему ты взял с собой людей Ланкастера? — Страх, зашевелившийся в ее душе, грозил перерасти в панику. Все было спланировано заранее, причем с единственной целью — добраться до нее. Она снова посмотрела на дорогу. Сейчас она напоминала тропу в логово хищника.
— Я должен был оставить в Кэррисфорде свой гарнизон, — бесстрастно ответил он, — но мне хотелось усилить твою охрану, и я взял кое-кого из отряда графа. Теперь я вижу, что это было ошибкой.
— Лучше нам остаться здесь… — Она двинулась было обратно.
Он остановил ее, положив руку на плечо. Его взгляд мигом окинул всю картину: солдат, больных и здоровых, стены монастыря не более десяти футов высотой и дорогу на Кэррисфорд.
Имоджин немного успокоилась. Что бы ни случилось, Фицроджер найдет способ ее защитить. Ведь он — ее рыцарь, и притом лучший солдат в королевском войске.
— Монастырь не предоставит серьезной защиты тем, кто равнодушен к Божьему гневу, и это играет им на руку, — рассуждал он вслух. — Если мы поспешим, то можем их опередить. Ты умеешь ездить верхом?
— Конечно.
— Я имею в виду — мчаться во весь опор?
— Да. — Ее сердце забилось гулко и часто, но не от страха, а от готовности бросить вызов неведомым врагам. — Я ведь люблю охотиться, помнишь?
Это была довольно жалкая попытка пошутить, но он оценил ее по достоинству и улыбнулся.
— Отлично. — Он сорвал с седла одного из самых худосочных солдат Ланкастера и без церемоний вытряхнул его из толстой кожаной рубахи и круглого остроконечного шлема. — Надень это.
Имоджин проглотила возражения и выполнила приказ. Рубаха болталась на ней, как на вешалке, но грубая кожа могла послужить защитой от стрел. Ей стало не по себе при мысли, что на них могут напасть. При жизни ее отца смешно было даже подумать, что кто-то осмелится угрожать ей оружием. Впрочем, Имоджин была полна решимости выйти с честью из этого испытания. Она без сожаления бросила в траву драгоценный обруч и нахлобучила шлем прямо поверх вуали.
Фицроджер поднял с земли ее обруч:
— Нам не следует разбрасываться такими вещами, жена. — Веселый блеск в его глазах заставил Имоджин покраснеть от гордости.
Он обязательно победит, как бы ни был силен их враг.
Она сунула обруч под тунику, туго перепоясанную ремнем. Потом заметила, что у одного из больных солдат есть лук и стрелы. Она забрала у него лук, проверила тетиву и прикинула на руке. Конечно, он был больше того, к какому она привыкла, но на пару выстрелов ее хватит. Она закинула за плечо колчан со стрелами.
— Ты умеешь стрелять? — спросил Фицроджер.
— Да.
Он ничего не сказал и помог ей подняться в седло.
Вскоре они были готовы в путь: восемь человек против неведомого врага. Но Фицроджер считал, что большая армия не может находиться поблизости и остаться не замеченной его патрулями. Вдобавок злоумышленники вряд ли знакомы с суровыми порядками в отряде Фицроджера, а значит, ожидают, что вся его стража страдает от боли в желудке.
Ее муж подъехал ближе и протянул ей щит.
— Накинь ремень на плечо, а левую руку просунь в петлю.
Она сделала, как было велено. Это был небольшой круглый щит, гораздо легче его огромного щита в форме крыла, но для нее он все равно оказался слишком массивным.
Она почувствовала себя довольно глупо. Они не успеют доехать до Кэррисфорда, а ее рука уже онемеет от такой тяжести, и вообще вряд ли ей удастся орудовать щитом так же умело, как делают это солдаты. Не говоря уж о том, что щит помешает ей стрелять из лука.
— Они не станут в меня стрелять, — проговорила она.
— Кто знает, что им нужно? — Он пристально всматривался в даль. — Моя задача защитить тебя, Имоджин, и я делаю это, как могу. Держись рядом со мной и будь начеку. И не задумываясь выполняй любой мой приказ.
— Или что? — спросила она, снова пытаясь найти утешение в юморе.
— Или я поколочу тебя — если мы останемся живы.
На этот раз она поняла, что ему не до шуток.
Он взял меч на изготовку, еще раз окинул взглядом свой малочисленный отряд и отдал тихую команду. Они взяли с места в карьер: два человека скакали впереди, остальные сзади.
Имоджин не преувеличивала, когда сказала, что умеет ездить верхом, но шлем был слишком велик и все время сползал на глаза, а тяжелый щит болтался на скаку, молотя по чем попало. Ее нога вскоре покрылась синяками, а лошадь стала шарахаться от неожиданных ударов по бокам. Имоджин начала отставать. Фицроджер придержал коня, наклонился и схватил ее лошадь под уздцы. Имоджин вцепилась в гриву и сосредоточилась на том, чтобы не потерять щит и не вывалиться из седла.
