Глава 10
Войдя в каюту Росса и закрыв за собой дверь, Пруденс поежилась. Чем скорее она снимет промокшее платье, тем быстрее прекратится дрожь. Она мельком взглянула на большое влажное пятно, расползавшееся по юбке. Слава Богу, хоть корсаж не намок, когда этот матрос опрокинул на нее таз с водой. Ведь в запасе у нее только корсет Марты, расшитый розочками. А вот нижней юбке досталось не меньше, чем платью.
Часы на столе показывали одиннадцать. До обеда вполне хватит времени, чтобы переодеться. Пруденс снова передернулась от холода. Конечно, надо было уйти из лазарета сразу, как только случилась эта неприятность. А она осталась да еще принесла воды, чтобы вымыть беднягу. Правда, его дела куда серьезнее ее собственных. Теперь остается только надеяться на то, чтобы не простудиться.
Пруденс стянула с себя платье и нижнюю юбку. Сорочка, к счастью, была сухой. Она взяла голубое миткалевое платье, подаренное Россом. Пожалуй, стоит надеть его для разнообразия, а корсет можно зашнуровать какой-нибудь лентой покрасивее. Порывшись в матросском сундучке, который ей преподнесли канониры, Пруденс извлекла оттуда свою корзинку с безделушками. Где-то там лежит роскошная вишнево-красная лента.
Сундучок сразу напомнил ей о Тоби Вэдже. Несчастный… Уже целых три дня он сидел, прикованный кандалами к палубе, и не мог пошевелить ногами. Его массивную голову припекало солнце и нещадно секли ветры. Пруденс подходила к нему всякий раз, когда поблизости не было капитана, приносила еду и воду, умывала опаленное солнцем лицо. Тоби, несмотря на свой тяжкий жребий, держался так стойко, что у Пруденс сердце разрывалось от жалости. Похоже, он смирился с горькой участью, постигшей его на борту «Чичестера»: в его бесхитростном сознании дурные предзнаменования и капитан Хэкетт сплелись в одно целое и все это путешествие воспринималось как проклятие, ниспосланное небесами.
Два дня Пруденс дулась на Росса, считая его так или иначе ответственным за то, что случилось с Вэджем. Но потом все же решила простить. Конечно, он мог бы выразить свой протест и порешительнее, но ведь в конце концов Хэкетт – капитан.
Протянув ленту сквозь петельки корсета, она, морщась, принялась затягивать концы. Корсет давил на бедра, и оттуда по всему телу пульсировала резкая боль. Боже милосердный, с тревогой подумала Пруденс. Она уже больше недели не смотрела на ушиб, решив, что он давно зажил. Пруденс расшнуровала корсет, сбросила его на пол и приподняла рубашку.
Синяк стал ярко-красным и вздувшимся. От краев зловещего пятна расходились тоненькие розоватые полоски. Пруденс не раз видела такие нарывы у сельских ребятишек и сразу поняла, что произошло. Синяк не рассосался, как положено. Наоборот, началось опасное заражение, и сердцевина опухоли полна гноя.
Она в смятении прикусила губу. Может, позаимствовать у Росса какой-нибудь инструмент и вскрыть нарыв? Только вот место уж очень неудобное: самой до него дотянуться трудно.
Пруденс вздрогнула, услышав скрип отодвигаемого засова, и стремительно одернула сорочку. Не хватало еще, чтобы Росс застал ее полуобнаженной, с задранными до талии юбками!
Он остановился в дверях и нахмурился.
– Прошу прощения… Я не знал, что вы переодеваетесь.
Пруденс почувствовала себя маленькой девочкой, пойманной за кражей сахара из кладовки.
– Это не важно… просто мое платье… я вот только… – нервничая и запинаясь, пробормотала Пруденс.
Росс закрыл дверь и шагнул к ней.
– Что-то случилось?
– Ничего!
Почему она разговаривает с ним так, словно в чем-то виновата?
– У вас покраснели щеки.
Пытаясь хоть как-то загородиться от него, Пруденс скрестила руки на груди.
– Мне… мне просто неловко.
– Черт подери, дело вовсе не в этом, – проворчал Росс. – И глаза у вас чересчур красные!.. – Как Пруденс ни старалась увернуться, он все-таки приложил ладонь к ее лбу. – Боже милостивый! Да у вас лихорадка! А ведь я предупреждал, чем могут кончиться эти хождения в лазарет!
Пруденс вздохнула. Ничего не поделаешь: видно придется все рассказать Россу. Он не отвяжется до тех пор, пока она не выложит ему правду.
