Глава 5
Тремя днями позже Синтия и Мэверик въехали в Тьюлу, маленькую деревеньку к югу от Агу-Приета в Мексике. Глинобитные строения с плоскими крышами отбрасывали тени на колодец в центре площади. Куры тихонько квохтали, беседуя друг с другом, и раскапывали землю вокруг колодца. Белый крест венчал церковь. Ветер гнал пыль по плотно утрамбованной земле, закручиваясь в небольшие смерчи. Ослик, привязанный возле таверны, то и дело топал копытом и отмахивался хвостом от мух. В воздухе стоял запах дров, предназначенных для очага и приготовления пищи.
Ничто не нарушало покоя сиесты. Ничто не портило монотонности красок. Собственно говоря, вся деревня была цвета песка. Все было однотонным, кроме ярко-красного атласного платья девушки и окраса собаки.
Девушка и собака шутливо, соревновались, и, похоже, собака проигрывала. Девушка тянула платье в одну сторону, а собака, ухватившая ее за подол, – в другую. Они рычали, скалили белые зубы и трясли головами, раскачиваясь взад и вперед.
Должно быть, когда-то платье это было предметом роскоши. Девушка оправляла узкие бретельки, сползавшие с плеч и открывавшие ее тело. При этом каждый раз собака получала преимущество. Впрочем, это была девочка лет одиннадцати, маленькая и стройная. Головку ее венчала копна ниспадавших ниже пояса темных волос, похожих на гриву. Черная собака тоже была маленькой и поджарой.
– Похоже, это соревнование равных по силе, – прокомментировал Мэверик. Он хмыкнул, и они проехали мимо.
– Соревнование! – Синтия порывисто вздохнула. – Похоже, что эту бедную маленькую девочку сейчас съедят живьем. Где же ее родители? Эй, кто-нибудь!
– Да успокойтесь вы! – усмехнулся Мэверик, думая о том, что они очень сблизились за время путешествия. Не будь она такой усталой, не страдай так от боли и ломоты во всем теле, их дружба была бы, пожалуй, еще нежнее.
– Мэверик, вы должны спасти ребенка, – не успокаивалась Синтия.
Он огляделся, гадая, где могли быть ее родители. Было похоже, что девочка знала, как справиться с собакой. Возможно, они часто играли в эту игру. И все же собака могла ее укусить.
– Если вы не вмешаетесь, это сделаю я, – нетерпеливо требовала Синтия.
– Да не волнуйтесь вы. Я помогу девочке.
Они подъехали ближе, но ни девочка, ни собака не обратили на них внимания. Поединок продолжался. Девочка резким движением подтянула бретельку своего платья. Собака воспользовалась этим и рванула платье к себе. Девочка не удержалась на ногах и распласталась на земле.
– Ах ты, шелудивая, блохастая, беззубая, бездомная, желтопузая тварь. Одно только название что собака!
Ома потянулась за алым башмачком на высоком каблуке.
– Я проучу тебя за то, что ты рвешь мое любимое платье!
В ответ на эту угрозу собака зарычала и принялась тянуть подол что есть силы. Девочка ударила ее ногой по носу. Собака заскулила, но не выпустила платья. Девочка снова ударила собаку, та взвыла от боли и убежала, поджав хвост.
– Ты будешь помнить этот урок, жалкая, глупая, бездомная псина!
Девочка вытряхнула из туфельки песок. Выставив маленькую ножку, она надела туфельку на кончики пальцев, примеряя, насколько удобно та сидит. Потом поднялась, покачалась на каблуках, разгладила юбку и в очередной раз поправила бретельки.
И тут она заметила двух незнакомцев.
– Вы, толстые и неповоротливые! Не могли набросить лассо на эту жалкую тварь и повесить ее на самом высоком дереве?
Синтия и Мэверик в изумлении уставились на маленькую дерзкую замарашку. Она ответила им пристальным взглядом.
– Что вы так смотрите? Знаю, что у меня хорошенькое платьице, но вам оно не достанется даже за ваши североамериканские доллары с орлами.
