Глава 21

«Если погода может служить добрым предзнаменованием, нам должна сопутствовать удача», — думала Гарнет. Рассвет постепенно сменился ясным утром, а ему на смену пришел теплый весенний день. Солнечные лучи просачивались сквозь листву и яркими искорками вспыхивали на поверхности воды. Ласковый ветерок доносил аромат растущих на склонах холмов сосен.

Гарнет была сама не своя от волнения, когда ей пришлось занять место правофланговой при стаде. Мужчины подняли скот, сбили в стадо и двинули на восток, к станции Ред-Ривер, где начинался Чисхолмский путь в Абилин.

Она заметила Люка во главе стада. На левом фланге ехал Клив. Джой подгонял отстающих сзади, а Джеб вел лошадей. Слева далеко впереди маячила походная кухня, а справа — фургон Хани.

К Гарнет подскакал Флинт:

— Двинусь вперед. До вечера, наверное, не увидимся. — Он перегнулся в седле и надел ей на шею красную повязку. — Прикрывай рот — меньше наешься пыли. Будь осторожна, рыжая!

— И ты, Флинт.

На мгновение его взгляд задержался на лице Гарнет, но в следующую секунду он пришпорил Сэма, и конь галопом унес его прочь. Женщина смотрела вслед возлюбленному, пока он окончательно не скрылся из виду.

Стадо пришло в движение, и Гарнет краем глаза заметила одинокую фигуру Бена Фрэнкса, который смотрел на них с отдаленного склона холма. Она помахала рукой, старик в ответ поднял шляпу, и утренний ветерок взъерошил его седые волосы.

Люк вел стадо ровным, неспешным шагом. А когда какое-нибудь животное пыталось уклониться в сторону, щелчок сыромятного кнута загонял его тут же обратно. Гарнет ехала легкой рысью, и ее мысли постоянно возвращались к Флинту.

Они не вняли совету Люка и совершенно не выспались — хотя Гарнет была уверена, что сам Люк и Хани поступили точно так же: большую часть ночи не сомкнули глаз и отдавались друг другу с такой страстью, словно их разлучали на всю жизнь. Дикие порывы сменялись нежными ласками, пока оба не пришли в полное изнеможение.

Флинт был полон противоречий, с теплотой думала Гарнет, такой нежный и озабоченный тем, чтобы доставить ей наслаждение. И такой беззащитный на пике блаженства.

Неужели он никогда не признается в своих чувствах?

В полдень Люк остановил стадо и подскакал к ней.

— Как дела, Гарнет?

— Пока ничего. Гораздо легче, чем я ожидала.

Люк усмехнулся:

— Хотелось бы услышать от тебя то же самое к концу перегона. Дам коровам пару часиков передышки — пусть попасутся. И ты отдохни и поешь.

Когда Гарнет оказалась у походной кухни, Хани и Мод уже развели костер, а на треноге над огнем висел чайник и булькал кипящий кофейник.

— Как вкусно пахнет. — Она потянула носом, опустилась у костра и блаженно растянулась на траве.

— Скоро все будет готово, — откликнулась Мод. — Ну, как твой зад, девочка?

— Прекрасно, Мод. Я только что говорила об этом Люку. Мое волнение оказалось напрасным.

— Погоди радоваться. Уж задница будет точно болеть от седла. — Старая кухарка расхохоталась собственной шутке и, наклонившись над костром, помешала перец в горшке.

— Тебе помочь? — Гарнет увидела, как Хани выкладывает на откидной стол тесто для песочного печенья.

Но та только мотнула головой и подмигнула в сторону Джоша:

— У меня есть помощник.

— Мне неловко смотреть, как вы с Мод работаете, а я отдыхаю, — призналась Гарнет.

— Зато я рада, что не трясусь в седле, — успокоила ее подруга. — Я ведь почти не умею ездить верхом. Люк меня как-то начинал обучать, но я оказалась неспособной ученицей. — Запустив руку в ящик, она выудила оттуда сковороду для печенья. — Гарнет, а почему бы тебе не поваляться в холодке под моим фургоном?

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответила та, опрокинулась на спину и закрыла глаза. Проснулась она через час оттого, что Хани трясла ее за плечо. К этому времени все остальные уже успели поесть. Пока Гарнет опустошала свою тарелку, подошел Джеб, ведя под уздцы свежую лошадь. Его губы растянулись в приветливой улыбке:

— Добрый день, мэм. Возьмете подменную лошадь?

— Нет, моя еще ничего.

