Глава 8

В Филадельфии Джонатану пришлось задержаться. Сделка оказалась самой сложной из всех, которые ему до сих пор доводилось совершать. К тому же его партнеры не разделяли его склонности к риску. Тем не менее в Мерриам-Фоллс он вернулся уверенным, что деньги, вложенные в развитие предприятия по производству горнодобывающего оборудования, со временем многократно окупятся. Джонатан вышел из вагона и, ожидая, пока носильщик вынесет его чемоданы, обдумывал, где бы им с Реджиной провести медовый месяц. Земля, недавно приобретенная им у реки Юкон, была такой же дикой, как и юная леди, на которой он собирался жениться. И хотя идея сама по себе казалась ему привлекательной, сомнения вызывала погода. Было начало февраля, до лета далеко. Несколько недель в Нью-Йорке тоже подошли бы для его целей. В общем-то ему безразлично, где провести медовый месяц. Главное, чтобы он состоялся.

Джонатан сел в наемный экипаж, с нетерпением ожидая встречи со своей будущей невестой. На севере горизонт закрывали плотные облака, грозя снова укутать снежным покровом долину реки Гудзон. В такую погоду все вокруг кажется серым и унылым. Джонатану было любопытно, в каком настроении встретит его Реджина.

Он надеялся, что все это время ей недоставало его.

Бисби встретил его на пороге.

– Как дела? – спросил Джонатан, отдавая пальто дворецкому.

– Все тихо, – сообщил Бисби, но тон у него был озабоченный. – А как дела в Филадельфии?

– Там слишком шумно, – ответил Джонатан. – Похоже, никто, кроме меня, не верит в возможности неисследованных приграничных районов. Стоило немалых трудов убедить джентльменов участвовать в этом деле вместе со мной. Юкон – как женщина, которая только и ждет, когда за ней начнут ухаживать. Думаю, этим летом я возьму с собой Реджину на северо-запад. Второй медовый месяц, так сказать.

– Уверен, леди там понравится, – заметил Бисби, как всегда сдержанно улыбнувшись. Зная характер девушки, дворецкий не был уверен в том, что и первый медовый месяц состоится.

– Кстати, как себя вела моя невеста, – спросил Джонатан, проходя в кабинет и наполняя бокал.

– Со здоровьем у нее все в порядке. Что же до настроения, то его хорошим не назовешь.

Серые глаза Джонатана внимательно посмотрели на слугу.

– Что она натворила?

– Ходила в полицию, – ответил дворецкий. – Я напомнил ей об обещании не предпринимать никаких действий, которые могли бы привлечь к ней нежелательное внимание, но она чуть не набросилась на меня с кулаками. К счастью, Фаулера не оказалось на месте. Я проводил мисс Ван Бурен домой, хотя она заявила, что не желает больше видеть моей противной физиономии.

Джонатан рассмеялся и сел в кресло перед пылающим камином. Жгучее желание немедленно обнять Реджину прогнало улыбку с его лица. Он задрожал от предвкушения наслаждения, которое она могла дать ему. В Филадельфии Джонатан не обращал на женщин никакого внимания, что совершенно на него не похоже. И теперь его тело протестовало против этого добровольного воздержания.

Но сейчас ему была нужна не просто женщина, он хотел только Реджину Ван Бурен. И это желание все возрастало.

– Бери свою противную физиономию и отправляйся в дом напротив. Передай приглашение на ужин, – велел он Бисби. – Пора надеть обручальное кольцо на палец нашей очаровательной маленькой суфражистки.

– Она не примет приглашение, – сказал Бисби. – Сегодня последняя среда месяца.

– И что из этого следует?

– Каждую последнюю среду месяца собирается литературный кружок Мерриам-Фоллс. Мисс Ван Бурен любит классику.

Джонатану не нравилось, когда нарушались его планы. Бисби занялся своими делами, а Джонатан сидел в кабинете и размышлял. Похоже, он уже начал думать о Реджине как о своей жене, своей собственности. Такое отношение возмутило бы ее, но изменить его было выше его сил. Это не имело ничего общего с женщинами и их борьбой за политическое равноправие. Это было просто его желание сделать эту очаровательную леди своей. Она веселая и красивая, и с ней ему спокойно. Это было совсем новое для него чувство. Большую часть своей жизни он наслаждался свободой, которую давали ему его холостяцкое житье и богатство.