– У меня нарыв. Наверное, я сильно ушибла бедро, когда свалилась в люк.
Росс негромко выругался.
– Значит, все это время он гноился? А вы даже не соизволили посмотреть?
Его гнев испугал Пруденс.
– Я… я думала, что это само пройдет…
– А ну-ка покажите!
– Я сама вылечу нарыв.
– Черт подери, ведь я же врач! Немедленно покажите!
Пруденс неохотно приподняла сорочку, стараясь не слишком обнажать тело, и одной рукой вцепилась в материю там, где она прикрывала низ живота.
Росс, наклонившись, стал рассматривать ее бедро.
– Господи Иисусе! Заражение уже начало распространяться. Это не какой-нибудь волдырь или нарыв, а карбункул, от которого вы можете умереть! – Он посмотрел на Пруденс снизу вверх, раздраженно скривив губы. – И когда же вы намеревались сообщить мне об этом? Еще немного – и пришлось бы оттяпать ногу! – Отмахнувшись от ее робких оправданий, он мигом сбросил со стола книги и бумаги. – Ну-ка, укладывайтесь сюда.
Пруденс забралась на стол и, смирив свою бунтующую скромность, снова подняла сорочку. Росс с сердитым видом сорвал с себя китель и закатал рукава рубахи. Внимательно наблюдая за его действиями, Пруденс наконец отважилась спросить:
– Вы собираетесь вскрыть его?
– Этим дело не обойдется. Надо будет удалить гной, пока заражение не пошло дальше. Лежите спокойно! – приказал он. – А я принесу кое-что из кубрика.
Росс вышел из каюты и очень быстро вернулся с бинтами, ланцетом и банкой для отсоса крови.
– Будет дьявольски больно, – заявил он. – Но винить в этом следует только саму себя.
Он сделал глубокий надрез в центре карбункула, и Пруденс вздрогнула. Но Росса совершенно не волновали ее страдания: Пруденс пожинала плоды своего безрассудства.
– Сомневаюсь, что этот ушиб доставил бы вам такую боль, если б мы занялись им в первый же день, – ворчал Росс. – Но тогда вы предпочли жеманиться и не позволили мне осмотреть его.
Пруденс не сводила с врача тревожных глаз. А Росс достал жаровню, разжег ее, налил немного воды в банку и поставил на горячие уголья. Когда вода выкипела, он, видимо, решив, что банка достаточно прогрелась, ухватил ее за дно с помощью бинтов.
– Да поднимите же свою сорочку повыше, черт вас подери! – буркнул он, сердито посмотрев на Пруденс. – И поторапливайтесь, пока в банке сохраняется вакуум.
Пруденс угрюмо повиновалась, но по-прежнему старалась прикрыть нижнюю часть тела рубашкой. «Неужели, – подумала она, – и отец Росса, когда-то обучивший его врачебному ремеслу, был так же холоден и черств с пациентами?..»
Но тут ей стало не до вопросов. Ее захлестнула волна мучительной боли, и все вокруг растворилось в этой боли. Раскаленная банка обожгла кожу и начала отсасывать гной, издавая при этом омерзительные звуки. Казалось, из тела Пруденс заживо выдирают куски плоти. К ее глазам подступили слезы, и она страдальчески вскрикнула.
А Росс уже отставил в сторону банку с ее содержимым и прижал к ране чистый бинт.
– У вас останется шрам. Но тут уж ничего не поделаешь.
Соорудив из марли небольшую повязку, он наложил ее на карбункул.
– Сейчас я перевяжу рану и вы примете лекарство от лихорадки. Чтобы выздороветь окончательно, вам придется по меньшей мере дня два оставаться в постели. Ясно? А теперь ложитесь и приподнимите сорочку до талии.
Пруденс уставилась на него с негодованием. Какую еще гадость он задумал?
– В жизни не сделаю ничего подобного!
– Да чтоб вас черти разодрали! Вы и теперь хотите поиграть в застенчивость? Повязка не будет держаться, если я не оберну ее вокруг бедер.
Пруденс поняла, что опять ведет себя глупо, по-детски. Росс давным-давно видел ее груди и ноги – и ее гордость не особенно от этого пострадала. Вздохнув, она приподняла сорочку, стараясь не встречаться с Россом глазами.
Он наклонился пониже, прилаживая повязку, и вдруг непроизвольно вздрогнул. Пруденс широко раскрыла глаза от удивления.
– Боже всемогущий, – прошептал Росс. – Так у вас был ребенок!
Она гневно затрясла головой.
