Глава 19

Свадебный обед прошел в странной обстановке: Верити и Натаниель не сводили глаз друг с друга; Элф, поглядывая на них, скоро впала в глубокую задумчивость; Бренд и Родгар вели какой-то разговор, часто прерываемый паузами; Честити тревожилась за Сина.

С некоторым запозданием она поняла, что за короткое время знакомства они почти не разлучались и если кто-то бывал в опасности, то это она. Честити не привыкла беспокоиться за Сина. Чтобы отвлечься, она прислушалась к беседе за столом и поняла, что предметом ее является текущая война. Это вплотную касалось Сина и потому заинтересовало ее.

— Вы и в самом деле полагаете, что война вот-вот закончится? — обратилась она к Родгару.

— Я почти уверен в этом. После событий в Индии и капитуляции Канады французскому владычеству пришел конец. Отказав Фридриху в военной помощи, король Георг тем самым вынудил Россию пойти на уступки. — Маркиз внимательно посмотрел на девушку и слегка улыбнулся, давая понять, что разделяет ее чувства. — Все это означает, конечно, что в ближайшем будущем Сину не придется участвовать в сражениях.

— И может статься, его переведут поближе к дому, — оживилась Элф. — За последние годы мы его почти не видели, к тому же я не против получше узнать свою новую сестру.

Честити хотела запротестовать, но это было так чудесно — быть принятой в качестве будущей жены Сина. Она сказала себе, что будет лелеять эту невозможную фантазию еще какое-то время, прежде чем откажется от нее. Она погрузилась в мечты под рассуждения Элф о том, где именно может стать на постой полк Сина и удастся ли достаточно часто видеть племянников и племянниц.

Наконец последовал тост в честь новобрачных, и Натаниель, багровый от смущения, объявил, что им с Верити хотелось бы удалиться к себе пораньше. Молодая супруга потупилась. К чести Родгара, он пожелал им доброй ночи с самым серьезным видом.

Когда все поднялись из-за стола, Элф увела Честити к себе на чашку чаю.

— Скоро настанет твоя очередь, — заметила она.

— Да, если размечтаться. Но видишь ли, Элф, я не думаю, что эти мечты осуществимы.

— Родгар обязательно что-нибудь придумает, а кроме того, погубленная репутация в глазах Сина не является серьезным препятствием к браку. Разумеется, я надеюсь на благоприятный исход, но только ради всеобщего душевного спокойствия, а не ради приличий. Кстати, о спокойствии! Этот лиф раздражает своей теснотой, и я от него с радостью избавлюсь. Ручаюсь, Шанталь нарочно так меня зашнуровала, чтобы я не ударила лицом в грязь рядом с тобой. Обед был чистым мучением!

Горничная приготовила два очаровательных пеньюара — воздушных, с кружевной отделкой. Сбросив тесную одежду, молодые женщины уселись выпить чаю и поболтать.

— Расскажи о своей семье, — попросила Честити.

— Охотно, раз тебе предстоит в нее влиться. — Элф заварила чай в фарфоровом чайнике. — Итак, нас шестеро. Родгар — старший сын. Когда отец выбрал для сына странное имя, жена не стала возражать, и он воспринял это как знак, что так оно пойдет и в дальнейшем. Мать остальных пяти детей, моя в том числе…

— Как, у вас разные матери?!

— А ты не знала? Мать Родгара умерла довольно рано, когда ему было всего пять. Отец женился вторично, а потом уже оба наших родителя умерли. Я осиротела в семь лет и плохо помню мать, но говорят, что Син унаследовал ее облик почти в точности.

— Значит, Родгар обзавелся титулом в сравнительно молодом возрасте…

— В девятнадцать лет, — уточнила Элф, передавая Честити чашку. — И еще пятью детьми в придачу, в том числе двойняшками, от которых чаще всего одни неприятности. Это большая ответственность, и Родгар отнесся к ней со всей серьезностью. Он был к нам неизменно добр.

— Я успела заметить, что он хороший семьянин.

— Ему бы стать семьянином в полном смысле слова — жениться. Он об этом подумывал, но теперь все изменится.

— Почему? — полюбопытствовала девушка, пробуя чай.

— Он надеялся, что кто-то другой вступит в брак и даст семейству наследника. Когда у Брайта ничего не вышло со сватовством, Родгар решил взять это на себя, но теперь в перспективе брак Сина, и он может быть спокоен.

— Не странно ли, что он желает переложить на чужие плечи прямую обязанность старшего сына?

— Понимаешь… — Элф заколебалась, потом махнула рукой. — Такие вещи называют «скелетом в шкафу». О них не говорят, но раз уж ты станешь членом нашей семьи, то должна знать все мрачные семейные тайны. Дело в матери Родгара.

— Как это?

— Она была… не слишком приятной особой.

