Глава 3

Дини потеряла дар речи. Впрочем, если бы она и смогла говорить, сказать было абсолютно нечего. Трудно комментировать невероятное.

Нет, Кристофер Невилл вовсе не был психом. Дини чувствовала, что он сказал правду и она – вопреки всем законам физики и здравому смыслу – и в самом деле оказалась в 1540 году.

Самое интересное, что ее убедили в этом не старинные костюмы мужчин, не истоптанная лужайка перед замком, не пропавшая автостоянка и неожиданно помолодевшие заросли лабиринта. Дело заключалось в другом. В атмосфере. Казалось, сам воздух, густой и пахучий, тяжело давивший на грудь, заставил Дини поверить, что она каким-то невероятным образом перенеслась на четыреста лет назад.

Девушка смотрела на красную кирпичную кладку средневекового дворца, ощущая сотни запахов и их оттенков. Абсолютно новых запахов, о существовании которых она до сих пор и не подозревала. Вот, например, горьковатый аромат дыма из каминных труб. В нем ясно чувствовался запах гари и паленого волоса. Или запах, исходивший от мужчин, которых возглавлял Томас Говард. Так пахнут лошади после скачек. Дини на минуту задумалась, отчего это, но потом поняла – мех! Меховая одежда, влажная от вечерней росы, вполне могла источать этот едкий запах, более свойственный диким животным, нежели людям.

Тем временем Кристофер Невилл продолжал говорить с ней негромко, но очень проникновенно. Временами его лицо принимало суровое, едва ли не жестокое выражение, но голос звучал мягко и даже нежно.

– Можешь называть меня Кит. Так меня зовут те, кого я хорошо знаю. Так меня зовет и сам король. Тебе следует кое-что узнать о моей жизни, иначе могут возникнуть подозрения. Скажи, ты меня слышишь?

Дини обернулась к нему, и что-то в ее лице заставило Кристофера замолкнуть. Продолжая заботливо вглядываться ей в глаза, он обратился к окружавшим их людям:

– Джентльмены, передайте его величеству мои уверения в совершеннейшем почтении и желании оказаться в совете рядом с ним. Однако нервическое состояние кузины может потребовать моего присутствия рядом с ней и задержать мое появление.

Придворные зашептались, но было ясно, что объяснения Кристофера приняты во внимание. Потом джентльмены побрели к дворцу, шаркая по пыльной дорожке своими смешными широкими туфлями.

А Кристофер подхватил Дини под локоток и отвел к скамейке у стены, увитой диким виноградом. Дини тут же вспомнилась каменная скамья, отполированная временем и дождями, сидя на которой, она слушала излияния актера Шекспировского театра, приглашенного Натаном для съемок в клипе. Эта же скамеечка выглядела совсем новой, с еще свежими царапинами от инструмента каменотеса.

Как только Дини оказалась рядом со скамейкой, колени подогнулись и она не села, а прямо-таки рухнула. Впрочем, сильная рука Кристофера поддержала ее. Потом мужчина уселся рядом так близко, что его мускулистое бедро коснулось дрожащего колена Дини. Утвердившись на скамейке, он попытался заглянуть в огромные карие глаза девушки. Он видел ее тонкий профиль, несколько побледневшее от усталости и пережитого лицо, алые губы над сахарными зубками и думал, что она слишком хрупкая и нежная для того грубого мира, в котором жил он сам. Она напоминала ему скорее бесплотного ангела, нежели грешную земную женщину.

– Дьявол, но как все это случилось? – прошипела Дини, мгновенно вернув Кристофера с небес на землю. Тем не менее легкая улыбка, мимолетно тронувшая его губы, свидетельствовала о том, что Кристофер немного развлекся, заметив столь бурные проявления эмоций со стороны Дини. – Вам очень смешно, не так ли? – В глазах Дини сверкнул неподдельный гнев. От былой беспомощности не осталось и следа. – Дело в том, что у меня чрезвычайно важная работа, так сказать, шоу, мистер Кит. Кстати, Кит – очень странное имя, пожалуй, еще более странное, чем «парнишка по имени Сью» – так называется песня Джонни Кэша. Впрочем, я ни в коем случае не хотела обидеть вас. Поверьте. – Тут в ее голосе снова послышались нотки растерянности, она проглотила комок в горле, мешавший ей говорить. – Нет, скажите, – чуть не выкрикнула она. – Как?..

Кристофер указательным пальцем поддел ее подбородок и повернул к себе разгневанное личико. В этот момент ему удалось заметить крохотные веснушки, украшавшие носик Дини.

– Знать не знаю, – произнес он и, увидев негодование в ее глазах, повторил: – Не знаю.

Некоторое время Дини молчала, потом ее плечи поникли и руки безвольно упали на колени.

– Боже! – простонала она. Вызов улетучился из ее голоса. Всем своим видом она выражала усталость и покорность.

Кристофер Невилл опять смерил взглядом хрупкую фигурку. Потом положил свою сильную ладонь на ее маленький холодный кулачок.

– В этом лабиринте заключена какая-то тайна, – произнес он спокойно. – Секрет, которого я не понимаю. Думаю, это волшебство, волхование.

– Другими словами, – выдавила Дини с грустной улыбкой, – благородный господин знать не знает.