– Похоже, ты не нуждалась в помощи, – снисходительно, но дружелюбно заметил Мэверик.
– Я все делаю сама. – Девочка подобрала подол, чтобы он не волочился по пыли, потом снова обратилась к Мэверику и Синтии: – Что вам здесь надо? Напрашиваетесь на неприятности или хотите промочить горло? У меня есть мононгахольское виски, но это влетит вам в копеечку.
– Ты пытаешься нас смутить? – снисходительно усмехнулась Синтия, понимая, что у девочки не могло быть американского виски.
Девочка нахмурилась:
– Думаете, если будете говорить медленнее, у вас на языке разведутся мухи?
Синтия непонимающе заморгала:
– Что ты хочешь сказать?
– Она из Нью-Йорка, – объяснил Мэверик. Он ни с кем не хотел ссориться в этой деревеньке, даже с ребенком.
Девочка внимательно оглядела Синтию.
– Слышала, что у вас, янки, есть рога и копыта. Мэверик хмыкнул:
– Где ты научилась так бойко лопотать по-английски?
– А где ты научился ездить верхом? – Девочка снова помрачнела. – Лучше занимайся своими делами и не суйся в мои.
– Где твои родители? Они поблизости? – спросил Мэверик, спрыгивая с лошади.
– А твои где? – Девочка выпятила нижнюю губу.
– Мы здесь кое-кого ищем.
– Кто вам нужен? – Девочка подошла к ним поближе. – Я всех здесь знаю и хорошо говорю по-английски.
Она уперлась руками в бедра. Мэверик сдался:
– Я ищу девочку примерно твоих лет. Он тоже положил руки на бедра.
– И что ты собираешься с ней делать – купить, продать или на что-нибудь выменять?
Неожиданно Синтия обратила внимание на то, что Мэверик и девчушка поразительно похожи друг на друга.
– Мне просто надо найти девочку по имени Розалинда, а имя ее матери – Мария Саленда.
Девочка очень удивилась и широко раскрыла глаза. Она хотела было убежать, но потом передумала.
– А зачем она вам?
– Ну это уж мое дело. – Мэверик бросил беглый взгляд на Синтию и снова сосредоточил внимание на девчушке: – Ты ее знаешь?
– У вас есть деньги. Я могу их ей передать. Мэверик покачал головой:
– Мне надоели твои фокусы. Пойду, поговорю с кем-нибудь, у кого есть ясные ответы. Вероятно, ваш священник все знает.
– Мария умерла! И Розалинда тоже! А теперь убирайся! – прокричала девочка. Она сбросила туфли и помчалась с такой скоростью, на какую была способна.
– В чем дело? – спросила Синтия, недоуменно глядя на Мэверика.
– Давайте побеседуем с отцом Баптисте.
Он помог Синтии спрыгнуть с мустанга, стараясь не потревожить ее натруженные мышцы.
– Думаю, я должен кое-что вам объяснить.
– Это самое меньшее, что вы можете сделать.
– Может быть, вам лучше узнать это от отца Баптисте.
– Наверное, вы не хотите мне говорить.
– Не горю желанием.
– И все же вам придется это сделать.
– Но не сейчас.
Они приблизились к церкви и вошли в прохладное святилище. В помещении никого не было.
– Сиеста, – пояснил Мэверик и покачал головой. Стоило пускаться в столь дальний путь, чтобы у финиша так долго ждать.
Вдруг порывом ветра распахнуло дверь. Гулкое эхо от удара о стенку прокатилось по всей церкви.
– Надеюсь, в этом нет дурного предзнаменования, – сказала Синтия, поворачиваясь к выходу.
Неожиданно послышался чей-то голос:
– Кто там?
Человек в черном облачении священника выступил из-за настенного гобелена. На шее у него висел простой крест.
– Вы похожи на отца Баптисте.
– А вы, должно быть, Мэверик Монтана.
Человек улыбнулся и направился к ним. Он был низкорослым и плотным, с коротко подстриженными темными волосами, кое-где посеребренными сединой.