— Таких хоть пруд пруди! При чем здесь нежелание вступать в брак?

— Да, но не каждая неприятная особа убивает родных детей.

— Что?! — Честити вздрогнула так сильно, что расплескала чай.

— Да-да, у Родгара была сестренка… всего несколько дней. Хуже всего, что он был свидетелем того, как мать задушила ее. Он был слишком мал, чтобы этому воспрепятствовать, хотя и пытался. Вот почему он так чрезмерно заботлив по отношению к нам — все еще пытается спасти того младенца.

Рука Честити так дрожала, что ей пришлось поставить чашку на блюдце.

— Но как она могла? Почему совершила такое?! Она была… безумна?

— Насколько мне известно, нет, но родильная горячка порой способна лишить молодую мать рассудка. Она оправилась физически, но рассудок так и не вернулся, поэтому пришлось держать ее под замком. Сама понимаешь, к Родгару ее не допускали… возможно, отчасти и это свело ее в могилу.

— Какая ужасная история! Но я по-прежнему не понимаю, отчего маркиз не желает вступать в брак.

— Он опасается, что это может быть наследственное, — уныло пояснила Элф. — Быть может, ты заметила и то, что он всегда уравновешен. Лучше никаких эмоций, чем чрезмерные.

— Мне кажется, опасения Родгара напрасны, и потом, дети могут пойти в мать!

— А могут и в отца, — резонно возразила Элф, — а болезни передаются по наследству так же, как цвет волос и глаз, как способность к музыке и рисованию. Но к тебе это никак не относится. — Она наконец улыбнулась. — Теперь твой черед рассказывать! Есть у тебя братья или сестры?

— Сестра одна, а братьев двое. Старший, лорд Торнхилл, носит имя Фортитьюд (стойкость), а младший — Виктор (победитель). Если вспомнить Верити и Честити, становится ясно, что не только у вашего отца была склонность к необычным именам. Виктор у нас младший, ему восемнадцать.

— А какие они, твои братья?

— Форт — вполне типичный английский дворянин: любит ездить верхом, охотиться и боксировать. Ты ведь слыхала об этом новом виде спорта? Два джентльмена надевают толстые рукавицы и лупят друг друга до тех пор, пока один из них не свалится. Ну чем не элегантное времяпровождение? Форт довольно добр, но не сентиментален.

— В самом деле, типичный англичанин!

— Что касается Виктора, мы с детсада ссорились, поэтому мне трудно быть объективной. Надеюсь, с возрастом характер у него переменится к лучшему.

Честити зевнула и смутилась.

— Ну вот, я совсем забыла, как ты утомлена! — всполошилась Элф. — Прости, ради Бога!

— В самом деле, я устала. Последние две ночи почти совсем не спала.

Хозяйка комнаты вспыхнула до корней волос. Поняв ход ее мыслей, Честити чуть было не ударилась в заверения, что усталость ее объясняется вполне благопристойно, но сообразила, что отчасти Элф права. С принужденной улыбкой пожелав доброй ночи, девушка отправилась к себе, а закрыв за собой дверь спальни, тяжело вздохнула.

Она совершенно не создана для скандальной жизни и находится в ладу с собой, только когда верит, что добродетельна. Син был прав, когда сказал, что их милый маленький роман подорвал силу ее духа. Теперь она попросту не способна смотреть людям в глаза. Так не может продолжаться. Если они не узаконят отношения, то должны будут разойтись навсегда, сколь это ни больно и сколь она ни жаждет близости с Сином.

Жизнь во грехе убьет ее.

Наутро Честити разбудил аромат горячего шоколада. Ей вручили чашку и поставили в известность, что прибыл лорд Торнхилл и горит желанием с ней переговорить. Девушка вскочила с постели и почти решилась обратиться за помощью к Элф, но справилась с этим приступом трусости. Как ни милы с ней Маллорены, она все же сама по себе и должна вести себя соответственно.

Словно в виде компенсации за предстоящий неприятный момент Честити обнаружила, что в ее распоряжение предоставлен богатый гардероб. Ни один из отобранных Шанталь нарядов не подходил ее хозяйке, и это несколько успокаивало совесть. Девушка выбрала скромное утреннее платьице из индийского ситца, оранжевое с коричневой отделкой. Без сомнения, от него отказались потому, что в сочетании с рыжиной волос оно создавало странный, комедийный эффект, и невольно приходило на ум, что Элф заказывает платья не подумав.

Как бы там ни было, платье вполне подходило Честити, а его дорогая, но сдержанная отделка создавала требуемый эффект скромности.

Спускаясь по лестнице, Честити ломала голову над тем, что ее ждет и на чьей стороне брат. Она нашла его в Гобеленовой гостиной, которую он в нетерпении мерил шагами.

— Доброе утро, Форт, — сказала она, собрав все свое достоинство и хладнокровие.

