Глава 24
На вершине холма он остановился, и у него захватило дух от открывшегося перед ним вида. Даже великолепный и величественный Брэндидж-Холл с его садами и полями не мог сравниться с представшей глазам Аласдера картиной.
Впереди блестело на солнце озеро Лох-Улисс, а за ним был Гилмур. Слева от него простиралась земля Макреев. Слава Богу, урон, нанесенный зеленым долинам пасшимися здесь овцами, был отсюда не так заметен. Справа был ряд высоких деревьев с густой листвой, а за ним – цепь гор, похожих на острые гребни на спине дракона.
– Аласдер.
Аласдер оглянулся. В том, как Изабел произнесла его имя, было столько нежности и страсти, что у него перехватило дыхание. Он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал.
– Я хочу заняться с тобой любовью здесь, Изабел. Именно здесь, – подчеркнул он.
Ветер будет ласкать их тела, птицы будут радостно щебетать над их головами. Казалось, даже яркое солнце одобряет его план.
Он провел пальцем по ее губам. Когда она успела так заворожить его линией своего подбородка? Изгибом своей шеи? Он прикоснулся губами к горлу Изабел и был вознагражден ее тихим вздохом.
Аласдер медленно расстегнул пуговицы ее жакета. Она не пошевелилась, лишь смотрела на него своими зелеными глазами.
– Ты разрешишь мне заниматься с тобой любовью сдесь, Изабел?
Она кивнула, быстрым движением развязала юбку и перешагнула через нее. Сорочка тоже упала на землю, и она осталась только в чулках и подвязках. Потом сбросила туфли и чисто женскими движениями стала скатывать вниз чулки.
Аласдер проделал то же самое со своей одеждой. Его куртка последовала за ее юбкой, рубашка – за ее туфлями, а бриджи – за чулками. Поторопись, подсказывал ему внутренний голос, а под отдаленный звон колоколов он вспомнил, что еще никогда не чувствовал ничего подобного ни к одной женщине. Только к Изабел.
Приподнявшись на цыпочки, она обвилась вокруг него, как сирена из легенды. Ожившая наяда или русалка, наделенная умением говорить. Ее руки гладили его живот, волосы щекотали кожу.
Вытянув руки вдоль тела, Аласдер замер в позе просителя. А может быть, жертвы, вдруг подумал он. Изабел прижалась к нему грудью и, закрыв глаза, замерла с удивительным выражением на лице.
– Поцелуй меня, Изабел, – пробормотал он.
Она открыла глаза, и Аласдер почувствовал, что не может оторваться от ее взгляда. В его голове проносились сотни обрывочных мыслей.
Он хотел вознаградить Изабел за уступчивость, как-то похвалить ее, но вместо этого страстно поцеловал ее в ложбинку между грудями.
Лучи солнца отражались в синеве озера, окрашивали верхушки деревьев. Эта земля была словно заколдованной.
Изабел медленно опустилась перед ним на колени и провела ладонями сначала по его бедрам, а потом легонько коснулась твердой плоти.
Аласдер подался вперед и сжал кулаки.
– Изабел, – предостерег он.
– Я делаю тебе больно?
Он покачал головой и словно когтями схватил ее за плечи.
– Я слишком близок к... – шепотом произнес он и нежно отвел ее руки, прежде чем тоже опуститься на колени.
– Как ты хочешь, Изабел? Хочешь, чтобы твои прикосновения принесли мне избавление или чтобы я доставил тебе наслаждение?
– Наслаждение... пожалуйста.
Ладонями она толкнула его на землю, оказавшись сверху. Кто она – шлюха или жена, соблазнительница или застенчивая девушка – сейчас не имело значения. Он был Аласдером, а она – Изабел. Мужчина и женщина.
Он так быстро и так глубоко вошел в нее, что она вскрикнула.
Билось ли все еще ее сердце или нет, это было сейчас второстепенным. Если бы ее кровь перестала течь по жилам, она бы этого даже не заметила, потому что все ее чувства были сосредоточены на нем и на том, как божественно быстро он ею овладел.