– Так… – Кристофер усмехнулся. Дини напряглась:

– Мне кажется, вы не слишком удивлены происшедшим. Неужели были и другие люди, которые прошли через это?

Со стороны дворца ветер донес обрывок музыкальной фразы: приглушенный рокот большого барабана, писк флейты и томный перебор арфы. Затем послышались раскаты смеха, звяканье металла о камень и отдаленный собачий лай.

Кит встал и предложил Дини руку:

– Король ждет.

На его лице появилась загадочная улыбка. Девушка поправила повязку на руке и тоже поднялась. Он взял ее узкую ладонь и приложил себе ко лбу. Она потянулась к нему, всем телом прижавшись к его сильному торсу. Что там ни говори, но Кристофер Невилл, герцог Гамильтон в прямом смысле слова был ее единственным другом в этом мире.

Огромный зал был залит светом. Канделябры, словно деревца, вырастали прямо из стен. На длиннейших столах, застланных златоткаными скатертями, красовались довольно-таки примитивные блюда и миски с разнообразными яствами. Кроме того, угощение разносили – правда, в более изящных емкостях – многочисленные юноши, почти мальчики, которые, впрочем, отлично справлялись со своими обязанностями.

Несмотря на обилие свеч и горящий камин, в углах зала затаился полумрак. В помещении чувствовалось неистребимое присутствие сырости, словно навеки въевшейся в каждый квадратный дюйм каменных стен. Честно говоря, на свежем воздухе было куда приятнее, чем внутри.

За столами сидели нарядные господа и дамы; они поднимали бокалы, наполненные вином и элем, переговаривались между собой и громко хохотали. Над пирующими на специальном балкончике, выступавшем из стены, располагались музыканты в бело-зеленых костюмах, игравшие мелодию за мелодией.

По пышному залу носились устрашающего вида псы, которые выпрашивали у гостей подачки или дрались из-за костей. Кости же в изобилии разбрасывались по полу смеющимися господами. Одна из дам с удивительно дурными зубами закинула голову и от души хохотала, в то время как ее кавалер норовил засунуть ей в рот комок засахаренных фруктов, весьма внушительных размеров. Важного вида джентльмен наколол кусок хлеба на острие кинжала, рукоятка которого была усыпана драгоценными камнями, то есть использовал оружие в качестве вилки. Все это напоминало сцену намеренно устроенного хаоса.

Поначалу Дини очень хотелось удрать, но Кит, крепко сжав ее локоть, пробирался вместе с ней к возвышению во главе стола, где раскинулся мужчина совершенно невероятных размеров. Он молотил кулаком по столу. Под стать исполину были и окружавшие его предметы, словно он нарочно пытался доказать присутствующим их полное ничтожество по сравнению с собственной особой.

Томас Говард, герцог Норфолкский, сидел по правую руку от гиганта и что-то ему рассказывал, с удивительной скоростью шевеля губами. Но тот не слишком внимательно слушал Норфолка и продолжал производить страшный шум, хлопая пухлой ладонью в перстнях по столешнице. Костюм этого великана – более роскошный, чем у всех пирующих, – поражал воображение. Он, казалось, целиком состоял из драгоценных каменьев и золотого шитья, поэтому вишневого цвета бархат, на который нашили всю эту коллекцию драгоценностей, было не так-то просто разглядеть. Белоснежная сорочка, проглядывавшая сквозь разрезы в камзоле, только оттеняла великолепие наряда. Голову мужчины украшала круглая шляпа с пером и жемчужными подвесками, колыхавшимися при малейшем движении.

Лицо этого человека, заросшее короткой рыжей бородкой, также оставляло незабываемое впечатление. Под мясистым носом красовался крохотный ротик, а крохотные глаза под тяжелыми веками и рыжеватыми бровями не упускали из виду ничего вокруг. За спиной этого экзотического во всех отношениях джентльмена висел огромный гобелен с вытканным на нем турниром на копьях и стадом скачущих единорогов. Подобный гобелен застилал и край стола, за которым сидел гигант, но Дини не смогла разобрать, что на нем изображено. Кстати, что это был единственный угол, украшенный гобеленом.

Кит что-то говорил ей, понизив голос, но из-за невообразимого шума, царившего в зале, Дини расслышала всего несколько слов. Судя по всему, он пытался рассказать ей о своем происхождении. Девушка поняла, что за каких-то десять лет Кит поднялся от простого сквайра до герцога, главным образом потому, что сделался любимым партнером короля по бою на копьях. Кроме того, Кит посещал музыкальный салон его величества.

Дини кивала в знак того, что хотя бы отчасти понимает сказанное, а сама во все глаза смотрела, как почтенного вида господин с поклоном приблизился к гиганту, развернул огромное полотенце из тончайшего льна и повязал тому вокруг шеи на манер слюнявчика, который молодая мамаша повязывает своему малышу.

Дини захихикала.

– Знаете, все это ужасно напоминает конкурс «Кто больше съест за ночь» в ресторане Сиззлера, – с жаром зашептала она на ухо Киту, который в ответ только нахмурился.

– Попридержи язычок, мистрис Дини, – коротко предупредил он. – Ежели король обратится к тебе с вопросом, отвечай кратко. И ни слова о том, что с тобой произошло.

