Глава 17
Хотя мысли о главном предмете его забот не оставляли Йена ни на минуту, ему нужно было срочно заняться исправлением последствий того, что за последние три дня он натворил с остальной частью своей жизни.
Заглянув в кабинет, он бросил взгляд на стопки бумаг на своем столе, затем продолжил путь по дому.
Не успел Йен подойти к открытой двери Солнечной комнаты и поднять руку, чтобы постучать, как Чингиз-Джек спрыгнул с кровати и вцепился в штанину его брюк. Тем не менее, Йен терпеливо ждал, пока Шарлотта повернется лицом к нему.
– Можно войти? – вежливо спросил он.
– Это ваш дом. – Шарлотта бросила на него недобрый взгляд и снова отвернулась.
Именно такого приема он и ожидал. Ну ничего, начало неизбежного неприятного разговора всегда дается с трудом…
– Как я слышал, – сказал Йен, – вы говорили с моим юристом насчет того, чтобы поселиться отдельно.
– Да, и думаю, это будет лучший выход.
Йен поежился.
– Ну а если бы мы с леди Фионой все же решили пожениться, вы бы изменили свое намерение?
– Возможно, но так как вы, судя по всему, решили вести распутный образ жизни…
– Э нет, распутничал Гарри, – поправил Йен, – а я просто был пьян.
Шарлотта пожала плечами и ничего не сказала.
– Так вот, я намерен извиниться перед леди Фионой и просить ее переменить решение.
Шарлотта резко крутанула кресло.
– Когда?
– Как только я достаточно протрезвею для того, чтобы мое дыхание не свалило ее с ног.
– Тогда придется ждать до следующей недели. – Шарлотта вздохнула.
– Что, дело так скверно?
Девочка посмотрела на него с состраданием, потом сказала:
– В огороде есть место, где растет перечная мята. Ее нужно пожевать, прежде чем идти куда-нибудь.
Йен кивнул.
– Как ваши занятия с леди Райленд? – Взглянув вниз на рычащего пса, Йен невольно сравнил его с исчадием ада. – Держу пари, что этот пес принадлежал портному, – проворчал он. – И портной научил его рвать брюки, чтобы не остаться без работы.
Шарлотта щелкнула пальцами:
– К ноге, Джек!
Пес сразу же выпустил то, что осталось от брюк, и потрусил к ее креслу. Сев сбоку от кресла, он оттуда скалился на Йена.
– Занятия проходят вполне успешно. Значительно успешнее, чем день, проведенный вами с леди Фионой.
Ого, а она, по-видимому, хорошо осведомлена…
– Вы говорили с ней после?
– Нет. Фиона все это время находилась в доме другой своей сестры. Леди Райленд сказала, что вид ее был ужасен.
«Ужасен?»
– В каком смысле ужасен?
– Она плакала, ходила мрачная, швырялась вещами, не ела, ни с кем не разговаривала, не выходила из своей комнаты. Леди Райленд дала Фионе три дня на то, чтобы она сама попыталась прийти в чувство, после чего намерена взять все в свои руки.
– Но три дня уже прошли. Вы имеете хоть какое-то представление о том, что леди Райленд намерена делать?
– Она сказала, что этим утром собирается заставить Фиону возвратиться домой и заняться делами. Не думаю, что люди часто говорят леди Райленд «нет». Я сегодня осталась дома, потому что хотела помочь в случае, если все пойдет плохо.
– Как вы считаете, если я приду туда, они меня впустят или пристрелят прямо на пороге?
– Не знаю, Йен. Когда леди Райленд узнала, что вы пытались утопить свою печаль в вине, она пробормотала что-то насчёт типичных мужчин. А когда лорд Райленд сказал, что хочет пропустить рюмочку-другую в знак сочувствия, леди Райленд бросила на него этот свой знаменитый взгляд.
– Они таки позволят мне войти, – предположил Йен с облегчением. – Они разрешат мне попытаться.
