Войдя утром в спальню молодой хозяйки, Ретта увидела, что лицо девушки опухло и покраснело от слез. К тому же Карен спала в платье. Негритянка пристально посмотрела на нее. Видно, бедняжка долго плакала, прежде чем заснула. Наклонившись над девушкой, Ретта осторожно коснулась ее плеча.

– Карен, детка, – прошептала она, – пора вставать, малышка.

Карен медленно открыла глаза и посмотрела в окно. Тучи… Мрачные темные тучи.

– Доброе утро, детка, – улыбнулась служанка. – Хочешь поговорить?

– Нет, Ретта, – с грустью в голосе ответила Карен, – Я должна в одиночестве обо всем подумать. А впрочем… мне просто надо принять ванну. Только не готовь чай, я позавтракаю с папой.

Поднявшись с кровати, Карен сняла измятое платье и накинула халат. Затем молча вышла в коридор и – по-прежнему молча – прошла в соседнюю комнату, где обычно принимала ванну. Лишь оказавшись в воде, она воскликнула:

– Ох, какая горячая! Спасибо тебе, Ретта.

В это утро Карен нежилась в горячей воде дольше, чем обычно. Наконец выбравшись из ванны, растерлась полотенцем и вернулась к себе в комнату, где ее уже ждала Ретта. Девушка выбрала скромное розовое платье, даже слишком скромное – ей хотелось в это утро понравиться отцу, хотелось разжалобить его…

Мистер Хэмптон сидел за длинным столом, и перед ним все еще стояла пустая тарелка. От его чашки с горячим кофе исходил изумительный аромат. Баррет внимательно читал газету, но, услышав шаги дочери, тотчас же поднялся и поспешил навстречу.

– Доброе утро, Карен, – сказал он. – Садись, пожалуйста. Росс, принеси-ка моей дочери чаю. И позаботься о сытном завтраке для нее, пусть немного поправится.

– Спасибо, папа, я не голодна. Достаточно и чая. Баррет выдвинул для дочери стул.

– Почему бы тебе не позавтракать по-человечески? Ты ведь совсем ничего не ешь. – Он повернулся к Россу, принесшему изящный фарфоровый чайник и чашку с блюдцем для Карен: – Пожалуйста, унеси отсюда эту тарелку, а то я газету испачкаю.

Дворецкий молча кивнул и убрал раздражавшую хозяина тарелку.

– Итак, – снова заговорил Баррет, – расскажи мне обо всем. У вас с Альфредом все решено, не так ли? Мы с твоей матерью очень за тебя рады.

Карен попыталась улыбнуться.

– Я рада… что вы рады, папа, – пробормотала она. Мистер Хэмптон кивнул и продолжал:

– Да, кстати… Альфред пригласил нас сегодня на заседание палаты представителей. К ним должен обратиться какой-то болван из Техаса. Можешь не сомневаться, будет очень весело.

Карен похолодела. Болван из Техаса? Да ведь это же, наверное, Вэнс Пакстон! Сможет ли она смотреть на него, не покраснев? Впрочем, у нее не было выбора.

– Альфред уже пригласил меня, папа, и я сказала ему, что приеду, – проговорила девушка.

– Вот и хорошо. Мы попросим Херманна отвезти нас в город пораньше. И зайдем в сенатский клуб перекусить. Ты не против?

– Конечно, не против, вот только…

Но Баррет уже снова взялся за свою газету.

– О черт! – вскричал он неожиданно. – Эти болваны ничего не понимают в бизнесе!

– Папа… – с мольбой в голосе проговорила девушка. Баррет поднял голову.

– Что ты сказала? Ах да, извини, – буркнул он и вновь уткнулся в газету.

Карен тихонько вздохнула.

Они выехали из дома задолго до полудня, чтобы успеть пообедать в клубе и лишь потом отправиться в палату представителей. Херманн направил экипаж по Массачусетс-авеню, а потом выехал на улицу, где было множество магазинов и кафе. В одном из этих заведений – в маленьком французском кафе – Баррет, внявший уговорам дочери, согласился отобедать. Карен часто здесь бывала, и для нее это кафе являлось крохотным уголком Европы, уютным местом, где собирались художники, поэты и просто острословы.