Он резко повернулся, показывая разбитый рот и синяк под глазом.

— Боже милостивый! — вырвалось у Честити. — Неужели это дело рук отца?

— Дело рук Линдли, но на совести у отца. — Брат не без труда сложил распухшие губы в улыбку. — Счастлив сообщить, что его секретарь сейчас в гораздо худшей форме. Я совершенно расплющил ему нос!

— За что тебе большое спасибо!

— А ты изменилась к лучшему, сестра. — Глаза Форта потеплели.

— Только благодаря тебе. Прости, что сбежала тогда.

— Не говори глупостей! Хорошо, что у тебя хватило на это здравого смысла, хотя, признаюсь, я сходил с ума от беспокойства, разыскивая тебя по всему городу. Занялся этим сразу, как только уложил Линдли и отцепил от своих лацканов отцовские руки. Честно говоря, мне виделось всякое, а потому я разнес пару ближайших борделей.

— Еще раз спасибо! — Честити подошла поцеловать его в щеку. — Не волнуйся, меня спас Син.

— Син?

Форт явно перевел это для себя как «грех». Он нахмурился, а Честити с изумлением поняла, что он понятия не имеет о роли Сина Маллорена в том, что с ней случилось. Однако нужно было как-то объяснить свое присутствие в этом доме.

— Так о чем речь? — холодно осведомился брат.

— Я имею в виду лорда Синрика Маллорена, — сказала она, облизнув губы. — Он… видишь ли… помог Верити добраться до Винчестера.

— Маллорен! — процедил Форт с неудовольствием. — А я-то думаю, как тебя угораздило оказаться в этом змеином гнезде! Интересно, как этот тип оказался замешанным в нашу семейную историю?

— Ну… мы случайно встретились, и я попросила его помочь мне найти Натаниеля. Что он и сделал.

— И вы провели ночь наедине? Вы ведь должны были где-то ночевать, верно? — Совершенно без перехода Форт вскипел от гнева и схватился за шпагу. — Где этот негодяй?!

— Его здесь нет, — быстро сказала девушка. — И ты не станешь вредить ему.

— Не стану? Это мы посмотрим!

— Он хочет на мне жениться! — крикнула она, надеясь, что это остудит гнев брата.

— Что, на всем известной Честити Уэр? — Форт горько засмеялся. — Похоже, ты еще большая дура, чем я думал!

— А я думала, ты мне веришь!

Она ткнула его кулаком в грудь. Форт размахнулся для пощечины, но сдержал себя.

— Ты сама признала, что уже не девственница!

— Я ею была!

— Тогда этот Маллорен — просто ублюдок!

— Нет!

— Да! — Он заставил себя успокоиться и понизить голос. — Я вижу, ты ничего не понимаешь.

— Я понимаю все не хуже твоего, — возразила девушка, тоже остывая. — Син не соблазнял меня, я отдалась ему по собственной воле. Я люблю его.

— Ублюдок и есть! Он воспользовался твоими чувствами!

— Он не знал, что я еще не была с мужчиной. Форт, обещай же мне не причинять ему зла!

— Я ничего не стану обещать. — Он снова принялся ходить по комнате, яростно ероша волосы. — Я должен забрать тебя и Верити из этого проклятого дома. Маллорены! Им нельзя доверять, в особенности если речь идет о женщинах. Кончится тем, что они пустят тебя по кругу! — Он остановился, пораженный внезапной мыслью. — Если уже не пустили!

— Перестань!

— Син Маллорен! Уму непостижимо! Насколько я помню, он был в… — Форт запнулся, — был в одном месте…

Ну вот, так и есть! Речь неминуемо должна была зайти о «Доме у дороги»!

— Ты уже завтракал? — спросила Честити в попытке сменить тему.

— И вот там, — продолжал Форт, не слушая, — твой ненаглядный Синрик Маллорен схлестнулся с приятелем из-за какой-то шлюхи. Что скажешь на это, сестричка? Это была всего три дня назад.

Он умолк и, судя по всему, начал прикидывать сроки.

— Та-ак! Это было в ту самую ночь, когда вы с ним находились на дороге в Мейденхед… — Озадаченное выражение сменилось откровенным ужасом. — Господь всемогущий и все присные его!

Не дожидаясь, как повернутся события, девушка укрылась за диваном — шансы вовремя добежать до двери были невелики.

— Я что-то заподозрил… я чувствовал, что шалунья Хлоя мне смутно знакома… — Голос Форта перешел в гневный рев. — Ах ты, грязная потаскуха! Таскаешься по оргиям!

— Ты тоже там был!

Он ринулся вперед, как разъяренный бык, и диван оказался жалкой преградой. Честити схватила старинную китайскую вазу и занесла над головой. Форт замер, но не из страха перед этим хрупким орудием защиты, а потому, что в горло ему уперлось острие шпаги. Шпагу держал Родгар, он возник в гостиной, словно по волшебству.

