Глава 14
Мэтти положила вилку поперек тарелки, обед прошел согласно указаниям Престона. Блюд было так много! Она отщипывала по кусочку. Если бы она ела целыми порциями, к концу обеда она бы просто лопнула.
Если не считать происшествия с горничной в самом начале, все обошлось благополучно. Тон задавал Престон. Мэтти и Эдит послушно следовали его примеру. За обедом Престон развлекал их шутками и рассказывал истории о промахах, допущенных богатыми и знаменитыми во время светских застолий. Вопреки опасениям Мэтти отлично провела время.
– Как правило, гости встают из-за стола только после того, как хозяйка подаст знак.
– Какой, например?
Ей хотелось съязвить что-нибудь про семафор, флаги или сигнальные костры, но она воздержалась. В конце концов, договор о перемирии еще в силе.
– Что-нибудь вполне очевидное.
Престон взмахнул салфеткой и повязал ее на голову на манер тюрбана. Такой головной убор, объяснил он, очень моден у почтеннейших светских матрон. Вставая, Престон возвестил фальцетом:
– Не угодно ли дамам перейти в гостиную, чтобы вы пить чаю с пирожными?
Мэтти и Эдит встали. Престон размотал тюрбан, по клонился и взмахнул рукой.
Зеленые бархатные занавеси на противоположной от входа стене раздвинулись, обнаруживая балкончик. Келсо, выдерживая безупречный темп, распахнул стеклянную дверь. Они увидели накрытый на троих столик, кофейный сервиз и блюдо с разнообразными пирожными, булочками и засахаренными фруктами.
Все это, видимо, было устроено заранее. Едва дверь распахнулась, как на палубе заиграл струнный квартет. Эдит зааплодировала.
Мелодии вальса смешивались с ночным освежающим ветерком. Лунный свет играл на белоснежной скатерти. Казалось, она парит в воздухе. Серебряная посуда сияла, отражая вышитые на шали экзотические цветы. Волшебная, соблазнительная обстановка! Мэтти вышла на балкон, чувствуя себя как во сне.
Холодное твердое дерево перил под ее руками убедило Мэтти в том, что это не сон.
– Я могу пригласить вас на танец?
Она обернулась. Эдит осталась в столовой, чтобы по болтать с Келсо. Престон стоял, протянув руку.
– Возможно, как-нибудь в другой раз.
Она старалась придать голосу оттенок вежливого сожаления. Но конечно, ей было жаль…
Он ждал. Одна бровь приподнята, красноречивый вопрос, хоть и без слов.
– У меня не было возможности научиться танцевать вальс.
Мэтти опустила голову. Конечно, ей доводилось бывать на деревенских вечеринках и ковбойских праздниках, но виргинская кадриль сейчас также к месту, как кусочек угля в бриллиантовом ожерелье.
– В таком случае сегодня вам выпала удача. По чистой случайности я опытный учитель танцев.
– Вы и этим промышляете?
– Да будет вам. Таких вечеров у нас немного. Мы плывем на север, впереди зима. Нельзя упускать такое – этот лунный свет, музыка…
Он не ответил на ее вопрос. Или все-таки ответил? В любом случае он прав. Таких вечеров у нее больше не будет.
Она подала Престону руку, и он повел ее по винтовой лестнице. Темные доски палубы были отполированы до зеркального блеска. Остановившись в центре импровизированной танцевальной площадки, Престон поклонился оркестру, собранному из моряков команды. Мэтти присела в реверансе. Музыка стихла. Квартет приветствовал публику.
Престон поклонился Матильде. Она опять присела. Престон похвалил:
– Уже намного лучше.
Не успела она сказать что-нибудь остроумное, как он принялся показывать ей основные движения танца. Мэтти была вся внимание. Конечно, она будет танцевать вальс, чего бы это ни стоило. С Престоном!
– Шаг вперед правой ногой, левая скользит вверх и в сторону, упор на левую ногу, потом опять правая нога… мы дошли до середины. Шаг назад левой, скользите правой, заканчиваете левой. Теперь все сначала. Давайте пройдемся вместе.
Стоя друг напротив друга, они повторили фигуру танца несколько раз.
– Правая нога, скольжение, левая нога… голова вверх, спина прямая. Не смотрите под ноги! Левая нога, скольжение, правая нога. Снова! Вот так. Скольжение…
– Я поняла! Я поняла! Думаете, я такая бестолковая?
– Тогда пусть музыка играет.