– Не говорите чепухи! – Пруденс сердито поджала губы. – Вы что же, намерены глазеть на меня все утро или, может, соизволите закончить свою работу? Мне не очень-то нравится валяться здесь, словно лондонской шлюхе!
– Прошу прощения… – Росс быстро перебинтовал ее, аккуратно опустил сорочку и помог подняться со стола.
Пруденс, пошатываясь, направилась было к кровати, но он остановил ее, положив руки на плечи.
– Пруденс, ведь я же врач, – сказал Росс, и его взгляд смягчился. – Неужели вы полагаете, что я не знаю, как выглядит живот женщины, носившей ребенка?
Она задрожала.
– Я уже ответила вам: это чепуха!
– Вы рожали, – настаивал он. – И, как я понимаю, совсем недавно.
У Пруденс больше не было сил сдерживаться. Глотая слезы, она закрыла глаза и отвернулась.
– Нет.
Росс легонько встряхнул ее.
– Да, моя бедная глупышка. И ребенок… от вашего лорда Джеми?
После некоторых колебаний Пруденс наконец кивнула. Горечь и стыд, кипевшие в ее душе, были готовы прорваться, словно нарыв. Она ни с кем не говорила об этом… только с Бетси. А последние несколько дней ей даже удалось заставить себя не думать о ребенке.
– У меня был мальчик, – прошептала Пруденс. – Такая очаровательная, милая крошка. На плече у него родимое пятно, похожее на бабочку… Как будто его ангел поцеловал.
– И когда же он родился?
– В… в мае… – Ее голос дрогнул, едва не сорвавшись на истерический визг. Сколько еще назойливых вопросов ей предстоит вынести?
– А где он сейчас?
И наконец все ее душевные страдания потоком вылились наружу.
– Я по… потеряла его, – зарыдала Пруденс, повиснув на плечах Росса. – Я его потеряла! Господь покарал меня за пороки и грехи… – Она всхлипывала, содрогаясь всем телом.
– О Боже!.. – пробормотал Росс. Взяв Пруденс на руки, он присел на стул и принялся тихонько укачивать ее. – Не плачь, моя маленькая Пруденс, – повторял он снова и снова. – Не плачь. Ты скоро увидишь своего лорда Джеми.
Раньше Пруденс казалось, что она уже выплакала все слезы, скорбя о своей утрате. Но теперь, в уютных объятиях Росса, долго сдерживаемая потаенная боль выплеснулась снова. Пруденс рыдала до полного изнеможения.
Он отнес ее на кровать и заботливо, словно нежная нянька, накрыл одеялом. А потом вышел из каюты. Пруденс лежала неподвижно, дожидаясь его возвращения. Росс принес большой стакан с какой-то жидкостью молочного цвета и велел ей выпить. Пруденс без всяких возражений залпом проглотила жидкость. Она пребывала в странном оцепенении и двигалась механически, как марионетка, которую дергают за ниточки.
А потом незаметно для себя Пруденс погрузилась в дремоту и во сне нежно баюкала своего малыша.
Выбравшись на ют, Росс устало вздохнул. Он немного побаивался предстоящего разговора с Хэкеттом по поводу своих пациентов. Придется защищаться и отстаивать свое мнение – мнение профессионала. В лазарете чересчур много больных лихорадкой. Им мало чем поможешь. К счастью, плавание продлится недолго. Значит, экипажу вряд ли грозит цинга. Вот это была бы настоящая трагедия! На борту «Грома» Росс повидал предостаточно матросов, попавших в когти к морскому дьяволу, и хорошо помнил их бледные, беззубые лица с провалившимися глазами.
Слава Богу, что хоть Пруденс выздоравливает. Уже два дня Росс отпаивал ее сильным успокоительным, стараясь исцелить не только рану, но и исстрадавшееся сердце. Пока она спала, Росс менял повязку и с удовлетворением отмечал, что красные полоски начинают исчезать с ее тела, разрез на месте нарыва понемногу заживает и заражения вроде бы нет. Сегодня утром Пруденс проснулась на часок и смогла проглотить немного горячей мясной похлебки и стакан мадеры. Правда, глаза у нее были затуманены, а голос лишился прежней нежности и мелодичности.
Росс покачал головой. Подумать только – ребенок! Он до сих пор не мог поверить в это. Сам-то он чаще всего под бременем своего горя был мрачен и хмур. А Пруденс вновь начала петь и смеяться, хотя ее сердце разрывалось от невыносимой муки. Перед такой трагедией собственное несчастье Росса казалось куда менее значительным. Потерять ребенка, выношенного в своем чреве! Неудивительно, что Пруденс с такой нежностью ухаживала за матросами и говорила, что ей нужно кого-то любить. У Росса не хватало мужества спросить, как умер ее малыш.