Девушка кивнула, продолжая с замирающим сердцем наблюдать за великаном, который в этот момент поднес ко рту нечто, весьма напоминающее целую ногу какого-то животного. Затем он вонзил в эту ногу желтоватые зубы и с жадностью отхватил здоровенный кусок мяса. В зале раздались бурные аплодисменты. Гигант ухмыльнулся и продолжал жевать с открытым ртом, временами роняя на льняную салфетку капли слюны и кусочки пищи.

Наконец Дини поняла, что верзила, пожиравший мясо, не кто иной, как король Генрих VIII, и у нее внутри все сжалось. Нет, эта сцена, расцвеченная кровавого цвета лужами пролитого на пол вина и окруженная орнаментом из собак, занятых поисками блох, не была дешевой кинематографической поделкой в голливудском стиле: перед Дини во всей красе и безобразии открылась самая настоящая средневековая жизнь.

Наконец они добрались до возвышения, где располагался король, и Кит вместе с Дини уселся за стол, покрытый гобеленом. Мгновенно рядом возникли услужливые мальчуганы, которые поставили перед ними металлические тарелки и налили вино в украшенные богатым орнаментом бокалы.

Некоторое время Дини созерцала преломление света на гранях своего кубка, изо всех сил стараясь побороть подступающую тошноту. Опять на нее обрушились запахи, и если в саду с ними можно было еще как-то мириться, то здесь, в зале, они стали почти непереносимыми. Каждый новый «аромат» заставлял ее желудок болезненно сжиматься – будь то пряный запах специй, дух, испускаемый жирным жареным мясом, или амбре, исходившее от пажа, которое мало чем отличалось по интенсивности от смрада, сопровождавшего появление некоторых блюд. Девушка попыталась дышать ртом, но это не слишком помогло. Она заглянула в свой кубок – на поверхности красного вина, густого и сладкого, плавали какие-то хлопья, скорее всего осадок.

– Не хочу выглядеть капризной, – пробормотала она, обращаясь к Киту, – но мне бы хотелось простой воды.

– Невозможно, – коротко ответил он, одновременно раскланиваясь с важного вида красноносым мужчиной в смешной голубой шапочке.

– Невозможно?

– Видишь ли, кузина, вода в Англии небезопасна. Вода, которую берут из Темзы или из колодцев, часто бывает заражена. Ее можно использовать разве что для мытья, но даже это рискованно.

– Ага, – прошептала Дини. – Теперь понятно, почему здесь все так воняют… – Она замолчала, увидев, что Кит растянул рот в улыбке. У него на щеках снова появились симпатичные ямочки, которые так преображали его лицо. – К вам это не относится, разумеется, – добавила она поспешно. – Просто от людей исходит такой… такой… запашок…

– Густой, да? – предложил Кит подходящее слово. Дини от души рассмеялась, сразу позабыв обо всех запахах. Теперь ей ужасно хотелось дотронуться до лица Кита, ощутить под своими пальцами твердую линию подбородка с упрямой выемкой. Он заметил ее пристальный взгляд и перестал улыбаться.

– Послушайте, почему вы проявляете обо мне такую заботу?

Некоторое время он молчал, затем промолвил:

– Потому что я знаю, каково это – быть отщепенцем.

Хотя Кит говорил с сильнейшим акцентом – английские интонации были для нее непривычными, – Дини вдруг поняла, что безо всякого труда разбирает его речь.

– Кит! Разве у тебя не найдется доброго словечка для своего государя? – прогремел голос короля, перекрывая собой все шумы.

Кит мгновенно вскочил на ноги. Его черный камзол выглядел удивительно просто по сравнению с богатой одеждой других придворных, украшенной мехами и драгоценностями. Он склонился в глубоком поклоне королю и обернулся к Дини.

– Встань, кузина, – тихо произнес он, помогая девушке выбраться из-за стола. Она машинально последовала за Китом, уже направлявшемуся к креслу, в котором восседал король.

В зале установилась абсолютная тишина. Все внимание придворных сосредоточилось на них. Неожиданно гигант разразился смехом.

– Отлично, мистрис, – воскликнул он и захлопал в жирные от пищи ладони. – В искусстве прятаться тебе нет равных. Мой шут Уил Сомерс с горя умрет, когда узнает, что в этом ты его превзошла!

Вслед за королем все придворные стали смеяться и хлопать. Для Дини причина общей веселости оставалась загадкой. Кит подавил появившуюся было у него на губах улыбку и железной рукой сжал локоток девушки.

– Ваше величество, позвольте представить вам мою кузину, только что прибывшую из Уэльса.

Король кивнул в знак согласия. Затем неожиданно поднялся, перегнулся через стол и смачно чмокнул Дини прямо в губы. От короля пахло жиром и вином, его борода была влажной от пота и животного жира. Девушка собралась было вытереть рот, но Кит, уловив ее инстинктивное движение, снова с силой вцепился ей в локоть.

– Простите мою несчастную кузину, – сказал он. – У нее слабая голова, а столь великодушное внимание вашего величества и вовсе помутило ее разум. – Тут он со значением взглянул на Дини, и та вспыхнула.

– Эй, не надо затыкать мне рот…

И опять последовало болезненное пожатие локтя.

