Глава 23

«Милый Джулиан…»

Дрожащей рукой Блейз провела кончиком пера по щеке, обдумывая очередное послание в Лондон. В последние две недели она отправляла Джулиану письмо за письмом, но ни одного не получила в ответ. Она не надеялась получить ответ и на это, но, пока оставалась хоть малейшая надежда, что он сжалится над ней и позволит объяснить случившееся, она обязана использовать ее.

Однако надежда улетучивалась очень быстро. Блейз пребывала в полнейшем отчаянии. Никогда раньше она не чувствовала себя столь несчастной, как в последние две недели. Никогда прежде не испытывала такого бессилия. Она оттолкнула от себя Джулиана и теперь не знала, как вернуть. Она действовала из самых благих побуждений надеясь доказать невиновность мужа, но он понял все по-своему, расценив ее действия как предательство. Думая, что она заодно с Винсентом, обвинял если не в супружеской измене, то в общении со своим давним врагом. Но хуже всего было то, что если бы ей и удалось каким-то чудом уговорить Джулиана вернуться домой, прежнего доверия между ними уже не было бы.

У нее разрывалось сердце, тело жаждало его прикосновений. Она лежала по ночам в одиночестве, а воображение рисовало в голове одну картину страшнее другой и самую страшную, что Джулиан опять отправляется на войну. В своих кошмарах она видела его истекающим кровью на поле сражения в Испании, и никого нет рядом, некому помочь или утешить. Стоило немного успокоиться, и воображение тотчас рисовало другую картину — слишком много утешений от красоток, которых в Лондоне хватает с избытком. Он ведь сам признался, что у него была любовница, и Блейз без труда представляла, как он возобновляет старую связь. Стоило ей закрыть глаза, как она видела безымянную красотку рядом с Джулианом, их поцелуи, объятия, ласки, переплетенные тела.

Блейз поежилась и склонилась над письмом.

«Мой милый муж…»

Не успела она закончить первую строчку, в которой умоляла Джулиана пересмотреть решение, как раздался тихий стук в дверь гостиной, где она сидела.

— Войдите, — произнесла Блейз и, подняв от письма голову, увидела дворецкого Хеджеса.

— У нас внизу посетители, миледи, — торжественно объявил он. — Опять цыгане. Мистер Смит и еще… один джентльмен.

Хеджес запнулся на слове «джентльмен», но слово «цыгане» произнес не так презрительно, как обычно словно понимая, что приход друзей подбодрит ее. Как ни странно, с тех пор как уехал Джулиан, наибольшую поддержку на протяжении этих невыносимых двух недель оказал ей именно Хеджес. Он всегда был поблизости, готовый прийти на помощь, выполнить любую, даже простейшую просьбу. Миссис Хеджес и горничная Гарвей тоже оказались незаменимыми. Хотя Блейз и не посвящала их в свои сердечные дела, они сами обо всем догадались. Их понимание, сочувствие и близость помогли ей пережить это страшное время.

Но самыми надежными союзниками стали цыгане. Они не бросили ее, все время оставаясь поблизости даже под страхом навлечь на себя гнев лорда Линдена. Миклош и Панна, разумеется, были посвящены во все подробности, поскольку у Блейз не было от них секретов. Оба они посоветовали ей набраться терпения и довериться судьбе, но Блейз не хотела, чтобы только переменчивая судьба определяла ее будущее. Она жаждала немедленных действий, но не знала, что именно предпринять.

Вздохнув, она поблагодарила Хеджеса, поднялась из-за стола, расправила складки на голубом утреннем платье и спустилась в небольшую гостиную, где ждал Миклош. Приветствуя ее, он сделал шаг навстречу, его смуглое лицо имело необычайно встревоженный вид. С ним рядом был еще один цыган, такой же высокий и смуглый, как Миклош, но несколько полнее. Он стоял посередине гостиной, теребя в руках шляпу, словно боялся, что, если сядет, испачкает дорогую обивку.

— У меня важные новости, Раунийог, — сразу же сообщил Миклош.

На мгновение паника охватила Блейз.

— Какие? Что-то случилось с Джулианом?