– Это так. – Синие глаза Мэверика сузились. – Как вы меня узнали?
– Я жду вас давно. – Отец Баптисте бросил взгляд на Синтию: – Миссис Монтана, вы как раз та, кто нам нужен.
Она изумленно заморгала:
– Мне жаль вас разочаровывать, но я Синтия Тримейн. Я издатель и путешествую с Мэвериком только потому, что он обещал мне поведать историю своей жизни.
Синтия улыбнулась, чтобы избавиться от неловкости, потому что, как известно, леди не путешествуют в обществе головорезов.
– Поведать что? – переспросил отец Баптисте.
– Я здесь по собственным делам. Вот и все, – смутилась Синтия.
Отец Баптисте посмотрел на Мэверика.
– Мы познакомились с леди в поезде, в Ринконе, –
объяснил Мэверик.
– И все же именно она вам и нужна. – Отец Баптисте оглядел их по очереди и, судя по всему, остался доволен.
– Но я подозреваю, что вы это сами понимаете.
– Что вы хотите сказать?
Синтии все больше не нравился этот разговор. Она чувствовала себя неловко, как будто оказалась в двусмысленном положении.
– Розалинда, – задумчиво проговорил отец Баптисте.
– Мы совершили долгое путешествие. – Мэверик посмотрел на свою пыльную одежду. – Устали, Хотим пить. Синтии ничего не известно ни о Розалинде, ми о Марии. Я думал, что она все узнает о них от вас.
– Я слышал, что вы отважны, – хмыкнул отец Баптисте. Мэверик ухмыльнулся:
– Легко быть храбрым, если нечего терять. Кроме того, когда речь заходит о женщинах и детях, мужская отвага ни при чем.
Отец Баптисте понимающе кивнул:
– Пойдемте. У меня за церковью небольшой садик. Там есть стол и стулья. Я принесу вам еду и питье.
– Не стоит вас затруднять, – сказала Синтия. – Я уверена, что мы можем...
– Благодарю, – ответил Мэверик, поспешно открывая дверь и подталкивая Синтию к выходу. – Сомневаюсь, что у отца Баптисте есть еще и еда для гостей, – сказал он, когда дверь за ними закрылась, – но было бы невежливо пренебречь его гостеприимством.
– Возможно, вы правы, – согласилась Синтия. Она оглядела открывшуюся взору деревню. – Я начинаю понимать, что будет дальше.
– И что же? – спросил Мэверик с беспокойством.
– Вы не собираетесь рассказывать мне вашу историю. Предпочитаете, чтобы ее рассказали другие.
Мэверик покачал головой:
– Может, хватит играть в игры?
– В какие игры?
– Вы никогда не уступаете? Да?
– Я хочу услышать вашу историю, и все.
– В таком случае вы сейчас узнаете ее часть. – Он хмыкнул. – Я не такой плохой, как вам может показаться.
Она ущипнула его за руку:
– Хвастун!
Они пришли в садик раньше отца Баптисте. Послеполуденное солнце согревало все вокруг. Здесь росли ослепительно яркие цветы. Воздух наполнял аромат влажной земли и растений. Лениво жужжали насекомые. На мескитовом дереве сидел попугай с ярким оперением.
– Поглядите на эту птицу! – воскликнула Синтия. Попугай раскрыл мощный клюв, издал какой-то звук и улетел.
– Красивый? – Отец Баптисте поставил поднос на резной стол. – Эти птицы встречаются в здешних местах и севернее.
– Я думала, они обитают в Южной Америке. Синтия следила за птицей, пока та не скрылась из виду.
– Но вы углубились гораздо дальше на юг, чем полагали. – Отец Баптисте указал рукой на стол: – Присоединяйтесь.
Он расправил на столе пеструю скатерть и положил на нее салфетки. Синтия и Мэверик сели на тяжелые резные стулья.
– Горячие сладкие тамали.