Аласдер обнял ее за талию, и его бедра выгнулись под нею, но она отказывалась торопиться, охваченная ощущениями, такими прозрачными и совершенными, словно капли дождя, и такими яркими, как радуга.
Он замер под нею, и только его хриплое дыхание говорило о том, что он так же возбужден, как она. Они не произнесли ни слова. И главное место их соприкосновения было глубоко в ней.
Привстав на колени, Изабел начала раскачиваться. Потом схватила руки Аласдера и положила их себе на грудь. Его пальцы были холодными, и движение его ладоней по соскам принесло ей желанное облегчение.
Неожиданно он перевернул ее под себя, да так ловко, что Изабел подумала, что у него, наверное, была в этом деле неплохая практика. Он подложил одну руку ей под голову, а другую – под плечо, защитив таким образом от соприкосновения с землей.
Изабел впилась ногтями в его плечи и вдруг почувствовала, что она уже не обычная женщина, а какое-то другое существо – просто некая женская особь.
Ее бедра выгнулись ему навстречу, мышцы внутри ее естества крепко сомкнулись вокруг его плоти. Она поставила на нем свою метку, и теперь ей надо было получить от него все. Все, что он дал ей раньше, и еще гораздо больше.
Уже не было ни искр под веками, ни радуги на потолке пещеры. На какое-то мгновение не было вообще ничего, словно мир вокруг нее рухнул. Изабел ощущала лишь накатывавшие на нее волны наслаждения такой силы, что ей казалось, будто она движется вместе с ними.
Ее тело словно уже не принадлежало ей. Она выгнула бедра и откинула назад плечи. Она хотела закричать от восторга и удовлетворения, но голос ее не слушался.
Он лежал молча, потрясенный тем, что только что произошло. Любить Изабел значило не просто соблазнить ее или удовлетворить свою похоть. Это была такой силы страсть, что Аласдеру показалось, что его вывернули наизнанку.
Голова Изабел лежала на его плече, рука – на груди под рубашкой. А он, закрыв глаза, прижимал ее к себе в неожиданном приливе нежности. Если она захочет пошевелиться, это произойдет только с его разрешения, а если он захочет встать, это она должна будет ему это позволить.
Обладание.
Вот что означала их любовь, понял он. Каждый заявлял свои права на другого. И не мягко и нежно, а с лихорадочной страстью, заставившей его тело содрогаться.
Изабел пошевелила пальцами, и ему вдруг захотелось, чтобы у него было по крайней мере полдюжины рук. Одной – он направил бы ее пальцы к своей плоти, другой – держал бы ее крепко, чтобы целовать. Еще одной рукой он ласкал бы ее тело. А для того чтобы исследовать ее потаенные места, ему потребовалось бы еще не менее двух рук.
Однако его ждали люди и впереди было много дел, от которых он бы с радостью отказался.
Он помог Изабел одеться, сопроводив каждый предмет одежды поцелуем. К тому моменту, когда юбка была завязана на талии, а жакет застегнут, Изабел уже тяжело дышала, чувствуя, как снова начала бурлить кровь.
Аласдер оделся быстрее, чем она, но ему не понадобилась помощь.
– Ты так быстро оделся, – разочарованно сказала Изабел, поглаживая его куртку. Как это странно, подумала она, что ей все время хочется к нему прикасаться.
Прядь волос упала Аласдеру на лоб, и она отвела ее, отметив про себя, что сейчас он выглядел особенно красивым и молодым.
– Нам обязательно уходить?
– Может, стоит построить на этом холме маленький домик и жить здесь, Изабел?
– Да, пожалуй, – улыбнулась она. – Ты будешь охотиться, а я готовить пищу.
В ответ он тоже улыбнулся.
Часть ее существа, все эти годы защищенная необходимостью быть осторожной, относилась с подозрением к новому чувству. Но неискушенная, импульсивная и отчаянная Изабел упивалась своей любовью к Аласдеру.