— Тогда счастливого пути, мэм!

— Джеб, надеюсь, ты всю дорогу не будешь звать меня мэм? Мое имя Гарнет.

— Хорошо, мисс Гарнет. — И, вскочив в седло, юноша пришпорил коня.

Вскоре Люк решил, что коровы достаточно насытились, и погнал стадо дальше. К тому времени как последние животные поравнялись с фургонами, Хани и Мод управились с посудой и были готовы двинуться вперед. Когда фургон Хани проезжал мимо, она махнула подруге рукой:

— Увидимся за ужином!

Всю вторую половину дня Гарнет внимательно следила, чтобы ни одна корова не уклонялась в сторону. Хотя утром она и видела, что отбившихся животных легко и без сопротивления загоняли обратно, к своему делу относилась с великим тщанием. Мысль, что утрата каждой коровы повлечет за собой убытки для всей семьи, не давала ей покоя, и, решив, что на правом фланге не будет потерь, окидывала стадо зорким взглядом.

Вот один теленок выбился из гурта, и она тут же направила в его сторону лошадь, но мгновенно столкнулась с разъяренной коровой. Мать бросилась между детенышем и мустангом.

Кобыла Гарнет оказалась натренированной и готовой к непредсказуемым действиям животных. Она вильнула влево, и Гарнет задохнулась от боли, потому что рог прорвал ей джинсы и чиркнул по ноге. Лошадь, обученная не выпускать животных из стада, своим крупом стала оттеснять животное обратно, но этим привела корову в еще большую ярость.

Гарнет догадалась, что мать попросту пытается пробиться к теленку, и, дернув поводья, увела кобылу с дороги. Корова подбежала к детенышу, ткнулась в него мордой, и оба засеменили обратно в стадо.

Наездница почувствовала, что джинсы начинают промокать от крови, и осмотрела рану. Та хоть и крови-ла, но, к счастью, оказалась неглубокой. Медикаменты хранились в походной кухне, поэтому пришлось снять с шеи повязку и, намочив ее водой из фляги, приложить к ноге. Наскоро обработав ногу, Гарнет поспешно вернулась на свое место на правом фланге.

Солнце клонилось к закату, когда Гарнет расседлала кобылу и передала Джебу. Она отнесла тяжелое седло к костру и рухнула на землю — измотанная, измочаленная, с негнущимся телом. За исключением двух часов в середине дня, она все время от восхода до заката провела в седле. Несколько раз глубоко вздохнув, молодая женщина лежала неподвижно, пока не почувствовала, что усталость начинает отступать. Гарнет уже собиралась подняться и направиться к походной кухне, когда появился Флинт.

Он расседлал Сэма и бросил свое седло рядом с седлом Гарнет.

— Привет, рыжая. Как прошел день?

— Все время сидеть на лошади и ничего не делать — от этого очень устаешь, — призналась она.

— А что с твоей ногой?

— Да так, ничего. Небольшая царапина.

Флинт опустился на колени и снял повязку.

— Чем поцарапала?

— Рогом. Лошадь вильнула в сторону, а корова пошла ей навстречу.

— Не двигайся. Сейчас промою, — приказал он, и Гарнет вдруг почувствовала, что совершенно не в силах сопротивляться.

Вскоре Флинт вернулся с бинтом и бутылкой виски, а за ним спешила Хани, держа в руках миску с горячей водой.

— Ты в порядке, Гарнет? Флинт сказал, что ты поранила ногу.

— Простая царапина, Хани.

— Боже! — воскликнула женщина, взглянув на пораненную ногу подруги. — Давай промою горячей водой.

— Я сам, — перебил ее Флинт. — У вас с Мод и так хлопот полон рот.

— Хорошо, — согласилась Хани. — Но если что-нибудь потребуется, сразу меня позови, — и побежала к походной кухне.

— Сними-ка джинсы, — попросил Флинт.

— Не здесь же! — запротестовала Гарнет. — Могут увидеть.

— Где твое одеяло?

— В фургоне у Хани.

Флинт поспешно отцепил одеяло от своего седла и раскатал скатку.

— Прикройся этим, пока не промою царапину. Нам только заражения не хватало. — И как только Гарнет отцепила ремень с револьвером, быстро добавил: — Кстати, с удовольствием помогу тебе снять джинсы.

— На это ты всегда готов, — рассмеялась она.

Флинт в ответ улыбнулся:

— Сапоги не снимай.