Джонатан пил не торопясь, рисуя себе картины семейной жизни. Он был рад, что сейчас находится у себя дома, а не где-нибудь на вечеринке, на встрече с инвесторами, которых надо заставить раскошелиться. Ему нравилось путешествовать. Во время своих поездок он лучше узнавал человеческую натуру. Это помогало ему в деловых переговорах и давало преимущества в отношениях с женщинами.

Большую часть своей взрослой жизни Джонатан провел за границей, изучая культуру других стран и приобретая там опыт в наслаждениях. Он смотрел в потрескивающий огонь камина и думал о том, каким экзотическим вещам сможет научить свою жену. Но прежде всего ему нужно уговорить ее выйти за него замуж.

Джонатан уже не спрашивал себя, каким образом его первоначальное намерение жениться на ней, чтобы «остепениться», превратилось в навязчивую идею. Он желал Реджину так, как никогда еще не желал ни одну женщину. Джонатан отставил свой бокал и поднялся наверх переодеваться к ужину.

Реджина в это время уже закончила раскладывать на блюде песочное печенье, которое подадут к чаю, когда в гостиной соберутся члены литературного кружка. Это будет первое собрание кружка после смерти Хейзл. Реджина с нетерпением ожидала встречи со своими единомышленницами – суфражистками. Никто, кроме восьми женщин, членов кружка, и миссис Чалмерс, не знал, что на собраниях женщины Мерриам-Фоллс, в общем-то изолированные от внешнего мира, знакомились с происходящим в других частях страны.

Реджина переписывалась со сторонницами женского движения в Нью-Йорке и в других городах, даже таких отдаленных, как Сент-Луис и Чарлстон. Это давало им возможность быть уверенными в том, что женское движение все еще существует, хотя большинство жителей городка обрадовало бы известие о том, что оно приказало долго жить.

Дневники и письма суфражисток из других городов поддерживали веру участниц кружка в то, что женское движение имеет будущее. Если женщины объединятся, их невозможно будет игнорировать.

– Мне не хотелось приходить, – заявила Элайза Эмерсон, расстегивая пальто. Она жила на Ганновер-стрит, недалеко от пансиона Реджины. Отец Элайзы, президент местного банка, считал суфражизм совершенно бесполезной чепухой. – Всякий раз, как я вспоминаю о Хейзл…

– Она верила в наше дело, – твердо сказала Реджина. – Мы все друзья и нужны сейчас друг другу больше чем когда бы то ни было.

– Ты права, – согласилась Элайза, обнимая подругу. – Прости меня.

– Тебе не за что просить прощения, – ответила Реджина. – Пока все не собрались, помоги мне на кухне. Миссис Чалмерс совершенно забыла о нашем собрании, так увлеклась приготовлением персикового торта и яблочного пирога к ужину. Я испекла целый противень печенья и жду, пока оно остынет.

Элайза отправилась за ней на просторную кухню, где было тепло и вкусно пахло ванилью.

– Сегодня после обеда я ходила по магазинам и видела на вокзале мистера Паркера, – сказала Элайза.

От этой новости сердце у Реджины сильно забилось, но она ничем не выдала своего волнения.

– Я знаю, что он уезжал по делам.

– А я знаю, что он просил тебя выйти за него замуж, – заметила Элайза, повторяя сплетню, ходившую по городу. – Он очень красивый мужчина.

– Старомодный и самоуверенный, – сухо возразила Реджина, снимая печенье с противня и раскладывая его на овальном блюде. Из всех подруг дочь банкира была самой наивной. Реджина полагала, что она никогда не целовалась с мужчиной. Не говоря уже о вольностях, которые позволила Реджина Джонатану во время их последней встречи.

Реджина сосредоточила все внимание на оформлении блюда с печеньем, чтобы прогнать волнующие воспоминания. С тех пор как Джонатан целовал ее на крыше сарая, она ни разу не открывала телескоп. При одной мысли о том, чтобы подняться на крышу сарая, ее охватывал жар, все тело начинало болеть и трепетать. Всякий раз, вспоминая о Джонатане, она испытывала одни и те же чувства: жар, ноющую боль и слабость, как при лихорадке.

