Глава 16

У Маргарет было десять дней, чтобы подготовиться к свадьбе и замужней жизни. Десять дней, чтобы во второй, третий и тридцать третий раз обдумать мудрость ее решения выйти замуж за совершенно незнакомого человека, который прожил пять лет с замужней женщиной и имел от нее ребенка. Десять дней, чтобы купить приданое: иногда с сестрами, иногда с леди Карлинг, иногда вместе со всеми тремя. Десять дней, чтобы составить список гостей и разослать приглашения, дождаться ответов и бороться с соблазном настоять на своем участии в подготовке свадебного завтрака. Последнее оказалось самым трудным.

Ее вполне бы удовлетворил короткий список гостей, чтобы на свадьбе не было никого, кроме членов ее семьи, сэра Грэма, леди Карлинг и маркиза Клавербрука.

Но у ее сестер, конечно же, были другие идеи.

И у леди Карлинг – разумеется.

– Мы должны пригласить всех, с кем ты и лорд Шерингфорд хотя бы мимолетно знакомы, – заявила Ванесса.

– Я согласна, – сказала Кэтрин. – Помнишь, именно так мы поступили перед моей свадьбой, и, хотя это было настоящим испытанием, я была очень рада в конечном итоге. Грандиозная свадьба оставляет замечательные воспоминания.

– Но никто не придет, – запротестовала Маргарет.

Ее сестры рассмеялись, переглянувшись.

– Мэг! – воскликнула Кэтрин. – Все придут. Как они могут устоять? Это будет свадьба сезона.

– С уведомлением всего лишь за девять дней? – усомнилась Маргарет.

– Да хоть за один, – хмыкнула Ванесса. – Конечно, все придут, глупая гусыня!

Леди Карлинг поддержала это мнение, явившись с визитом в Мертон-Хаус в тот же день.

– Даже если бы мы пригласили только семью, – сказала она, – количество гостей было бы огромным, Маргарет. Твой брат, сестры и мистер Константин Хакстебл. С нашей стороны Агата, моя сестра, ее муж и все мои племянницы – их шесть человек, представь. И все замужем. А со стороны отца Дункана четыре дяди с женами и две тетки с мужьями. Вообще-то они приходятся двоюродными моему покойному мужу, но Дункан привык называть их дядями и тетями. И у них столько детей, что я давно потеряла им счет. Есть даже внуки, достаточно взрослые, чтобы не опасаться, что они будут носиться с воплями среди гостей и попадаться всем под ноги. Если ты дашь мне перо и чернила, я запишу все имена и адреса, если припомню. Большинство из них в Лондоне и, безусловно, ожидают приглашений. В детстве Дункан был очень дружен со своими двоюродными и троюродными братьями и сестрами. Кроме Нормана, конечно. Он был милым мальчиком, но слишком положительным и всегда готовым осудить шалости своих братьев и кузенов. Что, как ты понимаешь, не прибавляло ему симпатий с их стороны. В любом случае вряд ли мы можем пригласить его на свадьбу. Ведь он женат на бедной Кэролайн.

Маргарет сдалась и пригласила весь свет, так по крайней мере ей казалось. Ее рука практически онемела, когда она закончила заполнять все пригласительные карточки.

Все приглашенные откликнулись в течение двух дней, и по крайней мере девять десятых из них выразили согласие посетить венчание в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер и свадебный завтрак в Мертон-Хаусе.

Маркиз Клавербрук тоже согласился прийти. Маргарет сдержала свое обещание навестить его снова со Стивеном и сестрами, и ни один из них не предоставил ему шанса сказать «нет». Конечно, он сохранил лицо, заявив, что посетит это сборище только для того, чтобы убедиться собственными глазами, что на сей раз этот мошенник, его внук, действительно явится на собственное бракосочетание.

Дни прошли в бурной деятельности. Не успела Маргарет оглянуться, как наступил день ее свадьбы, и стало слишком поздно что-нибудь изменить, даже если бы она захотела.