Они уже давно въехали в лес, однако врагов не было видно.
А потом в воздухе засвистели стрелы. Один из передовых всадников рухнул вместе с лошадью. Они покатились по земле, пока не перегородили собой дорогу.
Фицроджер приказал остановиться. Не дожидаясь команды, его солдаты заняли круговую оборону, прикрывая собой Имоджин.
Она в шоке следила за тем, как выпущенная из леса стрела вонзилась в ее щит. А ведь это могло быть ее тело!
Она видела, как Фицроджер выдрал стрелу, угодившую ему в грудь. Едва справившись с испугом, Имоджин сообразила, что стрела не могла войти глубоко. Даже если она пробила латы, ее наверняка остановила кольчуга.
Воздух прошили новые стрелы. Теперь они шли низом, в надежде поразить лошадей. По счастью, почти все стрелы прошли совсем низко, и лошади не пострадали. Правда, одно животное заржало от боли, но всаднику удалось его успокоить. Имоджин видела, как набухает кровью пятно у нее на брюхе. Ничего страшного, простая царапина.
Святой Спаситель, неужели им суждено здесь погибнуть?
Солдат, упавший первым, так и не поднялся с земли. Это был Гарет. Тот, что рассказал им про вино.
Но Уорбрику совсем невыгодно ее убивать!
Никому не будет выгоды от ее смерти.
Кроме короля. Если она умрет, Генрих завладеет Кэррисфордом.
Но не мог же он…
Стрел стало меньше. Наступила минута зловещего затишья, растянувшаяся до невероятных пределов.
Затем из чащи выехали десять вооруженных до зубов солдат. С дикими воплями они схватились врукопашную с ее защитниками. Крики дерущихся перекрывали звон и скрежет металла, рвущегося к заветной цели — костям и плоти врагов.
Лошадь под Имоджин испугалась и заплясала, окруженная звоном и блеском стали. Имоджин рванула поводья изо всех сил, стараясь успокоить животное и в то же время выискивая шанс помочь своим. В суматохе она потеряла лук, но сейчас от него было мало проку. В такой свалке невозможно было прицелиться.
Она немного удивилась тому, как вдруг замедлились движения окружающих. Миновала всего минута с тех пор, как Гарет упал на дорогу, а ей казалось, что прошли годы. Все вокруг — и друзья, и враги — едва шевелились, как во сне.
Она видела, как открылся для удара один из врагов, но солдат Фицроджера не воспользовался этим шансом. Будь у нее под рукой хоть какой-то кусок металла, она запросто поразила бы этого человека. Лошадь снова заплясала под ней и повернула к Фицроджеру. Он тоже напоминал ей медлительного старика, хотя действовал гораздо быстрее остальных.
Его меч ударил по незащищенному торсу, и Имоджин могла поклясться, что услышала хруст рассекаемых ребер, прежде чем враг дико завизжал и рухнул с коня. И она нисколько не испугалась! Мало того, она издала воинственный клич, как будто сама свалила этого солдата!
Еще один ее защитник с жалобным воплем рухнул на землю. Их становилось все меньше.
Ее возбуждение сменилось апатией. Противник был слишком силен.
Имоджин пожалела, что у нее нет меча, хотя вряд ли сумела бы им воспользоваться. Но тут вспомнила про стрелы. И выхватила из колчана сразу несколько штук, готовая воткнуть стрелу в любого, кто протянет к ней руки.
Однако нападавшие слишком были заняты дракой, и пока им было не до нее. Кажется, их вообще занимал один Фицроджер, как будто они понимали, что доберутся до Имоджин, только разделавшись с ним. Он без труда бился один против троих, легко, будто играючи, отражая удары.
Ее сердце чуть не выскочило из груди, когда один из разбойников коварно подкрался сзади и занес над Фицроджером тяжелую булаву. Она закричала, предупреждая об опасности, но ее муж уже развернулся и ушел от удара, как если бы у него были глаза на затылке.
Улучив какой-то миг между двумя ударами, он даже улыбнулся ей весело и беспечно, как будто это была просто забавная игра.
Она с удивлением обнаружила, что улыбается ему в ответ. Это была не игра, и тем не менее никогда прежде она так остро не наслаждалась жизнью. Если даже ей суждено умереть на этой дороге — такая смерть будет не хуже, а даже лучше многих.
Но ни за что на свете она не сдастся в плен.
Тяжелый меч грозно просвистел в воздухе совсем близко от головы Фицроджера. Он мощным ударом отбил его и развернул коня, чтобы сразиться с другим нападающим.
Ранило еще одного солдата из их охраны, но враги понесли гораздо больше потерь. Один Фицроджер уложил не меньше троих. Имоджин с нетерпением ждала, когда кто-нибудь окажется достаточно близко и она воткнет в него свои стрелы. Она кричала от восторга, приветствуя каждый удачный удар и радуясь каждому поверженному врагу.
Упал еще один солдат из их отряда.