– Ваше величество, с вашего разрешения, я буду говорить только правду. Моя кузина недавно перенесла воспаление мозга и…

Король тут же отпрянул, в маленьких глазках появилось выражение самого настоящего ужаса. Пухлой рукой в перстнях он тщательно отер рот и переспросил:

– Воспаление мозга?

– Пусть ваше величество не изволит беспокоиться. Эта болезнь не была следствием эпидемии. Воспаление случилось по причине тяжелого ушиба головы.

– А? Тогда все в порядке, мой добрый Кит. Король с облегчением перевел дух. Затем на его лице снова появилась улыбка – на сей раз хищная, плотоядная. Под его пристальным взглядом Дини вдруг застыдилась своих пластмассовых жемчугов и машинной вышивки.

Генрих VIII, не сняв с груди салфетки, обошел вокруг стола и, расставив колонноподобные ноги в золотистых штанах, застыл перед Китом и Дини. Затем король расправил плечи, взмахнул рукой и неожиданно хлопнул Кита по спине. Подобная дружеская ласка сбила бы с ног любого, но только не Кита. Тот был не менее силен, чем его государь.

– Не желает ли твоя кузина получить местечко при дворе?

– Это такая честь, о которой она не смела и мечтать, ваше величество. Я буду вашим вечным должником.

– Отлично! Значит, решено. – Король расплылся в улыбке. – Говоришь, у нее не все в порядке с головой, мой верный Кит? Пусть. Она украсит двор не умом, но красотой и грацией. У твоего короля наметанный глаз, Кит. Он знает цену женским прелестям.

На мгновение лицо Кита стало жестким, но в следующий момент он уже учтиво улыбался королю. Тот хмыкнул и двинулся в обратный путь к своему креслу под балдахином. Кит и Дини снова обрели свободу, поскольку король подозвал пажа и стал сосредоточенно дегустировать горячее, приправленное специями вино, которое ему поднесли в огромной чаше.

Кит проводил Дини на место и усадил за стол подальше от королевских глаз. Мимо них двигались слуги с оловянными блюдами, на которых красовались жареная дичь, паштеты и даже павлин в полном оперении.

– Ты будешь придворной дамой королевы Анны, – прошептал Кит прямо ей в ухо. – Это большая честь, мистрис Дини. Но будь осторожна. Король уже подыскивает себе новую королеву. Поэтому, если ты не желаешь разделить судьбу нынешней, старайся не слишком с ней сближаться.

– Он что, собирается ее скинуть? – округлив глаза, спросила пораженная Дини.

– Скинуть? Что ж, можно сказать и так.

– Но почему, за что?

Прежде чем ответить, Кит отпил хороший глоток вина.

– Его величество считает, что от королевы воняет. – Кит держал кубок у самых губ и говорил шепотом.

– Он должен был с ней объясниться, – проворчала Дини чуть слышно. Лишь увидев, как у Кристофера вздрагивают от смеха широкие плечи, она поняла, что тот ее услышал.

Пиршество тем временем продолжалось: одни блюда сменяли другие, и Дини несколько осоловела. Впрочем, некоторые из блюд, к примеру, пирог с начинкой из мяса кабана и запеченная с травами рыба, показались ей не столь уж плохими. Прочие кушанья она квалифицировала или как весьма странные, или как отвратительные. Особенно мерзкими ей показались свиные ноги с копытцами, издававшие одуряющий смрад, и крошечные обезглавленные птички с ножками и коготками. Чем дольше Дини сидела за столом, тем яснее она осознавала, что влипла. Да, она и в самом деле перенеслась в 1540 год ко двору одного из наиболее свирепых монархов в истории.

Одно утешало; всякий раз, когда к ней подкрадывалась паника, она чувствовала ненавязчивое внимание и поддержку Кита. Ей постоянно вспоминалось его мускулистое бедро – надежная опора для ее дрожащих коленей, и сильная рука на ее запястье – путеводитель в этом призрачном мире. И самое главное, он все время разговаривал с ней. Это помогало Дини сохранять хладнокровие. В противном случае она бы давно сбежала из дворца.

– Знаете, – сказала она Киту, отщипнув от буханки, поскольку, кроме хлеба, девушка ничего не хотела есть. – Как-то раз я отправилась на свидание с парнем, помешанным на утиной охоте. Он усадил меня в кузов своего грузовичка прямо на рюкзак, доверху набитый дичью. Все эти блюда из птицы напоминают мне о том «свидании с мертвыми утками».

– «Свидании с мертвыми утками»?

Дини утвердительно кивнула, отломив еще кусочек хлеба.

– Я всю дорогу тогда думала о клювиках этих уток, потому что они тыкали меня в заднее место. С тех пор я не ем уток. Терпеть не могу целиком зажаренную птицу – уж слишком она напоминает живую! А вот куриные котлеты или гамбургеры ем с удовольствием.

В ответ Кит улыбнулся, желая тем самым продемонстрировать, что отлично понимает причину ее сдержанности в еде, но не совсем ее разделяет. Сделав новый глоток из кубка, он взглянул на нее и спросил:

– У тебя есть какие-нибудь таланты?

– Что вы имеете в виду? – отозвалась она, поправив шиньон, который стал сползать.

– Ну, может быть, ты умеешь искусно вышивать, рассуждать на теологические темы или играть на музыкальном инструменте?