Но она не хотела.

Правда, мысли о Криспине доставили ей не одну бессонную ночь, но она знала, что никогда бы не вышла за него замуж, даже будь она свободна от других обязательств. Слишком многое в нем внушало ей опасения, и остатков старой привязанности было недостаточно, чтобы справиться с ними.

Он собирался прийти на свадьбу, хотя она подозревала, что только для того, чтобы не возбуждать своим отсутствием подозрений у сэра Хэмфри и леди Дью, которые все еще находились в Лондоне. Леди Дью была в восторге от предстоящего события, хотя призналась с некоторым разочарованием, что ее слабая попытка свести вместе Маргарет и Криспина не имела успеха. Она наконец-то узнала о скандале, связанном с лордом Шерингфордом, но высказала мнение, что если женщина совершила такую глупость, как бросить мужа, чтобы сбежать с другим мужчиной, должно быть, у нее были для этого веские основания. Она лично не стала бы обвинять во всем графа, особенно теперь, когда у него хватило ума заключить союз с Маргарет.

Рано утром в день своего бракосочетания Маргарет стояла босиком у окна своей спальни, глядя на небо, ярко-голубое и безоблачное, что было редким явлением для этого лета. Впрочем, она не слишком наслаждалась зрелищем, борясь с паникой и уверяя себя, что это обычное состояние для новобрачной в день свадьбы.

Она бросила взгляд на скомканную постель. Белье сменят, когда она отправится в церковь на венчание. Сегодня ночью эта постель станет ее брачным ложем. Предполагалось, что после свадьбы они отбудут в Уорикшир, но Стивен настоял, чтобы эту ночь они провели в Мертон-Хаусе, а сам собирался переночевать у Ванессы с Эллиотом.

Вздохнув, Маргарет прижалась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза.

Как это странно – быть замужем!

И как ей хочется этого вместе с брачной ночью. Наверное, это неприличное признание для благовоспитанной дамы. Но ей нет до этого дела. Она достаточно долго ждала, слишком долго. Ее юность прошла. А раз она прошла, вместе с девичьими мечтами о романтической любви, значит, нужно с оптимизмом смотреть в будущее и желать, чтобы оно как можно скорее наступило.

Сегодня она – невеста, и она будет наслаждаться каждым мгновением этого дня. А завтра она станет женой на всю оставшуюся жизнь. И она намерена наслаждаться этим тоже. В конце концов именно этого она всегда хотела и именно такое решение приняла зимой. И не важно, что ее избранником оказался не Криспин, которого она любила, и не маркиз Аллингем, с которым ее связывала взаимная симпатия и дружба. Она решила выйти замуж за графа Шерингфорда и постарается сделать свой брак удачным.

И у нее будет ребенок, которого нужно вырастить, хотя и не ее собственный.

Опять.

Маргарет мимолетно улыбнулась: пока она не родит своего собственного.

О, пусть то, что она делает, окажется правильным, взмолилась она, ни к кому конкретно не обращаясь, и отошла от окна, направившись в гардеробную, чтобы позвонить горничной. Пожалуйста, пусть это окажется правильным.

Прошло четырнадцать дней с того момента, как она столкнулась с графом Шерингфордом в дверях бального зала леди Тинделл. Четырнадцать дней с того момента, как он пригласил ее танцевать и предложил выйти за него замуж. И все – в одной фразе, первой его фразе, обращенной к ней.

Всего четырнадцать дней.

Бракосочетания по специальному разрешению, как обнаружил Дункан за десять дней, предшествовавших его свадьбе с Маргарет Хакстебл, ничем не отличались от бракосочетаний с оглашением, не считая месяца, который полагалось ждать до оглашения имен новобрачных.

