Глава 16

Садясь в карету Райлендов, Фиона размышляла над тем, что приступ утренней тошноты у Симоны случился как раз вовремя. Только что она прекрасно себя чувствовала и рассуждала о том, как еще можно поквитаться с коварным герцогом, но уже в следующий момент ей стало нехорошо, и она выбежала из комнаты.

Это произошло как раз в тот момент, когда слуга принес записку от Кэролайн.

«Возвращайся домой немедленно», – гласила записка.

Вот оно! Теперь больше не надо прятаться, не надо плакать и жалеть себя: Йен приползет к ее ногам и станет умолять о прощении. Он пообещает, что станет лучше, и будет просить вернуться к нему на любых условиях.

Фиона теребила отделку на своем платье, вспоминая, как когда-то, кажется, очень давно, она намеревалась испробовать на Йене свое женское очарование, а затем оставить его горевать о том, что он потерял. Наверное, так ей и надо, что в конце концов она сама осталась одна, сожалея о том, чего уже не может быть.

С рассеянной улыбкой Фиона привела в порядок платье и задумалась. Существует ли такая вещь, как мужское обаяние? Должно быть, существует. Что же еще заставляет женщин с готовностью прощать мужчин так часто и за столь многое? Не говоря уже о том, что женщины с радостью принимают на себя обязанность обеспечивать бесперебойное функционирование мира мужчин. Фиона приручила воспитанницу Йена, она изменила его дом, полола его клумбы и…

Фиона вздохнула. И она же каталась с ним в его постели с большим удовольствием и с большими надеждами на будущее. Конечно, Йен увидит, что она способна на большее, чем образцовое ведение домашнего хозяйства, и тогда…

Карета замедлила ход, потом остановилась, и Фиона, открыв дверцу, вышла. Перед ней был тот же дом, который она покинула три дня назад. Какой прекрасной представлялась ей жизнь в то утро! Теперь же она не сомневалась, что дальше все пойдет еще лучше.

Тряхнув головой, она подошла к входу и вошла внутрь. По крайней мере, она сумела понять свой провал до того, как был устроен бал по случаю помолвки, до того, как она подписала бумаги. Для Кэрри и Дрейтона это большое облегчение.

– Вот и я, – произнесла она, входя в гостиную. – Как и планировалось.

– Слава Богу, – сказал Дрейтон, не отрываясь от газеты. – Гостиная скоро взорвется.

Фиона подошла к буфету и взяла тарелку.

– А что случилось с гостиной?

Кэрри поднялась из-за стола, взяла у нее тарелку и поставила ее на прежнее место.

– Иди за мной, – решительно сказала она, направляясь к выходу из столовой.

Фиона пошла следом, отметив, что на сестре не обычное для утра домашнее платье, а платье для выхода: Кэрри явно намеревалась куда-то ехать с визитами.

Боясь, что сестра попросит сопровождать ее, Фиона нахмурилась: ей хотелось поскорее добраться до кровати, где, прижав к себе Бипса, рассказать ему свою печальную историю. Бипс, конечно же, будет разочарован, узнав, что им не придется переехать жить к доктору Кэботту, но его сердце принадлежит ей, и он любит ее, несмотря ни на что. Кстати, Йен мог бы многому научиться у Бипса.

Помедлив у дверей в гостиную, Кэролайн одновременно распахнула обе створки и, шагнув в сторону, сделала приглашающий жест рукой:

– Это все от твоего жениха.

Фиона изумленно разглядывала комнату, пока ей не пришло в голову, что все это похоже на Рождество или на явное безумие по части траты денег.

Перед ней расположились вазы без цветов и вазы с цветами, шкатулки всех форм и размеров, неизменно завернутые в зеленую бумагу и перевязанные пышными бантами, а также маленькие зеленые бархатные коробочки без бантиков. На полу не оставалось пустого места: он весь был уставлен всякой всячиной, и громоздившиеся друг на друга коробки грозили вот-вот обвалиться.

Неужели все это от Йена? И на что он рассчитывает? Что она будет ослеплена и обрадована этой мишурой и забудет, как он обошелся с ней, что согласится сама стать вещью в обмен на его подарки?

– Отошлите это все обратно, – сказала она устало и отвернулась.

Кэрри схватила ее за руку.

– Фиона, я отказываюсь это делать, – сказала она твердо. – Ты разорвала отношения, значит, это твоя обязанность – убрать мусор.

– Но я не просила Дансфорда присылать мне эти нелепые подарки.

– Поздно говорить об этом: он уже их прислал. Теперь ты не только будешь бережно обращаться со всем этим, но лично попросишь герцога, чтобы поток извинений прекратился.