Любовь расслабляла, обессиливала. Изабел чувствовала себя, как облако, легкое и воздушное, в котором не было места отчаянию и беспокойству, а был лишь один восторг.
Прижавшись щекой к груди Аласдера, Изабел думала о том, что даже если она по какой-то причине вдруг лишится памяти, она все равно будет помнить этот день, и особенно тот момент, когда они с Аласдером стояли на освещенной солнцем вершине холма.
Аласдер обнял ее за плечи, и оба они долго смотрели на расстилавшийся внизу вид. Впереди был Гилмур, а за ним – сверкающая гладь озера Лох-Улисс.
Неожиданно Аласдер нахмурился.
– В чем дело, Аласдер?
Он смотрел вдаль, на цепь гор.
– Там пожар. Что-то горит.
Небо над ними начало темнеть, а в воздух поднялся огромный столб черного дыма.
– Пожары часто бывают от молний, – сказала Изабел, но ее почему-то охватил ужас.
– Нет никаких признаков того, что недавно прошла гроза, – возразил Аласдер.
– Может быть, что-то подгорело у нерадивой хозяйки. Аласдер сжал руку Изабел, оценив ее попытку пошутить. Повернувшись к ней, он поцеловал ее и спросил:
– Ты подождешь меня здесь?
– Что ты собираешься делать, Аласдер? – Изабел старалась не выдать своей тревоги.
Мужья не любят, когда жены жалуются. Этот урок она хорошо усвоила еще в детстве. Мужчины покидали дом, чтобы защитить свою землю, или чтобы поехать в Инвернесс или Эдинбург, или – как это было еще до ее рождения – отправиться на войну. В таких случаях, как сейчас, жена прекрасно знала, что нельзя приставать или упрашивать, нельзя пытаться убедить мужчину не выполнять своего долга. Ей положено ждать – именно об этом и попросил ее Аласдер.
– Ты обязательно должен идти? – Она все же не смогла удержаться от вопроса.
– Эта земля принадлежит Макреям. Ты подождешь меня здесь? – снова спросил он, и Изабел неохотно кивнула, стараясь скрыть свой страх.
Дэниел был поглощен чтением бортового журнала, когда почувствовал, что кто-то подошел сзади и рывком поднял его на ноги. От неожиданности он не сразу сообразил, в чем дело. Были ли это воры или, может быть, матросы, насильно вербовавшие шотландцев в английский флот. Он начал сопротивляться, дрыгая ногами, но услышал чей-то смех.
– Если ты Макрей, – раздраженно сказал Дэниел, – то лучше опусти меня.
– Когда ты занят своими бумагами, Дэниел, над тобой легко подшутить, – сказал Хэмиш, отпуская его.
Дэниел обернулся. Перед ним, улыбаясь, стояли четверо братьев Макреев. Он и раньше бывал жертвой их шуток, но никогда прежде не был так зол, как сейчас. Теперь ему придется снова пересчитывать эти чертовы бочки с рисовой мукой.
– Где Аласдер? – спросил Хэмиш.
– Где «Стойкий»?
– Что ты делаешь на этой посудине?
Братья забросали его вопросами, но Дэниел только хмуро на них смотрел и молчал. Наконец они заметили его недовольство и замолчали.
Вместо ответа на их вопросы он задал свой:
– Как вы меня нашли? – В лондонском порту это торговое судно было одним из сотен.
– Мы поспрашивали у начальства, – ответил Джеймс. – Странным образом никто из них не знал, когда «Стойкий» отплыл в Новую Шотландию, однако упоминание имени Макрей вызвало у них непонятную реакцию.
– Они буквально плевались, когда говорили о тебе, Дэниел, – вмешался Дуглас, вызвав досаду у старших братьев. – Чем ты заслужил у них такую репутацию?
– Отказатся платить цену, которую запросили эти жулики.
Все четверо братьев улыбнулись.
– Я не скряга, однако знаю, как надо тратить деньги.
– Ты бережливый, – успокоил его Джеймс, всегда всех примирявший.