Однако на сей раз посетителей было немного. Лишь за одним из столиков сидели трое молчаливых, небрежно одетых мужчин, а рядом с ними – месье Клеман с женой, то есть хозяева заведения. Узнав вошедшую в кафе Карен, галантный француз тотчас же поспешил ей навстречу и поцеловал протянутую молодой леди руку.

– Ах, мадемуазель Хэмптон, как приятно видеть вас в нашем заведении, – проговорил он с едва уловимым акцентом.

– Месье Клеман, это мой отец, – представила Карен Баррета.

– Чрезвычайно рад, месье, – поклонился француз, протягивая Хэмптону руку.

– Надеюсь, у вас найдется что-нибудь… подходящее для американских желудков, – сказал Баррет. – И, кстати, мы торопимся.

– Да-да, разумеется. Хотя кто же в Вашингтоне не торопится… а ведь торопиться очень вредно для пищеварения. – Клеман подвел отца с дочерью к столику у окна и заверил их, что обслужит «молниеносно».

– Кажется, вы с хозяином знакомы, – поморщившись, проговорил Баррет.

– Я часто бываю здесь, папа.

– Полагаю, что хорошо воспитанная молодая леди могла бы не посещать подобные заведения.

– Это очень приличное кафе, папа. И люди здесь воспитанные и приветливые. И талантливые. Вон тот молодой человек, он пишет роман. А тот господин, постарше, он художник, и е" о картины выставлены в музеях Европы. Дедушка месье Клемана был королевским поваром, так что это… это замечательное кафе, можешь мне поверить.

Баррет нахмурился, но промолчал. Какой смысл спорить с женщиной? И уж совсем глупо спорить с собственной дочерью. Объяснять ей, что от искусства нет никакого толку? Карен возмутилась бы. А впрочем… Женщины – они и есть женщины.

Вскоре появились месье Клеман и его жена. Супруги расставили на столике тарелки с тончайшими ломтиками говядины, грибами, молодым картофелем в сливочном масле, зеленым английским горошком и чуть подрумяненным хлебом. На одной из тарелок зеленели кружочки свежих огурчиков. Кроме того, Карен заказала легкое бордо, а Баррет, не пожелавший пить «французское пойло», потребовал кофе.

Мистер Хэмптон, хоть и отдал должное угощению, постоянно поторапливал Карен – за окном собирались тучи, и ему хотелось побыстрее добраться до Капитолия. Карен же – видимо, из озорства – то и дело откладывала вилку и медленно, маленькими глоточками пила вино.

Наконец раздались первые раскаты грома; зловещие черные тучи, казалось, замерли на небе. И ветер утих. Ласточки же летали совсем низко над землей.

В конце концов Баррет не выдержал. Выхватив из руки дочери бокал, он залпом выпил вино и тут же вытащил из кармана деньги. Оставленных им чаевых хватило бы еще на один обед. Когда они поднялись из-за стола, в кафе вошел уличный музыкант. Это был высокий дородный мужчина, зарабатывавший свои гроши игрой на свирели. Карен приветливо поздоровалась с ним, а Баррет в ужасе воскликнул:

– О Господи! Надеюсь, Альфреду не придется мириться с подобным поведением жены. Ты меня просто с ума сводишь.

– Папа, разве тебе не понравилось, как здесь готовят?

– Дело не в этом. – Баррет открыл дверь и пропустил дочь вперед. – Просто мне не понравилось это заведение. Лучше бы мы поехали сразу в клуб.

И тут по каменным плитам дорожки забарабанили крупные капли дождя, и отец с дочерью бросились к своей крытой коляске. Херманн подскочил к дверце и распахнул ее в тот самый момент, когда Карен подбежала к ней. Очередной раскат грома напугал лошадей, и Херманну пришлось поторопиться, чтобы успокоить их. Баррет же, забираясь в коляску, поставил ногу на подножку, но тут с его головы порывом ветра сорвало шляпу, и он, выругавшись, бросился за ней вдогонку. Догнав свою шляпу, Баррет прижал ее тростью к земле. Затем вернулся к коляске, побагровевший от злости.

Херманн захлопнул за хозяином дверцу экипажа и, взобравшись на козлы, стегнул лошадей. Они тотчас же сорвались с места; из-под копыт вздымались фонтаны жидкой грязи. Дождь усиливался, и лошади мчались все быстрее. В наступившей темноте то и дело сверкали молнии.