– Интересно, он уже купил тебе кольцо? – продолжала Элайза, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Реджины. – Мой отец сказал, что мистер Паркер самый богатый человек, который когда-либо жил в Мерриам-Фоллс. Может быть, он подарит тебе жемчуга. Или бриллианты! Ты сможешь принять такие подарки, если вы обручены.

– Мы с мистером Паркером не обручены, – подчеркнула Реджина. – Я вообще не собираюсь выходить замуж.

– Знаю, ты веришь в суфражизм, – сказала Элайза. – Я тоже в него верю, однако оставаться старой девой не хочу. – Она вздохнула. – Но мой будущий муж должен соответствовать всем требованиям отца. Ты увела мистера Паркера, прежде чем мои родители успели пригласить его к нам на ужин.

– Я никого не уводила, – сказала Реджина, потрясенная тем, что ее подруга могла интересоваться Джонатаном. – В любом случае, – добавила она, ненавидя себя за неизвестно откуда взявшееся чувство ревности, – вы можете пригласить мистера Паркера на ужин. Надеюсь, они с твоим отцом подружатся.

Элайза засмеялась.

– Ты его любишь, – поддразнила она. – Это заметно.

– По-моему, заметно лишь, как он меня раздражает, – сказала Реджина. – Этот человек буквально приводит меня в бешенство. Он не имеет никакого права говорить о том, что мы помолвлены. Потому что это неправда.

– Он так не думает, – возразила Элайза. – Я считаю его очень романтичным. И Мелинда Пратт тоже. Мы с ней поспорили. По ее мнению, вы поженитесь до четвертого июля, то есть ко Дню независимости. Я думаю, уже в июне. – Элайза улыбнулась. – Сейчас очень модно проводить медовый месяц летом в Европе.

– Я не собираюсь в Европу, – отрезала Реджина. Эта Мелинда может донести сплетни и до Нью-Йорка. Школьную учительницу не приняли в члены литературного кружка из-за ее неумения хранить тайны.

– Кажется, кто-то стучит в дверь? Пойду посмотрю, – сказала Элайза.

Реджина проводила подругу взглядом и нахмурилась. Сколько раз придется повторять, что они с Джонатаном не помолвлены, чтобы ей наконец поверили?

Даже миссис Чалмерс не верит. Повариха начала по вечерам плести кружева, которые, по ее мнению, невесте обязательно понадобятся.

Реджина шутливо заметила, что кружева цвета слоновой кости подойдут любой невесте. Мистер Фергюсон стал постоянно сопровождать вдову в церковь, и все считали это признаком серьезных отношений.

Мысль о возможном замужестве Люси Чалмерс заставила Реджину нахмуриться еще больше. Не то чтобы она не желала счастья своей поварихе. Она, конечно, желала ей счастья. Но Реджина уже привыкла считать Люси членом семьи. А если подруга выйдет замуж, то оставит пансион и будет жить вместе с мужем. Реджина решительно отбросила эти мысли, вытерла руки о полотенце, разгладила руками свою черную шерстяную юбку и с блюдом в руках покинула кухню.

Собрание членов кружка проходило хорошо, хотя очень не хватало Хейзл Глам, которая всегда вносила оживление в их встречи. На этот раз девушки обсуждали петицию, которую Элизабет Кэди Стэнтон недавно внесла на рассмотрение законодательного органа штата Нью-Йорк. В этой петиции выдвигались требования обратить серьезное внимание на положение женщин и принять поправку к закону, которая обеспечивала бы женщинам право голоса. В конце встречи Реджина предложила подругам создать фонд памяти Хейзл. Собранные деньги можно было бы использовать для поддержки женского движения. С ее предложением согласились все члены кружка и пообещали выделять часть своих ежемесячных доходов для фонда.

Прощаясь с подругами, Реджина брала с каждой обещание соблюдать осторожность. На улице было уже совсем темно, и хотя никому из девушек не хотелось в это верить, опасность могла подстерегать их на каждом шагу. Это напутствие несколько омрачило их настроение.

– Я тебя провожу, – предложила Реджина Элайзе, которая как раз надевала пальто.