— Насколько мне известно — нет. Я о нем ничего не знаю. Я только знаю, что тебя заинтересует рассказ Сандора. Ты помнишь Сандора из табора Ли? Он — хозяин обезьянки.

— Да… конечно. Рада видеть вас, — вежливо приветствовала его Блейз, с трудом сдерживая нетерпение.

— Так вот, он знает, что случилось с леди Линден четыре года назад. Они тогда разбили лагерь недалеко от развалин, где ее сиятельство погибла. Сандор все видел.

Блейз перевела взгляд на полного цыгана.

— Это правда? Вы видели, как погибла леди Линден?

Сандор поежился и с опаской посмотрел через плечо.

— Это было четыре года назад, миледи, — неохотно проговорил он, — но я все отлично помню.

— Сандор не хочет говорить об этом, — перебил его Миклош. — Ты же знаешь, Раунийог, цыгане не любят говорить о мертвых, даже если это и горгио. Да и в дела ваши мы бы не хотели вмешиваться.

Блейз кивнула, она знала, что цыгане очень боятся привидений, духов и излишнего внимания со стороны горгиос. Но и покоя она не найдет, пока не узнает, что именно произошло в тот роковой день.

Впервые за две недели перед Блейз забрезжил слабый лучик надежды.

— Я вполне понимаю ваши опасения, мистер Ли, и приветствую ваше мужество. Садитесь, пожалуйста. Я распоряжусь, чтобы принесли чай. — Она поспешно подошла к ленте звонка и вызвала Хеджеса. — Я хочу услышать обо всем, что произошло в тот день, даже самые незначительные подробности.

Джулиан откровенно скучал, бесцельно проводя вечер в своем лондонском клубе. Сегодня игра удалась, он убрал выигрыш в карман и поднялся. С обычной обворожительной вежливостью он отклонил добродушные протесты по поводу своего раннего ухода, заметив, что уже третий час ночи, а утром у него важная примерка у портного — он шьет брюки по последней моде, и кажется, они получаются чересчур узкими, угрожая его мужскому естеству.

Под веселые возгласы и откровенные мужские шутки он покинул элегантную гостиную клуба Брукс и спустился вниз по лестнице. Надев с помощью мажордома накидку и приняв у него трость, он вышел в холодную декабрьскую ночь и уселся в поджидающий экипаж, приказав кучеру ехать домой.

Накануне его друг, барон Килгор, пригласил Джулиана провести вечер в исключительно приятном доме, знаменитом своими куртизанками, но Джулиан отклонил предложение, сославшись на то, что теперь он женатый человек.

— Ты хочешь сказать, что хранишь верность жене? — с удивлением воскликнул Ричард. — Она, конечно, соблазнительная крошка, но, старина, это просто неприлично.

Если бы Ричард не был столь пьян, Джулиан, вполне вероятно, не сдержался бы и пустил в ход кулаки за «соблазнительную крошку».

— Я бы посоветовал тебе не забывать, что ты говоришь о моей жене, виконтессе Линден.

— Что-то не припомню, чтобы ты так горячо защищал первую леди Линден, — обиженно отозвался Ричард. — Ты был не очень разборчив тогда и позволял себе многие удовольствия.

— Правда, — признался Джулиан, внутренне сжавшись, — но это не значит, что я собираюсь повторять ошибки юности и ошибки первого брака.

Именно по этой причине он избегал женского общества, приехав в Лондон. Главная же причина его стойкого воздержания была куда банальнее: ему претила сама мысль о близости с любой женщиной, кроме Блейз.

Когда он приехал в Лондон, потрясенный и убитый ее предательством, ее милое лицо с фиалковыми глазами все время стояло перед ним. Самые простейшие вещи напоминали о Блейз. Нежный женский смех. Солнечный луч. Боль в раненой ноге. Даже его клуб, расположенный на улице Сент-Джеймс, ведь Сент-Джеймс — девичья фамилия Блейз.

Он попытался убедить себя, что теперь ему все равно, старался не думать и не вспоминать о Блейз, но огромный дом на Бекерли-сквер был пронизан одиночеством.