Внезапно коляску тряхнуло, и она, накренившись, остановилась. Карен вскрикнула в испуге. Херманн, спрыгнув на дорогу, обнаружил, что правое заднее колесо провалилось в глубокую выбоину. Кучер сразу же понял, что в одиночку ему не вытащить коляску из грязи. Он подошел к дверце экипажа и постучал – в окошке тотчас же появилось лицо Баррета.

– В чем дело?! – заорал он.

– Мы застряли, мне нужна помощь.

– Черт возьми! – рассвирепел Баррет. – Поторопись! Делай то, что нужно, только побыстрее!

Херманн кивнул и тут же исчез. Карен, выглянув в окно, потянулась к ручке дверцы.

– Что ты делаешь? – проворчал Баррет. – Не смей открывать дверцу.

– Я только хотела…

– Что ты хотела, юная леди?! Из-за тебя я испортил свою шляпу, и к тому же мы опоздали! А ведь могли бы сейчас сидеть в теплом уютном клубе и попивать отменный портвейн. К несчастью, я оказался слишком сговорчивым. Так что… не смей открывать дверцу! – Баррет с силой ударил тростью о пол.

Наконец они снова услышали стук. Баррет чуть приоткрыл ее и увидел промокшего до нитки Херманна. Дотронувшись до полей шляпы, кучер поклонился.

– Я привел помощь, мистер Хэмптон. Мы быстро вытащим колесо.

– Поторопитесь же!

– Слушаюсь, сэр.

Дверца захлопнулась, и Карен почувствовала, что коляска стала раскачиваться из стороны в сторону – это люди, которых привел Херманн, пытались вытащить из выбоины колесо. Несколько минут спустя в дверцу опять постучали.

– Ну что там еще? – спросил Баррет.

– Прошу прощения, сэр, но коляска слишком тяжела, а выбоина очень глубокая.

– Черт возьми, ты что же, просишь меня помочь?

– Не совсем, сэр. Я только прошу вас выбраться из экипажа и немного обождать. Постойте рядом с лошадьми, сэр, животные боятся грозы… Нас здесь всего лишь трое, сэр.

Баррет тяжело вздохнул.

– Моя дочь тоже должна выбраться из коляски?

– Нет, сэр, не думаю.

Вытащив из сундука под сиденьем непромокаемый плащ, Баррет накинул его на плечи, взял свою трость и шагнул в потоки жидкой грязи. В следующую секунду Карен услыхала голос кучера:

– Если вы подержите лошадей, сэр, то мы подтолкнем экипаж сзади.

– Так толкайте же, черт побери!

– Да, сэр. Ну-ка, парни, все вместе! Толкаем!

Коляска качнулась, чуть приподнялась – и снова рухнула в выбоину. Мужчины сделали еще одну попытку вытащить колесо, но опять безрезультатно.

– Ну-ка, еще раз! Приподнимайте колесо! – раздался голос Херманна.

Коляска качнулась и, прокатившись несколько метров, остановилась. Вздохнув с облегчением, Баррет выпустил поводья. В следующее мгновение темное небо прорезала голубоватая вспышка – и на задок коляски рухнула огромная сосна. Кто-то громко закричал, и тотчас же перепуганные лошади рванулись вперед. Херманн, державшийся за заднее колесо, споткнулся и упал в грязь. Баррет же в оцепенении смотрел вслед экипажу; лишь несколько секунд спустя он понял, что жизнь его дочери в опасности.

Карен в ужасе вскрикнула – и оказалась на полу коляски. Собравшись с силами, она подползла к дверце и с трудом приоткрыла ее. Мимо проносились дома, деревья и стоявшие на обочине дороги экипажи. Хлеставшая из-под колес грязь заливала розовое платье девушки. А обезумевшие лошади мчались во всю прыть. Карен в отчаянии вцепилась в ручку дверцы и закричала, но голос ее потонул в шуме дождя.

Внезапно от двери какой-то таверны отделилась высокая фигура, и Карен вдруг почувствовала, как чья-то сильная рука подтолкнула ее в глубь экипажа. Незнакомец еще несколько секунд стоял на подножке коляски, держась за ручку дверцы. Затем, ухватившись за верхние поручни, подтянулся и стал взбираться на крышу экипажа, видимо, для того, чтобы перебраться на козлы. Карен лишь мельком увидела лицо смельчака, но и этого было достаточно – девушка узнала Вэнса Пакстона.