Венчание должно было состояться в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. Это была приходская церковь высшего общества, и во время сезона здесь заключалось большинство светских браков. Именно здесь, если верить легенде, бедная Кэролайн напрасно ожидала у алтаря его прибытия пять лет назад. Легенды, конечно, грешат излишним драматизмом, но все же…

Как глупо было с его стороны воображать всего лишь две недели назад, что он получит специальное разрешение, затащит мисс Хакстебл в ближайшую церковь, обвенчается с ней в присутствии священника и пары свидетелей, а затем сбежит с ней в Уорикшир, чтобы жить там в уединении и безвестности.

В общем, ему ничего не оставалось, кроме как покорно ждать приближения свадьбы, надвигавшейся на него со скоростью и неотвратимостью черепахи.

За эти дни он сделал только одно полезное дело нанес – визит Норману и Кэролайн. Что далось ему нелегко. Он никогда не питал к Норману симпатии. Наоборот, сколько Дункан себя помнил, он всегда испытывал к Норману глубокую антипатию. Тот был надутым ослом, что и продемонстрировал в очередной раз на вечеринке у тети Агаты. А Кэролайн во многих отношениях была не лучше своего брата.

Тем не менее он, Дункан, причинил ей зло. Пусть даже он написал ей письмо, прежде чем сбежать с Лорой, и позаботился о том, чтобы она получила его, как только проснется. Бросить невесту в день свадьбы – трусливо и недостойно.

Он задолжал ей извинение.

И возможно, ему хотелось протянуть что-то вроде оливковой ветви Норману. Тот, надо полагать, был горько разочарован, потеряв Вудбайн-Парк за несколько дней до того, как поместье должно было перейти в его руки. И хотя это не Дункан играл с Норманом в жестокие игры, он сочувствовал своему кузену. В сущности, он никогда не желал Норману зла, хотя и расквасил ему нос в одной стычке и подбил глаз в другой.

Поэтому как-то днем он явился к ним с визитом, трусливо надеясь, что не застанет их дома или что они сделают вид, что их нет дома.

Ему повезло на этот счет не больше, чем в тот день, когда он отправился к Маргарет Хакстебл, чтобы рассказать ей о Тоби.

Его провели в небольшую гостиную для посетителей, расположенную на первом этаже, и оставили томиться в одиночестве почти полчаса.

Первой появилась Кэролайн, которая выглядела такой же юной, как в восемнадцать лет, и такой же прелестной и изящной, хотя за эти пять лет она и родила троих детей.

Дункан поклонился.

Она в ответ не сделала реверанс.

– Кэролайн, – сказал он, – позвольте поблагодарить вас за то, что приняли меня.

– Я не припомню, лорд Шерингфорд, – отозвалась она, – чтобы я давала вам разрешение обращаться ко мне по имени.

У нее был все тот же звонкий голосок, который однажды очаровал его.

– Миссис Пеннеторн, – сказал он, – я прекрасно понимаю, что извинения стоят немного. Они не могут исправить содеянного. Тем не менее иногда извиниться – это единственное, что можно сделать. Я прошу вас принять мои извинения за все унижения и страдания, которые я причинил вам пять лет назад.

– Вы льстите себе, лорд Шерингфорд, – заявила она. – Ваш поступок освободил меня от отношений, которые становились обременительными для меня, но хорошее воспитание заставляло меня поддерживать их. Я рада, что у вас не оказалось подобных предрассудков. Я гораздо счастливее с моим дорогим мистером Пеннеторном, чем была бы с вами.

Если она говорит правду, это было бы огромным облегчением для него. И почему бы ей не говорить правду? Вполне возможно, что она прониклась к нему неприязнью, как и он к ней, когда он пытался заручиться ее поддержкой, чтобы поговорить с ее братом и положить конец страданиям Лоры.

– Я очень рад за вас, – сказал он. – Значит, вы прощаете меня?

Ее изящные брови приподнялись.

