Эпилог

Если верить врачу, то были первые роды в его практике, когда он больше переживал за мужа роженицы, чем за мать или младенца.

Кев вполне прилично себя вел на протяжении почти всей беременности Уин, хотя временами слишком близко к сердцу принимал легкие недомогания жены, сопровождающие любую беременность. Часто бывало, что он настаивал на том, чтобы пригласить врача, когда для этого не было никаких оснований, и никакие протесты Уин в расчет не принимались.

Но в остальном все было чудесно. Тихие вечера, когда Кев сидел рядом, положив ладонь ей на живот и чувствуя как шевелится ребенок. Летние послеобеденные прогулки по окрестностям Гемпшира, когда они оба чувствовали себя заодно с природой, с жизнью, что била ключом повсюду. Неожиданное открытие того, что брак, вместо того чтобы обременить их отношения серьезностью, отчего-то дарил ощущение легкости и задора.

Теперь Кев часто смеялся. Он был более склонен шутить, поддразнивать, играть, открыто показывать свою привязанность к тем, кого любил. Он, похоже, обожал сына Кэма и Амелии Ронана, вместе со всеми баловал темноволосого мальчишку.

Однако в течение последних недель беременности Уин Кев уже не мог скрывать свой нарастающий страх. И когда среди ночи у Уин начались роды, он перешел в состояние безуспешно подавляемого ужаса, из которого ничто не могло его вывести. Стоило ей сжать зубы от боли или вскрикнуть, как лицо Кева становилось пепельным. Вскоре Уин поняла, что он страдает куда сильнее, чем она.

– Прошу тебя, – прошептала она на ухо Амелии, – сделай с ним что-нибудь.

И тогда Кэм и Лео утащили Кева из спальни в библиотеку и чуть ли не весь день отпаивали добрым ирландским виски.

Когда будущий граф Каван появился на свет, врач сообщил, что ребенок совершенно здоров и что он хотел бы, чтобы все роды проходили так хорошо. Амелия и Поппи вымыли Уин и переодели в свежую ночную рубашку, помыли малыша и завернули в мягкий хлопок. Только тогда Кева пустили к ним. Убедившись, что и жена, и сын находятся в добром здравии, Кев, не стыдясь, заплакал и тут же уснул на кровати рядом с Уин.

Она переводила взгляд со своего красивого спящего мужа на младенца, которого держала в руках. Их сын был маленьким, но идеально сложенным, со светлой кожей и черными волосами. Цвет глаз его пока был неопределенным, но Уин подумала, что в конечном счете они окажутся голубыми. Она подняла его повыше, коснувшись губами миниатюрной ушной раковины. И в соответствии с цыганской традицией прошептала ему на ухо его тайное имя.

– Тебя зовут Андрей, – прошептала она. – Это имя воина. А сын Кева Меррипена обязательно должен быть храбрым. А твое английское имя – Джейсон Коул. А твое клановое имя… – Она замолчала, задумавшись.

– Джадо, – сонным голосом сказал муж.

Уин посмотрела на мужа и погладила его по густым темным волосам. Он выглядел довольным и расслабленным.

– Что это за клан? – спросила она.

– Так зовут тех, кто живет среди гаджо.

– Отлично. – Она продолжала гладить его. – Ов йило иси? – нежно спросила она.

– Да, – сказал Кев, ответив на английском. – Здесь есть сердце.

И Уин улыбнулась, когда он сел, чтобы поцеловать ее.