Отец Баптисте поставил тарелки и снял с подноса керамический горшок. Потом расставил на столе стаканы из зеленого стекла и такой же кувшин с водой, добавил тарелку с кукурузными лепешками-тортильо и миску с черными бобами, приправленными красным и зеленым перцем и улыбнулся:
– Пожалуйста, ешьте, не стесняйтесь. Если желаете что-то покрепче, тогда вам лучше пойти в таверну.
– Нет, это чудесно.
Синтия выпила махом полстакана родниковой воды.
Отец Баптисте снова наполнил ее стакан.
Мэверик взял тамали, развернул трубочку и откусил. Синтия осторожно последовала его примеру. Казалось, лепешка была сладкой, но тотчас она почувствовала, как горит у нее во рту, и схватила стакан с водой.
Мэверик усмехнулся:
– Слишком острое?
Она кивнула, не в силах говорить, глаза ее наполнились слезами.
Отец Баптисте забеспокоился:
– Мы привыкли к этому вкусу. Я не думал, что так выйдет. Вы в порядке?
– Да.
Синтия сделала еще одну попытку. Она с ужасом наблюдала, как Мэверик с хрустом пожирает перец. Похоже, для него это было обычное дело.
Утолив голод, Мэверик откинулся на спинку стула.
– Благодарю вас. Давно не ел так вкусно.
– Да, это изысканные блюда, – вторила ему Синтия. – Благодарю вас за то, что накормили нас.
– Для меня это удовольствие, – Отец Баптисте подался вперед. – А теперь поговорим насчет моей телеграммы.
– Прошу прощения, но, мне кажется, сперва стоит поговорить о другом, – перебила Синтия. Мэверик с изумлением посмотрел на нее.
– Девочка из этой деревни, на мой взгляд, одевается совсем не по возрасту. На вид ей не больше одиннадцати. Когда мы приехали, она боролась с собакой. А что, если бы та укусила ее?
– Вы познакомились с Розалиндой, – объяснил священник и откинулся на спинку стула. – И что вы о ней думаете?
– Так это была Розалинда? – изумился Мэверик. Он сделал стремительное движение и чуть не опрокинул свой стакан с водой.
Отец Баптисте кивнул.
– Но я думал, что еду спасать одинокого, запуганного, беззащитного ребенка, – разочарованно протянул Мэверик. – А эта девочка – дикарка. Вы бы поглядели, что она вытворяла с несчастной собачонкой!
– Она умеет добиться, чего хочет, – ответил отец Баптисте.
Мэверик покачал головой:
– Эта девочка не может быть Розалиндой, она совсем не похожа на Марию.
– Это верно, – ответил отец Баптисте. – Мария была мятущейся душой. Розалинде удается побороть демонов, мучивших ее мать.
– Что вы хотите сказать? – спросил Мэверик.
– Сами увидите.
– Не будете ли вы так любезны объяснить, что здесь происходит? – потребовала Синтия.
– Хотите, чтобы я тоже поведал часть истории? – спросил отец Баптисте у Мэверика.
– Да.
– Тогда сначала расскажите вы, а я закончу, – Отец Баптисте, дотронулся до креста на шее, – Вероятно, вы удивляетесь, почему я так отлично говорю по-английски. Я из Мехико. Знаю несколько языков. Меня готовили к... Но сейчас это уже не важно к чему. Я здесь для того, чтобы побороть грех гордыни и высокомерия. – Он тяжело вздохнул. –
Пока я не научился чувствовать свою боль, я понимал страдания других только в той мере, в какой они могли послужить пищей для моего интеллектуального опыта. Синтия подалась вперед:
– Это поразительно! Так вы интересуетесь литературой, хотели бы написать книгу? Я намерена основать свой издательский дом. Возможно, ваш опыт, давшийся вам столь большой ценой, сможет помочь другим.
Мэверик бросил на нее хмурый взгляд.
– Не искушайте меня, – ответил отец Баптисте – Прежде я ухватился бы за эту мысль. Я был гордым и высокомерным.
– Но нет ничего дурного в том, чтобы помочь другим, – сказала Синтия. – Книга могла бы оказать им хорошую услугу.