– А вот на это даже не рассчитывайте, лорд Шерингфорд, – заявила она в тот самый момент, когда дверь открылась, впустив Нормана. – Некоторые поступки простить нельзя. Я, разумеется, очень рада, что вы освободили меня, чтобы я могла заключить счастливейший брак на свете, но я не могу простить вашего поступка. И я никогда не прощу вам того, что вы оторвали Лору от Рэндольфа, разрушив тем самым брак, который был заключен на небесах и мог соперничать с моим браком в счастье. Собственно, вас с полным правом можно назвать убийцей. Весьма вероятно, что она была бы до сих пор жива, если бы вы не потащили ее за собой, чтобы удовлетворить свои порочные желания.

– Любовь моя! – Норман устремился к жене, обнял ее за плечи и увлек на небольшой диванчик. – Тебе следовало остаться наверху и предоставить мне эту неприятную сцену. Но ты всегда так безрассудно храбра.

– Я никогда не была трусихой, – заявила Кэролайн, усаживаясь. – Я даже посетила мисс Хакстебл в Мертон-Хаусе, полагая, что она – невинная жертва проходимца. Кажется, я ошиблась в ней. Когда-нибудь она пожалеет, что не послушалась меня, но по крайней мере моя совесть чиста. А она получит то, что заслужила.

С этого момента визит покатился под откос.

– Норм, – сказал Дункан, – я сожалею насчет Вудбайн-Парка. Боюсь, дед поступил жестоко. Он использовал тебя, чтобы привести меня к повиновению. Но ему не следовало обещать тебе то, что он готов был в любой момент забрать, если его затея окажется успешной. Ты не откажешься посетить нас с женой в Вудбайн-Парке? И привезти с собой Кэр… миссис Пеннеторн с детьми, конечно?

Норман устремил на него суровый взгляд, которым он в совершенстве владел еще в восьмилетнем возрасте. Острые кончики его накрахмаленного воротничка маячили в опасной близости от его глаз.

– Я могу только сожалеть, Шерингфорд, – заявил он, – что мне пришлось принять тебя сегодня под той же крышей, что дает приют миссис Пеннеторн и моим детям. Я сделал это только потому, что у меня есть, что тебе сказать. И я скажу это только один раз. Будь моя воля, я швырнул бы перчатку тебе в лицо и всадил бы пулю между твоих глаз. И это доставило бы мне величайшее удовлетворение. Однако это снова сделало бы миссис Пеннеторн предметом сплетен и доставило бы ей лишние страдания. Я глубоко сожалею, что мой шурин оказался слишком мягким и миролюбивым, чтобы самому бросить тебе вызов. Таковы его принципы, и я должен уважать их, даже если я их не разделяю. Я отрекаюсь от нашего знакомства. Если ты снова явишься сюда, тебе откажут в приеме. Если мы столкнемся лицом к лицу, я сделаю вид, что не знаю тебя. Если ты попытаешься заговорить с миссис Пеннеторн, я накажу тебя как подлеца, которым ты являешься. Я сомневался, стоит ли моей семье перебираться в Вудбайн, потому что ты жил там когда-то. Так что ты ошибаешься, если думаешь, что я разочарован.

Черт побери, да он прирожденный оратор, чересчур напыщенный, пожалуй, но это дело вкуса.

– А теперь, – сказал Норман, – убирайся, Шерингфорд.

Дункан кивнул, поклонился Кэролайн и вышел. Интересно, подумал он, рассказала ли Кэролайн Норману хотя бы часть того, что случилось пять лет назад, существенную часть, разумеется… Маловероятно. А это означает, что праведное негодование Нормана оправдано. Он имел все основания для своего гнева и яростного желания положить конец земному существованию Дункана.