– А тогда тебе придется возвращаться одной, – возразила подруга. – Мне ведь недалеко. Не волнуйся, ничего не случится.

– Я пойду с тобой, – настойчиво повторила Реджина, набросив на плечи пальто. Бисби, конечно, догонит их, прежде чем они свернут за угол. – Мне нравятся холодные ночи.

Элайза не стала больше возражать, так как знала, что Реджина нередко проводила долгие часы на крыше сарая, разглядывая в телескоп звездное небо. Реджина весело болтала с подругой, однако это не помешало ей заметить на противоположной стороне улицы мужчину, который пошел вслед за ними по Уитли-стрит.

Она сразу догадалась, что это не Бисби. Это был Джонатан Паркер собственной персоной. Реджина взволновалась и обрадовалась. Они не виделись уже несколько дней, и мысли о нем не покидали девушку. Его поцелуи все еще горели на ее губах.

Реджина шла рядом с подругой, размышляя о том, что теперь она поняла, как одна-единственная мысль может овладеть душой и телом человека, как он попадает в зависимость от нее и уже не может трезво мыслить. Может быть, и убийцей овладела такая мысль? Он решил, что мужчины могут потерять свободу, если женщины обретут право голоса. И надо заставить их замолчать. Одержимый этой идеей он задушил Хейзл, а не вонзил ей нож в сердце?

Реджина задрожала как от холода, хотя на ней было теплое шерстяное пальто. Она рассеянно слушала Элайзу, но не могла сосредоточиться на ее веселой болтовне. Девушка чувствовала ночной холод и слышала хруст снега под ногами, но это были чисто физические ощущения. Ей вспомнилась ночь, когда Джонатан поднялся к ней на крышу сарая и низким, проникновенным голосом шептал, какое наслаждение для него касаться ее, его теплые, твердые и требовательные губы, когда он учил ее целоваться. Воспоминания были более реальны, чем окружающий мир. От этих воспоминаний она не могла спрятаться, как от холодного зимнего воздуха.

– Встретимся в субботу, – сказала Элайза, прервав размышления Реджины.

– В церкви, – пробормотала Реджина, возвращаясь из другого места и времени. – Да. Увидимся в субботу.

Она подождала, пока подруга открыла входную дверь и вошла в дом, потом повернулась и отошла от калитки. Джонатан, широкоплечий и стройный, стоял, засунув руки в карманы пальто, на противоположной стороне улицы, его высокая фигура была отчетливо видна в желтом свете уличного фонаря на углу Уитли-стрит и Ганновер-стрит. Реджине казалось, что она видит его самодовольную улыбку. Но Джонатан был слишком далеко, чтобы с уверенностью сказать, улыбается ли он вообще. Однако его пристальный взгляд Реджина чувствовала. Казалось, ни время, ни расстояние не могут разделить их. Эта мысль заставила девушку вздрогнуть. Что ей делать?

Она была уже на полпути к дому, когда Джонатан пересек улицу, и пошел рядом с ней, как будто они просто совершали вечернюю прогулку.

– Догадываюсь, что Бисби пришлось нелегко с вами, – сказал он.

Реджина остановилась. Было темно, и Джонатан, как ни старался, не мог рассмотреть выражение ее лица. Часы на здании суда пробили, сообщив, что уже поздно и Реджине давно пора быть дома. На мгновение ей захотелось побежать со всех ног к пансиону и захлопнуть за собой дверь, оставив на улице чувства, которые пробуждал в ней Джонатан. Вместо этого она взглянула ему в лицо, едва различимое в полутьме.

– Надеюсь, поездка была удачной, – вежливо, но холодно заметила она.

– Мне так не хватало вас, – ответил он.

Эти простые слова совершенно обезоружили Реджину. Последние дни она непрестанно придумывала причины, которые могли бы заставить Джонатана отказаться от намерения жениться на ней. И все эти причины были очень логичными и разумными. Но то, что она чувствовала сейчас, было чистым безумием. Не ответив на его слова, Реджина пошла дальше. И шла не останавливаясь, пока не оказалась на переднем крыльце пансиона.

– Спокойной ночи, – бросила она, решив, что чем меньше она скажет, тем лучше. Но Джонатан, будто не слыша ее, спросил:

– А вы меня не поцелуете на прощание?