Престон встал перед ней, положил ее левую руку себе на плечо. Правой рукой он обнял ее – ладонь легла ей на спину между лопаток. Странно, ладонь теплая, а по спине прошел холодок. Ее правая рука очутилась в его руке. Затем Престон кивнул музыкантам.
Первые восемь тактов они стояли неподвижна, как фарфоровые фигурки на каминной полке. Скрипка заиграла веселую мелодию. Вступили другие инструменты, и Престон повел ее в танце.
Раз, два, три – считала она про себя. Затем мелодия подхватила ее и унесла, и она просто подчинилась ее ритму.
Престон учил ее плавным поворотам, подталкивая легонько в спину или потянув за руку. Ей было легко следовать за ним. Она откинула голову назад. Звезды сверкали; как бриллианты, разбросанные по черному бархату неба. Ей казалось, их можно схватить, только руку протяни.
Темп нарастал. Объятие Престона стало теснее, от широких поворотов кружилась голова. Мир вращался все быстрее и быстрее. Мэтти закрыла глаза.
– Смотрите на меня, и голова перестанет кружиться. Она мигнула и посмотрела ему в лицо, прямо в глаза. Он усмехнулся:
– Спорю, что вам нравится.
Мэтти не могла подобрать слова, чтобы описать, что она чувствует. Она просто кивнула и улыбнулась.
Крещендо! Последние аккорды унеслись в море. Последнее кружение, его рука над ее головой. Он поклонился. Она присела и засмеялась. На элегантный реверанс сил уже не было – и все равно она заслужила аплодисменты Келсо и Эдит, которые наблюдали за ними с балкона.
Мэтти послала воздушный поцелуй слугам и музыкантам.
– А обо мне вы не забыли?
– Спасибо.
– Вы оказали мне большую честь. Говорят, женщины запоминают свой первый вальс на всю жизнь.
– Не только за вальс. За эту ночь! За луну! Это просто волшебство…
– Я не отвечаю за луну или за погоду…
– А еще за музыку, за обед! Спасибо за чудесный вечер…
Она раскинула руки. Глубоко вздохнув, она медленно закружилась по палубе. Затем обхватила себя за плечи…
– Что вы делаете?
– Когда в детстве я не хотела уходить откуда-нибудь или забывать что-нибудь, отец учил меня – обними все это руками! Звуки, запахи… а потом заверни и сложи в сердце. Тогда это место не забудется, потому что всегда будет со мной.
– Знаю способ получше.
Престон кивнул музыкантам, увлекая ее в новый танец. Она спросила, кокетливо улыбнувшись:
– А второй вальс женщины тоже не забывают?
Престон посмотрел в лицо той, которую держал в объятиях. Понимает ли она, как легко ее сейчас соблазнить? Сторожевые собаки на балконе – несерьезная помеха. Шепнуть на ушко что-нибудь подходящее, несколько поцелуев украдкой в лунном свете… и можно вальсировать прямо в спальню.
Престон чуть не сбился с ритма. Он вдруг понял, что задумал этот вечер специально для того, чтобы соблазнить Матильду. Как же это? Неужели привычка стала в нем второй натурой?
Было бы ошибкой ее соблазнять. Он чувствовал, что не хочет этого. То есть, конечно, хочет. Хочет ее так, как не хотел ни одну женщину за много лет. Но это было бы нечестно – и в этом крылась тайна. Никогда раньше он не считался с принятыми в обществе правилами, если его руки обнимали готовую на все женщину.
Конечно, с Анной он держался как почтительный джентльмен, ведь она любила его друга. Как, однако, он жалел об этом, и как больно и мучительно было сдерживать себя.
Теперь разочарование в прошлом, да и что общего у Анны с Матильдой? Они такие разные, во многих отношениях просто противоположность друг другу. Анна – холодная и элегантная. Матильда – солнечный свет и вдобавок само упрямство.
Они описали в танце широкую дугу. Ее искренний радостный смех вибрировал у него в груди.
Мэтти пронесется по душным лондонским салонам, как внезапный весенний вихрь. Она как-никак внучка герцога, к тому же у нее будет собственный, весьма ощутимый доход. Не говоря уж о том, что она непременно получит наследство. Она станет самой желанной женщиной в Лондоне! Вероятно, это приведет в бешенство пару злобных матрон. Однако кому какое дело, как Мэтти жила раньше, если теперь она богата и знатна? Ее будут приглашать на все светские собрания, у нее появятся поклонники.
Вспомнит ли она о нем? Незаконнорожденный, хоть и носит знатное имя.