— Ага! Еще один Маллорен! — прорычал Форт. — Я так и думал! Ты подстелилась сразу под всю семейку!

— Мой дорогой Торнхилл, я вижу в леди Честити свою будущую невестку, — заявил маркиз по обыкновению невозмутимо. — Если вы намерены и дальше осыпать ее оскорблениями, я буду вынужден принять это близко к сердцу.

Очевидно, Форт расслышал в этом ровном голосе недвусмысленную угрозу, потому что сразу отрезвел.

— Ваш брат обесчестил ее, — сказал он угрюмо. — Я требую сатисфакции!

— С этим вы можете обратиться прямо к Сину, как только он вернется, но хочу напомнить, что обесчестить можно по-разному. Право первенства — за вашим отцом. Я хочу знать, на чьей вы стороне.

Форт посмотрел на Честити. Она ответила взглядом, полным мольбы.

— На ее стороне, — буркнул он.

Когда Родгар отвел шпагу, девушка впервые заметила, что Бренд и Элф также находятся в гостиной.

— Получается, что мы все на стороне друг друга, — сказал маркиз доброжелательно, словно ничего не случилось. — Идемте, Торнхилл, я расскажу вам кое-что интересное о вашем отце.

Время, казалось, застыло в Родгар-Эбби. Никто из собравшихся не был уверен, что запущенный Родгаром механизм сдвинет положение дел с мертвой точки, — никто, кроме него самого, да и он дал понять это только тем, что распорядился насчет маскарада. На приготовления давалось пять дней.

— Почему именно пять? — поинтересовалась Элф. — И кто будет присутствовать?

— Пять потому, что этого вполне достаточно, — ответил маркиз, — а явятся все, кого я пригласил.

Вскоре выяснилось, что пригласил он все окрестное дворянство и изрядную часть аристократии.

— А людям не покажется странной спешка? — спросила Честити у Элф.

— Нет, дорогая моя, нисколько. Родгар привык действовать по прихоти, и это давно уже никого не удивляет.

— Значит, не удивит и то, что все будет кое-как. Отцу потребовалось несколько недель, чтобы устроить ежегодный весенний бал.

— Кое-как?! — Элф засмеялась. — Что за нелепость!

Честити сама не заметила, как оказалась вовлеченной в водоворот такой активности. В Родгар-Эбби в больших количествах поступала прислуга, нанятая специально по такому случаю, а оттуда почти такими же легионами рассылались интенданты в другие поместья маркиза, за добавочной провизией. Никого как будто не беспокоил тот факт, что из-за спешки все это обходится вдвое дороже. Почтовым дилижансом прибыла дюжина клеток с гусями.

Форт задержался в Родгар-Эбби. Он как будто смирился с мыслью о виновности отца, однако это нисколько не уменьшило его неприязни к Маллоренам. В ожидании возвращения Сина он держался особняком и выглядел угрюмо, как ворон на погосте, несомненно еще и потому, что Син должен был привезти с собой документ, способный погубить всех Уэров разом. Обольститель сестры держал в руках и собственную судьбу Форта.

— Должна признаться, твой брат мне не нравится, — сказала Элф как-то раз, когда они с Честити присматривали за перестановкой мебели. — Он совершенно не принимает в расчет твою судьбу.

— Наоборот, еще как принимает. Как, по-твоему, отреагировал бы Родгар, узнай он, что у тебя есть любовник?

Шокированная Элф сделала большие глаза, но потом помотала головой.

— Он не обратился бы против меня.

Честити нашла это заявление чересчур оптимистическим, но спорить не стала, чтобы не разрушать иллюзий. Она надеялась, что и жизнь не разрушит их.

Вечером следующего дня Брайт вернулся из Мейденхеда с письмом. В Гобеленовой гостиной, кроме Родгара, находились также Элф и Честити, и он передал ему письмо в их присутствии.

— Дом стоит пустым, от Уолгрейва ни слуху ни духу. — Брайт помолчал и добавил отчего-то очень мрачно:

— Ты не сказал, чье это письмо.

— Потому что не думал, что ты сунешь туда нос, — ответил маркиз с заметной иронией (Честити давно уже пришла к выводу, что именно иронии его следовало больше всего опасаться).

Брайт был небрит и несколько растрепан с дороги, а потому выглядел особенно надутым. Ответ Родгара заставил его сердито задвигать желваками.

— Я не для того столько времени терся задницей о седло, чтобы по возвращении убедиться, что привез список столового серебра!

Маркиз ничем не показал, что находит его слова вульгарными. Он внимательно изучил содержание письма и покачал головой.

— Довольно одного взгляда, чтобы понять, что это любовная записка.

— Довольно одного взгляда, чтобы понять, кто ее писал! — рявкнул Брайт.