И тут разбойник наехал прямо на Имоджин. Она подняла лошадь на дыбы, стараясь отпугнуть его, и громко закричала. Фицроджер бился с двумя противниками, но сумел развернуть своего коня, чтобы ее прикрыть.
Он бился не на жизнь, а на смерть и все же умудрялся защищать и ее! Это было просто чудом.
Но тут лошадь одного из нападавших задом уперлась в ногу Имоджин, грозя раздавить ее своей тяжестью. Ах, с каким наслаждением Имоджин воткнула стрелу в конский зад!
Лошадь шарахнулась в сторону. Всадник удержался в седле, но на какую-то секунду открылся для удара.
И снова все замедлилось, как во сне.
Незащищенное место между наплечниками и шлемом их врага было видно Имоджин так же хорошо, как яблочко в центре мишени. И меч Фицроджера безошибочно нашел это место. Разбойник даже не успел понять, что ему конец, а ее муж со смертоносной ловкостью еще раз взмахнул мечом и отсек руку его сообщнику. Тот завыл от ужаса и грянулся оземь.
— Хорошая работа! — похвалил Фицроджер свою жену.
Ее сердце пело от счастья.
На него снова готовились напасть трое противников, но что-то остановило их атаку. Что же?
Ничего удивительного, что они боятся такого рыцаря, как Фицроджер!
И опять засвистели стрелы.
Одна ударила Имоджин по шлему, так что ее голова чуть не отвалилась. Она вскрикнула от испуга. Но гораздо больше стрел попало Фицроджеру в правый бок, не прикрытый щитом.
Кажется, семь штук. Теперь он был похож на ежа.
Он зло выругался, но Имоджин видела, что эти стрелы не могли причинить ему серьезного вреда. Тем не менее они пронзили кожу, лишив правую руку возможности держать меч. Он перекинул клинок в левую.
Последний из их солдат упал бездыханный, и дравшиеся с ним двое бандитов присоединились к трем своим дружкам. Один из них зловеще ухмылялся.
Время как будто остановилось.
Она увидела, как трое разбойников перекрыли дорогу на Кэррисфорд.
Она увидела, как двое других медленно, словно нехотя, приближаются к ним.
Она увидела, как из ран Фицроджера сочится кровь.
Когда он кивнул в сторону леса и почти спокойно сказал: «Туда!» — она бросила на землю бесполезный щит и колчан и направила лошадь в густую чащу.
Они неслись, не разбирая дороги, заставляя лошадей перепрыгивать через поваленные деревья и рискуя в любой момент слететь на землю, зацепившись за сук. Но остановка означала верную смерть для него, и гораздо более ужасную участь для нее.
Он был рядом с ней, однако Имоджин понимала, что во время этой бешеной скачки может полагаться только на себя — иначе она погибнет.
Она слышала, как трещат ветки под копытами лошадей их преследователей, но постепенно этот звук становился все тише.
Ее шлем слетел с головы, сбитый ударом толстой ветки, чуть не свалившей ее с седла. После этого она поехала медленнее.
От ее юбки остались одни лохмотья, но она была благодарна небесам за то, что ткань оказалась ветхой. Иначе ее наверняка сдернуло бы на землю.
Ее муж обнаружил в подлеске оленью тропу и поехал по ней. Имоджин, придержав своего коня, ехала следом.
Тропа вилась и вилась по оврагам, пока не спустилась вниз с косогора — такого крутого, что лошадь могла сорваться в пропасть в любой момент.
А вот и ручей.
— Ты сможешь через него перепрыгнуть? — спросил он, придержав своего взмыленного коня.
Она видела, что он с трудом держится в седле. Почти все стрелы, попавшие в него, обломились в бешеной скачке, но судя по всему, он потерял очень много крови.
— Да. Как ты себя чувствуешь?
— Поехали! — только и ответил он.
Она повернула лошадь к ручью и легко перемахнула через него, а потом остановилась, чтобы подождать Фицроджера. Он прыгнул следом за ней.
Эта мимолетная заминка дала Имоджин время осмыслить ситуацию.
— Там, прямо над нами! — крикнула она. — Там есть пещеры. Мы могли бы в них укрыться. — Но испугавшись, что Фицроджер сочтет ее трусихой, она добавила: — Я знаю, как отсюда попасть в Кэррисфорд.
— Едем туда, — решил он.
Она осторожно вела коня по крутым склонам, сплошь заросшим кустарником. То и дело из-под кустов выглядывали острые скалы. Имоджин вдруг испугалась, что не сумеет найти пещеры — ведь прошел не один год с тех пор, как она была здесь в последний раз. Но тут ей на глаза попался новый утес, и она, вспомнив это место, решительно направилась в ту сторону.
Она под уздцы провела коня через узкий проход в сумеречную прохладу пещеры. Фицроджер не отставал от нее ни на шаг.