Кэролайн, несомненно, знала правду, всю правду. Во всяком случае, то, что рассказал ей Дункан, не вызвало у нее удивления. Если бы Лора проявляла больше внимания к Рэндольфу и его семье, сказала она, надувшись, никакие наказания не понадобились бы. Совсем напротив, Рэндольф любил бы ее до конца своих дней и заботился бы о том, чтобы она имела все, что ей нужно для счастья. Она заслужила то, что она получала взамен.

Совсем как Маргарет Хакстебл, выйдя за него замуж.

Дункан не стал наносить визит Рэндольфу и протягивать ему какое-либо подобие оливковой ветви. Кэролайн права в одном: определенные поступки нельзя прощать. Даже если это не совсем правда, но это правда в отношении человека, который ни разу не выказывал угрызений совести за свои невыразимо порочные и жестокие действия.

Не считая этого визита, Дункан провел девять дней, оставшихся до свадьбы, просто избегая связанного с ней безумия, насколько это было возможно. Без грандиозной свадьбы не обойтись, объяснила ему мать, вернувшись из Мертон-Хауса с сообщением, что мисс Хакстебл рассылает более двухсот приглашений или чуть меньше, поскольку для семейных пар хватит одного, и было бы глупо переводить бумагу, чернила и усилия на два приглашения.

Дункан не стал спорить, надеясь, что она не будет посвящать его во все подробности.

Напрасная надежда!

– Грандиозная свадьба совершенно необходима, дорогой, – продолжила она, следуя своей весьма своеобразной логике. – Если ты хорошенько подумаешь, то сам поймешь, что каждый, кто придет на свадьбу, вряд ли сможет потом дать тебе от ворот поворот. Едва ли ты станешь любимцем общества, но ты вернешься в его лоно, а это единственное, что имеет значение.

– Мне плевать на общество, мама, – отозвался он.

– О, мужчины бывают так глупы! – воскликнула она. – Даже если тебя не волнует собственная судьба, Дункан, ты должен помнить, что собираешься жениться, и обязан учитывать интересы своей жены. Если общество отвергнет тебя, оно отвергнет и ее тоже. Твой долг перед Маргарет – сделать все, что в твоих силах, чтобы общество снова приняло тебя.

Дункан протяжно вздохнул. Разумеется, она права.

Черт бы все это побрал!

– В любом случае, – сказал он, – сомнительно, что кто-нибудь примет приглашение, не считая ближайших родственников.

Еще одна напрасная надежда, как он и говорил Мэгги несколько дней назад.

Его мать щелкнула языком.

– Ох, эти мужчины! – презрительно бросила она, подняв глаза к потолку. – Они не имеют представления о человеческой природе. Конечно же, все примут приглашение. Все! Никто не пропустит такое событие ни за что на свете.

Такое же мнение было высказано на следующее утро в утренней газете на странице, где печатались светские сплетни. Предстоящее событие было названо там свадьбой сезона, при условии, что граф Шерингфорд не сбежит в последнюю минуту, оставив мисс Хакстебл стоять в одиночестве у алтаря.

Итак, он приговорен к грандиозной свадьбе, понял Дункан. Это так же верно, как осужденный преступник приговорен к свиданию с виселицей.

В судьбоносное утро Дункан оделся с полным осознанием, что он будет выставлен на всеобще обозрение больше, чем когда-либо после его возвращения в Лондон.

Что говорило само за себя.

– Чересчур туго, – посетовал он, когда камердинер завязал его галстук в идеальный узел, не слишком сложный и не слишком простой.

– Не думаю, милорд. Это на вас так действует ситуация, – заявил Смит, даже не сделав попытки расслабить узел. – Вы же не хотите, чтобы галстук болтался на шее, сбиваясь то на один бок, то на другой? Но даже если бы вы хотели, я бы этого не допустил. После такого конфуза я не смог бы держаться с высоко поднятой головой среди моих собратьев-камердинеров. Встаньте и позвольте мне в последний раз пройтись по вашему фраку щеткой. У вас просто дар цеплять на себя всякий мусор, хотя не представляю, где вы его находите.