– Вы так считаете?
Лицо отца Баптисте приняло задумчивое выражение.
– Я многому научился от людей за те шесть лет, что прожил в этой деревне. Я подумывал о том, чтобы написать книгу, но считал это проявлением своей гордыни...
– Чепуха! Вы ведь могли не подписывать ее собственным именем, а деньги использовать для добрых дел.
– Синтия, – Мэверик нахмурился и возвысил голос, – зачем вы пытаетесь втянуть священника в свои игры?
– Что вы хотите сказать? – спросил отец Баптисте.
– Мэверик не читает книг, – пояснила Синтия. – Естественно, он не понимает значения печатного слова. Но мы-то с вами знаем, что это такое.
– Я был бы счастлив поддерживать контакт с вами, – ответил отец Баптисте с улыбкой. – Я хочу знать все о жизни Розалинды. Она немного научилась английскому от матери, пока жила в Агу-Приета.
– Понимаю, что вы хотите сказать, – усмехнулась Синтия. – Должно быть, учить для вас радость.
– Это так.
– Возможно, вам бы хотелось издать какое-то пособие.
– Хотелось бы. И я был бы рад обсудить это, – оживился отец Баптисте.
– Если ваше сердце умеет чувствовать, что хорошо, а что нет, – сказала Синтия, – думаю, вам не о чем тревожиться.
– Синтия! – Мэверик нервно сжимал свой стакан с водой и смотрел на нее сердито. – Вы уже раздаете советы священникам?
– Я просто подумала, что ему было бы уместно написать книгу, – оправдывалась Синтия.
Отец Баптисте усмехнулся:
– Не ссорьтесь. О книге мы поговорим позже. А теперь вернемся к животрепещущим вопросам. Ну, Мэверик, вы начнете?
– Ладно, – ответил Мэверик, гипнотизируя Синтию суровым взглядом, потом отвел его и засмотрелся на что-то, едва видное вдали. – Я буду краток. В свое время мне довелось жить в южной части Нью-Мексико и в Аризоне, но иногда приходилось бывать и в северной части Мексики. Тогда я и встретил Марию Саленда, которая подавала напитки в лучшей таверне Агу-Приета. Была она так хороша, что не выразить словами. Ни один мужчина, увидевший ее хоть раз, не мог забыть.
Отец Баптисте кивнул.
– Она вовсе не была шлюхой, но мужчины не давали ей покоя. У нее был выбор. И она выбрала меня.
– Так Розалинда – ваша дочь? – Синтия начала кое-что понимать.
– Я ничего не знал о Розалинде до тех пор, пока отец Баптисте не прислал мне телеграмму.
– Мария ничего вам не говорила? – спросила Синтия.
– Она с самого начала понимала, что я перекати-поле.
– У нее была гордость, – заметила Синтия, проявляя нечто вроде женской солидарности.
– На этот счет ничего не могу сказать, но клянусь, что о Розалинде я ничего не знал, пока не получил телеграмму.
Мэверик подался вперед:
– Я и сейчас не уверен, что она моя дочь. У Марии не было недостатка в поклонниках.
Синтия тотчас же с болью вспомнила, как Мэверик и Розалинда стояли напротив друг друга в одинаковых позах, положив руки на бедра и оглядывая друг друга с головы до ног. Да, они вполне могли быть отцом и дочерью. Красивая женщина. Одичавший ребенок. Головорез. И даже священник с прошлым. Рядом с ними она почувствовала себя незначительной и бесцветной. Неужели ей предстоит только редактировать и издавать книги, повествующие о жизни других людей?
Синтии тоже захотелось испытать что-то волнующее и необычное в своей жизни, чтобы Мэверик много лет спустя вспоминал о ее красоте и страсти и говорил о ней с таким же благоговением.
– И все-таки вы поспешили на помощь Розалинде, – сказал отец Баптисте.
– Мне была невыносима мысль о том, что девочка попадет в приют или станет разменной монетой в руках безжалостных людей. – Мэверик оглядел сад. – Я решил, что она чувствует себя одинокой после смерти бабушки. Я подумал, что она нуждается во мне.