Музыка смолкла, закончился и танец. Когда общество узнает, какая благородная кровь течет в жилах этой девушки, оно примет ее с распростертыми объятиями. А узнай оно правду о его происхождении? Они бы все повернулись к нему спиной, задрав носы, словно от него несет зловонием.
Лучшее, что он может сделать для Матильды, – выполнить возложенное на него поручение, о чем и был уговор. Доставить ее в Лондон в целости и сохранности. Видимо, в сохранности от его низких намерений. Уж не это ли имел в виду Марсфилд?
– Что-то не так?
Крошечная морщинка прорезала ее лоб.
– Ничего. Почему вы спрашиваете?
– У вас такой вид, словно вы съели лимон. Я ведь не наступила вам на ногу?
Выполнить это поручение оказалось делом более сложным, чем он предполагал вначале. Ему следует сохранять дистанцию – ради них обоих. Не искать близости во всех смыслах. Он придумал эти уроки, чтобы проводить с Мэтти побольше времени, подружиться с ней. Но их можно использовать и совсем по-другому.
– Нет, вы не наступили мне на ногу. Но если вы способны выслушать некоторые замечания…
Она жалобно застонала:
– Неужели нельзя просто наслаждаться вечером? Она подняла глаза к небу. Ее плечи поникли.
– Это ваши слова – одежда и манеры решают все. Вы ведь хотите, чтобы наша затея удалась, не правда ли?
– Да…
Она скрестила руки на талии, как примерная школьница. Тем не менее глаза ее сверкали. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
Престон не мог больше все это видеть. Ее непосредственность, шаловливость… Хватит!
Он принялся перечислять ее малейшие промахи. Улыбка на ее лице таяла, а он чувствовал себя так, словно вонзал нож себе в живот. Как делают харакири? Воткнуть в живот вакизачи – традиционный короткий самурайский меч. Провести им поперек, а затем вверх. Выдержать агонию в ожидании почетного конца.
Больнее всего было видеть, как гаснет ее радость, сознавая, что причина ее обиды – он сам. Однако когда-нибудь она скажет ему за это спасибо.
– Вы готовы продолжить урок?
Престон махнул рукой в сторону танцевальной площадки.
Холодным, бесцветным голосом она сказала:
– Я думаю, для одного вечера достаточно. Знаете, рыба, должно быть, была несвежая. Мне что-то нехорошо.
Быстро простившись, она двинулась вверх по лестнице, не дожидаясь, чтобы он ее проводил. Вот она исчезла в глубине салона. Эдит, с презрительной гримасой на лице, последовала за хозяйкой.
Престон было пошел за ней, не сознавая, что делает. Затем остановился. Распустив оркестр, он подошел к перилам и достал сигару из нагрудного кармана. Он не успел ее зажечь. Его вдруг стошнило за борт…
– Дело чести, черт побери…
Он вытер рот носовым платком. Раздался голос Келсо:
– Милорд?
Как долго камердинер стоит у него за спиной? Престон повернулся.
– Думаю, за обедом нам подали несвежую рыбу. Как удачно, что Мэтти уже изобрела это объяснение.
У него сейчас начисто отсутствует способность думать.
– Я пойду к повару и выясню. Что-нибудь еще? Может быть, принести коньяку?
Престон рявкнул:
– К черту!
Еще не хватало, чтобы коньяк напомнил о ее поцелуях! Келсо отшатнулся, не ожидая такой реакции. Престон сбавил тон:
– Я просто хочу подышать свежим воздухом, прежде чем лечь спать.
– Но, милорд, еще нет половины одиннадцатого.
– С каких это пор я не могу вовремя лечь спать?
– Что вы, сэр! Просто это было так неожиданно, вот я и удивился. Я немедленно приготовлю вам постель.
– Спасибо. Если возможно, принеси бутылку с горячей водой.
Келсо взглянул на него так, словно он требовал фланелевую пижаму и кружку горячего молока.
– Черт! Ты что, не видишь, что я заболел?
– Конечно, милорд. Я вижу, вы совсем больны.
Его голос был спокоен. Камердинер поклонился и вышел, ворча:
– И дело тут вовсе не в рыбе.
Мэтти взбила подушку и зарылась в нее головой. Проклятие! Этот человек совсем измучил ее своей игрой в «холодно-горячо». То ли она ему нравится, то ли он ее презирает? Сначала он смотрит на нее, как умирающий с голоду, потом с отвращением отворачивается. И что же ей думать?
Мэтти никак не могла устроиться поудобнее в огромной роскошной кровати.
– Вот черт!