– Хм, – задумалась Дини. – Шить-то я умею. Когда я училась в школе, то все свои платья шила сама.

Кит обрадовался при этом известии, но Дини, как ни хотелось ей сделать ему приятное, вынуждена была чуточку охладить его энтузиазм.

– Но мне нужна швейная машинка. Делать ровные стежки вручную я так и не научилась. Знаете, – добавила она со смехом, – у нас есть пословица, что если женщина не умеет штопать, то она не стоит штопаного чулка.

– Понятно. – Кит погрузился в изучение узора на своем кубке.

– Эй, зато я умею петь.

Кит недоверчиво выгнул бровь дугой:

– Правда умеешь?

– Точно. Еще я умею сочинять песни. Именно по этой причине я оказалась здесь, в Англии. Знаете, у себя дома я больша-а-я шишка. Точнее, надеюсь таковой стать после того, как спою дуэтом с Баки Ли Дентоном и моя новая песня станет хитом. Я уже получила несколько наград Ассоциации музыкантов кантри-шоу, но как автор – мои песни исполняли другие люди. И весьма знаменитые, между прочим. – Дини глубоко вздохнула и продолжала: – И еще я играла в профессиональном ансамбле, но я не член группы. Вернее, пока не член. В тот раз меня пригласили поиграть, но всем понравилось. – Она улыбнулась. – Ну что, я ответила на ваш вопрос?

Кит в замешательстве потер подбородок.

– Боюсь, мистрис, ты не совсем верно меня поняла. Плечи Дини поникли.

– Значит, мои россказни не произвели на вас должного впечатления? – Она покачала головой, стараясь не сдвинуть при этом свой шиньон. – Я умею петь, – тихо, но настойчиво повторила она.

– Что ж, отлично! – ободряюще улыбнулся ей Кит, но улыбка быстро погасла. – Мне необходимо узнать одну вещь… Очень важную вещь. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Нынешняя королева – не англичанка. Она говорит на высоком голландском.

– И что же? – Дини пожала плечами.

Кит заговорил совсем другим, деловым тоном:

– Умеешь ли изъясняться на одном из германских наречий?

– Я? Ни в коем случае, Хосе. – Дини хихикнула. – В школе нас год учили испанскому языку, но моих знаний хватило только на то, чтобы сделать заказ в ресторане «Тако Белл». Я не знаю никого, кто бы учил немецкий. Уж очень он трудный.

Кит напрягся. Он сжал кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Скажи, – произнес он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как можно более небрежно, – много ли людей говорит по-немецки там, в твоей эпохе? Это… международный язык?

Дини несколько удивило волнение, с которым был задан такой простой, казалось бы, вопрос.

– Да нет. То есть сами немцы, разумеется, говорят. Но они, как правило, обитают у себя, в Германии. У нас – я имею в виду Нэшвилл – их совсем немного. Немцев узнать легко. Они обычно носят мешковатые шорты, черные носки и сандалии. Но почему это тебя интересует?

Некоторое время Кит молчал, глядя перед собой, хотя было ясно, что он никого и ничего не замечает. Тоненькая жилка пульсировала у него на шее. Кулаки он так и не разжал.

– Благодарение Господу, – наконец произнес он, выдохнув эту короткую фразу из самых глубин своего существа. Было заметно, что внутреннее напряжение, охватившее его, стало спадать, хотя не меньше минуты он еще сидел в отрешенной позе человека, не замечающего, что происходит вокруг. – Благодарение Господу, – повторил он. – Все последние годы меня мучил этот вопрос.

Кит наклонил голову, обхватив лоб сильными руками, но мгновение спустя вновь заулыбался, и тревога, сквозившая в его взгляде, бесследно растаяла. Дини поняла, что впервые с момента их встречи видит Кита по-настоящему веселым. Его белоснежные зубы сверкнули двумя ровными полосками, но Дини успела заметить маленький дефект – один нижний зуб был кривоват и рос чуточку вбок от остальных, абсолютно идеальных по форме. Неожиданно этот кривоватый зуб сильно взволновал Дини. Она даже сжала кулачки, потому что искушение погладить Кита по щеке было слишком велико. Вдруг вспотели ладони, защемило сердце и единственное, что девушка могла себе позволить, – смотреть и смотреть в его удивительные глаза.

– Ты заболела? – спросил он с неподдельным волнением, хотя его взор продолжал лучиться вновь обретенной легкостью.

– Ничего подобного, – ответила Дини охрипшим от смущения голосом. «Этот зуб, – тем временем думала она, продолжая с силой сжимать ладони. – Похоже, я влюбилась в кривой зуб!»

Минуту спустя перед ними появилась стройная молодая дама в темно-зеленом платье и в высоком парике. Приветствуя их, она присела в реверансе.

– Очень рад вас видеть, мистрис Сесилия. Это моя кузина, мистрис Дини Бейли, которая только что внесена в штат придворных дам королевы. Дини, это мистрис Сесилия, дочь леди Селлерс и сестра Элизабет Гаррисон, чрезвычайно милой придворной дамы нашей покойной королевы Джейн, матери нашего обожаемого принца Уэльского. – При упоминании имени покойной Кит и мистрис Сесилия осенили себя крестным знамением. – Теперь она ожидает королеву Анну.