Извинения? Кто говорит об извинениях? Это не извинения, это взятка.

– Я не хочу его видеть.

Кэрри выразительно пожала плечами:

– Тогда напиши ему письмо и прими меры, чтобы все до единого подарки были возвращены сегодня до ленча. Я еду к леди Барнз, чтобы полюбоваться на ее новорожденного. Надеюсь, что к моему возвращению эта комната приобретет прежний вид.

Кэрри, несомненно, ждала полного и смиренного подчинения, однако Фиона не собиралась сдаваться: сложив руки на груди, она тихо спросила:

– Почему ты сердишься на меня?

– Я не сержусь, я разочарована.

– Разочарована? Чем?

Кэролайн какое-то время не отрывала глаз от пола, затем вдруг улыбнулась:

– Не бывает, чтобы отношения всегда складывались ровно. Есть взлеты, падения и все такое…

– Но бывают начала и бывают концы, – возразила Фиона.

– Правильно. Именно поэтому мерой нашей зрелости, силы личности является то, как мы справляемся с неизбежными неблагоприятными обстоятельствами. Последние три дня ты пряталась у Симоны, а Йена оставила наедине с его переживаниями. Теперь ты ожидаешь, что кто-нибудь из твоих близких избавит тебя от неприятностей, потому что тебе не хочется этим заниматься. По-моему, тебе пора повзрослеть, дорогая.

Йен переживает? Вот уж вряд ли. К тому же Фиона не ожидала, что ей придется иметь дело с обломками кораблекрушения, потому что никакого кораблекрушения не предполагалось. Единственное, о чем она попросила, – это чтобы Кэрри вернула Йену кольцо, если он вдруг явится, и чтобы ее животные были накормлены и напоены.

– Я сделала все, что смогла, – продолжила Кэрри. – Надеюсь, к обеду ты исполнишь мое пожелание. Тогда я смогу заранее предупредить приглашенных на завтрашний бал гостей и сообщу им, что помолвки не будет.

– Так ты еще не сделала этого? – Фиона была шокирована.

– Я ждала. Вдруг бы ты переменила свое решение… Хуже разрыва помолвки в последний момент бывает только объявление в еще более поздний момент о том, что она все же состоится.

Фиона указала на гору подарков:

– Ты думаешь, это все меняет?

– Я полагала, ты образумишься и поймешь, что любишь Йена.

– Ха!

Кэрри отвернулась.

– Ну, как знаешь. Я ухожу, а ты поразмышляй как следует, прежде чем принять окончательное решение.

– Люблю Йена, как бы не так!

Фиона вошла в заставленную подарками гостиную и стала смотреть, нет ли где записки. Первую она обнаружила в стоящей на серванте вазе с красными розами.

– Сейчас посмотрим, написал ли он хоть раз слово «любовь».

Она развернула записку и обнаружила красиво и явно женским почерком написанный текст, извещающий под отчетливые звуки ликующих фанфар в отдалении – о том, что цветы прислал его светлость доктор Йен Кэботт, герцог Дансфорд.

– Продавщицу это наверняка очень впечатлило! – Фиона скомкала и отшвырнула в сторону бумажку. Хорошенько поискав, она нашла еще одну записку, лежавшую рядом с небольшой коробкой, украшенной непропорционально большим белым бантом.

«Я был бы рад видеть вас в этом… Й.».

Фиона удивленно выгнула бровь и прочитала записку снова. Его перо дрожало, он пропускал слова. А подпись «Й.»? Неужели у Йена не хватило сил написать свое имя полностью? Фиона крепко сжала записку. Наверное, герцог был вдребезги пьян, когда взялся за перо.

Она бросила записку на пол и принялась рассматривать коробку, прикидывая, что в ней могло быть. Если учесть небольшие размеры, в коробке скорее всего перчатки и шарф. А может, шаль? Впрочем, и так у нее много такого добра.

Вздохнув, Фиона подумала о непостижимой мужской глупости и, повернувшись, продолжила поиски.

Часы начали бить половину первого, когда Фиона опустилась на диван и бросила на стол кучу записок. Семь были из цветочных магазинов, четыре – от парфюмеров, а ювелиры прилагали к своим изделиям изящные, с большим вкусом выполненные карточки. От Йена была только одна записка, которую он предположительно писал, будучи вдребезги пьяным, – едва ли это и есть свидетельство нежных чувств, которое она надеялась найти.