Вырвавшись наконец из лап тирании, Дункан спустился в холл, где его ожидала небольшая группа людей. Сэр Грэм имел вид человека, смирившегося с тем, что его ждет полный скуки день, который тем не менее избавит его от необходимости предоставлять кров и пищу пасынку. Его мать объявила, что она не будет его обнимать, чтобы не помять свое новое платье и его фрак, и что она не будет плакать, чтобы не испортить лицо, не упомянув о косметике, присутствовавшей во всем своем великолепии. Она ограничилась воздушными поцелуями, хотя в последний момент, прежде чем отбыть в церковь, сжала его в коротком объятии и промокнула слезинку большим носовым платком, вытащенным из кармана сэра Грэма, прежде чем проследовать перед ним к выходу.

Дункан повернулся к Кону Хакстеблу, который согласился быть его шафером. Они оба приподняли брови.

– Шерри, – сказал Кон, – я не имею представления о том, что произошло пять лет назад. Но если ты задумал смыться по пути к церкви, тебе придется иметь дело со мной.

– Я не собираюсь убегать, – раздраженно заверил его Дункан.

Кон кивнул.

– Я вообще не понимаю, как все это получилось, – сказал он. – Маргарет всегда казалась мне разумной женщиной. Однако это случилось, точнее случится, когда я доставлю тебя в церковь, не дав сбежать по дороге. Так вот, ты будешь обращаться с ней хорошо, Шерри.

Это не был вопрос.

– Есть много проблем, недоступных нашему пониманию, – отозвался Дункан. – Я, например, не понимаю, почему тебя так волнует счастье мисс Хакстебл, учитывая, что ее семья въехала в Уоррен-Холл пять лет назад, выселив тебя.

Темные глаза Кона затуманились.

– Меня выселили обстоятельства, – произнес он с нажимом на последнем слове. – Смерть моего отца, а потом Джона. Легко поддаться горечи и ожесточиться на всю жизнь. Я не поддался. Я действительно возненавидел их, по крайней мере Мертона. Но иногда нужно остановиться и спросить себя, заслуживает ли тот или иной человек ненависти. Мертон и его сестры ни в чем передо мной не провинились, и их довольно трудно ненавидеть. К тому же еще вопрос, кто больше страдает от ненависти. – Он приподнял бровь. – Ты уверен, что это подходящий момент для подобного разговора?

– Нет, конечно, – сказал Дункан, сдержав порыв оттянуть галстук от шеи. – Нам пора ехать в церковь. Учитывая все обстоятельства, мое опоздание может иметь более пагубные последствия, чем в обычной ситуации.

– В таком случае пойдем, – бодро отозвался Кон.

Светские свадьбы всегда привлекали толпы народа, к тому же стояла прекрасная погода, и кучеру Стивена пришлось маневрировать, подъезжая к церкви Святого Георгия, чтобы не наехать на зевак, высыпавших с тротуаров на мостовую.

Когда Стивен выбрался из кареты и протянул руку Маргарет, толпа восхищенно ахнула, как если бы его приняли за новобрачного. В этом не было ничего удивительного. Стивен всегда выглядел на редкость красивым, даже когда не был облачен в официальный черно-белый костюм, как сегодня утром.

Маргарет вложила затянутую в перчатку руку в его ладонь и спустилась вниз, улыбнувшись брату. Стивен улыбнулся в ответ. Дома, после того как сестры с мужьями отбыли в церковь, он внезапно прослезился и поспешно отвернулся, чтобы она не заметила. Однако тут же повернулся, не утирая слез.

– Мэг! – сказал он. – О, Мэг, ты всегда была самой замечательной сестрой, какую только может желать мальчик. Я не представлял, что сегодняшний день будет таким мучительным и… таким счастливым. Он хороший человек. Я убежден в этом. И я думаю, что ты испытываешь к нему симпатию, хотя вы совсем недавно познакомились.