– А я думаю, что ты свел их с ума своими суевериями, – предположил Дуглас. – Наверное, сказал, чт залив расположен в неправильном направлении.
– И что у них недостаточно кошек, – сказал Хэмиш, скрывая улыбку.
– Или что их слишком много, – подал голос Брендан.
Дэниел прищурился.
– Попридержите свои комментарии при себе, если хотите, чтобы я ответил на ваши вопросы.
Братья замолчали, но ненадолго.
– Зачем ты закупил так много этой дряни? – спросил Хэшиш, пнув сапогом одну бочку. Дэниел мысленно поклялся себе, что если этот идиот ее перевернет, то он заставит его соскрести с палубы всю муку до последней крошки. Языком.
– И где же все-таки Аласдер? – хором спросили братья.
– Вы имеете в виду графа Шербурна? – язвительно произнес Дэниел. С минуту он наслаждался произведенным эффектом, а потом добавил: – Он, знаете ли, женился.
Сегодня редкий день, торжествовал Дэниел. Он сумел взять верх над братьями Макреями.
Аласдеру понадобилось не менее часа, чтобы дойти до того места, откуда в небо все еще поднимался столб дыма.
Возможно, Изабел права. Пожар мог начаться и от удара молнии, и в результате какого-нибудь несчастного случая, по неосторожности, да и по многим другим причинам. Но то, что он увидел, потрясло его.
На противоположной от Гилмура стороне холма, в скалах, на берегу небольшого залива озера Лох-Улисс притулилась крохотная деревушка. Расположенные за ней поля когда-то давали хороший урожай зерна. Вдоль берега было привязано множество лодок, а во дворах приземистых каменных домов обычно были развешаны для просушки рыболовные сети.
Но теперь эти дома были объяты пламенем.
В воздухе стоял запах горящей соломы и обуглившегося кирпича. Толпа крестьян молча взирала на пожар, но никто его не тушил.
Дети стояли возле матерей, ухватившись за их юбки. Пожилые люди с ненавистью наблюдали за пятеркой всадников, поджигавших их дома. Способные дать отпор здоровые мужчины были окружены, и их держали под прицелом ружей, чтобы они не бросились спасать свои дома или успокаивать жен и детей.
Два человека выносили из домов, еще не преданных огню, то, что они считали стоящим, и либо клали это себе в карманы, либо перебрасывали через плечо. Потом поджигали и этот дом.
Аласдер был потрясен тем, что шотландец мог сделать такое со своими соотечественниками. Установить личности грабителей было нетрудно – все они были одеты в форму, которую Аласдер видел в Фернли. Это были люди Драммонда.
Неожиданно один из всадников ударил какого-то старика хлыстом и толкнул его к огню. Старик рухнул на колени прямо в грязь, умоляя пощадить его. Но его мучитель продолжал хлестать беднягу.
Аласдер подбежал к ним и, выхватив у всадника хлыст, швырнул его на землю. Другой рукой он зацепил грабителя за пояс и стащил с лошади. Наемник Драммонда упал, но тут же поднялся на колени. Аласдер не стал дожидаться, пока он встанет, и ударил его сапогом, угодив в подбородок.
– Попробуй ударить мужчину, который способен дать тебе отпор, а не человека вдвое старше тебя.
В это время из одного из домов выбежала женщина, на которой горел фартук. Аласдер бросился к ней и с помощью других людей повалил ее и стал катать по земле, пока огонь не потух.
– Какой добрый самаритянин, – услышал он за спиной издевательский голос. Еще один из приспешников Драммонда одной рукой держал поводья лошади, а другой – пистолет, которым он целился в Аласдера.
Аласдер уже видел этого человека во время своего визита в Фернли. Худое, изможденное лицо, прищуренные глаза, наглая ухмылка.
Прошло мгновение, но казалось, что пролетела вся жизнь. Они молча смотрели друг на друга – убийца и жертва.
Аласдер услышал приглушенный звук, потом увидел искры и белое облачко над дулом. Он стал свидетелем собственной смерти, почувствовав тот миг, когда пуля попала ему в голову.