Правда заключается в том, призналась себе Фиона, сдерживая слезы, что ей хотелось найти хотя бы одно-два слова, дающих надежду. Теперь надежда исчезла. Подумать только, всего несколько недель назад она хотела, чтобы Йен взял обратно свое предложение и оставил ее наслаждаться прежней хорошо налаженной жизнью. Как странно, что теперь такая жизнь не представляется ей желанной и кажется незаполненной, замершей в ожидании. Это как если бы она терпеливо совершала привычные действия, втайне ожидая, когда произойдет что-то чрезвычайно важное: например, когда Йен поймет, что брак – это союз равных, или когда она решит, что он действительно дорог ей. В этом случае она готова была рискнуть собой, извинить его недостатки и выйти за него замуж в надежде, что со временем Йен изменится.

А в самом деле, почему бы и нет! Йен – человек незаурядный, умный, красивый. Он добр, щедр, отзывчив к несчастьям других. У него передовые взгляды – по крайней мере, на медицину и здоровье общества. И хотя ей не с кем было сравнить его как любовника, она просто не могла вообразить, что может существовать кто-то более привлекательный, кто-то, с кем ей было также легко, с кем она чувствовала бы себя такой же счастливой и кто мог бы так же полно удовлетворить ее.

Если бы он понимал, что она…

– Леди Фиона!

Подняв глаза, она увидела в дверях лакея.

– Да? – Фиона устало поднялась и стала собирать записки. – Кстати, у вас найдутся спички?

Слуга удивленно поднял бровь, а затем произнес с особенной интонацией:

– Ее светлость герцогиня Дансфорд.

Йен прислал свою мать просить за него? Господи, это еще зачем? Кажется, он впал в полное отчаяние.

Впрочем, это может быть последняя попытка, после которой он мог сказать себе, что сделал все возможное.

В комнату вошла немолодая женщина. Если бы Фионе предложили оценить ее возраст, она дала бы ей лет шестьдесят или около того. Хотя ее плечи чуть сутулились, она выглядела почти величественной.

Женщина остановилась в центре комнаты, выжидая.

– Здравствуйте, ваша светлость, – просто сказала Фиона.

Герцогиня фыркнула:

– Представляясь мне, положено делать реверанс.

Дочь герцога, невестка герцога, жена герцога, мать герцога – все это было словно написано на ней. А еще привычка командовать…

Фиона прислонилась к серванту и сложила руки на груди.

– Что привело вас сюда, ваша светлость? Полагаю, на то есть особая причина…

Герцогиня осмотрелась, останавливая взгляд на вещицах, заполнявших комнату.

– По-видимому, у вас очень много пылких поклонников.

– Это все от вашего сына.

– Ну разумеется, он всегда был чрезмерно щедр. – Герцогиня натянуто улыбнулась. – У меня сегодня много дел, поэтому я не буду ходить вокруг да около. У Йена одна цель в жизни – как можно сильнее досадить мне, разочаровать меня. Я ожидала, что, выбирая себе герцогиню, он поступит так же и по тем же причинам. Однако должна сказать, что, выбрав вас, он опустился еще ниже.

Ну, если Йен и послал свою мать просить за него, она явно выбросила предложенный сценарий по дороге.

– Насколько я понимаю, вы хотите сказать, ваша светлость, что не одобряете меня?

Губы герцогини стали тонкими и бескровными, когда она открывала сумочку.

– Две тысячи фунтов! – Гостья достала пачку денег в банковской упаковке и бросила их на сиденье ближайшего кресла.

– За что? – осторожно спросила Фиона.

– За то, чтобы вы разорвали слишком далеко зашедшие отношения с моим сыном.

Она не знает. Йен не посылал ее. Фиона покачала головой:

– Деньги меня не интересуют.

Герцогиня вынула из сумочки еще одну пачку денег и бросила ее поверх первой:

– Три тысячи.

– Я не продаюсь, ваша светлость.

– Вздор! Сколько вы хотите?

Неудивительно, что у Йена сложилось ограниченное представление об отношениях между мужчиной и женщиной: в его окружении всякая вещь имела свою цену, и ни одна не ценилась выше того, что было за нее заплачено.

– Просто из любопытства… Скольких претенденток на роль герцогини вы купили за все это время?

– Я потеряла им счет.

Герцогиня ответила слишком быстро, не раздумывая, из чего нетрудно было заключить, что она лгала.

– И сколько из них отказались от вашего предложения?

– Никто не посмел, поверьте.

– Это неправильный ответ, ваша светлость, – твердо уточнила Фиона. – Одна все же посмела.

Судя по тому, как напряглась ее собеседница, Фиона поняла, что попала в точку.