— Надеюсь, мы не совершаем глупость? — спросила она, поежившись от холода. — Сначала мне это показалось хорошей идеей, но теперь я подумала, что мы похожи на детей, прячущихся под кроватью. Если они нас выследят, мы окажемся в ловушке. — Ее голосу вторило едва заметное эхо, хотя пещера была совсем небольшая. К добру или к худу ей попалась пещера, не связанная с тем бесконечным лабиринтом, что пронизывал эту гору насквозь.
— Мы давно от них оторвались, — возразил Фицроджер, — и я мог бы защищать это место достаточно долго.
То странное ощущение, из-за которого все окружающие казались Имоджин неуклюжими и заторможенными, все еще не покинуло ее. Оно стало не таким отчетливым, но не пропало совсем. И внушало ей неестественное спокойствие и уверенность. Разве не очевидно, что любой нормальный человек в подобной ситуации должен был бы трястись от ужаса?
— Позволь мне осмотреть твои раны, — предложила она.
— Не бери в голову, — небрежно отмахнулся он, осматривая их убежище и избавляясь от засевших в латах наконечников стрел, как будто это были простые колючки.
Однако одну стрелу он не тронул.
Она заметила, что эта стрела вошла достаточно глубоко. Она пробила латы насквозь и повредила мякоть руки. То ли она обломилась случайно, то ли Фицроджер сломал ее сам, однако он двигался так, словно засевший в руке наконечник причинял ему немалые неудобства.
— Мы не можем оставить ее на месте, — заметила Имоджин, встревоженная тем, что при каждом его движении из раны начинала течь кровь.
— Ничего не поделаешь. Пока она не вынута, я не могу снять латы. И выдернуть ее я тоже не могу — обломок такой короткий, что не ухватишь как следует.
— Дай я попробую. — Имоджин взмолилась про себя, чтобы ей хватило на это сил.
Он посмотрел на нее — один короткий недоверчивый взгляд — и подставил руку.
От стрелы остался кусок длиной не больше мизинца, да и тот был скользким от крови. Она взялась за него как можно крепче и дернула. Никакого толку — разве что он застонал от боли, и кровь полилась ручьем.
— Прости!
— Наконечник зацепился за латы. — Его голос даже не дрогнул. — Давай я их раздвину, а ты тяни изо всех сил.
Имоджин несколько раз глубоко вздохнула. Это необходимо сделать, и она справится с этим! Она очень осторожно ощупала стрелу: а вдруг можно снять латы, не вынимая ее из раны?
— Может, лучше совсем ее обломить? — предложила она.
— По-моему, от этого будет только хуже.
Имоджин с сомнением разглядывала обломок стрелы. Внутренний голос твердил о том, что ей лучше не лезть не в свое дело, что все как-нибудь образуется и без нее, что о Фицроджере позаботится кто-то более умелый и опытный. Но если Фицроджера не избавить от стрелы, он не сможет сражаться этой рукой, не говоря уж о том, сколько потеряет крови.
— Ложись, — вдруг приказала она, сама пораженная столь решительным тоном.
— Зачем? — удивился Фицроджер.
— Если мне и удастся выдернуть эту штуку, то только если ты ляжешь на землю. — Она все еще чувствовала себя неловко, отдавая ему приказы. — Тебе нужно лечь на живот.
Он без возражений улегся на пол пещеры. Теперь обломок стрелы торчал прямо вверх. Имоджин уперлась коленом левой ноги в его предплечье, а правой ногой наступила на плечо.
— Так больно?
— Не очень, — ответил он и добавил с кривой улыбкой: — В некоторых местах так часто развлекаются: заставляют женщин ходить по мужским спинам…
— Это в каких таких местах? Или мне не положено знать?
— Пожалуй, нет.
Имоджин наклонилась и, как могла, вытерла кровь, стараясь не задевать стрелу. При этом она убеждала себя, что в руках ее вполне достаточно сил и что она делает все, как надо.
— Я не возражаю, чтобы ты ходила по мне где угодно… — Его голос был удивительно теплым и дружелюбным.
Она не обратила внимания на эту глупую шутку и обмотала обломок стрелы куском ткани, оторванным от подола.
— Считается, что это помогает снять напряжение в мышцах… Черт!
Она вытащила стрелу! Наконечник, прежде чем выйти из тела, вспорол мышцы и кожу, а потом заскрежетал о металл доспехов. Сила рывка оказалась такой, что Имоджин отбросило назад. Она плюхнулась на землю, стараясь подавить тошноту.
Он перекатился на спину и зажал рану, хрипло дыша.
— Не скажу, что это была самая приятная минута в моей жизни…
— У меня нет практики… — Чуть не плача, она на четвереньках подползла к нему.
— Мне попадались врачи и похуже. — В его глазах все еще стояла боль, но голос снова стал теплым и дружелюбным. — Остальные раны могут и потерпеть до более подходящего момента.
Она ответила ему строгим взглядом:
— Давай попробуем снять латы.
Это тоже было болезненной процедурой, но они сумели снять латы и кольчугу.