— Правда? — уронил Родгар и улыбнулся так, что у Честити мороз пошел по коже.

— Ах вот оно что! — Брайт сжал руки в кулаки, желваки на его щеках так и прыгали. — Ты отправил меня с этим поручением нарочно!

— Потому что ты вбил себе в голову, что эта женщина — средоточие всех добродетелей, и верил в это с тупым упорством.

— Я и сейчас верю! Верю в то, что такого не случилось бы, выйди она замуж за меня!

Только теперь Честити поняла, в кого безнадежно влюблен Брайт Маллорен — в Нериссу Трелин.

— Ее не принуждали к браку с Трелином, — резонно заметил Родгар.

Брайт молча повернулся и вышел, хлопнув дверью.

— Как видите, — обратился маркиз к Честити, — у меня свои счеты с Нериссой Трелин. Не волнуйтесь, я не стану губить ее… если только она меня на это не толкнет.

Девушка покосилась на Элф, но та лишь пожала плечами, словно трагедии такого рода были для нее частью простой повседневности. Родгар-Эбби вдруг показалось Честити логовом дракона, и присутствие Форта лишь добавляло напряженности.

Еще один день прошел, а Син все не возвращался. Честити начала всерьез опасаться за его жизнь. Трижды она хотела обратиться к маркизу с просьбой выслать кого-нибудь на поиски, но трижды отступала, зная, как это возмутит Сина, если с ним все в порядке. К тому же Родгар держался так, словно ни на минуту не сомневался в успехе всех своих предприятий, и не хотелось обижать его недоверием. Чтобы отвлечься, Честити с головой погрузилась в подготовку к балу. У Элф, которая за этим присматривала, была лишь одна небольшая проблема.

— Маскарад непременно чему-то посвящен, — вздыхала она, — и все приходят в подходящих костюмах, а я не могу придумать занимательную тему.

— Как насчет бала цветов? — предложила Честити.

— В ноябре? Даже для Маллоренов это чересчур эксцентрично. Средневековье? Нет, костюмы слишком сложные, а времени мало. Венецианские мотивы? Затаскано до дыр. — Элф вдруг просияла. — Китай!

— Китай?

— Ну да, древняя китайская история! — Элф бросилась чуть ли не бегом, увлекая Честити в необъятные глубины дома. — Надо было сразу сообразить! Сейчас я тебе кое-что покажу.

Они спустились в теплый сухой подвал, где штабелем лежало что-то длинное, упакованное в джутовую холстину. Когда лакеи размотали ее, взгляду Честити представились рулоны драгоценного китайского шелка, красного, с ручной росписью. Она даже отступила, боясь дышать на такое чудо.

— Элф, ты не посмеешь!

— Я не собираюсь изрезать все это, просто задрапирую стены бального зала.

— Но это не имеет цены!

— Имеет, раз было куплено. Маллорены могут позволить себе и не такое.

Девушка сдвинула брови, но заметила, что уголки губ Элф вздрагивают от сдерживаемого смеха. Тем не менее факт оставался фактом: такой шелк ценился почти на вес золота. В чем же секрет? Решившись, Честити начала разматывать рулон и почти сразу обнаружила, что это фикция. Драгоценный шелк только сверху облекал плотный сверток грубого ситца с похожим рисунком.

— Ах ты, негодница! — засмеялась она. — Откуда это взялось.

— Не знаю, надо спросить у Родгара. Я все думала, на что пустить шелк. На платье не пойдет, слишком ярко… — Элф задумчиво посмотрела на Честити, — для меня.

— И не надейся, что я явлюсь на бал в платье из восточных портьер!

— Ну хорошо, не в этот раз, а как-нибудь попозже. Нужно отделить шелк с каждого рулона и развесить в зале. — Распорядившись, она повлекла Честити наверх, размышляя на ходу:

— Хорошо бы покрыть там все дерево черным лаком…

— А потом снова перекрашивать? — осведомилась девушка, сильно подозревая, что здесь это не составит проблемы. — Лучше уж укрепить сверху временные панели.

Высказавшись, она поняла, что всерьез заразилась бесшабашностью этого семейства.

— А ведь в самом деле! — обрадовалась Элф и тут же принялась объяснять ее идею прислуге.

Надо сказать, никто и глазом не моргнул, как всегда, какие бы из ряда вон выходящие ни отдавались распоряжения. Ничего удивительного, что Син вырос таким!

Честити нашла, что понемногу проникается мыслью о всемогуществе Маллоренов. Из драконьего логова Родгар-Эбби превращалось для нее в маленький Версаль.

Син вернулся в тот же день. Честити в это время следила за тем, как развешивают алый шелк.

— Силы небесные! — воскликнул он, заглянув в бальный зал. — Кажется, я немного сбился с дороги и попал в Китай!

— Син! — ахнула Честити и повисла у него на шее.