Снова подобравшись к дверце, Карен увидела, что техасец уже сидит на козлах с поводьями в руках. А затем почувствовала, что лошади замедлили свой бег.

Минуту спустя коляска остановилась, и Вэнс соскочил на землю… Он не знал, кто именно сидит в экипаже, – успел лишь заметить, что это женщина в розовом платье. Отдышавшись, Вэнс взял лошадей под уздцы, подвел их к ближайшей коновязи и привязал.

В этот момент из-за поворота выкатила коляска, которую Херманн позаимствовал в таверне. Заметив, что его лошади спокойно стоят у коновязи, кучер с облегчением вздохнул и остановил упряжку, которой правил. И тотчас же из экипажа выскочил Баррет; он уже понял, что его дочь не пострадала, но лишь сейчас увидел высокого незнакомца, стоявшего неподалеку и в изумлении смотревшего на Карен – Вэнс наконец-то узнал ее.

– С тобой все в порядке? – спросил Баррет, забираясь в свой экипаж.

– Я… Да, кажется, да.

– Господи, мы думали, с тобой случилось что-то ужасное. – Баррет повернулся к Пакстону. – А это кто? – спросил он у дочери.

– Этот человек спас мне жизнь, папа. Он залез на козлы и остановил лошадей, – объяснила девушка. – Он…

– Присоединяйтесь к нам, молодой человек! – крикнул Баррет.

Карен поправила шляпку и одарила Вэнса обворожительной улыбкой. Техасец немного помедлил, а потом забрался в коляску Хэмптонов и уселся напротив отца с дочерью.

Баррет протянул ему руку.

– Мое имя Хэмптон, сэр. Баррет Хэмптон. А это – моя дочь Карен.

Вэнс посмотрел на девушку, которую только что спас. Золотистый локон выбился из прически и падал на грудь. Вэнс мысленно улыбнулся: мисс Хэмптон была так же прекрасна, как и накануне.

Карен протянула техасцу руку.

– Благодарю вас, мистер…

– Пакстон, мэм, – сказал Вэнс; он недоумевал: почему его новая знакомая делает вид, что не знает его? Может, она стыдится такого знакомства? Или боится кривотолков? – Вэнс Пакстон из Техаса, – добавил он с улыбкой.

– Пакстон?.. – Баррет наморщил лоб – и вдруг просиял: – А не тот ли вы Пакстон, который должен выступать сегодня в палате представителей?

– Да, сэр, это именно я.

– Что ж, в таком случае, сэр, думаю, вам стоит поехать с нами, – сказал Баррет и, приоткрыв дверцу, отдал распоряжения Херманну.

Вэнс посмотрел на Карен, но она тут же потупилась. Наконец, решив, что молчание затянулось, он проговорил:

– Мисс Хэмптон, мне кажется, мы с вами уже встречались. Такую красивую девушку, как вы, невозможно забыть.

– Вы очень любезны, мистер Пакстон, – улыбнулась Карен. – Но, право же, я сомневаюсь, что мы с вами где-то встречались.

– Может, на балу?

– Возможно, хотя я не помню этого. Полагаю, что у нас с вами разный круг знакомых. – Карен снова улыбнулась, и ее глаза при этом говорили: «В эту игру могут играть лишь двое, мистер Пакстон».

В этот момент дверца наконец-то захлопнулась, и экипаж тронулся с места. Вэнс, нахмурившись, повернулся к окну. Баррет и его дочь тоже молчали. Однако ехали они недолго – уже через несколько минут Херманн остановился у Капитолия.

– Мы пойдем на заседание, а ты, Карен, можешь возвращаться домой, – сказал Баррет. – Твое платье в грязи.

– Я испачкалась гораздо меньше, чем вы, – возразила девушка. – Да и Альфред ждет меня. К тому же мне хотелось бы послушать мистера Пакстона. Ведь он будет сегодня выступать, не так ли?

Баррет нахмурился и, пожав плечами, проворчал:

– Как тебе будет угодно.