Ему не хватало Блейз, ее веселой улыбки, доброго расположения духа, ее причуд, ее нежного массажа и чувственной любовной игры, которая всегда следовала за ним. Не хватало ее близости, ощущения ее горячего упругого тела под собой, над собой, вокруг себя. Не хватало ее. Джулиан хотел Блейз. Только ее, а не просто женщину, способную доставить ему физическое наслаждение, но не способную облегчить ему душу. Поэтому он и возвращался сейчас один в огромный пустой дом после бесцельно проведенного за игрой вечера. Даже значительный выигрыш, который он добавил к своему и без того немалому состоянию, не радовал его. Он отчаянно хотел Блейз.

Она нужна ему.

Джулиан закрыл глаза и вытянул правую ногу. Он уже не мог более обманывать себя — без Блейз его жизнь не имеет смысла. Он не хотел отрицать этого. Правда была очень проста: он любит эту необыкновенную женщину, свою жену.

Однако чтобы понять эту несложную истину, ему потребовалось много времени. Он слишком боялся, как бы все не повторилось сначала. Четыре года назад Каролина изменила ему с Винсентом Фостером, и это вполне могло повториться снова. Когда он увидел Блейз с Винсентом у развалин, ужасные воспоминания нахлынули на него с новой силой. Его преследовал все тот же страх, заставивший несправедливо обвинить Блейз в неверности. Когда она умоляла выслушать ее объяснение, он не позволил себе поверить в правду. А ее признание в любви расценил как способ защиты от его гнева.

Сейчас этот страх казался Джулиану совершенно необъяснимым. Ему давно следовало понять, что Блейз не способна на подлость и предательство. Со своей прямотой и открытостью она не пошла бы на тайный роман с таким угрюмым человеком, как Винсент Фостер. Какая другая женщина смогла бы так проявлять свою любовь и преданность? Черт побери, она встала под дуло пистолета Винсента, чтобы спасти мужа, то есть его. Он не представлял себе, что Каролина могла бы поступить так же безрассудно или так же бескорыстно.

От стыда, охватившего его, Джулиан еще крепче зажмурил глаза. Он должен умолять Блейз простить его за то, что не поверил ей, за упрямство, за глупость. Он должен благодарить ее за то, что она вернула его к жизни, дала ему цель — будущее. А он разрушил все это по собственной глупости.

«Надо умолять ее о прощении», — решил Джулиан, когда экипаж остановился. Во всем виновата его непомерная гордыня! Завтра же он распорядится, чтобы Уилл складывал вещи. Он возвратится домой, постарается собрать и сложить воедино то, что еще осталось от его семейной жизни.

Джулиан надеялся на благополучный исход, хотя понимал, что не заслуживает его. Полные мольбы письма. Блейз, которые он сначала не хотел, но потом все-таки прочитал, были наполнены жалкими извинениями и объяснениями относительно той случайной встречи с Винсентом Фостером, а также обещаниями никогда больше не проявлять непослушания. Правда, Джулиан не очень верил, что она сумеет сдержать эти обещания. Несмотря на регулярные сообщения Марша о том, что в его отсутствие ее сиятельство держится невероятно тихо и подавленно, он подозревал, что его неугомонная жена в ближайшем будущем обязательно ввяжется в какую-нибудь новую историю, если он ее не остановит.

Именно об этом размышлял Джулиан, выходя из экипажа. Когда грохот колес затих вдали, Джулиану стало не по себе от тишины, окутавшей его со всех сторон.

Он подошел к ступеням своего дома, когда внезапно из тени выступила фигура мужчины, хорошо различимая в лунном свете. Видя, что незнакомец направляется прямо к нему, Джулиан крепче сжал трость, готовясь к защите, если понадобится, но тут узнал смуглое лицо цыгана.

— Миклош! Черт побери, ну и напугали вы меня! Что вы здесь делаете? Почему прячетесь в тени?

— Простите, милорд, но вынужден просить вас пойти со мной. Без шума, если не возражаете.

Джулиан, ничего не понимая, смотрел на оружие в руке Миклоша.

— Пойти с тобой?

— Да. Мне поручено привезти вас домой. Это приказ ее сиятельства.

— Домой? Приказ Блейз? — Джулиан покачал головой. Казалось, он едва понимает, что происходит. По неизвестной ему причине лучший друг жены держит его под прицелом.

— Будте так добры, милорд, протяните руки, — попросил Миклош.