Дини вежливо улыбнулась придворной даме и обратилась к Киту:

– На что вы намекаете? Кого она ожидает?

Кит и мистрис Сесилия обменялись недоуменными взглядами.

– Что ты имеешь в виду, кузина?

– Ну, вы все время говорите, что все вокруг находятся в ожидании, связанном с королевой. Так что же ее задерживает? Когда она наконец здесь появится?

– Гм… – Кит откашлялся, а мистрис Сесилия покраснела и оглянулась, дабы убедиться, что их никто не слышит. – Ты разве не помнишь, о чем я говорил тебе час назад? О короле и королеве, хочу я сказать.

За последние несколько часов на Дини обрушился такой объем информации, что ей пришлось закрыть глаза и сосредоточиться, чтобы вспомнить слова Кита. Наконец она вспомнила: король не слишком доволен своей новой женой и намерен заняться поисками новой.

– Да, кажется, я припоминаю. – Дини наклонилась вперед, ближе к своим собеседникам. – Значит, королевы здесь нет?

Кит утвердительно кивнул. Краем глаза он заметил, что Томас Говард увидел три склоненные вместе головы и принялся со всевозрастающим любопытством изучать живописную группу. На его морщинистом лице явственно читалась подозрительность.

– Должно быть, король и в самом деле ее ненавидит, – пробормотала Дини, неожиданно почувствовав жалость к неведомой ей королеве.

Кит поднялся из-за стола и потянул за собой Дини, уже привычным жестом взяв ее за локоть.

– Мистрис Сесилия проводит тебя в жилые покои, кузина. У тебя был сегодня трудный день, и пора отдохнуть.

В этот же самый момент король покинул свое кресло на противоположном конце стола и стал бить в ладоши в такт музыкантам, которые только что заиграли очередную песню. Однако Дини едва ли слушала музыку, так она была взволнована. Кит в последний раз сжал ее локоть, словно призывая не впадать в панику, и передал девушку под покровительство мистрис Сесилии. – Спокойной ночи, кузиночка, – прошептал он прямо в ушко девушке. Она почувствовала на щеке его горячее дыхание.

Дини изобразила на лице подобие улыбки и последовала за Сесилией, которая повела ее в левое крыло дворца. Дини бросила последний взгляд в сторону Кристофера Невилла, герцога Гамильтона, и заметила, как он повернулся к группке молодых смеющихся дам. На его лице можно было заметить признаки удовольствия от общения с компанией оживленных красавиц. В ее сторону он даже не оглянулся.

Словно прочитав мысли Дини, мистрис Сесилия хихикнула, когда они покинули пиршественный зал и свернули в длинный гулкий коридор.

– Твой дорогой кузен может добиться благосклонности любой женщины при дворе – от горничной до герцогини.

Дини промолчала. Они шли по коридору мимо целой череды дверей из полированного дерева. Без Кита она чувствовала себя испуганной и покинутой. Горло перехватил спазм. Нет, не декорации вокруг, а самая настоящая жизнь. Дини перенеслась в средние века и оказалась среди людей, которые умерли более четырехсот лет назад.

Вот эта молодая женщина, к примеру, которая держит ее за руку, мертва уже более четырехсот лет. И король Англии мертв.

И Кристофер Невилл…

Мистрис Сесилия снова хихикнула:

– Боюсь, что герцог тоже завладел сердцем своей маленькой кузины.

Дини снова промолчала. Но когда они вошли в небольшой дортуар с голыми каменными стенами, Дини повернулась к своей компаньонке и с принужденной улыбкой сказала:

– Я боюсь, что ты права насчет моего кузена, Сесилия.

Рано утром ее разбудил отнюдь не будильник и не привычный запах молотого кофе. Даже не телефонный звонок портье. В полусне Дини почти уверила себя, что проснется в Дорчестер-отеле в собственном номере и увидит перед собой оплывшую фигуру Натана Бернса, взволнованно повествующего о своей неудавшейся карьере кинорежиссера.

Итак, ее разбудил грубый толчок чьей-то волосатой ноги.

Девушка со стоном села на постели, натянув льняную простынку аж до подбородка. Плотный красный полог кровати был задернут и пропускал лишь узкий солнечный лучик. Но и его было достаточно, чтобы разглядеть, кто находится в кровати с нею рядом. Справа спала мистрис Сесилия Гаррисон, повернувшись к Дини спиной и подтянув к животу колени. Слева же раскинулась совершенно незнакомая темноволосая толстуха, которая храпела, как матрос.

Значит, вчерашний день вовсе не приснился Дини.

– Боже святый, я и в самом деле здесь!

Ее голос прозвучал неожиданно громко в тишине дортуара. Стараясь по мере возможностей не разбудить ни мистрис Сесилию, ни храпящую незнакомку, Дини выскользнула сквозь узкую щель в драпировке, а затем, оказавшись на свободе, тщательно задернула ее.

Пол оказался очень холодным, и первым желанием Дини было вернуться назад, в кровать. Но прежде чем она снова раздвинула полог, ее слуха достигла очередная порция храпа, и девушка решила не возвращаться. Она потерла заспанные глаза, глубоко вздохнула и огляделась.