Вэнс выбрался из экипажа и, опередив Баррета, подал Карен руку. И девушке вдруг показалось, что пальцы Пакстона прожгли ее ладонь насквозь. Спрыгнув с подножки, она подошла к отцу. Однако Баррет, казалось, забыл о дочери; с задумчивым видом он стал подниматься по ступеням.

Карен повернулась к Вэнсу.

– Мой отец – человек настроения, мистер Пакстон. Он позволил вам проехать в нашем экипаже и теперь, видимо, считает, что сполна расплатился с вами за то, что вы спасли мне жизнь. Вы рисковали, и за это он пригласил вас в карету Хэмптонов. Так что на вашем месте я бы не стала ждать от него иной благодарности. Отец вообще никогда и никого не благодарит. Более того, он думает, что люди просто обязаны оказывать ему услуги.

– Многие думают так же, – улыбнулся Вэнс. Карен с любопытством посмотрела на собеседника.

– Да, полагаю, вы правы. – Она немного помолчала. – Но хотя бы мою благодарность вы принимаете?

– От вас я готов принять любую благодарность, – снова улыбнулся Пакстон.

Карен покраснела: она вспомнила о поцелуе у Стены дуэлей.

– Извините меня… за вчерашний эпизод в парке, мистер Пакстон, – проговорила девушка. – Боюсь, я вела себя неподобающим образом. Признаюсь, я бы предпочла, чтобы мы оба забыли о том, что произошло.

Вэнс нахмурился. Она хочет забыть? Нет, не похоже, черт побери! Кажется, пора поставить ее на место.

– Мисс Хэмптон, о чем вы говорите? Что еще за эпизод в парке? У нас же с вами разный круг знакомых!

Карен снова покраснела – на сей раз и от стыда, и от злости. Вскинув подбородок, девушка пристально взглянула на техасца.

– Мой отец не любит южан, – проговорила она. – Думаю, и я тоже.

В следующее мгновение Карен оказалась в одиночестве. Она готова была расплакаться. Ну почему он так поступил с ней? Ах, если бы можно было действительно забыть о происшедшем!

– Карен! – К ней подбежал Альфред. – Карен, твой отец рассказал нам обо всем. О Господи, ведь ты могла погибнуть! – Молодой человек был очень взволнован.

– Со мной все в порядке, Альфред, правда. Пожалуйста, не беспокойся…

Карен окинула взглядом зал – к этому моменту они уже поднялись по лестнице. Вэнс, стоявший неподалеку и наблюдавший за девушкой, тотчас же отвернулся и направился в туалетную комнату приводить себя в порядок.

– Подождите, мистер Пакстон! – крикнула Карен. – Я знаю, что вам надо почистить костюм, но сначала я бы хотела познакомить вас со сбоим женихом.

Вэнс остановился, обернулся.

– Что вы сказали, мэм? – спросил он.

– Альфред, познакомься, это тот самый джентльмен, который оказал нам неоценимую услугу. Мистер Пакстон, это Альфред Уитакер, мой жених.

Альфред подбежал к техасцу.

– Сэр, я счастлив пожать вашу руку! – воскликнул он. – Если бы не вы, я бы лишился самого дорогого в жизни.

Вэнс заставил себя улыбнуться.

– Очень рад, что сумел оказать вам услугу, мистер Уитакер.

Карен тут же пожалела о том, что окликнула Вэнса. Взглянув на стоявших рядом мужчин, она поняла, что ей вообще не следовало покидать экипаж. В изысканной красоте Альфреда было что-то… женственное, в то время как Вэнс являлся образцом мужественности. «Нет, он просто дикарь, – подумала Карен. – Дикарь… и грубиян». Но ей оставалось лишь улыбнуться и подойти к мужчинам.

– Уверяю вас, мистер Пакстон, – продолжал Альфред, – когда членам палаты станет известно о вашем благородном поступке, девять из десяти проголосуют за то, чтобы оказать Техасу поддержку, о которой вы просите.

– Альфред, мы можем опоздать, – перебила жениха Карен. – Да и мистеру Пакстону надо привести себя в порядок. Ведь ему предстоит выступать…

Альфред рассмеялся:

– Ох, прошу прощения, мистер Пакстон. Заседание… Я совсем забыл сообщить вам. Этот ужасный ливень застал многих из нас врасплох, так что, вероятно, вашу речь придется отложить до следующей недели. Чертовски неудобно, но в палате почти никого нет, а выступать перед пустыми креслами бессмысленно.