Оглянувшись и убедившись, что они одни, Гарнет прикрыла бедра одеялом. Флинт, хмурясь, стер запекшуюся кровь и принялся изучать царапину.

— Здорово ободралась. — Он откупорил бутылку виски. — Это продезинфицирует ногу, но будет немного жечь.

Оказалось, что он совсем не преувеличивал. Гарнет пришлось стиснуть зубы, когда огненная жидкость потекла на рану.

— По крайней мере неглубокая, а то пришлось бы зашивать.

— Флинт, я умею отличить простую царапину от настоящей раны.

Он забинтовал ногу.

— Вот так, — а потом наклонился и поцеловал Гарнет в колено.

— А это к чему? — Она насмешливо изогнула брови.

— Чтобы не болело.

— А колено и так не болит. — Она натянула джинсы и застегнула пуговицы.

— Значит, для того, чтобы боль не распространялась. — Он снова поцеловал ее, но на этот раз в губы, и Гарнет упивалась долгим и страстным поцелуем.

— Я слышал, Гарнет поранилась, — неожиданно прозвучал голос Люка.

Флинт оторвался от губ возлюбленной и взглянул на брата:

— Я о ней позаботился. — И растянулся на одеяле во всю длину своего тела, подложив под голову седло.

— Ну, что там впереди? — спросил Люк.

— Недурное местечко с сочной травой и водой примерно в пятнадцати милях отсюда. Так что завтра все должно сойти гладко.

К ним присоединился Клив:

— К вам можно? А то я боялся помешать. Джой первым заступает сторожить. Я буду вторым.

— А где Джеб?

— Натягивает веревочный загон для лошадей.

— Тогда тебе лучше поесть и сразу лечь спать. Не успеешь оглянуться, как наступит полночь.

— Пожалуй, так я и сделаю. Улягусь сразу после ужина.

— Извините меня, ради Бога. — Гарнет вмешалась в разговор мужчин. — Пойду возьму иголку с ниткой — нужно зашить джинсы.

— Ай-ай-ай, братец Флинт, как не стыдно, — осклабился Клив.

При этих словах Гарнет скривилась и бросила:

— Всем привет.

Но Флинт не дал ей далеко уйти.

— Подожди, рыжая! — крикнул вдогонку он. — Я с тобой. Надо позаботиться о Сэме, пока я совсем не разнежился.

После ужина Гарнет надела ночную рубашку, завернулась в одеяло и устроилась у костра зашивать джинсы. Ее расстроило, что новая вещь оказалась так быстро испорченной.

Лагерь отходил ко сну. Раскатав тюфяки, спали у огня Клив и Джеб Бун. Флинт и Люк растянулись неподалеку от фургона. А рядом с отцом свернулся калачиком Джош. Хани и Мод бесшумно возились у кухни при свете фонаря.

Но вот они пожелали друг другу спокойной ночи, и Мод, захватив фонарь, забралась в повозку. Болтавшийся рядом в надежде на вкусные объедки Амиго засеменил к спящим и, распластавшись рядом, положил голову Джошу на колени.

— Не спишь? — раздался шепот Хани.

— Только-только заканчиваю зашивать джинсы.

— Посмотри-ка на него, — умильно проговорила подруга, разглядев в темноте привалившегося к отцу Джоша. — Не хочется будить и переносить в фургон.

— Ты о ком, о Джоше или о Люке? — съехидничала Гарнет.

— Наверное, и о том, и о другом.

— Так оставь Джоша там, где он есть. Он неплохо устроился.

— Так я, видимо, и поступлю. Ты скоро ложишься?

— Сейчас. Осталось совсем немного.

— День был таким длинным. Спокойной ночи, Гарнет. — И, попрощавшись с подругой, Хани забралась в фургон.

Сделав последний стежок, Гарнет осталась довольна своей работой — зашитые джинсы выглядели вовсе неплохо. А потом неподвижно сидела, наслаждаясь тихим весенним вечером. Над землей полетела негромкая песня — это тихонечко запел Джой Бун.

Она улыбнулась и умиротворенно закрыла глаза.

На десятый день путешествия они подошли к пограничному городу; — станции Ред-Ривер. А на следующее утро им предстояло переправиться через реку, покинуть Техас и углубиться в земли индейских племен.

После городской бани, смыв с себя дорожную пыль, братья Маккензи собрались обсудить завтрашние планы. А когда с разговорами было покончено, вернулись к стаду и на всю ночь отпустили братьев Бун, посоветовав им как следует развлечься. Люка отправили к Хани и Джошу. Маккензи-старший поломался для виду, но дал себя уговорить. А Флинт и Клив метнули жребий, кому оставаться при стаде, и Флинт проиграл.

