Глава 17

Поппи имела обыкновение давать волю воображению, когда дело касалось многих вещей, но ее описание готовившегося празднества, которое султан устроил в честь капитана Берка, меркло перед реальностью.

Праздник должен был состояться в зале, в два раза превышавшем размеры того, в котором они оказались, когда Фарук впервые приветствовал Эша и Люка в своем замке. Рвущиеся ввысь мраморные колонны поддерживали впечатляюще высокий потолок прямоугольного помещения. Стены зала были декорированы свисавшими фестонами из алого и пурпурного шелка, украшенными серебряными и золотыми нитями. По цветными плитам пола были разбросаны цветы жасмина и палисандра, наполнявшие зал благоуханием. На расставленных прямоугольником скамьях, предназначенных для гостей султана, слуги искусно разложили плюшевые подушки и мягкие валики с кисточками, а свободное пространство между ними служило сценой для представления, которое должно было состояться после ужина.

Какое же это было великолепное представление! Акробаты так и летали над выложенным плитами полом, а гимнасты принимали невероятные позы, растягивая свои резиновые конечности так, что даже не верилось, что человек в состоянии так виртуозно владеть своим телом. Мужчина в серебряной полумаске заставил толпу восхищенно ахнуть, когда окунул саблю в масло, поджег ее, а потом, кажется, проглотил клинок целиком. Замерев от нетерпеливого ожидания, гости наблюдали за тем, как маг в высоком тюрбане выкатил на середину импровизированной сцены большой разрисованный ящик, спрятал в нем одну из танцовщиц, а потом одним мощным ударом проткнул ящик ятаганом. Несколько гостей закричали от страха, который, однако, быстро улетучился и сменился восторженными аплодисментами, когда невредимая женщина выбралась наружу из другого конца ящика и поклонилась публике вместе с магом.

Четверо солдат-охранников Фарука стояли по бокам всех массивных бронзовых дверей, расположенных в противоположных концах зала, а остальные выстроились вдоль стен на равном расстоянии друг от друга. Даже выражение их безучастных лиц смягчалось, когда они пытались скрыть улыбки.

Единственное кислое лицо в зале принадлежало дяде Фарука. Каждому, кто соглашался его слушать, Тарик говорил, что племянник вот-вот разорится, поскольку растрачивает свои сокровища на всяческие экстравагантные выходки. Фарук нанесет существенный вред трону Эль-Джадиды — и все ради оказания почестей неверному.

Поппи ошиблась только в одном. Артистом из семейства кошачьих оказался не взрослый тигр, а целый помет крохотных тигрят. На каждом очаровательном котенке красовался золотой ошейник, украшенный целым состоянием в виде сапфиров, рубинов и изумрудов, которые так удачно подчеркивали их темные полоски. Тигрята весело носились среди гостей, вызывая громкие восхищенные крики, когда игриво нападали друг на друга и, сердито шипя, вставали на задние лапы, обнажая острые когти на передних.

Кларинда сидела рядом с Фаруком, держа на коленях самого маленького тигренка. Малыш не выражал ни малейшего желания вступить в игру с остальными котятами — напротив, казалось, будто ему очень нравится нежиться на руках у Кларинды, ласково перебиравшей пальцами его густую шерстку.

Поглаживая ее затылок, словно она тоже была дикой кошкой, которую необходимо приручить, Фарук наклонился ближе к ней, и у нее в ушах зазвучал его низкий проникновенный голос:

— Если он тебе нравится, можешь оставить его себе.

— Вы, как всегда, очень щедры, ваше величество. — Довольная улыбка Кларинды казалась маской, совсем не подходившей к ее лицу.

Кларинда украдкой бросила взор на Эша, сидевшего в противоположной стороне зала, и сразу заметила, что маска с его лица вообще исчезла. Эш, прищурившись, смотрел на Фарука таким взглядом, который можно было бы назвать убийственным. К счастью, все внимание султана занимал маг, который только что заставил одного из тигрят исчезнуть в клубах дыма. Волшебник с торжествующим видом сорвал с себя огромный тюрбан, сунул в него руку, пошарил там немного и, наконец, вытащил из него за шкирку исчезнувшего тигренка. Громогласный смех Фарука почти утонул в восторженных охах и ахах его гостей.

Когда Кларинда решилась в следующий раз взглянуть на Эша, тот болтал с Люком с такой беспечной усмешкой, что она задалась вопросом, не были ли ее фантазии беспочвенными. Национальный костюм Эль-Джадиды сидел на нем так ловко, словно он был военачальником какого-нибудь племени. Ослепительно белоснежные складки казались еще более яркими на фоне его бронзового загара и подчеркивали золотистый оттенок янтарных глаз.