– Падению предшествуют гордыня и высокомерие, – сказал отец Баптисте.
– Но возможно, они направляют нас на тот путь, о котором мы и не помышляли раньше, – возразила Синтия.
Отец Баптисте улыбнулся:
– Позвольте мне рассказать эту историю дальше, потому что Розалинда нуждается в отце, хотя пока еще не сознает этого.
Лицо Мэверика приняло скептическое выражение.
– Все это я узнал от Розы, матери Марии, и от самой Марии, – продолжал отец Баптисте. – Роза была индианкой из племени яки. Она была местной curandera, то есть мудрой женщиной, целительницей и знатоком трав, но рано умерла.
– Продолжайте. – Синтия была заинтригована рассказом. Это было как раз то, что она хотела бы услышать, когда сидела в своем офисе в Нью-Йорке.
– Да, Мэверик, Мария знала, что вы перекати-поле, но она вас любила и хотела иметь от вас ребенка, потому и появилась Розалинда.
Отец Баптисте глотнул воды из своего стакана.
– Как я уже сказал, Мария была редкостной красавицей, но она родилась и жила в этой глухой деревушке и мало что знала о мире. Появлявшиеся здесь мужчины обращали на нее внимание, когда она была еще ребенком. Среди них были богатые и влиятельные. Встречались и бандиты. Эти мужчины были слишком высокого мнения о себе, чтобы предложить девушке брак, они готовы были только купить ее. К тому же многие из них уже имели семьи. Местные жители если и предлагали ей руку и сердце, то получали отказ, потому что она привыкла, чтобы за ней ухаживали и делали ей подарки.
Рассказ священника вес более зачаровывал Синтию.
Отец Баптисте покачал головой:
– В конце концов Мария оставила Тьюлу и уехала с каким-то молодым человеком в Агу-Приета. Некоторое время он жил с ней, потом исчез. Возможно, его убил соперник. После этого Мария меняла мужчин как перчатки.
– Возможно, она так и не забыла своей первой любви, – вступила в разговор Синтия.
– Возможно, – согласился отец Баптисте, – но я знаю, что она хотела, чтобы ее любили в родной деревне, как ее мать-curandera. И в то же время она стремилась к более увлекательной и беззаботной жизни.
Но вскоре Мария поняла, что никто не интересуется красотой ее души. Все хотели только использовать ее. Одни желали ее как женщину, другие хотели сделать Марию инструментом в борьбе друг с другом. В конце концов она утратила иллюзии, потеряла надежду найти настоящую любовь и решила завести ребенка. – Отец Баптисте посмотрел на Мэверика: – И тут появились вы – красивый, не похожий на других бродяга, не скрывавший, что ему не сидится на месте. Вы ничего ей не обещали, только пытались скрасить ее одиночество.
Мэверик кивнул, и лицо его стало печальным.
– После рождения Розалинды Мария была счастлива, но недолго. Мэверик скрылся, исчез навсегда. Красота ее начала увядать, она стала пить, хоть и понимала, что это неразумно. Мужчины, появлявшиеся в ее жизни, ревновали Марию к ребенку. Они обращались с ней плохо. Тогда Мария вместе с дочерью вернулась сюда. Односельчане презирали ее как падшую женщину. У нее было много поклонников, но им нужны были только виски и сладкие слова. Мария умерла рано от спиртного и бесчисленных мужчин, когда Розалинде было восемь лет. Розы не стало несколько месяцев назад. – Отец Баптисте тяжело вздохнул.
– Розалинда чтит память матери и бабушки. Она привлекательная девочка, но не такая красивая, как мать.
Мэверик сжал руки, лежавшие на краю стола.
– Мне горько было узнать все, что вы рассказали о Марии. Я хотел бы, чтобы ее жизнь была счастливее. Она никогда не говорила, что любит меня. Ни слова не сказала о ребенке, – Он помолчал.
– Я даже не уверен, что Розалинда – мое дитя. Но это не имеет значения. Я не хочу, чтобы она была несчастной.