– Хотелось бы верить. Только, пожалуйста, не испортите все на этот раз. Я обожаю Фиону и не позволю ее обижать.
– Я тоже ее люблю.
– Тогда вы должны показать ей это.
– Правильно, вот только как?
Он ведь уже пытался – с помощью безделушек, которые сейчас загромождали его гостиную. Наверное, будучи пьяным, он не смог отыскать то, что Фиона действительно хотела бы получить от него. Что, если ему не удастся и в трезвом состоянии…
– У вас есть какие-нибудь идеи? Может быть, Фиона упоминала что-нибудь, чего бы ей очень хотелось?
– К сожалению, я ничего не могу придумать. Я только слышала, как Фиона говорила, что хотела бы больше времени проводить с вами и…
– Спасибо, Шарлотта. – Йен пошел к двери. – Если вы придумаете что-нибудь, я еще буду здесь какое-то время: мне все же нужно заниматься делами и просмотреть документы, которые накопились за эти дни.
– Не забудьте про листья перечной мяты.
– Конечно, я нарву их прямо сейчас. – Свернув в сторону кухни, Йен направился к двери, ведущей в маленький огород, на котором выращивались полезные травы.
Время у него еще есть. Для чего? Вот это действительно вопрос. Он любит Фиону всем сердцем, но, черт возьми, ему надо лечить людей и строить больницу. Не может же он все время проводить дома, мечтательно глядя в глаза жены! Да и ей это надоест максимум через неделю.
Неожиданно Йен остановился, пораженный простотой внезапно пришедшей ему в голову мысли. Пробормотав «Ну и болван!», он круто повернулся и направился в свой кабинет.
Натягивая перчатки, Симона помедлила у дверей зимнего сада.
– Не можешь же ты прятаться вечно!
– Отчего же? И могу. – Фиона не торопясь вернулась к прерванному занятию и продолжила наполнять птичьи кормушки.
– Рано или поздно Йен протрезвеет и заявится сюда.
– Не думаю, – возразила Фиона. – Я написала ему, когда отсылала назад его подарки, и попросила не тратить зря время.
– В самом деле? Должно быть, он не получил твоего письма.
Фиона, нахмурившись, обернулась и увидела, что Симона уступает кому-то дорогу.
– Здравствуйте, ваша светлость! Прекрасная ночь для примирения, не так ли?
Фиона не слышала, что ответил Йен, потому что в этот момент в мире существовал один-единственный звук – оглушительное биение ее сердца. Потом она увидела, как пошевелились его губы и он слегка поклонился Симоне, после чего перевел взгляд на нее.
Фиона замерла. Несмотря на все, что диктовал ей разум, она по-прежнему любила его всей душой и сердцем, навеки.
Пока Йен шел к ней, Фиона не отрываясь смотрела вниз, на каменные плиты. Потом она прерывисто втянула в себя воздух и, закрыв глаза, сделала еще один вдох. Она должна быть сильной, выстоять перед искушением поддаться слепой надежде и поступить так, как будет лучше для них обоих. Одной ее любви недостаточно, чтобы построить счастливую жизнь для двоих.
– Фиона, я…
Утвердившись в своем решении, Фиона постаралась сделать так, чтобы ее улыбка выглядела невозмутимой и уверенной. Подняв голову, она неподвижно уставилась на вторую пуговицу его рубашки.
– Я здесь, – смущенно продолжал Йен, – чтобы извиниться за свое поведение и за все, что наговорил в тот день. В особенности я был не прав, когда неодобрительно высказался о ваших способностях.
– Спасибо. Мне следовало сразу понять, что вы беспокоились за меня.
Йен деликатно кашлянул.
– Надеюсь, вы уже простили меня за все эти нелепые подарки. Если бы мои мозги хоть чуть-чуть работали, я бы понял, что копаю себе еще более глубокую яму…
Фиона кивнула: пока все говорило в его пользу.
– У меня сложилось впечатление, что вы много пили.