— Ох, Кларинда, разве ты когда-нибудь видела что-то более великолепное? — Поппи, сидевшая сбоку от нее, принялась громко хлопать в ладоши, когда маг стал вытаскивать из собственного уха, казалось, бесконечную гирлянду связанных между собой шелковых платков, прежде чем отвесить еще один поклон.

— Да-да, Поппи, так и есть, — рассеянно кивнула Кларинда, по-прежнему не сводя глаз с Эша.

— Я много раз читала о подобных чудесах, но мне и в голову не приходило, что они существуют на самом деле! Боже, леди Эллерби позеленела бы от зависти! Сомневаюсь, что она хоть раз устраивала домашний вечер, который можно было бы сравнить с этим!

Голубые глаза Поппи так и сияли под толстыми линзами очков, пухлые щечки раскраснелись. Кларинда и не замечала прежде, какой хорошенькой может быть ее подруга, когда не пытается втиснуть свою пышную фигуру в узкий корсет или лиф, которые так сильно сдавливали ее, что все краски на ее лице гасли. Свободные одежды, которые носили местные женщины, подходили ей куда больше. Вместо того чтобы завивать ее светлые волосы в пружинящие спиральки над ушами, одна из пожилых обитательниц гарема уложила их свободными кудрями, которые спадали ей на спину блестящими волнами.

— Твоя подруга льстит мне, Кларинда, — проговорил Фарук, наклоняясь к Поппи через Кларинду и пригвождая ту к месту дразнящим взглядом. — Похоже, она намекает на то, что найдутся люди, которые могут назвать мой дворец величественным местом для развлечений.

Поппи рассмеялась.

— Нет, я предпочитаю называть его местом диким, священным и зачарованным… Какое же следующее развлечение вы приготовили для нас, ваше величество? Может быть, нежную абиссинскую деву, поющую в ясной тишине?

Фарук с деланно суровым видом нахмурил брови.

— Прекрати рыдать, женщина, иначе я позову «демона-любовника», который утащит тебя отсюда.

Они вдвоем весело рассмеялись. Кларинда понюхала свое вино, спрашивая себя, не подсыпал ли кто в него наркотика и не начались ли у нее галлюцинации. Она ни разу в жизни не видела Поппи столь оживленной — даже в компании этого ужасного болтуна мистера Хантингтон-Смита. И ни разу не слышала, чтобы Фарук цитировал Кольриджа и обращался напрямую к Поппи, не наводя на нее страх.

После того как маг показал фокусы со всеми остальными тигрятами, включая и того, который сидел на коленях у Кларинды, а потом ушел, музыканты, расположившиеся между двумя колоннами, заиграли сложную мелодию на флейтах, лирах и барабанах. Этого мгновения Кларинда втайне боялась. Мгновения, когда Фарук одним хлопком вызовет на сцену танцовщиц.

Но оказалось, что у Фарука другие планы на вечер.

Султан встал и призвал к тишине музыкантов с гостями властным взмахом руки. Его свободные одежды — еще более роскошные, чем обычно, — были украшены вышитыми звездами и полумесяцами.

— Как вам всем известно, я призвал вас сюда этим вечером, чтобы почтить мужчину с душой воина и сердцем тигра. Два раза он рисковал собой, чтобы спасти мою жизнь. — Фарук обратил лицо к Эшу, поднимая золотой кубок. — За Берка-младшего! Ты приехал в этот дворец как незнакомец, но с этого вечера я имею честь называть тебя другом и… братом!

Остальные гости одновременно подняли свои бокалы, а Тарик демонстративно не стал поднимать своего.

Эш принял восхваления Фарука с вымученной улыбкой, а Люк одним глотком опустошил свой кубок до дна.

Опустив бокал, Фарук сказал:

— Не в моих правилах оставлять такую отвагу без награды. Каждый великий воин заслуживает оружия, соответствующего его умениям, так что сегодня я хочу подарить тебе кинжал моего отца, Льва Эль-Джадиды, которым он убил одного из своих злейших врагов.

Один из солдат, чеканя шаг, направился к Эшу с подушечкой, украшенной кистями, на которой лежал кинжал отца Фарука. Золоченая рукоятка, инкрустированная рубинами и изумрудами, так и сверкала в теплом свечении многочисленных ламп.

Восхищенный, но тихий свист Люка выражал восторг. Кинжал стоил целого состояния.

Стражник на мгновение задержался в середине зала, чтобы изумленные гости могли полюбоваться подарком султана, а затем устремился к тому месту, где сидел Эш. Тот взял кинжал в руки. Он держал его очень бережно — именно так, как того заслуживало изысканное произведение искусства.

— Вы слишком щедры, ваше величество, — сказал Эш, скромно наклоняя голову.

Люк протянул было руку к кинжалу, но Эш, не обращая внимания на негодующее ворчание приятеля, быстро засунул кинжал за кожаный пояс.