Он был весь залит кровью.
В основном это была кровь, сочившаяся из неглубоких ран, оставленных стрелами. Ни одна из них не была опасной, и многие уже не кровоточили, но тем не менее все они были достаточно болезненными.
Самая глубокая рана превратилась в кашу из рассеченной кровоточащей и набухающей плоти, и это была рана, из которой вытаскивали стрелу.
— Боже милостивый! — вырвалось у нее. — Ты можешь остаться без руки!
Он попробовал пошевелить ею, отчего из раны снова хлынула кровь.
— Перестань! — Она схватила его за локоть.
— Все не так уж плохо, и я отлично владею этой рукой.
— Надеюсь, тебе больше не придется драться. В конце концов, в замке должны нас хватиться и послать кого-то на поиски. — Имоджин кромсала свою юбку на полосы, чтобы наложить ему повязку, и проклинала отсутствие воды. Она не могла ни промыть рану, ни приложить компресс из трав. Конечно, можно было поискать возле пещеры, но высовываться сейчас из убежища было слишком опасно.
— Что я буду делать, если ты умрешь? — в ужасе проговорила она, затягивая очередной узел.
— Я не умру от таких пустяков, Рыжик.
— Мой отец тоже не собирался умирать от той раны, — сердито возразила она. — Ланкастер говорил, что стрела могла быть специально заражена.
— Значит, он тоже об этом думал?.. — обернулся к ней Фицроджер.
— Ты думал о том, как умер мой отец? — опешила Имоджин. — Но почему ты ничего не говорил мне об этом?
— А с какой стати? У тебя и так хватает причин ненавидеть Уорбрика.
— С такой, что я имею право знать! — Она грубо дернула за конец бинта. — Сколько еще секретов ты от меня скрываешь?
— У каждого из нас есть свои тайны. — Он предусмотрительно отодвинулся от своей целительницы и привалился спиной к стене.
— Ага, снова сокровище! — От возмущения Имоджин стало трудно дышать. — Ты не успокоишься, пока не наложишь на него свои лапы, Фицроджер? И мне снова придется с тобой спорить?
— В данный момент нам вообще не стоит спорить о чем бы то ни было, — невозмутимо возразил он. — Да, у меня были некоторые соображения по поводу того, как погиб твой отец, но это еще не повод закатывать истерику. Вполне возможно, что стрела была заражена или отравлена. И поскольку Уорбрик хотел захватить замок, подозрения падают именно на него.
Имоджин постаралась взять себя в руки. Он опять был прав. Сейчас не время выяснять отношения.
— Ланкастер готов обвинить либо тебя, либо короля.
— Вот как? А что думаешь ты?
— Что это не мог быть ты, — ответила она, не опуская глаз.
— Почему?
Потому что интуиция подсказывала ей, что это не он. Но она не сказала об этом вслух.
— Ты бы наверняка опередил Уорбрика. Ты самый ловкий солдат в королевском войске.
— Рад, что ты находишь во мне хоть какие-то достоинства. — Он откинулся к стене и сжал раненую руку. По-видимому, она причиняла ему немалые страдания.
— Очень болит? — Имоджин мигом позабыла о своем гневе.
— Не больше, чем положено в подобных случаях. Кровотечение скоро прекратится. Единственная проблема — утрата подвижности. Остается надеяться, что мне не придется драться.
— Почему бы нам не отправиться в Кэррисфорд? Это совсем близко. Там тебе окажут настоящую помощь, — предложила она.
— Нет. — Она перехватила его изучающий взгляд. — Если на нас напали люди Уорбрика — откуда он мог узнать, что мы ночевали в монастыре?
— Если он следил за нами…
— Это не исключено, хотя мои солдаты постоянно патрулировали в лесу и наверняка заметили бы его лазутчиков. Но тогда как ему удалось подсунуть охране отравленное вино?
— Если он кого-то подкупил… Но Гарет говорил, что люди Ланкастера привезли его с собой!
— Я как-то упустил это из виду.
— Никто и не утверждает, что ты должен быть безупречен во всем!
— Это хорошо, потому что от тебя у меня голова идет кругом.
Это было сказано так откровенно и просто, что поначалу Имоджин решила, что ослышалась.
— Ты не шутишь?
— Нет, особенно сейчас. — Он не спускал с нее взгляда, хотя в сумерках трудно было прочесть выражение его лица.
— Сейчас?
— Сейчас, когда я увидел в тебе огонь.
— Ты имеешь в виду прошлую ночь?
— Я имею в виду сегодня. Сядь рядом.
Не понимая, чего он хочет, она подвинулась, и Фицроджер усадил ее к себе на колени, пользуясь здоровой рукой.
— Ты хоть помнишь, как сыпала самыми грязными ругательствами и визжала от восторга после каждого удачного удара?
— Да. — От стыда она даже зажмурилась.