— Это еще зачем?

— Иначе мне придется застрелить вас, милорд. Том, возьми у его сиятельства трость и свяжи ему руки.

Сын Миклоша послушно бросился выполнять распоряжение отца. С кожаным ремешком в руках он подошел к Джулиану, стараясь держаться подальше от трости. Вид у него был явно смущенный.

— Вашу трость, милорд, — напомнил Миклош, угрожающе помахивая пистолетом. — Мне велено доставить вас домой.

Джулиан заскрежетал зубами, до его сознания стало доходить, что происходит. Сейчас его похитят, прямо на пороге лондонского особняка.

— Если я правильно понял, меня похищают по распоряжению жены?

— Это не похищение, милорд, ни в коем случае. Просто… настойчивая просьба…

— Которую я могу только принять, выбора мне не оставили. — Джулиан с презрением посмотрел в черный глазок пистолета, напоминавшего укороченный мушкет, и взвесил шансы на побег. Еще несколько месяцев назад он бы обязательно рискнул, не думая о ране, предпочтя смерть подобному принуждению и угрозам. Он научился жить с тяжелым чувством вины в груди, но с тех пор как встретил Блейз, у него появился интерес к жизни. Нет, сопротивляться он не станет.

— Но вы хотя бы расскажите мне, чем вызвана необходимость таких нелепых действий?

— Тем, что Раунийог знала, что по своей воле вы никогда не вернетесь. Прошу прощения.

— Что ж, она ошибается. Я собирался ехать домой завтра. Так что ваши «убеждения» совершенно ни к чему.

Миклош замялся, недоверчиво глядя на него. Потом покачал головой:

— Я должен быть уверен, милорд. Я обещал Раунийог сделать все, как она велела, поэтому пойдемте, пожалуйста. Вытяните руки.

— Черт побери… — Холодная ярость охватила Джулиана, он отдал трость и позволил связать себе руки. — Надеюсь, вы понимаете, что поступаете нехорошо? Похищение пэра — уголовно наказуемое деяние.

— Да, милорд, я знаю, — грустно признался Мик-лош, — но я не мог отказать Раунийог, когда она так нуждалась в моей помощи. Даже если ради этого пришлось бы нарушить закон.

— Забудьте этот чертов закон, — зло проговорил Джулиан. — Лучше подумайте, каково мне!

Миклош пожал плечами и опять помахал пистолетом, явно прекращая обсуждение.

— Прошу вас, милорд, не надо. Мне и так нелегко.

— Конечно-конечно, как невежливо с моей стороны, — язвительно произнес Джулиан. — Бога ради, простите меня.

Десять минут спустя Джулиан уже находился в цыганском фургоне и трясся по дороге к северу от Лондона. Вокруг стояла кромешная тьма. Джулиан лежал на соломенном тюфяке, накрытый теплыми одеялами. Цыгане постарались устроить его как можно удобнее. Миклош продумал все до мелочей. Рядом с Джулианом лежал завернутый в чистую тряпку хлеб и сыр, чтобы он мог утолить свой голод, и фляга эля на случай, если захочет пить. Пальцы рук у него были свободны, и если немного поднапрячь воображение, можно было почувствовать себя вполне неплохо. Фургон со старыми рессорами так подбрасывало на ухабах, что каждые несколько минут Джулиан корчился от боли, напрягаясь всем телом. А, кроме того, Миклош, прочно закрепляя полог, признался, что пистолет не заряжен.

— Раунийог и мысли не допускала, чтобы вас случайно ранило, милорд, так что опасности никакой нет.

Испытывая унижение оттого, что его обвели вокруг пальца, словно младенца, Джулиан разозлился еще больше.

«Это все Блейз устроила, — вне себя от бешенства думал он. — Опять лезет не в свое дело, не питает уважения ни к чужой чести, ни к приличиям. Это она отвечает за все происшедшее, она одна виновата во всем, а Миклош только исполняет ее волю».

Теперь Джулиан не испытывал к жене никакого снисхождения. Лежа в темноте и скрежеща зубами, он обдумывал возмездие. Его уже ошибочно обвинили в смерти первой жены, но не будет никакой ошибки, если его обвинят в смерти второй.