Спальня оказалась еще меньше, чем ей показалось вчера вечером, когда при свечах мистрис Сесилия выдавала ей напрокат ночную рубашку. Дини едва скрыла удивление, когда поняла, что придется разделить не только спальню, но и ложе с совершенно незнакомыми людьми. Толстуха появилась в дортуаре уже после того, как Дини уснула. На самом деле ей не слишком-то понравилось спать с незнакомой персоной одного с ней пола, которая храпела да к тому же пихалась волосатыми ногами.

Постепенно она разглядела всю комнату. Мебели было немного: стул со спинкой, обитой кожей, огромных размеров сундук с выпуклой крышкой и парочка столиков с подсвечниками. Оконное стекло – неровное и с пузырьками внутри – хорошо пропускало свет, но искажало все, что находилось снаружи. Оно было вставлено в раму с помощью свинцовой оплетки. На стене висел гобелен в вишневых и голубых тонах. У противоположной стены находился гигантский камин. Сейчас он совсем остыл, но от него все еще пахло дымом. Решетки, чтобы уберечь паркет от искр, и в помине не было.

На столике в углу стояла миска с водой. Дини с наслаждением опустила руки в холодную воду. Умывание очень освежило Дини, но, хотя девушке очень хотелось пить, она вспомнила совет Кита и воздержалась.

Кит…

Опять он! Дини задалась вопросом, не нафантазировала ли она его себе часом, или он реален, как и весь здешний мир? Неужели у нее такое богатое воображение, что ей удалось придумать и его удивительные глаза, и волнистые локоны, а главное, кривой, но ослепительно белый зуб?

В дверь тихонько постучали, и Дини едва не подпрыгнула от неожиданности. Затем, успокоившись, подошла к тяжелой входной двери. Ей совершенно не улыбалось будить мистрис Сесилию, равно как и темноволосую незнакомку, поэтому она очень тихо отодвинула задвижку и с усилием приоткрыла дверь.

– Дини? – Перед ней стоял Кит.

Девушка рванула дверь изо всех сил, поскольку не могла скрыть ни своего волнения, ни радости. При ярком дневном свете он выглядел еще более обворожительно, чем вчера вечером. Одет «кузен» был в тот же костюм и бархатные штаны, но рубашка была свежей и поражала белизной манжет и кружевного воротника. Утренний ветер растрепал волосы, и они непокорными прядями рассыпались по широким плечам. На боку у него висел меч в черных ножнах с рукояткой, украшенной золотом и черной эмалью, а в правой руке был узелок.

– Привет, – улыбнулась Дини.

Кит заглянул в глубь комнаты через ее плечо и вопросительно приподнял брови.

– Они все еще спят, – прошептала девушка. Затем пододвинулась к нему поближе. – Что это за особа с волосатыми ногами, которая имеет привычку храпеть?

Кит расхохотался, и смех эхом отозвался в дортуаре. Она прижала указательный палец к его губам, хотя ее тоже подмывало прыснуть. Кит откашлялся и прошептал ей на ухо:

– Это леди Мери Дуглас.

Дини кивнула и снова взглянула на него почти в упор. Его глаза в это погожее утро были просто восхитительны – ясные и смелые. Зеленые и золотистые искорки время от времени вспыхивали в них.

– Я принес немного еды, чтобы мы могли вместе позавтракать. – Кит помахал своим узелком.

– Как, здесь? В спальне?

– Нет, на природе. Сегодня хорошая погода.

– Пикник! – завизжала от восторга Дини, затем, вспомнив о дамах в дортуаре, замолкла и оглянулась. – Но я не знаю, где моя одежда, – прошептала она.

– Там внутри есть укладка?

– Укладка? Очень надеюсь, что нет. – Потом она подумала о массивном сундуке с выпуклой крышкой. – А, вы имеете в виду сундук…

Он кивнул. Дини кинулась в спальню и подняла тяжелую крышку. Ее платье, аккуратно сложенное, лежало сразу же под широким нарядом красного цвета, который, без сомнения, принадлежал леди Мери. Отступив за кровать, где ее скрывал полог, девушка через голову быстренько натянула свой костюм и обулась в мягкие матерчатые туфельки. Она было решила оставить ненавистный шиньон в сундуке, но по некотором размышлении решила взять его с собой – вдруг понадобится?

Кит был немало удивлен, что она появилась так быстро и полностью одетая.

– Как ты ухитрилась так быстро одеться? И без служанки?

Расчесав волосы пальцами, Дини сообщила ему с улыбкой:

– Благодаря «молнии».

– «Молнии»?

Повернувшись к Киту спиной, она завела назад руку и расстегнула застежку, продемонстрировав ему принцип работы. Застежка подалась с характерным звуком. Затем Дини восстановила первоначальный вид платья.

– Удивительный механизм, – пробормотал он. Теплое дыхание мужчины коснулось ее обнаженной шеи. Ощущение было настолько острым, что девушка вздрогнула. Она повернулась к нему, и некоторое время они оба молчали. Его глаза снова смотрели на нее изучающе, казалось, вбирая в себя каждую ее черточку – свежесть кожи на лице, блеск глаз, сверкающую массу густых волос. Дини собралась было что-то сказать, но Кит взял ее за руку:

– Ты голодна?

Его голос прозвучал чуточку хрипло от перехватившего горло волнения. Хотя Дини ничего не ответила, Кит увлек ее за собой во двор, на свежий воздух.