Он взял ее руки в свои и крепко сжал.

– Он тебе нравится?

Маргарет сама была на грани слез и только кивнула.

– А ты – ему, – сказал Стивен. – Я уверен в этом. Он полюбит тебя, Мэг. Вот увидишь. Как можно знать тебя и не полюбить?

– Ты, случайно, не предвзято настроен? – поинтересовалась она с улыбкой. – Ах, Стивен, я так люблю всех вас. Всегда любила и буду любить. Но сейчас мне надо ехать на венчание, и я не хочу опоздать.

Он хмыкнул, взял свою шляпу и предложил ей руку.

Подъехав к церкви, Маргарет была спокойна и сознавала, что выглядит наилучшим образом. Она отказалась от наряда ярких цветов, на каком настаивала леди Карлинг, и выбрала платье из кремового атласа и кружев, с высокой талией и простого фасона, но скроенное таким образом, чтобы подчеркивать достоинства ее фигуры. На голове у нее была надета соломенная шляпка, украшенная белыми бутонами роз.

Она и Стивен направились в церковь.

Внезапно паника охватила Маргарет. А что, если его нет там? Что, если он даже не опоздал? Что, если он вообще не придет?

Но это были недостойные мысли. Она вполне доверяет ему, чтобы не опасаться, что он бросит ее сейчас. Она отмела все страхи даже раньше, чем вошла в церковные двери и поняла, что церковь полна народу и никто не кажется обеспокоенным или чересчур взволнованным. Все головы повернулись в ее сторону, а священник, стоявший в конце прохода, сделал знак рукой. Два джентльмена, сидевшие впереди, встали и повернулись к ней лицом.

Один из них был Константин. Другой – граф Шерингфорд.

Ее жених.

Маргарет замерла, устремив на него взгляд, пока Стивен расправлял подол ее платья сзади. Он выпрямился и предложил ей руку.

Она никого больше не видела. Все атрибуты свадьбы казались ей незначительными, несмотря на уверения Кейт о важности воспоминаний. Не важно, сколько народу здесь собралось: десяток или две сотни. Она выходит замуж, и в глубине церковного прохода стоит ее жених, наблюдая за ее приближением.

Именно тот мужчина, который ей нужен, поняла она со всей ясностью и улыбнулась ему, ощутив прилив счастья.

Он улыбнулся в ответ, и впервые ей пришло в голову, что на самом деле он очень хорош собой – высокий, стройный, темноволосый, со сверкающими черными глазами и выразительными чертами лица, хотя и далекими от классических.

Улыбка смягчила его лицо. А ведь он – добрый человек. Будь иначе, разве доверилась бы ему несчастная женщина, страдающая от жестокого обращения? Это к нему она пришла, оказавшись в отчаянном положении. Он любит своего сына больше всего на свете, потому что ребенок нуждается в нем, в его заботе и привязанности.

Это был неподходящий момент для подобных откровений.

Она выходит замуж за доброго человека. И этого достаточно, подумала Маргарет, двинувшись к нему с надеждой в сердце.

Через некоторое время Стивен вложил ее руку в руку лорда Шерингфорда, и они вместе повернулись лицом к священнику.

Церковь затихла.

За ее спиной находилась половина высшего света. Но это не имело особого значения. Она там, где она хотела быть, с мужчиной, за которого она хочет выйти замуж. И тот факт, что она его почти не знает, что они знакомы всего лишь две недели, тоже не имеет значения.

Как-нибудь все образуется.

«Господи, сделай так, чтобы все образовалось!»

– Возлюбленные мои, – начал священник.

Все действо оказалось ужасно публичным. Хотя большую часть брачной церемонии они стояли спиной к собравшимся, Дункан почти физически ощущал жадное любопытство, с которым они наблюдали за бракосочетанием самого скандального члена светского общества с одним из самых респектабельных.