– Или вы берете деньги, или вам придется иметь дело с последствиями вашего отказа. – Тон герцогини был все таким же надменным, но речь ее стала совсем другой: она говорила быстрее, не отделяя слово от слова, как прежде.

– И каковы будут эти последствия? – Фиона искренне желала узнать, что представлялось самым худшим в мире Йена.

– Я позабочусь, чтобы ваше имя исчезло из всех списков с приглашениями на светские рауты.

– Бесплатно? – вырвалось у Фионы прежде, чем она могла подумать.

– Простите?

– Я ненавижу балы и приемы, – объяснила Фиона. – И готова заплатить вам, если вы устроите так, чтобы мне не пришлось больше посещать их.

– Ни одна дорогая портниха не возьмется шить вам.

«Она расценивает это как ужасную угрозу?»

– Фасоны платьев для меня изобретает моя сестра: она всегда это делала и будет делать впредь.

– Вам никогда не позволят впредь носить фамильные драгоценности Дансфордов.

Фиона в притворном ужасе приложила руки к щекам.

– Я буду рыдать над этим всю ночь! – Она чувствовала, что ей не удается скрыть веселое изумление в голосе.

– Сарказм вам совершенно не к лицу.

– Не больше, чем вам, подкуп и запугивание, – безмятежно парировала Фиона.

– Вы дерзите.

«Лучше быть дерзкой, чем беспомощной», – невольно подумала Фиона. Прозрение пришло совершенно неожиданно: теперь ей все было ясно.

Фиона внимательно смотрела на герцогиню. Интересно, чего добьется каждая из них, если будет честной? В конце концов, она решила, что молчание – вовсе не лучший выход. Она все равно не станет частью этой семьи, зато мать Йена увидит привычный для нее мир в другом свете и, возможно, поймет, что могла бы прожить куда более счастливую жизнь.

– Я знаю, вы спешите по делам, ваша светлость, так что я тоже буду краткой, – начала она. – Я отказала вашему сыну три дня назад, а все это появилось здесь уже после. Йен пытается извиниться и добиться, чтобы я переменила решение.

– Что и последует, когда стоимость подарков станет достаточно большой.

– Нет, ваша светлость, свое решение я менять не намерена, – мягко сказала Фиона. – Все это будет возвращено дарителю уже к полудню.

– Во всем королевстве нет другого мужчины, который дал бы вам больше.

– Иногда вещи ничего не значат, ваша светлость. Деньги и положение в обществе, хорошенькие безделушки ничто без уважения. Я не хочу провести остаток своих дней в качестве необходимого, но не очень ценимого украшения в доме богатого мужчины. Мне такая жизнь представляется очень печальной, пустой и одинокой.

– Как и жизнь старой девы, – надменно возразила герцогиня.

Фиона пожала плечами:

– Старой деве не приходится по крайней мере проводить время рядом с кем-то, кто растоптал ее надежды и мечты, кому неинтересны ее мысли и мнения. Она может позволить себе быть кем-то больше, чем просто женой, больше, чем существом, заменяемым так же легко и быстро, как вакантное место в штате прислуги.

Герцогиня медленно выгнула белесую бровь.

– Молодые женщины в настоящее время слишком многого ждут от брака.

– Вероятно, они понимают, что сами по себе представляют ценность и что быть счастливыми не менее важно, чем быть замужними.

Герцогиня издала какой-то непонятный звук.

– А что будет с миром, если женщины станут предпочитать счастье замужеству?

Фиона улыбнулась:

– Мужчинам или придется намного больше платить домоправительницам, или они задумаются, как сделаться приемлемыми мужьями, после чего решат, хотят ли они приложить усилия, чтобы стать ими, или предпочтут жить в одиночестве.

Уголок рта герцогини чуть искривился.

– Забавная точка зрения.

– Если быть до конца честной, ваша светлость, – продолжила развивать свою мысль Фиона, – меня совершенно не занимает преобразование всего мира. Большинство людей вполне довольны тем, что принимают вещи такими, какие они есть. Просто для себя я хочу больше, чем роль послушной супруги, тогда как ваш сын воспитан традиционно. Его жизнь будет протекать гораздо спокойнее, если он женится на женщине, придерживающейся такого же образа мыслей, как и у него.

Герцогиня внимательно слушала, кивая, затем ровным голосом произнесла:

– Да, тут, пожалуй, вы правы.

Ах, если бы эта женщина не согласилась, сказала, что ее сын был бы счастлив, женившись на ней! Фиона незаметно вздохнула.

– Есть еще что-нибудь, что нам следовало бы обсудить, ваша светлость? – Подойдя к креслу, Фиона взяла лежащие на нем пачки денег.

– Думаю, это все.