Щеки девушки вспыхнули. Что вызвало этот очаровательный румянец: холод или его вопрос? – подумал Джонатан.

– Я уже попрощалась с вами, мистер Паркер. Мне хотелось бы, чтобы это был наш последний разговор, – сказала Реджина, надеясь, что ее слова достигли цели и Джонатан оставит ее в покое. У нее больше не было сил сопротивляться ему. – Как джентльмен, вы должны считаться с моими желаниями.

– Я бываю джентльменом, лишь когда мне это выгодно, – ответил Джонатан, открывая дверь пансиона. Он отступил на шаг и ждал, пока Реджина войдет в дом.

Девушка не знала, последует он за ней или нет. Она надеялась, что Джонатан уйдет, и в то же время молила Бога, чтобы он остался.

Она вошла в теплую прихожую. Дрожащими руками принялась расстегивать пальто, чувствуя за спиной его присутствие. Он тихо закрыл дверь, подошел, обнял за талию и привлек к себе.

– Прекратите эту борьбу, Реджина, – прошептал он.

– Нет, – решительно сказала девушка, вырываясь из его объятий и поворачиваясь к нему. Она злилась на него за то, что он возник из тьмы и заставил испытать уже знакомые ей ощущения. Злилась на себя за то, что не могла избавиться от этих ощущений. – Мы совершенно чужие люди. Я ничего о вас не знаю. Странно, что, решив жениться, вы выбрали в невесты меня. Вы просто невыносимы. Уходите, пожалуйста, и оставьте меня в покое.

– Нет.

Ей очень хотелось закричать изо всех сил и позвать на помощь мистера Фергюсона, чтобы тот вышвырнул Джонатана из дома. Хотя на такой подвиг управляющий фабрики вряд ли был способен: Джонатан платил ему деньги. Реджина, сжав кулаки, в бессильном гневе наблюдала, как Джонатан не спеша снимает перчатки, шляпу и пальто. И вот он уже стоит перед ней в темно-синем костюме, светлом жилете в цветочек и белоснежной рубашке. Он выглядел как истинный бизнесмен. Реджина раздраженно вздохнула и прошла в гостиную.

Как она и ожидала, Джонатан последовал за ней.

– Я родился в Нью-Йорке, – сообщил он, беря с блюда печенье.

– Мне совершенно безразлично, где вы родились, – сквозь зубы ответила она.

Джонатан улыбнулся.

– Мы же знакомимся. Разве не этого вы хотели? Нам нужно лучше узнать друг друга.

– А что, если я не хочу ничего о вас знать? – резко спросила она. – Что, если я считаю вас грубым, ваше поведение вызывающим, а ваши намерения…

– Итак, родился я в Нью-Йорке. Мой отец держал мясную лавку. Моя мать была… матерью. Высокая, стройная и очень милая. Как и вы, я не имел ни братьев, ни сестер. – Он не лгал. Абигайль была мертва. – Не возражаете, если я налью себе выпить?

– Пожалуйста, – резко ответила Реджина. – Не желаете ли, чтобы я взбила подушки на диване? Или позвала миссис Чалмерс и велела ей подать чай?

– Предпочитаю виски, – сказал Джонатан, скрывая улыбку. Господи, как она сейчас хороша. И он не намерен покинуть пансион, не поцеловав ее хотя бы раз. Нет, лучше два раза. Ведь он отсутствовал почти две недели. Мужчина заслуживает хоть какое-то вознаграждение за свое воздержание.

Реджина принялась убирать посуду, со стола, ставя ее на поднос, чтобы отнести на кухню, а оттуда незаметно подняться в свою комнату. Если мистеру Паркеру так хочется сидеть в ее гостиной, пусть себе сидит – один!

– В Лондоне я встретил Бисби, – неожиданно сказал Джонатан, закрывая бар. – Он пытался забраться в мой карман.

Эта новость заинтересовала Реджину. Она поставила последние чашки на поднос и посмотрела на Джонатана:

– Значит, Бисби – карманник?

– Бывший карманник, – с улыбкой ответил он. – Я решил, что он интереснее большинства членов палаты лордов, и нанял его. – Джонатан улыбнулся ей. – Надеюсь, вы сохраните в тайне его прошлое. Теперь, когда он служит у меня дворецким, ему необходимо блюсти свою репутацию.