Двадцать хорошо вышколенных, но от того не менее любопытных слуг с интересом следили за этой сценой. Сообразив это, Честити неохотно попробовала отодвинуться, и Син совсем было отпустил ее, но потом вдруг увлек за собой в коридор и прикрыл створку двери. Несколько мгновений они стояли, упиваясь видом друг друга, потом губы их встретились.

В эту минуту окончательно и бесповоротно Честити поняла, что не сможет жить дальше без Сина — без его голоса, его объятий, его любви…

Потом они уже не целовались, а просто стояли в тесном объятии.

— Я безумно скучал! — прошептал Син ей на ухо.

— А я еще и беспокоилась.

— Послушай, нам нужно быть осторожнее. — Он слегка отстранился. — Ради твоей репутации.

— Да Бог с ней!

— Не говори так! — Теперь уже Син отстранился совершенно. — И прекрати искушать меня!

— Подумаешь, святой Антоний! — Честити просто не могла перестать улыбаться. — Пойдем, я покажу тебе, как мы все устроили.

— Я уже видел. — Тем не менее он последовал за ней и бросил еще один изумленный взгляд на стены. — Даже всемогущий Родгар не мог так все преобразить в столь короткий срок.

— Совсем как настоящее, правда?

Син подошел, присмотрелся к ближайшей панели и облегченно вздохнул:

— Слава Богу, это временная мера! Но при свечах будет смотреться достаточно убедительно, чтобы Маллорены прослыли эксцентричными людьми.

— Хотелось бы знать, что за действо будет происходить при таких декорациях… — Честити вспомнила, чего касалась миссия Сина, и облилась ледяным потом. — Ты привез документ?

— Привез благодаря своей потрясающей удачливости. Мэри подарила платье служанке, а та отнесла его матери, чтобы та постирала заодно с остальной одеждой. Я подоспел как раз тогда, когда добрая женщина окунула его в чан с мыльной водой.

— Какой ужас! Надеюсь, документ еще можно прочесть!

Син завладел рукой Честити, но она, вся в смятении, даже не заметила этого.

— Она обнаружила документ и вытащила из кармана, собираясь вернуть Мэри. — Син принял сокрушенный вид. — Увы, она неосторожно положила его рядом с куском мяса, приготовленным для котлет. Пергамент теперь весь в кровавых пятнах!

— Должно быть, это вполне соответствует зловещему содержанию, — предположила девушка облегченно.

— Не знаю, не знаю. Он пришелся по вкусу собачке, и она как следует пожевала его.

— Син! — с мольбой воскликнула Честити.

— Ну хорошо, слегка пожевала.

— Так-то оно лучше! — Теперь можно было снова улыбаться от радости. — А где сейчас документ? Ты его отдал Родгару?

— Нет, Верити — ведь он принадлежит ей. Думаю, она уже передала его по назначению. Ну, теперь ты спокойна?

Син галантно поцеловал Честити руку, но, хотя ей хотелось подольше остаться с ним наедине, любопытство подгоняло.

— Идем узнаем, что же все-таки в этом документе! Если там окажутся какие-нибудь наставления или просто поправка к завещанию, у меня от злости дым пойдет из ушей!

— То-то будет зрелище!

Попытка сурово нахмуриться не удалась — губы счастливо улыбались. Син без возражений следовал за Честити к самому кабинету Родгара, но у двери вдруг воспротивился. Вместо того чтобы войти, он оттеснил девушку к стене и заключил в объятия.

— Ты выглядишь счастливой… — сказал он задумчиво, и она с удивлением сообразила, что и правда счастлива.

Счастлива не просто в эти минуты, а давно, несколько дней, ведь быть женщиной, жить в нормальном доме, в лоне семьи — это и есть подлинное счастье. Страшное прошлое поблекло, унылое будущее еще не наступило. Можно было наслаждаться настоящим.

— Ты не рад этому?

— Конечно, рад, любовь моя. Разве не этого я хотел для тебя? Разве не на этом все время настаивал? Не надейся только на этот документ. Если он окажется бесполезным, мы найдем другое средство.

— Хорошо бы ты оказался прав…

— Я и есть прав. На твоей стороне теперь все Маллорены, а их немало.

— В любом случае ты прав, что завербовал Родгара. Я знаю, это далось тебе нелегко.

— Завербовал Родгара? Вот как ты это видишь? — Син расхохотался. — Черт возьми, звучит неплохо!

И теперь уже он нетерпеливо повлек Честити за собой в кабинет.

Там они нашли не только маркиза, но и Натаниеля с Верити. Все трое были так серьезны, что не оставалось сомнений в ценности документа. Родгар передал прибывшим пергамент, пожеванный и в пятнах.

— Боже! — прошептала Честити, дочитав.