Так же жадно они будут наблюдать за ними потом, в ожидании очередного скандала.

Маргарет Хакстебл верила в судьбу, и у него самого возникло странное убеждение, что вся его жизнь была прелюдией к тому моменту, когда они столкнулись в дверях бального зала.

Но он совсем не знает ее.

И не имеет представления, как сделать ее счастливой.

Он женится ради Тоби. Если бы не ребенок, он не стал бы этого делать и находился бы сейчас вдали от Лондона, подыскивая работу. Если бы он думал только о себе, то вообще не приехал бы в Лондон и не стал бы умолять деда вернуть ему Вудбайн.

– Объявляю вас мужем и женой, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, – провозгласил священник, и все закончилось.

Похоже, он умудрился пропустить собственную брачную церемонию. Но это не важно. В любом случае он теперь женатый человек. Он женат на Маргарет Хакстебл, вернее Маргарет Пеннеторн, графине Шерингфорд.

Ах, Тоби.

Через несколько минут, поставив подписи в регистрационной книге, они двинулись рука об руку назад по церковному проходу, отвечая на улыбки и слезы своих родственников и на любопытные взгляды остальных гостей. Впрочем, единственными людьми, кого Дункан по-настоящему видел, были его мать, с блестевшими от слез глазами, и его дед, сидевший во втором ряду, яростно хмурясь, но точно так же, как он обычно хмурился, роясь в своих карманах в поисках шиллинга для подарка.

А потом они вышли на солнечный свет, к приветственным крикам толпы и веселому перезвону колоколов.

Дункан взглянул на свою жену, державшую его под руку. Каждый раз, когда он видел ее, она казалась красивее, чем прежде. Но сегодня действительно так и было.

– Ну, Мэгги, – сказал он.

– Да, лорд Шерингфорд? – отозвалась она.

– А вот это надо исправить, – усмехнулся он. – Пора тебе называть меня по имени, раз мы женаты.

– Дункан, – послушно сказала она.

– Пойдем, – улыбнулся он и повел ее к открытой четырехместной коляске, которую прислал его дед по случаю бракосочетания.

Подойдя ближе, он увидел, что коляска украшена разноцветными лентами и бантами и даже парой старых башмаков, привязанных сзади. Вокруг толпился народ, включая шутников с горстями цветочных лепестков, которыми они забрасывали новобрачных, приветствуя их озорными выкриками.

Дункан узнал в них своих многочисленных кузенов и приятелей, соратников его детских и юношеских проказ.

Похоже, он действительно вернулся в их ряды.

Его горло странным образом сжалось, словно он готов был расплакаться.

Его новобрачная рассмеялась, когда он подсадил ее в коляску, а затем уселся рядом среди ярких лент и бантов. Ее платье было усыпано цветочными лепестками. Дункан взял кошелек с монетами, лежавший сбоку его сиденья, и принялся бросать их горстями в толпу.

Из церковных дверей еще выходила публика, когда коляска тронулась, покачиваясь на рессорах и гремя привязанными сзади башмаками.

Мэгги вложила свою руку в его ладонь просто так, без всякой видимой причины.

– Дункан, – сказала она. – О, Дункан, разве это было не замечательно?

Он сжал ее руку.

Если это было замечательно для нее, значит, так оно и есть. Он в долгу перед ней и за свадьбу, и за многое другое.

– Да, – сказал он под свист, приветственные выкрики и стук башмаков, подошвы которых, судя по производимому шуму, были щедро подбиты гвоздями. – Полагаю, мы просто обязаны отблагодарить их всех, дав им настоящую пищу для разговоров. Что-нибудь сочное для завтрашней колонки светских сплетен.

С этими словами он склонил голову и приник к ее губам в долгом поцелуе. Маргарет даже не сделала попытки уклониться или прервать поцелуй. Ее губы мягко и нежно прижались к его губам. К ликованию толпы, разразившейся громким свистом.