Фиона подала деньги герцогине и наклонила голову в знак окончания разговора.

– Тогда прощайте, ваша светлость. Рада, что мы повидались.

– Прощайте. – Герцогиня повернулась и выплыла из комнаты так же величественно, как и вошла.

Фиона долго смотрела ей вслед, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Эта женщина вовсе не была чудовищем, каким все ее считали. Да, она замкнута, холодна, чопорна, но если учесть тот мир, в котором она жила, сначала молодой женщиной, потом женой и матерью… Лед – это не всегда плохо, но как печально, что для матери Йена весна так и не наступила. Может быть, если бы им довелось какое-то время пройти по жизни вместе…

Фиона сделала глубокий вдох и выпрямилась. Нет смысла желать и надеяться, если надеждам не суждено осуществиться. К тому же предрассудки общества глубоко пронизывают жизнь, и со временем, несмотря на все ее усилия, она оказалась бы в плену у этих предрассудков и не смогла бы им противостоять. Выйдя замуж за Йена, она стала бы такой же одинокой, пустой и злобно-бессильной, как его мать, а Йен, погруженный в свои занятия, даже не заметил бы, что в ее крошечном мирке всегда царит зима. Смахнув слезы, Фиона вышла из гостиной, решив, что настала пора упаковывать присланные Йеном вещи и отсылать их обратно.

Голова Йена раскалывалась на части, и он поморщился. Определенно ему была нужна еще выпивка, но вот откуда ее взять?

– Гм…

Черт, он, кажется, не один. Кто-то явно считал, что он в состоянии открыть глаза и что-то сказать. Как гнусно с его стороны! Но возможно, это Гарри, а у Гарри может найтись бутылка виски.

Йен с трудом приоткрыл глаза, если бы не мешали ресницы… Нет, даже сквозь ресницы это был потолок его спальни, а когда шум в голове приутих, он почувствовал запах штукатурки. Значит, точно его спальня.

– Гм…

Ну что за назойливость! Впрочем, может быть, ему удастся собраться с силами, повернуть голову и взглянуть, нет ли где виски. Бог знает почему, Гарри никогда не покупает виски.

Йен просунул язык между зубами и верхней губой. Это было трудно: казалось, кто-то связал маленькие свитеры для каждого из его зубов.

– Йен!

На этот раз его глаза окончательно открылись.

Солнечный свет заливал комнату, терзая те продолжающие работать клетки мозга, которые еще оставались в его голове. Прикрыв лицо рукой, он застонал.

И тут он услышал вздох матери – тяжелый, страдальчески-раздраженный вздох.

– Где Гарри? – спросил Йен, отчаянно надеясь, что близится избавление.

– Я приказала ему убираться. Представления не имею, куда он отправился.

Этого только не хватало!

– Тогда почему вы здесь?

– Чтобы убедиться, что ты жив и тебе очень плохо.

– Так и есть. Теперь вы можете уехать.

– Нет. Я не уеду, пока не выскажу свое мнение относительно положения дел.

Боже! Однажды, появившись у ворот ада, он непременно обнаружит, что и там командует его мать.

– Начинайте. Делайте свое дело.

– Йен, прежде чем я начну, мне нужно, чтобы ты хотя бы немного протрезвел. – Герцогиня встала, и ее юбки захрустели, как будто это было нашествие саранчи. – Камердинер готовит для тебя ванну и воду для бритья. Скоро подадут хлеб с сыром и черный кофе. Когда ты примешь подобающий вид и сможешь дойти до гостиной, не рискуя сломать себе шею, я буду ждать тебя там.

Саранча захрустела по направлению к двери, потом этот хруст постепенно стих. Может быть, если он не встанет, она устанет ждать и уедет? Скорее всего нет. Возможно, она снова придет в комнату и побьет его чем-нибудь. Йен икнул.

– Коннорз! – слабым голосом позвал он.

– Я здесь, ваша светлость.

Слава Богу! Если бы ему пришлось говорить громче, у него лопнули бы мозги.

– Перережьте мне горло.

– Ванна готова, ваша светлость. Вам помочь дойти?

– Нет.

Хотя, наверное, помощь бы ему не помешала.

Йен сполз с кровати, его ноги подгибались, а чтобы обрести равновесие, он схватился за столбик кровати у изголовья. Теперь надо дождаться, когда все вокруг перестанет бешено вращаться. Может быть, попросить Коннорза довести его до ванной и помочь раздеться? Нет, лучше он дойдет сам, сам заберется в ванну или умрет, пытаясь сделать это. Последнее очень вероятно, решил Йен, отпуская столбик, и сделал первый неверный шаг…

Должно быть, так подействовала горячая вода. Или время. Или еда. Вероятнее всего вернуться в реальный мир ему помог крепкий черный кофе, и теперь уже он был способен видеть очертания этого странного мира. Мир оказался не слишком привлекательным, но Йен полагал, что там, где он только что побывал, еще хуже.