Он постучал в дверь каюты капитана. Теперь Хэкетт не вставал и не улыбался при его появлении. Оставаясь наедине, они уже давно перестали делать вид, что их связывает что-либо… кроме взаимной враждебности.
– Мистер Мэннинг, – сказал капитан. – Надеюсь, ваша супруга выздоравливает?
– У нее была довольно тяжелая лихорадка. Но все уже позади.
– Могу я рассчитывать, что вечером она украсит своим присутствием мой стол? Она слишком… соблазнительна, чтобы радовать только ваш взор.
Росс заскрежетал зубами. Кровь закипала у него в жилах, когда похотливые глаза Хэкетта останавливались на груди Пруденс, когда капитан намекал на то, что не прочь овладеть ею. К счастью, Пруденс слишком невинна, чтобы понять завуалированный смысл его слов.
– Сомневаюсь, что вечером жена будет чувствовать себя достаточно хорошо, – твердо сказал Росс.
– Какая жалость! А теперь расскажите мне о больных в лазарете. Сликенхэм сообщил, что их там дюжины три.
Росс помрачнел. Сликенхэм слыл соглядатаем и подхалимом, к тому же интендант был явно нечист на руку. Росс презирал этого мерзавца. Однако именно от него и ему подобных во многом зависела репутация таких людей, как Хэкетт: ведь в сравнении со Сликенхэмом легче сохранять маску добропорядочности.
– Незачем было посылать его шпионить, сэр, – недовольно проворчал Росс. – Вы вполне могли бы обратиться непосредственно ко мне.
Темные глаза Хэкетта сверкнули от едва сдерживаемого гнева.
– Выходит, отчет верен? – требовательно спросил он. – Три дюжины?
– Тридцать четыре человека, сэр, если быть точным, – так же сухо ответил Росс. – Различные формы лихорадки и прочие болезни, обострившиеся из-за летней жары и плохого питания. Матросы не в состоянии работать под палящим солнцем, когда у них не хватает питьевой воды.
– Они получают все, что им положено согласно морскому уставу.
– Как же! Главный интендант урезает их рацион на полпинты, – с презрительной усмешкой заметил Росс. – И это известно всем. Им дают сыр, который давно пора было бы выбросить за борт! Вам следует напомнить мистеру Сликенхэму о положениях морского устава.
Хэкетт рассвирепел.
– Вы осмеливаетесь учить меня командовать кораблем, сэр?
– Отнюдь, сэр. Но вам нужны здоровые матросы, да и мне тоже. Следует выбрать что-то одно: либо интендант набивает себе карманы, либо матросы получают достаточное количество пищи и воды, чтобы противостоять недугам.
Хэкетт откинулся на спинку кресла.
– Я не слишком доверяю вашему заявлению о том, что Сликенхэм мошенничает, но я могу сделать так, чтобы матросы получали весь положенный им рацион. – Он сцепил пальцы и лукаво улыбнулся. – За некоторую мзду.
– Неужели я сам должен платить звонкой монетой за то, что матросам положено по закону? – сердито проворчал Росс.
– Конечно, нет. Видите ли, Сликенхэм оказался очень полезным человеком… во многих отношениях. В том числе в отношении миссис Мэннинг. Главному интенданту удалось поговорить с глазу на глаз с прислуживающим вам Томпсоном. Застилая вашу кровать, он ни разу не заметил на постельном белье признаков… так сказать супружеских удовольствий. Довольно странное открытие, не правда ли? При такой-то очаровательной супруге. И тем не менее спите вы вместе. Не могли бы вы растолковать мне сей парадокс, сэр?
Росс едва не задохнулся от ярости. Он вспомнил, как однажды ночью проснулся от какого-то странного звука. Ему показалось, что скрипнула дверь каюты. А вдруг это Сликенхэм решил проверить предположения капитана? Слава Богу, что он не повесил в каюте гамак, как собирался сделать вначале.
– Мои отношения с женой – это мое сугубо личное дело, – сухо промолвил Росс.
– Разумеется. Но, учитывая, что вы сами сказали о женщинах в первый же день нашего знакомства, согласитесь: я имею право подозревать… и сомневаться в том, что вы действительно страстно любите жену. Несмотря на нежные поцелуи. Наверное, они предназначались только для отвода глаз?
– Я предан Марте.