– Да, пил – много и непрерывно. – Йен вздохнул. – По правде сказать, я даже не помню, что происходило со мной в последние три дня. Говорят, я почти все время находился в бессознательном состоянии.
Фиона понимала, что ей нужно сохранять дистанцию и держаться официально, но это было нелегко.
– Скажите, как может человек, находящийся в бессознательном состоянии, заказывать цветы?
– Ну…
Йен не знал, что ему делать. Не мог же он признаться, что в течение часа или около того, пока его мозг еще не совсем отказал, он позволил своему менее пьяному кузену провести его чуть не по всем магазинам Лондона.
В конце концов Йену все же пришлось открыть Фионе правду. Ее комментарий последовал незамедлительно:
– Итак, все присланное вами отражает представление Гарри о том, как следует польстить женщине, верно?
Фионе оставалось только удивляться, почему ей не пришло это на ум сразу же, как только Кэрри распахнула перед ней двери гостиной.
– Мне кажется, там все же была одна вещь, которую я выбрал сам…
– Небольшая коробочка с единственной запиской, которую вы пытались написать самостоятельно?
Йен опустил голову.
– Похоже, и с этим я не справился…
– Увы, нет.
Какое-то время Йен пристально смотрел на Фиону, затем засунул руку во внутренний карман пиджака.
– Сегодня моя голова снова хорошо держится на плечах, – бодро сказал он, протягивая Фионе длинный плоский футляр из черной кожи. – Откройте его, прошу…
Вздохнув, Фиона лишь покачала головой.
– Вы прочитали мою записку? – тихо спросила она.
– Какую записку?
– Ту, что я написала сегодня, возвращая вам ваши дары.
Йен пожал плечами:
– Я не знал, что вы мне писали, и не посмотрел, есть ли письмо.
– Тогда позвольте мне кратко пересказать ее содержание. – Фиона очень надеялась, что не разревется, как тогда, когда писала ему эту записку. – Мне не нужны от вас драгоценности и сладости, цветы и духи. Мне не нужны вещи. Я разрываю нашу помолвку совсем не потому, что кольцо было недостаточно красивым, и не потому…
Неожиданно Йен приложил палец к ее тубам.
– Откройте его, Фиона, – прошептал он. – Пожалуйста.
Разумеется, Фионе не хотелось устраивать некрасивую сцену, поэтому она приказала внутреннему голосу умолкнуть и открыла крышку…
Когда она заглянула в футляр, изумлению ее не было предела.
– У каждой студентки-медика должен быть свой собственный стетоскоп, не так ли? – Йен довольно ухмыльнулся.
– Все равно никто не пустит меня в медицинское училище. – Фиона попыталась успокоить неровно бьющееся сердце и, закрыв футляр, не глядя положила его на стол. – Всем известно, что женский ум не годится для этой профессии.
– К счастью, теперь уже не важно, кто что скажет: скоро у меня будет своя больница и я смогу пускать в нее любого студента, из которого может получиться прекрасный доктор.
Некоторое время Фиона молча смотрела на Йена в немом изумлений, и тогда он, взяв в руки стетоскоп, сам вставил ей в уши наконечники.
– Йен?
– Еще секунду! – Он поставил головку стетоскопа так, чтобы она оказалась посредине его груди.
Фиона, прикрыв глаза, слушала ровный стук самого замечательного, самого нежного сердца на свете.
– Слышите, что оно шепчет, Фиона?
– Нет.
– Да. В каждом биении. Я люблю вас. Люблю… Люблю! Выходите за меня замуж!
Фиона посмотрела на Йена счастливым взглядом и улыбнулась: ее радость была так безгранична, что она не находила слов. И все же Йен знал, что она прочла все в его улыбке, в его глазах.
– Скажите «да». – Йен нежно притянул Фиону к себе.
– Да, любовь моя! – Фиона подняла голову и подставила ему губы для поцелуя. – Всегда и навеки!