– Коннорз!

– Да, ваша светлость?

– Как долго я пребываю в таком состоянии?

– Три дня.

Три? Господи! Он ничего не помнит, кроме того, что сперва появился Гарри и предложил пойти по клубам. Желудок Йена сжался.

– Я не приводил сюда каких-нибудь женщин?

– Вы – нет, ваша светлость.

Он – нет. В каком-то смысле хорошая новость, но не совсем то, что хотелось бы услышать.

– Кто-то другой приводил женщин?

– Лорд Беттлз… Он развлекался, пока вы были плохи.

Опять этот Гарри! Что, впрочем, неудивительно.

– И насколько я был плох?

– Очень плохи, ваша светлость. Миссис Питтман даже посылала прошлой ночью за доктором Мерсером, боялась, что вы можете умереть.

Йен кивнул. Даже отдать концы здесь невозможно без того, чтобы весь мир не пришел в движение.

– Доктор Мерсер велел убрать оставшееся виски, чтобы вы не могли добраться до него, – доложил Коннорз.

– Чтобы вернуть меня на стезю добродетели, так?

– Да, ваша светлость.

Было бы хорошо, если бы кто-нибудь позаботился оттащить его к краю этой стези и оставил там протрезвляться, а не бросил посередине, где его могла переехать любая повозка. Господи, он даже не знает, где ему пришлось побывать. Последний раз ему было так плохо после истории с леди Балтрип: прошло немало времени, прежде чем Йен снова смог сесть на лошадь.

– Ох!

И в самом деле «ох»! Мысль, пришедшая ему в голову, была чрезвычайно неприятной.

– Мисс Шарлотта. Она знает о…

– О дебоше?

Йен постарался, чтобы его стон был не очень громким.

– Все было настолько плохо?

– Только на этом этаже, ваша светлость. Роуан поставил по человеку на каждую из лестниц, чтобы удержать лорда Беттлза и его компанию от попыток просветить мисс Шарлотту.

– Это большое облегчение.

– Однако мисс Шарлотта знает о том, что леди Фиона отклонила ваше предложение: она обсуждала с вашим солиситором возможность поселиться где-нибудь еще.

Фиона!

Грудь Йена сжало, словно тисками. Черт! Он собирался сам рассказать Шарлотте, объяснить… Теперь ему предстоит заново налаживать с ней отношения.

– Что мне нужно знать, прежде чем я предстану перед этим драконом в гостиной?

– Леди Фиона возвратила все ваши подарки.

– Какие подарки?

– Я не рассматривал их, ваша светлость.

– Опиши хотя бы в общем.

– Цветы, конфеты, ювелирные изделия, духи – все как обычно, ваша светлость.

Цветы? Йен смутно помнил, как прижимал розы к груди и говорил о маленьких нежных феях со стальным характером и их кроватках в глухих лесах. В памяти всплывали также обрывки коротких сцен, которые его воспаленный мозг пытался связать одну с другой.

– А как насчет нарядов?

– Я не видел там больших коробок, ваша светлость.

Это ничего не значило. Насколько Йен помнил, маленькое белое облако пеньюара вполне могло уместиться в чайной жестянке среднего размера. Она бы потрясающе выглядела в нем, пусть недолго, пока он не сорвал бы его и…

– Вы не могли бы сказать, открывала ли она коробки?

Коннорз поставил стаканчик с мыльной пеной сбоку от ванны и аккуратно положил бритву.

– Похоже, коробки вернулись нетронугыми, ваша светлость.

Пытаясь понять, хорошо это или плохо, Йен потянулся к стакану и кисточке. Намыливая подбородок, заросший трехдневной щетиной, он вдруг задумался.

Если Фиона открывала коробки, видела, что в них находится, и вернула их, то, возможно, ничего из присланного не пришлось ей по вкусу и ему просто надо найти что-то, что ей понравится? С другой стороны, если она даже не полюбопытствовала узнать, что он послал ей…

Йен отложил кисточку, размышляя, смогла бы она застрелить его, если бы он попытался встретиться с ней и лично принести извинения…

Выйдя из ванной, Йен огляделся. Кто-то превратил его гостиную в магазин подарков, накупленных отчаявшимся влюбленным: прямо перед собой Йен увидел длинный ряд цветочных композиций на буфете, а на полу перед буфетом – стопки коробок в веселеньких обертках. Боже милосердный, и он послал это все Фионе! Она, должно быть, подумала, что он сошел с ума.