— Есть еще один подарок, который я хотел бы предложить тебе, — заявил Фарук. — Уверен, от твоего внимания не ускользнуло, что я — человек, обладающий множеством бесценных сокровищ.

Люк резко выпрямился, в его темных глазах вспыхнула алчность.

— Но я обнаружил, — продолжал Фарук, — что есть куда более ценное сокровище, чем серебро и золото.

Люк, закатив глаза, откинулся спиной на подушки.

— И сегодня я имею честь поделиться этим сокровищем с тобой.

С этими словами султан хлопнул в ладоши — в точности так же, как он это делал, призывая танцовщиц.

Бронзовые двери в западной части зала распахнулись. Гости, вытягивая шеи, пытались разглядеть, какое же новое чудо приготовил для них хозяин замка, а по спине Кларинды пробежала знакомая нервная дрожь. Она осторожно посмотрела на Эша и поняла, что он взволнован не меньше ее.

Однако в дверях появилась лишь могучая фигура Соломона.

Кларинда недоуменно нахмурилась: она не понимала, почему евнуха оторвали от дел в гареме по такому случаю.

Ответ на вопрос появился спустя мгновение, когда Соломон отступил на шаг в сторону, пропуская в зал вереницу женщин, которые гуськом направились в дальний конец зала, прежде чем повернуться к гостям лицом. Несмотря на то что их носы и рты прикрывали тонкие шелковые вуали, низкие декольте и турецкие облегающие панталоны не оставляли сомнений в том, что они выставляют напоказ все свои прелести.

Голос Фарука зазвучал еще громче:

— Я благодарю тебя за отвагу, Берк-младший! Для мужчины провести хотя бы одну ночь в объятиях такой женщины — значит оставить себе воспоминания, которые будут согревать его всю жизнь. И сегодня я предлагаю тебе такие воспоминания… и женщину, которая подарит их тебе. Ты можешь сам выбрать ее.

Фарук, сияя, смотрел на Эша, его белоснежные зубы четко выделялись на фоне смуглого лица. Побелевшие пальцы Кларинды судорожно сжимали ножку кубка.

Она даже не поняла, что перестала дышать, пока не увидела, что Эш покачал головой и с сожалением улыбнулся.

— Такая экстравагантная награда мне ни к чему, ваше величество, — проговорил он. — Вы даже представить себе не можете, как высоко я ценю вашу щедрость, но смею заверить, что ваше гостеприимство и благосклонность — самая лучшая награда для скромного человека.

Пока Кларинда с непонятным ей самой облегчением выдыхала воздух, Люк поднял руку, как будто школьник, желающий задать вопрос учителю.

— Я прошу прощения, ваше величество, но если капитан отказывается…

Эш схватил Люка за рукав и рывком усадил его на место.

Улыбка на лице Фарука медленно погасла. В зале наступила ошеломленная тишина.

— А ты чего ожидал, наивный глупец? — Воспользовавшись неожиданной паузой, Тарик встал и вышел на середину сцены, с подозрением поглядывая на Эша. — Этот человек — неверный пес. У него нет ни манер, ни воспитания, ни уважения к традициям наших предков. Да он мало чем отличается от дикаря!

Возбужденные словами Тарика гости начали переговариваться друг с другом, посматривая на Эша и Люка с возрастающей враждебностью.

— Тихо! — загремел Фарук, перекрикивая даже самых шумных гостей. Когда он повернулся к Эшу, его голос зазвучал гораздо тише, но в нем звучало предостережение — такое же острое, как лезвие его драгоценного кинжала. — Да, возможно, Берк мало знает о наших традициях. Отказ от такого подарка может быть расценен как грубое оскорбление не только для меня, но и для моих предков.

Слова Фарука не оставляли сомнений: если Эш немедленно не извинится и не примет подарка, то оскорбление будет считаться уже не грубым, а смертельным.

Эш не смутился под вызывающим взглядом султана.

— Нижайше прошу вашего прощения, ваше величество, — заговорил он. — Ваш дядя — человек мудрый, и он… — Эш с уважением кивнул в сторону Тарика, все еще кипевшего от негодования, — прав. Я не заслуживаю столь необычного дара, именно это и стало причиной того, что я сделал столь опрометчивую попытку отвергнуть его. Клянусь могилами собственных предков, у меня и в мыслях не было бросить тень на благородное имя его величества. Или его предков. — Эш встал со скамьи и широко развел руки в стороны, при этом на его лице на миг появилась та самая ямочка, перед которой Кларинда никогда не могла устоять. — Позвольте заверить, что я горю от нетерпения заключить ваш дар в объятия.

Купившись на его лесть, гости расслабились, по залу пробежали удовлетворенные смешки. Тарик, заскрежетав зубами от ярости, опустился на свои подушки.