Отец Баптисте улыбнулся:
– Розалинда никому не позволит унижать себя. Она curandera, хотя так молода. Девочка обладает большой властью. Мудрая женщина из племени яки ценится не ниже, чем священник. Любые правила вступают здесь в силу только тогда, когда в них принимают участие и католический священник, и старейшины яки.
– Вы заблуждаетесь, утверждая, что магическая сила передается в этой семье через поколение. То, что было силой в Розе, стало слабостью в Марии, хотя ее редкостная красота сделала ее доступной женщиной. Но мне кажется, что в Розалинде много от ее отца, – вступила в разговор Синтия.
– Трудно поверить, что эта дикарка – мой ребенок, – сказал Мэверик, – но я не отвернусь от дочери Марии, если ей нужна моя помощь. – Он улыбнулся. – Правда, непохоже, что эта девочка в ярко-красном платье нуждается в чьей-нибудь помощи.
Отец Баптисте покачал головой:
– Она только прикрывает свою боль и одиночество бравадой. Ей не хватает матери. Розалинда раньше времени повзрослела. Бедняжке нужна семья. Священник замялся.
– Она наполовину англосаксонского происхождения. Ее мать была здесь притчей во языцах. Не думаю, что многие предложат ей руку и сердце. И все же как целительницу ее будут уважать в этой деревне. Но вы можете дать ей другую жизнь. Я верю, что вы ее отец, и считаю, что у нее должна быть семья.
Мэверик принялся нервно вертеть в руках стакан с водой.
– Вы возьмете ее с собой? – спросил отец Баптисте. Синтия затаила дыхание.
– Ради памяти Марии я это сделаю. Мэверик поставил свой стакан. – У меня есть ранчо. Я не женат. И похоже, я не лучший кандидат в отцы.
– А как насчет Синтии? – спросил отец Баптисте.
– Насчет меня? – Синтия беспомощно подняла руки. – У меня нет опыта в деле воспитания детей, особенно таких своенравных. Кроме того, я останусь с Мэвериком только до тех пор, пока не закончу книгу о нем.
Отец Баптисте улыбнулся:
– Розалинда многому могла бы научиться у вас.
– Но разве Розалинда захочет уехать отсюда? Похоже, она привыкла к этому образу жизни, она стала частью этой деревни.
– Возможно, она и не захочет покинуть свой дом, – согласился Мэверик.
– Посмотрим, – ответил отец Баптисте, вставая. – Знаю, что вы оба устали, поэтому не будем решать сейчас. Вы можете снять комнаты над таверной. А я устрою вашу встречу с Розалиндой в ее доме сегодня же вечером.
Мэверик тоже поднялся с места:
– Благодарю за помощь. А вы уверены, что увезти Розалинду отсюда – это правильно?
– Но неужели вы согласны оставить спою дочь здесь?
– Мария ведь все знала, да?
– Что вы хотите сказать? – спросил отец Баптисте.
– Она хотела, чтобы вы связались со мной в случае, если Роза умрет до того, как девочка станет взрослой?
– Да.
– Она знала, что эта частица ее всегда останется со мной.
– А вы с ней.
Синтия почувствовала, как по телу ее пробежал холодок. Она ревновала Мэверика к этой давно умершей женщине, которая все еще удерживала его через ребенка. Синтия не могла справиться с этим неприятным чувством. Она ощущала себя ничтожной перед лицом столь сильной любви и глубокого горя.
– Мы не можем заставить Розалинду уехать с нами, – задумчиво сказал Мэверик. – Это было бы, неправильным. Мы дадим ей возможность решить все самой.
– Вы можете предоставить ей право выбора, – сказала Синтия, – но, думаю, она поступит так, как захочет, а если что-нибудь будет противоречить ее желанию, тотчас же наведет порядок, все поставит на место одним движением своей туфельки на высоком каблуке.
– Не думаю, что она станет считаться с какими-нибудь правилами, кроме тех, что установит сама, – хмуро заметил Мэверик.