Из окна кабинета король наблюдал за тем, что происходило во дворе замка. Пухлыми руками, украшенными многочисленными кольцами, он поглаживал прохладный гладкий камень подоконника.

Было уже довольно поздно, но тем не менее герцог Гамильтон все еще продолжал развлекать свою уэльскую кузину. Король с любопытством следил за тем, как эти двое с удовольствием поедали хлеб с сыром, запивая его элем из маленьких глиняных кувшинов. Сегодня герцог выглядел на удивление оживленным. Король заметил, как переливались на солнце блестящие волосы кузины из Уэльса. Волосы были коротко подстрижены, и король задался вопросом: уж не сбежала ли кузиночка герцога из какого-нибудь монастыря?

Он сразу отметил ее вчера вечером и в течение всего пиршества исподтишка наблюдал за девушкой. Она и в самом деле поражала красотой. Как раз в тот момент, когда король об этом подумал, уэльская кузина рассмеялась и повернулась к герцогу, а тот с видимой радостью ответил на ее улыбку своей.

Король в сердцах выругался. Больная нога мешала ему наслаждаться жизнью. Хотя личный врач короля, доктор Баттс, провел зондирование, рана упорно отказывалась заживать, лишая его величество радости бытия. А ведь еще недавно его называли Генрихом Великолепным. Он мог загнать десяток лошадей за один-единственный день на охоте, и придворным оставалось только восхищаться физической мощью своего повелителя. Тогда он и в самом деле был Генрихом Великолепным, идеалом мужской красоты и силы, на которого как на образец взирали все европейские принцы.

Каких-нибудь десять лет назад мистрис Дини сама бы упала в его объятия и ее глаза с восторгом смотрели бы на Генриха – мужчину, а не только на короля Генриха. Десять лет и четыре жены назад он взял бы ее по ее же собственному желанию, но потом скорее всего быстро пресытился бы ею.

Теперь же у него на шее «Голландская кобылица», новая тевтонская жена, с которой он собирался прижить второго сына, герцога Йоркского, дабы обеспечить преемственность династии Тюдоров. Впрочем, он хотел этого не только ради упрочения династии, но и для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Пока он являлся отцом троих детей, лишь один из которых был мужского пола.

По правде сказать, у него ничего не получилось с этой тевтонкой. Он вспомнил ее унылые груди, дурной запах изо рта и в бешенстве стукнул кулаком по инкрустированной поверхности итальянского столика. От сильного удара больная нога заныла, и Генрих VIII опять разразился чудовищными ругательствами. Как король, он понимал, что брак заключен ради дальнейшего процветания державы, но как мужчина желал побыстрее избавиться от нынешней жены.

Ему требуется новая невеста.

Впервые с того злополучного январского дня, когда он увидел, какой уродиной оказалась его жена из Нидерландов, Генрих почувствовал прилив надежды. Он наблюдал за мистрис Дини и Китом, своим преданным слугой, за той грацией, с которой герцог помог своей кузине подняться на ноги.

Хороший человек этот герцог Гамильтон. Один из его любимцев. Никто из членов Королевского совета не мог сравниться с ним ни на войне, ни за столом переговоров. Благодаря его военному таланту королю удавалось – и не однажды – подавлять вечно тлеющие мятежи на границе с Шотландией. И конечно же, он поможет своему господину найти более подходящую невесту. Что касается голландки, союз с ней носил чисто политический характер. По этой причине над королем втихомолку подсмеивались, даже его мужские качества были поставлены под вопрос. Зато, когда его семейная жизнь мало-мальски наладится, он снова сделается великим королем, каким бы и остался, если бы его любимая жена королева Джейн не умерла родами. Пора было действовать.

– Кромвель! – гаркнул Генрих, призывая своего первого министра.

Не кто иной, как Кромвель способствовал неудачному браку с «Голландской кобылицей», так что с ним придется расстаться. Но Генриху хотелось, чтобы перед своей отставкой первый министр изрядно помучился, как мучился сейчас он, король.

– Кромвель! – снова позвал Генрих, на этот раз еще более грозным голосом.

Дверь распахнулась, и вошел Томас Кромвель с раскрасневшимся от спешки лицом. Он был одет в просторную мантию, а на шее висела цепь, свидетельствовавшая о его высоком положении при дворе.

– Ваше величество, – произнес он, склонив голову в поклоне и все еще отдуваясь.

– Ты должен сделать две вещи, Кромвель, – сказал король, продолжая наблюдать через окно за великолепной парой во дворе. – Прежде всего избавься от королевы Анны – и поскорее. Нам безразлично, как ты совершишь сие. Можешь потребовать, чтобы брак был признан недействительным, можешь привлечь королеву к суду. Тут я предоставляю тебе полную свободу действий. И второе – мы должны развязаться с этим браком к середине лета, дабы иметь возможность вступить в новый.

Кромвель залопотал в ответ, что подобные деяния его величества могут вызвать дипломатические осложнения и даже войну, но король его не слушал. Он наблюдал за великолепной белозубой улыбкой уэльской кузины Гамильтона и размышлял, каково это будет – поцеловать ее яркие губы в брачной постели. И произвести на Божий свет герцога Йоркского.