Она сбросила на пол с полдюжины подушек. Она ведь собиралась сыграть свою роль как можно лучше, чтобы обезопасить себя и детей. Какое ей дело, что он там про нее думает?
Проведя больше часа в беспокойных метаниях, Мэтти встала и зажгла лампу на письменном столе. Достала ручку, чернила и бумагу. Она решила попытаться привести в порядок спутанные мысли, которыми была забита ее голова. Прежде всего нужно написать, какая у нее цель. Заработать, нет, вычеркиваем это… получить достаточно денег, чтобы усыновить детей по закону. Далее, обеспечить детям удобный дом, где они будут в безопасности.
Все остальное, в том числе девические мечтания и фантазии о несбыточном, например о Престоне, нужно выкинуть из головы.
На бумагу упала слеза. Лампа, наверное, немного коптит, вот дым и попал в глаза. Мэтти достала платок, чтобы вытереть мокрые щеки.
Итак, главная цель записана. Расставить по местам остальные задачи оказалось проще простого. Она будет проводить больше времени с детьми. Тогда Эдит сможет заняться платьями. На корабле прекрасная библиотека. Мэтти видела там кое-какие книги по сельскому хозяйству и животноводству. Она прочтет эти книги и сможет успешнее вести хозяйство на ферме. И она научится у Престона всему, чему возможно, сведя общение с ним до двух часов в день.
До сих пор она не спрашивала, как он собирается осуществить их мошеннический план. Это было ошибкой, которую необходимо исправить. Чем больше Мэтти будет знать, тем выше ее шансы на то, что ее не обманут. Пока она даже не может представить, что будет делать, когда они доберутся до Лондона, а ей ведь нужен четкий план! Вот и последняя задача – узнать как можно больше о Престоне и его плане.
Мэтти вздохнула. Теперь она сможет наконец заснуть. Боже, уже третий час ночи! Вероятно, надо взглянуть на детей, прежде чем она отправится спать. Она накинула свое старое платье, взяла лампу и босиком прошла в соседнюю комнату.
Престон сидел в кресле возле двери, ведущей в коридор. Он выбрал это кресло под предлогом того, что оно самое удобное, что было, конечно, неправдой. Не было оно удобным – но он так сказал Келсо. На коленях у Престона лежала раскрытая книга. «Тысяча поразительных фактов о гусеницах». Он, конечно, не читал ее – просто взял первую попавшуюся. Нужно же было чем-то заняться, пока слуга готовил комнату. Рядом на столике стоял бокал с подогретым вином и пряностями. Возле бокала – обрезанная сигара. Престон не притронулся ни к тому, ни к другому. Он оставил открытой дверь в коридор – было ужасно душно.
Престон не мог слышать, как Мэтти ходит у себя в комнате. Но он знал ее привычку читать или шить перед сном. А еще она могла пойти проведать детей. Захвати они с собой коров, она бы и их проведала посреди ночи. Он наблюдал за светом лампы под дверью. Вот она прошла через галерею и вернулась через несколько минут. Наконец свет погас.
Престон встал и расправил затекшие мышцы спины. Зевая, решил, что пора отправляться на покой. Ему нужно быть на ногах – завтра и каждый день, пока они не доберутся до Лондона. Там он сдаст Мэтти герцогу с рук на руки.
Вот закончится его миссия, и можно будет подумать о длительной поездке на Восток. Возможно, он уедет лет на семь. Путешествие стало когда-то бальзамом, исцелившим его тоску по Анне. Помогло тогда – поможет и теперь.
Как можно сравнивать этих двух женщин? В конце концов, он ведь даже не влюблен в Мэтти. Просто ему не хочется встречаться с ней и ее будущим мужем где-нибудь на званом вечере или в театре. Этому недостойному типу ни за что не понять, какое она сокровище. Он будет ценить только ее кошелек. И с этим негодяем ему придется вести учтивую беседу, вместо того чтобы врезать ему в челюсть.
Как странно. Он представил рядом с ней человека, поразительно похожего на него самого. Только лицо того мужчины не будет омрачено выражением усталого безразличия. Ее муж представлялся Престону умиротворенным и довольным жизнью. Будь он проклят!
Лучше уж убраться на другой конец света. Не представлять себе, как другой мужчина целует ее, касается ее шелковой кожи, и ее губы отдают коньяком…
Когда он думал об Анне, она всегда была с Марсфилдом. И всегда полностью одета.
Он взял бокал и осушил его залпом. Может быть, вино поможет ему забыться хоть ненадолго.