– Ты все еще ужасно выглядишь…

– Спасибо, мама. – Йен опустился в кресло напротив дивана. – Вы, как всегда, умеете поднять мне настроение.

Герцогиня поставила чашку на блюдце.

– Последние три дня ты напивался до бесчувствия…

– Так было нужно.

Она недолго размышляла над его словами.

– Йен, мне бы хотелось получить серьезный и правдивый ответ.

– Это было бы проще всего и безболезненнее всего.

– В сравнении с чем?

Йен вздохнул и закрыл лицо рукой.

– Я перейду сразу к сути, мама, чтобы доставить вам удовольствие. – Он отвел руку и бестрепетно встретил ее взгляд. – Фиона вернула мое кольцо. Мы не женимся. Можете выбрать мне в жены любую женщину, которая в ваших глазах достойна стать следующей герцогиней, и сообщите, когда и куда мне прибыть, чтобы обвенчаться.

– Я уже сделала свой выбор.

– Ну, вы определенно не теряли времени, – раздраженно прокомментировал Йен, следя, как мать отодвигает чашку. – Я ее знаю?

– Я выбрала леди Фиону.

Господи, этого только не хватало!

Йен стиснул зубы. Нет уж, несмотря на искушение, лучше ему в другой раз не пить столько.

– Я была у нее сегодня утром. – Герцогиня положила руки на колени. – И я сделала все возможное, чтобы положить конец вашим отношениям. У нас состоялся короткий, но интересный разговор, в конце которого я пришла к выводу, что у твоей невесты много подкупающих качеств. Не последние из них – здоровое чувство достоинства и изрядная доля здравого смысла.

– Боюсь, мама, – протянул Йен, – ваше одобрение немного опоздало. Удивительно, почему все, чего так ждал, случается именно в самый неподходящий момент.

– Леди Фиона не по годам мудрая женщина. – Герцогиня словно не слышала слов сына. – Хотелось бы мне в молодые годы иметь подругу такую же умную и с таким же чувством собственного достоинства. Меня не оставляет мысль, что тогда моя жизнь могла бы сложиться по-другому и я стала бы совсем другим человеком.

Йен невольно задумался над услышанным. Ну да, кто-то в течение жизни делал ошибки, только не вдовствующая герцогиня Дансфорд. Или его мозг уже совершенно перестал работать, или что-то стряслось с его матерью.

– Вы правда сожалеете о прошлом? – осторожно спросил он.

– Правда, Йен.

– И о чем же?

– Сейчас я бы не вышла замуж за твоего отца, не оговорив очень четко, как, по моим представлениям, он должен со мной обращаться.

Ага, значит, дело не в платьях и туфлях…

– Отец никогда не казался мне жестоким человеком, – медленно произнес Йен. – Впрочем, возможно, в интимной жизни он был чудовищем?

– Нет, он был просто равнодушным и в домашней обстановке, и на людях, а я всего лишь служила удобным оформлением его жизни. Если бы я умерла или оставила его, он быстро нашел бы мне замену, и сделал бы это с такой же легкостью, с какой менял прислугу.

Йен покачал головой.

– Это могла бы сказать Фиона.

– Разумеется. Она это и сказала, – не без сарказма заметила герцогиня. – Это произошло сегодня утром, когда мы обсуждали, что является главным при вступлении в брак.

– Выходит, я не подошел ей? – Возбуждение Йена сразу угасло.

– О твоих недостатках не было сказано ни слова. Мы обсуждали природу брака в целом и то, что можно определить как разумные ожидания женщины. Слушая Фиону, я поняла, что не могу винить ее за желание быть счастливой, как не могу желать ей такой же пустой жизни, которую в замужестве ведут множество женщин моего круга.

– И Фиона думает, что наш с ней брак оказался бы таким же? – ошеломленно спросил он.

– Да. Припомни, что ты сделал, отчего леди Фиона разорвала помолвку?

И тут память услужливо подсунула Йену картину их с Фионой отношений во всей ужасающей ясности.

– Пожалуй, я сказал ей то, чего не должен был говорить.

– Так поступают все мужчины. Женщины знают это и мирятся с тем, что мужчины зачастую не способны одинаково хорошо работать мозгами и говорить в одно и то же время. Вот почему мы обычно слушаем вполуха. Наша готовность быть наполовину глухими позволяет мужчинам жить дольше.

– Я не знал этого.