Реджина была поражена. Оказывается, она знала о Джонатане даже меньше, чем думала. Трудно представить себе, что он может нанять на работу бывшего карманника. Впрочем, у них много общего. Оба стремятся любой ценой получить то, чего хотят.

– О моей личной жизни рассказывать особенно нечего, – продолжал Джонатан. – Я – бизнесмен, много путешествовал. Мог бы много рассказать вам о Париже, Лондоне или Гонконге. Или, если хотите, о Гавайях. Там чувствуешь себя словно в раю.

Рай!

Реджина могла это себе представить. В ту ночь на крыше сарая она тоже была в раю. Туда ее привел Джонатан. Нет. Он поманил ее обещанием рая. Реджина отвернулась от Джонатана, опасаясь, что ее выдаст выражение лица. Он сразу поймет, что заставил ее испытать чувства, которые настоящая леди не должна испытывать. Заставил желать такие вещи, которые леди желать не должна. Жаждал того, что не имеет ничего общего ни с независимостью, ни с движением женщин за свои права.

Джонатан задумчиво потягивал виски. Он может кое-что сделать. Может обнять Реджину и целовать ее до потери сознания, а потом заняться с ней любовью перед камином. Тогда на следующий день эта упрямая юная леди вынуждена будет принять его предложение. Или он может поцеловать ее на прощание и отправиться домой. А она будет думать о нем всю ночь. Желая ее до боли во всем теле, он все-таки понимал, что второе решение более правильно. Он допил виски и поставил бокал на каминную полку.

– Поужинайте со мной завтра вечером, – попросил Джонатан и, ожидая ответа, жадно смотрел на нее своими серебристыми глазами.

Сердце Реджины учащенно забилось. Она должна отказаться, если не хочет дать новой пищи для сплетен. Но ее мучило любопытство. Желание узнать как можно больше об этом человеке стало уже болезнью, и излечиться можно было только одним способом – быть рядом с ним.

Джонатан отошел от камина. Ему доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие наблюдать, как Реджина борется с самой собой. Он нежно взял ее за плечи, Реджина попыталась уклониться, но вырываться не стала. Джонатан, улыбаясь, наклонился и прижался губами к ее губам. Поцелуй был долгим, страстным и удивительно приятным.

– Скажи, что тебе этого не хочется, – требовательно прошептал он.

– Не могу, – едва дыша, ответила Реджина. Ей казалось, будто она то падает в бездонную пропасть, то взлетает. Всякий раз, когда этот мужчина касался ее, девушка теряла всякое представление о реальности.

Джонатан снова наклонился и поцеловал ее. Реджина не понимала, летит она или плывет. Когда он отпустил ее, она прильнула к его груди.

– Я тебя за это ненавижу, – произнесла она тихо.

Джонатан с улыбкой поднял ее, посадил в большое кресло у камина и легко, едва касаясь, поцеловал в губы.

– Ужин. Завтра вечером.

Реджина считала себя самостоятельной женщиной, которая управляет своей жизнью. Но Джонатан одним взглядом своих серых глаз лишал ее воли. Сегодня она прошла по кругу от ненависти до чувства полной расслабленности, полной неспособности сопротивляться ему. Реджина говорила себе, что не должна ужинать с этим человеком, но отказаться не могла. Это было как наваждение. Она уже не могла жить без его поцелуев, как наркоман без наркотиков.

– Спокойной ночи, любимая, – сказал на прощание Джонатан.

Реджина посмотрела ему в глаза. На мгновение она почти поверила в искренность его слов. Но иллюзия рассеялась, как только он улыбнулся своей самоуверенной улыбкой.

Девушка смотрела ему вслед, зная, что укрепила его самоуверенность, позволив поцеловать себя. Почему она не может устоять перед ним? Она ведь не слабовольная и умеет постоять за себя.

Только вряд ли ей удастся найти ответ на этот вопрос, так что нечего ломать голову. Она взяла кота Брамуэлла на руки и поднялась в свою комнату. Ее любимый кот, свернувшись клубком у нее в ногах, тут же уснул. А Реджина почти всю ночь не спала. Мешали мысли о Джонатане. Она никак не могла выбросить их из головы.