— Извини, братишка. — Клив хлопнул Флинта по плечу и поспешил вдогонку за братьями Бун, устремившимися в ближайший салун. — Подождите, ребята, я с вами.

Зарегистрировавшись в какой-то развалюхе, которая служила здесь гостиницей, женщины тоже отправились в общественную баню, и после десяти дней пути горячая вода и мыло показались их измученным телам божественной сказкой.

Мод тут же удалилась в комнату, заявив, что для разнообразия желает как следует выспаться.

— А что у Флинта на ужин? — спросила Гарнет, когда вечером встретилась за столиком с Хани и Люком.

— Он взял из походной кухни солонину и все необходимое для кофе.

Она несколько минут переставляла тарелки с места на место.

— Пожалуй, я отнесу ему этих цыплят. Они просто восхитительны.

— Будет очень мило с твоей стороны, — пробормотала Хани, усердно пережевывая свою порцию.

— И вот еще что. Раз уж у нас смежные комнаты, вы можете положить ко мне Джоша. Пусть этой ночью поспит со мной.

— Правда? — В голосе Хани затеплилась надежда. — А он тебя не стеснит?

— Конечно, нет.

— Вы, дамы, в бане между собой сговорились? — подозрительно поднял на них глаза Люк.

— Ну что ты? — вскинулась было Хани, но тут же расплылась в улыбке, и на ее щеках появились очаровательные ямочки. — Сговорились, если бы только додумались.

Сам Джош внимательно следил за ходом разговора.

— Тетя Гарни, а ничего, если с нами устроится Амиго? Он ни за что без меня не заснет.

— Да-да, тетя Гарни, — поддакнула Хани. Она изо всех сил пыталась сохранить серьезную мину, но в глазах плясало буйное веселье. — Вот видишь, какие трудности у Амиго — бессонница. Правда, я, честно говоря, не заметила, потому что постоянно спотыкаюсь о спящего на полу пса.

— Ну что ж, — согласилась Гарнет, — я бы пустила к себе Амиго, но только если бы меня кто-нибудь поцеловал в щеку.

— Вот Амиго и расцелует тебя слюнявым языком, — заявил Люк. — Будешь представлять, что это дядя Флинт.

— Нет, тетя Гарни имеет в виду меня, — поправил отца Джош.

— А разве ты уже умеешь целоваться?

Теперь мальчик совершенно оказался сбитым с толку и посмотрел на мать:

— Мама, я умею?

— Конечно, нет. Так умеет целоваться только твой папа.

— Э-ге, соечка, — возмутился Люк. — Ты-то на чьей стороне?

Гарнет рассмеялась и покачала головой:

— Мы все слишком долго были на солнце, немного перегрелись и поэтому разговариваем, как подвыпившие.

— Подвыпившие или нет, — Хани стиснула руку подруги, — но твое предложение нам по душе.

— Это правда, Гарнет, — сдался Люк. — Только не могу взять в толк, почему мы здесь сидим и теряем время?

Уложив в корзину жареных цыплят, два яйца вкрутую, пару сдобных булочек и внушительный ломоть черничного пирога, Гарнет попрощалась с Маккензи и, вскочив на лошадь, за несколько минут преодолела расстояние, отделяющее городишко от того места, где оставили на ночь пастись их стадо.

— Привезла тебе кое-что поесть, — объяснила она, подъезжая к небольшому костерку, у которого устроился Флинт, и, сняв корзину с седла, разложила на одеяле все это великолепие.

— Мои надежды сбылись, и ты приехала, — с довольной улыбкой проговорил он, когда они уселись у огня.

Гарнет обхватила колени ладонями и, уперев в них подбородок, смотрела, как Флинт расправляется с едой.

— А если хотел, чтобы я приехала, почему не попросил?

— Думал, тебе захочется для разнообразия провести хоть одну ночь в городе — в приличной постели. — Он подал ей кружку с кофе. Гарнет сделала глоток и передала обратно. Она всей кожей ощущала его волевой, призывный взгляд.

— Постель еще не все, если рядом нет того, кто тебе нужен.

Флинт улыбнулся и, протянув руку, стал перебирать ее локоны.

— Ты самая прямодушная женщина из всех, что я знал. — Голос был низким, манящим, и у Гарнет по спине пробежали мурашки.