— Пойдем, брат! — скомандовал Фарук. Казалось, зазвучавшее в его голосе облегчение можно был ощутить физически. — Ты сможешь выбрать любую женщину.

Эш отвесил ему поклон, который больше подошел бы для бального зала в Лондоне.

— С превеликим удовольствием, — сказал он.

Двое мужчин приблизились к веренице стоявших наготове женщин. Судя по тому, как бесстыдно прихорашивались наложницы, было понятно, что каждая из них не только не боится оказаться в теплой постели англичанина, но и мечтает об этом.

— Они все такие красивые, — прошептала Поппи на ухо Кларинде. Тоскливые нотки в ее голосе прозвучали как эхо от сердечной боли Кларинды.

Кларинда убеждала себя, что испытывать ревность нет причины. У нее есть жених, ожидающий, когда она вырвется из заточения во дворце султана. Честный человек. Заслуживающий доверия мужчина. Мужчина, терпеливо ожидающий своего часа в течение почти десяти лет. Который никогда не повернется к ней спиной и не уйдет, когда она будет нуждаться в нем.

Так что Эш может спокойно провести ночь с женщиной, которая ему приглянется больше других. Он не принадлежит Кларинде. Никогда не будет принадлежать и, возможно, никогда не принадлежал.

Пока Эш развлекался, шагая вдоль выстроившихся вдоль стены женщин и отпуская каждой какой-то комплимент или награждая ее нежной улыбкой, перед внутренним взором Кларинды снова и снова вставали живые картинки, сводившие ее с ума. Вот одна из них ложится на кровать, укладывая его на себя, вот другая впивается ногтями в его мускулистую спину, а третья, облизывая губы и бросая на него зазывный взгляд, опускается перед ним на колени…

Фарук шел следом за Эшем, заложив руки за спину. У него был вид отца, гордящегося своими чадами. Эш останавливался перед каждой из женщин, чтобы похвалить то блеск волос одной, то грациозный изгиб бедра другой, то непреодолимый шарм безупречной пупочной ямочки, примостившейся на плоском животе. Гости восхищенно смотрели на них, пока они не остановились у последней из наложниц.

Огромные темные глаза сверкали над темно-пурпурным шелком ее вуали, их бездонные глубины обещали райские наслаждения. Наложница держала голову гордо поднятой, ее блестящие полуночно-черные волосы спадали вниз по спине, доходя кончиками до самых ягодиц. Подрумяненные соски зазывно подскакивали под специально увлажненной тканью лифа словно для того, чтобы каждый мужчина в зале изнывал от желания наклониться к ним и облизнуть их или слегка укусить.

Ясмин!..

Эш выберет Ясмин.

А почему бы и нет? С ее экзотической внешностью и королевской осанкой Ясмин, без сомнения, была самой красивой наложницей в гареме. А возможно, и самой красивой женщиной во всей Эль-Джадиде. Судя по тому, что о ней говорили другие обитательницы гарема, Ясмин обладала способностью дарить мужчинам наслаждение, доводившее их до безумия и заставлявшее выкрикивать ее имя и забывать свое собственное.

Кларинда закрыла глаза, понимая, что для нее будет невыносимо встретить торжествующий взгляд Ясмин, когда Эш возьмет ее за руку и выведет из зала.

Ну уж нет, подумала Кларинда. Хватит прятаться! Последние девять лет жизни она защищала свое сердце от каждого удара и чего этим добилась? Только того, что ее сердце застыло, а она спала в холодной одинокой постели. Если она должна смотреть на то, как он уходит из зала с Ясмин, должна представлять, как он делает с ней то же самое, что когда-то делал с ней с невероятной нежностью и пылающей страстью… Что ж, в таком случае, когда для нее настанет мгновение встать перед алтарем с его братом, она отдаст Максимилиану сердце без сомнений и сожалений.

Кларинда открыла глаза в тот самый миг, когда Эш поднял руку, чтобы костяшками пальцев нежно погладить шелковистую, оливкового цвета щеку Ясмин. Когда-то он с такой же нежностью гладил и ее щеку… А его глаза смотрели на нее с таким же магическим очарованием. Решимость Кларинды едва не погасла, однако она заставила себя смотреть на это, а ее глаза оставались такими же сухими и горячими, как пустынный воздух.

Вдруг, будто ощутив на себе ее взгляд, Эш отвернулся от Ясмин и остальных наложниц и посмотрел прямо на нее. Их глаза встретились, и его взор был при этом холодным и расчетливым, как взор незнакомца.

А потом с такой же уверенностью, с какой Саломея попросила принести ей на блюде голову Иоанна Крестителя, Эш указал рукой на Кларинду и сказал:

— Я хочу ее!