– Теперь знаешь. – Герцогиня взяла в руки чайную чашку. – А вот что такого ты сказал, чего Фиона не только не смогла проигнорировать, но также и простить?

– Ну, назвал ее легкомысленной и безрассудной, а еще отчитал за то, что она не подчиняется приказам. Сказал, что она слишком самоуверенна, думая, что…

И тут Йен все понял.

– Еще я продемонстрировал непростительное безразличие к ее уму и способностям, – тихо признался он. – Я обращался с ней так, как если бы она была прелестным украшением, и ничем другим.

– А как ты поступил, решив извиниться перед ней за свое оскорбительное поведение?

– Послал ей это… – Йен сделал широкий жест рукой в сторону заставленного буфета.

– Украшения?

– Верно. – Мозг Йена, хотя и с трудом, продолжал постигать всю глубину его глупости. – Черт!

– Вот именно: черт. Точнее, спиртные напитки в сочетании с низменными инстинктами Гарри.

– К сожалению, – Йен бессильно закрыл глаза, – это становится ясно только после протрезвления.

– Не хочешь ли выслушать материнский совет?

Йен пожал плечами. Как будто существует что-то, что может спасти положение!

– Разве мое согласие или несогласие что-то меняет?

Герцогиня усмехнулась, а затем громко рассмеялась. Йен даже вздрогнул от неожиданности. Его мать смеется? От удивления он широко открыл глаза, пытаясь вспомнить, слышал ли он вообще когда-нибудь, чтобы она смеялась.

– Я не могу сразу начать новую жизнь, – настроение герцогини резко изменилось, – но зато могу дать хороший совет. Тебе нужно отправиться в дом Райлендов, самым искренним образом извиниться перед леди Фионой и умолять ее, лучше всего на коленях, чтобы она дала тебе еще один шанс.

– Это будет уже третий. – В голове Йена промелькнуло видение Фионы, стреляющей в него.

– Третий?

– Второй шанс был дан мне после катастрофы с леди Балтрип.

– Ах да, я и забыла…

– Сомневаюсь, что Фиона снова даст мне шанс.

Герцогиня надолго задумалась, потом решительно вскинула голову:

– Леди Фиона – единственная женщина, которая способна искренне простить тебя за повторную глупость и позволить начать все сначала.

Вот как? Тогда Фиона, вероятно, единственная женщина на земле с таким большим, любящим и сострадательным сердцем. Вопрос лишь в том, захочет ли она простить его снова.

– Но, – герцогиня назидательно подняла палец, – все это возможно только при условии, что только ее ты видишь в роли своей герцогини. Если тебе подойдет любая женщина, забудь про мой совет.

– Забыть? Ну уж нет! Никакая другая женщина не способна заменить Фиону.

– Правда, и почему же?

Боже, как Йен ненавидел подобные вопросы! Разве возможно несколькими обычными словами выразить то, что по размерам и сложности сравнимо с целой вселенной…

– Фиона для меня все, – произнес он запинаясь. – Она заставляет меня думать, делает меня гордым и счастливым тысячу раз на день сотнями тысяч разных способов. Я не могу себе представить жизни без нее. – Он замолчал, а потом, после паузы, добавил: – На самом деле я пытался представить себе жизнь без Фионы – она достаточно ужасна, чтобы сразу захотел напиться до смерти.

Герцогиня задумчиво посмотрела куда-то вдаль.

– Так ты любишь ее?

Йен обреченно вздохнул:

– Конечно, люблю, мама, разве я уже не говорил этого?

Герцогиня медленно перевела взгляд на сына:

– Нет, не говорил.

– Ну, иносказательно, другими словами…

– Есть случаи, сынок, когда чем точнее слова, тем убедительнее они звучат.

Поставив чашку на стол, герцогиня протянула руку, и Йен поднялся, хотя и не столь проворно, как мог бы, если бы не провел последние три дня в почти бессознательном состоянии. Качнувшись, он шагнул к матери, чтобы помочь ей встать.

Пройдя к двери, герцогиня обернулась.

– Желаю тебе удачи, – мягко сказала она. – Сообщи, чем все закончится.

Ладно, так и быть, он попытается. По крайней мере, он явится к Фионе и скажет ей, что…

– Йен!

– Да, мама?

– Я понимаю, что тебе хочется сразу же броситься к мисс Тернбридж и уверить ее в своей неумирающей любви и преданности, но я советую тебе немного выждать, по крайней мере до тех пор, пока не выветрятся винные пары. Твое дыхание оскорбляет…

Йен вздохнул. Некоторые вещи, как видно, никогда не изменятся.

– Спасибо, мама.

– Всегда рада оказаться полезной.