— Как бы я хотела, чтобы и ты был со мною так же откровенен. — Она изо всех сил старалась побороть вспыхнувшую в груди боль и поэтому не заметила, как в ее голос закрались грустные нотки.

— Я всегда был с тобой откровенен. — Флинт допил кофе и отставил кружку.

— Я не стесняюсь признаться, что люблю тебя.

— А я стесняюсь.

Гарнет удивленно подняла глаза, стараясь понять, что стоит за этим неожиданным признанием.

— Но почему… почему ты должен стесняться?

— Я не понимаю, что такое любовь. Мне нравится наша близость. Ничего подобного в жизни я не испытывал. Но это не та любовь, которую ты имеешь в виду… как любовь между Люком и Хани. — Взгляд Флинта остановился на Гарнет. — На такую любовь я не способен. Понимаешь, рыжая, что я хочу сказать: есть такие мужчины, которых не стоит любить, потому что они не в состоянии отплатить той же монетой.

— Это не так, Флинт. Это неправда. — Гарнет приложила ладонь к его губам и, опрокидываясь, потянула на себя. — Не говори об этом. Даже не думай.

— Я не Люк, рыжая. — Его язык прошелся по ее пухлым губам. — Я не способен обосноваться на одном месте. Не могу иметь детей.

В глубине сознания Гарнет шевельнулась застарелая тревога.

— Неужели ты не любишь детей? — Она постаралась придать небрежность своему голосу.

— Конечно, люблю. Но временами меня так и подмывает сняться с места, податься куда глаза глядят, и с этим ничего не поделаешь.

Он снова ее поцеловал, и мысли о будущем затуманились нахлынувшей страстью. Только слова любви вылетали из полураскрытых губ.

Потом Гарнет лежала подле Флинта и смотрела на звезды. Мерцающие точки были такими близкими, что, казалось, можно достать рукой и стащить с небес.

— Какую хочешь? — спросила она.

— Что? — не понял Флинт. Он лежал и поигрывал покоившимся на ее обнаженной груди медальоном. Золотая вещица сияла в лунном свете, как маяк среди гор из слоновой кости. Флинт наклонился и поцеловал оба розовых пика.

— Так какую ты хочешь? — повторила Гариет.

— Все равно. Мне обе нравятся.

— Глупый, я говорю о звездах.

— О звездах?

— Какую ты хочешь звезду?

Флинт откинулся на спину, подложил под голову руку и уставился в небо:

— Оставь все как есть. Небо — это их пастбище.

— А какая из них Полярная звезда? — спросила Гарнет. — Может быть, ее-то я и выберу.

— Вон та. — Флинт указал на одинокую яркую точку. — А теперь посмотри налево. Видишь семь звезд? Это Большая Медведица. Скоро она начнет оборачиваться вокруг Полярной звезды. Так мы узнаем время.

— И сколько же сейчас?

— Около одиннадцати. Через пару часов Медведица начнет уходить под звезду, и когда окажется прямо под ней, настанет время поднимать стадо.

— А как ты определяешь время, когда восходит солнце и звезды гаснут?

— По положению солнца. Но Медведица продолжает оставаться на том же самом месте. Взгляни сюда завтра в это же время, и увидишь, что старушка никуда не делась.

— Откуда ты столько знаешь о звездах?

— Только о Большой Медведице. Даже если гонишь ночью стадо и вот-вот заснешь, стоит лишь определить ее местоположение, и ты уже знаешь, который час. Поэтому мужчине не нужны часы.

— Ладно, оставлю Полярную звезду на небе.

— Вот и хорошо. А то бы пришлось переучиваться, как узнавать время.

— Ты никогда не принимаешь меня всерьез. — Гарнет неосторожно пошевелилась и охнула.

— Что с тобой? — Флинт беспокойно поднял голову.

— Тело, наверное, никогда не перестанет ломить. Болит с самого первого дня пути.

— Что же ты раньше не сказала? — Он подошел к Сэму и, порывшись в седельной сумке, достал жестянку с мазью. — Перевернись.

Гарнет легла на живот, и Флинт принялся втирать целебное снадобье. Но как только ладони коснулись ее плеч, она вскрикнула от боли. Длинные сильные пальцы пробежали по спине — к пояснице и ягодицам — и теперь действовали возбуждающе.

— У тебя весь зад в синяках.

— Тогда вотри в них мазь, — простонала Гарнет. — Кажется, она помогает.

Флинт наклонился и поцеловал в отдельности каждый синяк. А Гарнет еще долго стонала даже после того, как он отложил жестянку с мазью.