— Ты настоящая амазонка, жена моя. — Он прижал ее к себе. — Ты прирожденная воительница. И если бы не моя рука и не грозящая нам опасность, я взял бы тебя прямо в этой пещере, как полагается брать амазонок: в крови и еще не остывших после боя.
Только теперь Имоджин сообразила, что она с головы до ног измазана кровью, а он так и вовсе залит ею. До сих пор ее это совсем не волновало.
Он поцеловал ее крепко и страстно.
— Я еще никогда не испытывал такого восторга. — Он приложил ее руку к своей шее, чтобы она могла ощутить, какими сильными толчками струится по жилам его кровь.
— Это лихорадка от раны, — произнесла она.
— Нет.
Казалось, каждый удар его сердца отдается в ней, как удар молота по наковальне.
— Мне что-то не по себе. Я вся дрожу, а почему — не знаю. Как будто мне чего-то не хватает. Но я больше не хочу рисковать… — Тут Имоджин вспомнила прошлую ночь и поняла, чего ей не хватает. Она обеими руками повернула его голову к себе.
— Мы не можем, Имоджин. Это слишком беспечно. — Но он не возражал против поцелуя, еще больше разгорячившего их кровь. — Нет. — Осторожно, но решительно он отодвинул ее от себя. — Сядь вот здесь, Рыжик. Нам надо поговорить и иметь при этом ясные головы.
Она ужасно не хотела слезать с его колен, но знала, что лучше не спорить. Она нехотя опустилась на пол пещеры. Неутоленное желание причиняло ей физическую боль. Если бы не его рана, ее ничто бы не остановило.
Отодвинувшись от него на добрых шесть футов, Имоджин сложила руки на коленях и произнесла:
— Итак, говори.
— Я подозреваю, что за этой атакой стоит Ланкастер и его главной задачей было убить меня, а не захватить тебя в плен. Во время стычки ты то и дело оставалась без прикрытия — и тем не менее никто этим не воспользовался. Зато все, кто мог, набросились на меня. Последний обстрел из луков был затеян в надежде прикончить меня или хотя бы ранить, чтобы потом добить в рукопашной. Но, к сожалению, я поздно увидел, чего они добивались.
— Ты увидел? Значит, для тебя тоже все как будто замедлилось?
— А для тебя замедлилось? — Его взгляд стал напряженным и острым.
— Да. Очень странное чувство. Не пойму, что это на меня нашло. Но каждое движение стало таким отчетливым, а люди такими неуклюжими…
— И я тоже?
— Нет, — ответила она. — Ты двигался медленно, но всегда был достаточно ловок, чтобы попасть в цель.
Он запрокинул голову и расхохотался.
— Да ты не просто амазонка — у тебя еще и дар! А я-то не мог понять, как тебе удалось проскочить сквозь лес и не свалиться с лошади! Будем молиться, чтобы этот дар унаследовали наши сыновья!
— Это дар?
— И самый драгоценный из всего, чем может обладать солдат. Чем горячее схватка, тем медленнее она кажется обычному человеку. Он успевает оценить каждый удар и отразить его без обычного вреда для себя.
— Разве такой дар бывает не у всех?
— Хорошо, если у одного на тысячу. Или даже на сто тысяч.
— Но это же нечестно! — с чувством воскликнула она.
— Точно так же, как предательская засада или отравленная стрела.
Это сразу вернуло их разговор к последним событиям.
— Так ты считаешь, что Ланкастер пытался тебя убить и мы подвергнемся опасности, вернувшись в Кэррисфорд?
— Это один из вариантов, и нам надо все как следует обдумать. Генрих со своим отрядом еще на рассвете должен был отправиться на штурм замка Уорбрик. А вот Ланкастер наверняка найдет предлог остаться, чтобы дождаться своих людей, и с ними присоединится к королю. Если где-то поблизости у него был спрятан еще один отряд, ему не составит труда устроить засаду. Устранив меня, он мог бы захватить тебя в любой момент.
— Неужели он вообразил, что я способна менять мужей каждый божий день?
— Не думаю, что твои желания что-то для него значат, — хмыкнул он.
— Но король… Разве король позволил бы ему выйти сухим из воды?
— Без неопровержимых доказательств вины Ланкастера король ничего не смог бы поделать. Граф слишком силен, чтобы король захотел сталкиваться с ним открыто.
— Знал бы ты, как мне все это надоело! — сердито заявила Имоджин, обхватив себя за плечи. — Я не желаю быть наградой, переходящей из рук в руки!
— Могу себе представить. Имоджин, если со мной что-то случится — попытайся пробраться в Роллстон в Восточной Англии или в Нормандию, в замок Гейлард.
— Почему? Ох, но ведь там…
— Да, там правят братья Роджера из Клива, совершенно верно. Это мои дядья.
— Они приняли тебя? — робко поинтересовалась Имоджин.