Это и в самом деле было нечто весьма и весьма обличительное — письмо, подписанное «мистер Уэр» (очевидно, адресат, кто бы он ни был, желал знать, с кем имеет дело). Писавший выдавал множество важных сведений, клялся в нерушимой верности изменникам и обещал употребить все свое влияние для подрыва существующего строя. Помимо этого, в письме упоминалось о тайной встрече с узурпатором в 1717-м, задолго до этих событий.

— Неужели такая встреча была? — усомнилась Честити. — Какая неосторожность! Больное честолюбие неминуемо должно было завлечь отца в ловушку. Как он мог, так скоро после бунта 1715 года?

— Это наименее опасная деталь, — сказал Родгар. — Ваш отец тогда был молод, а молодости свойственны опрометчивые поступки и ложные шаги, на которые чаще всего толкает обычная бравада. Зато остальное ставит его в затруднительное положение, и это очень мягко выражаясь. Обнародование этого документа в лучшем случае перечеркнет прозвище Непогрешимый.

— Надо позвать Форта, — вмешалась Верити. — Его все это тоже касается, нельзя оставлять его в неведении.

Маркиз кивнул и приказал послать за графом Торнхиллом.

Форт вошел в кабинет с таким видом, словно ожидал какого-нибудь подвоха. Он даже подобрался весь, словно заковал себя в невидимую броню, показывая, что не желает иметь ничего общего с обитателями этого дома. Сину достался ненавидящий взгляд. Родгар невозмутимо передал ему письмо. Прочитав, Форт рухнул в кресло и прикрыл лицо рукой.

— Отец сошел с ума!

— Такое было время, — заметил маркиз. — Вы, Торнхилл, тогда еще под стол пешком ходили и мало что можете помнить, а я, хотя и был слишком молод, чтобы броситься в гущу событий, прожил по крайней мере пять дней, когда невозможное казалось возможным. Все шаталось тогда, все полнилось слухами, королевское семейство собирало вещи, готовясь укрыться в своих крохотных прусских владениях, и многие верили, что тайные сторонники якобитов выползут из своих нор на свет Божий и завладеют властью. Должно быть, у вашего отца сдали нервы.

— Якобиты! Подумать только, я мог бы дать руку на отсечение, что он никогда им не симпатизировал. Пропади все пропадом! Отец всегда был так благочестив, что никто не усомнился бы, что это истинный пуританин, но никак не папист. Разве не потому он дал нам эти имена?

— Честолюбие нередко перевешивает веру. В 1745-м граф был в расцвете сил, примерно того же возраста, что и Фредерик, принц Уэльский, то есть ему не было еще и сорока. Два честолюбца за кулисами, ждущие своего часа. Все тогда притихло в ожидании больших перемен, и они бы непременно настали, умри король вовремя. Кто бы мог подумать, что дряхлый Георг II переживет своего алчного сына… — Родгар задумчиво усмехнулся. — Ирония судьбы! И это был не единственный удар. Дожидаясь благоприятного поворота колеса фортуны, Уолгрейв делал все возможное, чтобы власть, когда она окажется у него в руках, уже не выскользнула. Кто мог отнять ее? Только якобиты. Вот почему он всю жизнь боролся против них. И вдруг власть, которой он так отчаянно жаждал и которую еще не получил, оказалась — или почти оказалась — в их руках. Уолгрейв просто не мог допустить, чтобы дело всей его жизни обратилось в прах, и потому ненадолго вошел в прямой контакт с якобитами. Но еще задолго до этого были какие-то заигрывания, какие-то пробные шаги. Полагаю, среди якобитов нашлись люди, рассуждавшие так же, как я сейчас. Каким-то образом они вышли на графа, что-то посулили ему и тем самым отчасти переманили на свою сторону. Что именно посулили, не могу сказать… Фредерик был настолько слаб, что никто не возлагал на него больших надежд. Пьяница, развратник… Англии нужен был совсем другой король… — Родгар пожал плечами. — Все это, конечно, одни предположения. Надеюсь, его сиятельство просветит нас насчет истинного положения дел, когда наконец появится здесь.

— Появится здесь? — тупо переспросил Форт.

— Ну да. Разве леди Честити ничего не сказала? Я пригласил вашего отца на бал.

— Это письмо… — Форт поднялся, стискивая пергамент, — его бы следовало сжечь!

— Возможно, возможно…

— Но вы предпочитаете иметь его в своем распоряжении, как карающий бич? Воображаю, как это вас забавляет! Отвечайте, как вы намерены поступить?

— Как поступить, как поступить… — Маркиз держался так, словно решение принималось только в эту минуту. — Я намерен принять все меры к тому, чтобы мой брат мог спокойно обвенчаться с вашей сестрой. Таков мой личный интерес в этом деле, и письмо отлично послужит этой цели. В моих глазах, Торнхилл, это вовсе не карающий бич, а средство для выкручивания рук человеку. В дальнейшем можете поступать с этим документом по своему усмотрению, но если собираетесь хранить его как память, не держите просто в ящике стола, а имея при себе, не выходите из дому без личной стражи.