– Конечно, конечно… Как же! И все у вас в порядке. Но позвольте изменить тему разговора. Вы желаете, сэр, чтобы матросов сытно кормили. А я, между прочим, совершенно очарован вашей прекрасной… супругой. И поскольку вы, кажется, особенно в ней не нуждаетесь… как обычно мужчина нуждается в женщине, то мы с вами, полагаю, могли бы прийти к соглашению. Я поговорю с мистером Сликенхэмом по поводу рациона для матросов. А вы взамен познакомите меня поближе с прелестным созданием, которое именуете своей женой.
Росс стиснул кулаки, обуреваемый желанием тут же, на месте удушить этого мерзкого типа. Но Хэкетт, разумеется, ждал от него подобного рода взрыва. Росс поклонился и спросил напряженным голосом:
– Желаете сказать что-нибудь еще, сэр? Хэкетт небрежно отмахнулся:
– Нет-нет! Но подумайте о моих словах, мистер Мэннинг. Почему бы, собственно, нам обоим не удовлетворить свои желания?
Росс вихрем выскочил на ют и вцепился в поручень. Его переполняла ярость. Пруденс грозит опасность, о которой она и не подозревает. А помочь ей нелегко.
И в самом деле: как предупредить ее, как сказать о непристойном предложении капитана? Пруденс слишком невинна и доверчива. Ей незачем знать о гнусных вещах, на которые способны мужчины, в том числе и Хэкетт. Значит, Россу надо сдерживаться и не поддаваться на омерзительные провокации капитана. По-другому Пруденс не защитишь.
Росс содрогнулся, представив, как Хэкетт, распустив слюни, склоняется над белоснежным телом Пруденс, ласкает мягкие изгибы налитых грудей, запускает руки в душистые огненные волосы… Срывает поцелуи с ее нежных уст. Ласкает все ее тело и наконец пробирается к бесценному сокровищу, скрытому за соблазнительным треугольником рыжевато-золотистых волос. А потом погружается в…
Господи Иисусе! От изумления у Росса перехватило дыхание. Он отер пот, выступивший на лбу. Куда завели его эти мысли? Ведь сейчас он представлял себе не Хэкетта, вовсе даже не Хэкетта. Боже, да ведь он видел самого себя! Росс почувствовал, как его чресла горят от возбуждения. Уже год он испытывал голод по женщине.
Росс сделал глубокий вдох, чтобы остудить свой пыл. «Прости меня, Марта, – страдальчески взмолился он к умершей. – Прости за эту слабость, пускай и мимолетную!»
И вдруг Росс рассмеялся. Какое безумие – думать о плотских удовольствиях с Пруденс! Она молода и неопытна. Даже если бы он уступил минутной физической потребности, глубина и сила его страсти перепугали бы ее до смерти. А потом пришлось бы до скончания дней жить с чувством вины. Ведь это – предательство по отношению к памяти Марты. Нет, не буди лихо, пока оно тихо.
Кроме того, Пруденс очарована своим лордом Джеми. Мечтает о замужестве. Может, у нее все получится… Россу неприятно было думать об этом человеке. Он почти не сомневался: Джеми скорее всего просто аристократ-бездельник, проказник, который догадался, что победа будет легкой, и не упустил такую прекрасную возможность. Впереди Пруденс ждет только горе – независимо от того, оставит ли ее возлюбленный или она найдет его и уговорит жениться.
Подумав об этом, Росс нахмурился. Жениться… Но для чего ей так нужен этот брак, если ребенка уже нет? Просто для себя, чтобы начать новую жизнь? Он нахмурился еще сильнее, вспомнив, как Пруденс тошнило в то первое утро. Но только ли от качки? Или есть другая причина?
– Клянусь бородой Эскулапа… – пробормотал Росс.
А может, не так уж она невинна? Может, Пруденс снова забеременела?.. Не слишком ли скоро после первых родов? Росс с отвращением покачал головой. Наивную девушку, вероятно, легко соблазнить. Но только один раз. А вторично? Нет, тут уж требуется ее собственное желание, осознанное согласие. Она ведь должна хорошо понимать, к чему все это приведет. Вряд ли наивное, чистое создание пойдет на такое.
«Да дьявол с ней!» – подумал Росс. Пруденс и так уже основательно взбаламутила его жизнь. Его мысли, планы на будущее – все пошло кувырком… Он устал думать о Пруденс. Устал разбираться в ее неурядицах. Чем скорее закончится это плавание, тем лучше.
И спокойная, одинокая, отупляющая жизнь в далекой глуши вдруг показалась ему еще желаннее, чем прежде.