— Да. — Его губы скривились в едва заметной улыбке. — Самый старший, граф Гай, принял меня давным-давно, но не решался говорить об этом вслух, потому что не смел идти против церкви. Он понимал, что ничего не добьется, бунтуя в открытую, но я в то время был молод и горяч и заявил ему, что сам справлюсь со своими проблемами. Он не оставит тебя, поскольку ты стала членом нашей семьи. Он достаточно силен, чтобы защитить тебя даже от Ланкастера, если потребуется.
— В этом не будет нужды, — упрямо возразила Имоджин, не желая даже думать, что Фицроджер может погибнуть. — Лучше давай решим, что нам делать. Я уверена, что в Кэррисфорде мы сумеем постоять за себя. Там у тебя остался целый гарнизон, а с ними сэр Уильям и сэр Реналд. Вот только как туда попасть?
— Уильям наверняка отправился вместе с королевским отрядом, но я надеюсь, что Реналду хватит ума противостоять Ланкастеру, если он что-то затеет в замке. Тем не менее ему тоже потребуется время, чтобы понять, что происходит. Не исключено, что Ланкастер повсюду расставил своих людей, и, если мы просто поедем в Кэррисфорд, пристрелить меня не составит труда. Я сейчас слишком легкая мишень.
— А вдруг стрела была отравленной? — пробормотала Имоджин, не спуская глаз с повязки у него на руке.
— Тогда я умру.
— Нет, не умрешь! — Она так разозлилась, что вскочила на ноги. — Нам непременно нужно доставить тебя в Кэррисфорд! Я разбираюсь в травах и в противоядиях!
— Неужели весь этот пыл — ради меня? — спросил он каким-то странным голосом. — Хотел бы я знать почему. Ланкастер был бы вполне сносным мужем, если ему не перечить.
— По-твоему, это странно, что я не желаю тебе смерти?
— Да.
— Ты болван!
Он не стал с ней спорить. Встав на колени, он осторожно пошевелил раненой рукой.
— Думаю, не будет особого вреда, если я снова надену латы. Ты не могла бы мне помочь? А потом мы попытаемся незаметно добраться до Кэррисфорда.
Имоджин подняла с земли окровавленную кольчугу, хотя ее одолевала какая-то смутная тревога. Как будто она не закончила некое важное дело. Но в любом случае самым важным сейчас было вернуться в Кэррисфорд. Остальные дела могли подождать. Она помогла Фицроджеру надеть залитые кровью латы, стараясь не тревожить рану. Она знала, что тяжелое облачение наверняка причинит ему сильную боль.
Наконец он встал, прислушиваясь к собственным ощущениям.
— Тебе очень больно?
— Терпимо. Не беспокойся. Я все еще могу тебе служить.
— Я спросила не об этом, — рассердилась она. — Меня волнует, останемся ли мы живы. Я и ты.
— Тебе не грозит непосредственная опасность — разве что угодишь под случайную стрелу.
— Мне грозит опасность потерять тебя! — Наконец-то она произнесла это вслух.
— Ты придаешь этому слишком большое значение, Имоджин. На свете нет незаменимых людей. Если я умру, ты найдешь другого мужчину, и он вполне удовлетворит тебя, как только ты к нему привыкнешь.
— Ох, да заткнись ты! — не выдержала Имоджин и швырнула в него перевязью от меча.
Он заканчивал сборы в молчании. Имоджин глотала слезы. После всего, что им пришлось пережить, было смешно распускать нюни из-за его откровенной грубости, но она ничего не могла с собой поделать. Всего несколько минут назад он, казалось, готов был признаться, что питает к ней теплые чувства. Наверное, это была минутная слабость, вызванная ранением.
Она сорвала свой гнев на жалких остатках своей одежды. Ее юбка превратилась в лохмотья, и даже на нижней сорочке не хватало изрядного куска в том месте, где она оторвала полоску ткани для бинтов.
— У меня такое чувство, будто я уже целый месяц хожу в рубище! — пожаловалась она.
— Если будет на то Господня воля, ты очень скоро вернешься к прежней жизни.
Честно говоря, ее совсем не волновало, удастся ли ей вернуть свою прежнюю жизнь, отгороженную от невзгод остального мира. По правде говоря, ей вовсе не хотелось возвращаться в свою золоченую клетку.
Она хотела Фицроджера. Она хотела споров и борьбы, она хотела поцелуев и страсти. Она даже не прочь была снова испытать опасность и то острое возбуждение, от которого в жилах играет кровь. Она совсем не переживала ни из-за своих платьев, ни из-за гобеленов, ни из-за сада.
Но сказала она совсем другое:
— Хорошо. Как мы поступим с Ланкастером?
— Надеюсь, все кончится тем, что мы отправим его вдогонку за Генрихом, а сами будем заниматься любовью. — Он покосился на нее и добавил: — Как только станет ясно, что ты беременна, у этого тигра сразу выпадут клыки.
Ну разумеется, он хотел овладеть ею исключительно с одной целью: закрепить над ней свою власть благодаря рождению ребенка.
— Ты знаешь, как отсюда добраться до Кэррисфорда?
— Да.