Вэнс пожал плечами. Какая нелепость! Еще несколько дней назад ему хотелось побыстрее произнести свою– речь и, заслужив одобрение членов палаты, вернуться к себе в Техас. Однако сейчас… Сейчас он был рад, что его выступление откладывалось.

Тут послышались мужские голоса, и вскоре в зале появились Баррет и конгрессмен Лейтон. Оба громко смеялись, и Карен сразу поняла: отец в прекрасном настроении, – возможно, потому, что речь техасца откладывалась.

Заметив Карен, стоявшую рядом с Альфредом и Вэнсом, Баррет направился прямо к ним.

– Ах, Карен, рад вас видеть! Хочу поздравить вас! – воскликнул конгрессмен Лейтон, следовавший за Барретом.

Сделав книксен, девушка позволила конгрессмену поцеловать кончики ее пальцев.

– Здравствуйте, мистер Лейтон, – улыбнулась она.

Услыхав это имя, Вэнс с интересом посмотрел на конгрессмена, «Вот, стало быть, ты какой, – подумал он. – Неудивительно, что Энджи в таком отчаянии».

– Альфред, – обратился Баррет к молодому человеку, – я имел смелость пригласить Эрнеста и его очаровательную жену Энджелу на наш прием. Как ты уже, видимо, догадался, я сообщил ему, с какой целью мы устраиваем вечер.

– Энджи обожает подобные вечера, – сказал конгрессмен. – Я помню, как мы объявляли о нашей помолвке. Энджи была в восторге, и все было замечательно. Да-да, Альфред, женщины очень любят такие развлечения. Я прав, Карен?

Девушка подняла глаза на Эрнеста Лейтона. Перед ней стоял высокий, хорошо сложенный мужчина. Правда, стареющий мужчина… Его седеющие, тщательно причесанные волосы прикрывали наметившуюся плешь, а на испещренном оспинами лице явственно проступали следы пудры. Весь Вашингтон знал о многочисленных изменах Энджи Лейтон, и эту женщину можно было понять. Однако Карен заставила себя улыбнуться и проговорила:

– Разумеется, вы правы, мистер Лейтон.

– А это мистер Пакстон, – представил Вэнса Баррет. – Он из Техаса.

– Очень рад! – Лейтон пожал Вэнсу руку. – Вы смелый человек, мистер Пакстон. Жена говорила мне о вас. Вы были столь любезны, что рассказали в школе, где учатся наши дети, о жизни в Техасе. Энджи сказала, что ваш рассказ очень всем понравился. Вы непременно должны рассказать несколько ваших историй на вечере, посвященном Карен и Альфреду.

Девушка в ужасе посмотрела на отца. Альфред откашлялся; он явно нервничал. Вэнс же, как ни странно, смутился.

– Я… Даже не знаю, что…

– Я еще не успел пригласить вас, Пакстон, – перебил Баррет техасца. – Мы, правда, не были знакомы до сегодняшнего дня, но я надеюсь, что вы окажете нам честь и примете приглашение. Это самое м-м-м… меньшее, что мы можем для вас сделать. Уверен, Карен будет огорчена, если вы откажетесь прийти, ведь она наверняка еще раз захочет выразить нам свою признательность и благодарность.

Пакстон провел ладонью по волосам и взглянул на Карен.

– Если мисс Хэмптон захочет меня увидеть… Взгляды их встретились… Карен медлила. Наконец проговорила:

– Я обижусь, если вы не придете, мистер Пакстон. Буду с нетерпением ждать вас. – Карен повернулась к Альфреду, и тот поспешил предложить ей руку. – Альфред проводит меня домой, папа. Всего доброго, мистер Лейтон. До свидания, мистер Пакстон. Я очень вам благодарна.

– Не стоит благодарности, мэм, – улыбнулся Вэнс. Карен с Альфредом тотчас же направились к выходу. Они уже спускались по ступеням Капитолия, когда Эрнест Лейтон, вдруг вспомнивший о важной встрече, сообщил, что не сможет приехать к Хэмптонам на вечер, и попросил Вэнса составить компанию Энджи.