В гостиной было очень тихо, пока Форт переваривал намек на то, что отец способен прикончить его ради обладания письмом.

— Возьмите! — наконец процедил он и сунул документ в руки Родгару. — Я подумаю, что с ним делать дальше, а пока пусть побудет у вас.

Он промаршировал вон из комнаты. Верити что-то шепнула мужу, поднялась и многозначительно посмотрела на Честити. Этот безмолвный призыв был понят, и сестры вместе отправились на поиски брата.

Форт оказался в своей комнате, где в одиночку попивал бренди. Улучив минуту, Верити схватила бутылку и спрятала за спину.

— Сейчас не время для этого, брат.

— Это все ваша вина, негодяйки! — рявкнул он.

— Ну знаешь! — возмутилась Честити. — По-моему, это самое несправедливое, что ты сказал за всю свою жизнь. И я, и Верити много выстрадали, и притом незаслуженно.

— Да неужто? Если бы ты не развратничала с одним Маллореном, другой не держал бы сейчас в когтях всю нашу семью!

— Наша семья в когтях у Родгара только потому, что отец совершил государственную измену!

— Боже милосердный! — Форт со стоном уронил голову на руки. — Когда все это выплывет, Уэрам конец на веки вечные!

Молодые женщины уселись по обе стороны от него.

— Почему ты так говоришь? — мягко спросила Честити. — Родгар ведь пообещал, что не предаст письмо огласке.

— Нашла кому верить!

— А почему не верить Родгару?

— Он терпеть не может нашу семью!

— Почему?

— Из-за некоего Рассела, приверженца Питтов, которых ненавидит наш отец… Впрочем, как я теперь вижу, он ненавидит любого, кто стоит между ним и властью. Так вот, этот Рассел был в армии суперинтендантом, его обвинили в хищениях, отдали под суд и признали виновным, но Родгар до последнего оставался на его стороне. Само собой, ходили разговоры, что и ему перепадало в бытность Рассела у кормушки. Помню, отец возмущался тем, что солдатские мундиры шьются из гнилого сукна, обувь в дожди расползается, а ружья через раз дают осечку. Он настаивал на высшей мере и был рассержен тем, что дело кончилось отставкой. — Форт снова опустил голову на руки. — Хотелось бы знать, на чьей стороне была тогда правда…

— По-твоему, Родгар жаждет мести? — спросила Верити.

— Он не даст спуску своим врагам.

— Мы ему не враги, — тихо, но твердо возразила Честити и, когда брат поднял голову, продолжила:

— Маркиз лучше, чем ты думаешь. Я знаю, ты скажешь, что любовь помутила мой рассудок, но постарайся понять: Родгаром движет в первую очередь любовь к своим близким, все остальное — дело второстепенное. Зачем ему выдавать отца? Это только усложнит ситуацию, а ему не принесет, ничего доброго.

— Хотелось бы мне, чтобы ты была права. — Тем не менее лицо Форта несколько прояснилось. — Документ нужно забрать, как только все это кончится… конечно, если Родгар отдаст его.

— Он обещал его вернуть по первому требованию и, конечно, сдержит слово. — Честити накрыла руку брата своей. — Хочешь, я попрошу его поклясться?

— Унижаться до просьб? — Он отбросил ее руку. — Я запрещаю тебе! Когда подумаю, что он может потребовать взамен…

— Форт! — ахнула шокированная Верити.

— Дурак! — крикнула Честити. — Маркиз мне теперь вроде брата, это благородный и честный человек! И знаешь что, Форт? Только с ним я узнала, что такое настоящий брат! Он был ко мне добрее и великодушнее, чем ты!

Она выбежала, хлопнув дверью. Форт выругался.

— Девчонка совсем отбилась от рук! Пора задать ей хорошую трепку!

— Даже не помышляй, — ровно произнесла Верити.

— Ну вот, старшему брату уже нельзя и слова сказать. — Он тяжело вздохнул. — Я совсем потерял почву под ногами. Маллорены вьют из Честити веревки, она верит каждому их слову, а я ничего не могу поделать. Ах, Верити! Слава Богу, что ты теперь в законном браке, но один скандал ничем не лучше другого. Честити снова прославится, Вернем подаст на вас с Натаниелем в суд, отец разнесет этот дом по камешку. Все вы будете притчей во языцех…

— Кроме тебя, праведника, — вдруг съязвила Верити.

— Никакой я не праведник, — сказал несколько удивленный Форт, — но рядом с вами выгляжу вполне прилично.

— Поверь, Родгар ничего не предпримет против нас. Мы с Натаниелем тоже склонны доверять ему.

— Вы все обезумели!