— Это очень далеко?
— Не больше двух лиг, хотя ехать придется медленно, если мы хотим остаться под прикрытием леса. Конечно, по дороге было бы намного проще, но…
— …но она нас не устраивает. Только через лес, и с оглядкой.
Была середина утра, когда они покинули пещеру. Все вокруг дышало миром и покоем, однако беглецы оставались настороже и внимательно всматривались в каждый куст.
— Что они, по-твоему, делают, после того как потеряли нас? — спросила Имоджин.
— Полагаю, что несколько человек по-прежнему рыщут между монастырем и замком в надежде захватить нас.
— В надежде захватить тебя, — сердито уточнила она.
— Да. — Он задумчиво посмотрел на нее. — Имоджин, я вовсе не ищу смерти, особенно сейчас, но еще много лет назад я понял, что страхи и сомнения не приносят пользы.
— Хотела бы я посмотреть, — язвительно проговорила Имоджин, — как ты чего-то испугаешься!
— Я боюсь, что могу умереть, так и не успев сделать тебя своей женой, — заявил он с легкой ухмылкой.
— Мы могли бы хоть сейчас вернуться в пещеру…
Он расхохотался. Он действительно смеялся от всей души.
— Пожалей меня, женщина! Мне же снова придется стаскивать с себя латы! — Он направил коня вниз по склону. Имоджин спускалась следом, досадуя на себя за то, что никак не может подобрать к нему ключ. Она до сих пор ни разу не видела, чтобы он так беззаботно хохотал.
Этот тип был для нее загадкой, но она готова была разгадывать эту загадку хоть до конца жизни.
Она тут же поправилась: долгой и счастливой жизни. А потом стала молиться.
Она решила, что им не помешает любая помощь, которую им ниспошлют небеса, и едва успела закончить обращение к своим любимым святым, как он остановился.
— Что случилось? — шепотом спросила Имоджин, прервав молитву к святой Аделаиде.
— Ничего, просто нам придется выехать на поляну. И я хочу подождать и посмотреть.
Имоджин с тревогой всматривалась в даль.
— Ну что ж, надеюсь, я сумею спасти наши шкуры. Поехали.
Он осторожно двинулся через поляну. Имоджин ехала за ним, размышляя, станет ли он когда-нибудь для нее мужем, а не просто защитником и воином.
Он не выпускал меча из правой руки, тяжелый щит по-прежнему висел у него на плече, и Имоджин тревожилась из-за его раны и потери крови.
— Если ты не сможешь драться, предупреди меня, — попросила она.
— Почему?
— Потому что я должна знать.
— Имоджин, просто покажи дорогу до Кэррисфорда, а мою работу предоставь мне. Я не подведу.
Имоджин сжала поводья и поскакала вперед.
Эти места всегда были безопасными во время правления ее отца, и она играла здесь в детстве. Ее товарищами по играм были солдаты из гарнизона и дети тех людей, что жили в замке. Лорд Бернард не видел вреда в том, что она общается с простолюдинами.
Однако со временем Имоджин перестала приходить сюда. Ее сверстники повзрослели, и теперь у них было много работы. Молодые солдаты обзавелись женами и детьми. Имоджин коротала дни за книгами и музыкой, а ее вылазки в лес были посвящены не играм, а охоте.
Но она не забыла эти леса.
Она оглянулась. Фицроджер выглядел спокойным, но все время был настороже. Он ни на минуту не выпускал окружавший их лес из поля зрения. Имоджин поехала вперед.
Она выбирала путь между привычной дорогой и оленьими тропами, то уводившими их в сторону, то пролегавшими по слишком густым зарослям или крутому косогору. Однажды они чуть не угодили в болото, и им пришлось возвращаться обратно по своим следам. Имоджин совсем не помнила это болото.
Она снова оглянулась на Фицроджера, но тот ничего не сказал. Она опять взволновалась из-за того, что это странное равнодушие могло быть вызвано слабостью или потерей крови, или действием неведомого яда. Но если она спросит, то наверняка получит отрицательный ответ.
До Кэррисфорда было уже рукой подать. Она видела над деревьями острия его башен. Нетерпение подгоняло Имоджин, и она решила ехать к замку напрямик.
Эта расщелина в утесе появилась совсем недавно и оказалась очень глубокой. Лошадь не заметила ее и, споткнувшись, сломала ногу, а Имоджин кубарем слетела с седла. Земля внезапно встала на дыбы и ударила ее со страшной силой.
Она подняла голову и увидела, что Фицроджер соскочил с коня и перерезал горло несчастному животному. Но лошадь издала предсмертный хрип, и гулкое эхо еще гуляло по лесу, сливаясь с тревожными криками испуганных птиц.
— О Господи, прости! — прошептала она.
— Тут уж ничего не исправишь. — Он подал ей руку. — Вставай, мы уже совсем близко.
Она не успела сесть на его коня, как их окружили. Тридцать вооруженных всадников.
И Уорбрик.
