Глава 4
Когда губы Уинтропа завладели ее ртом, у Мойры не было времени не то чтобы отреагировать, а просто подумать.
Все произошло стремительно. Каждая частица ее тела напряглась в ответ на этот внезапный и возбуждающий захват. Его губы были мягкими, теплыми и такими отзывчивыми. Она с трудом верила, что такое может быть, ощущая его на вкус – чуть-чуть сладкий и солоноватый. Шершавый подбородок легко царапнул ее. Вечерний воздух был очень холодным, но тепло его объятий коконом окутывало Мойру со всех сторон, грозя расплавить изнутри.
Его губы умоляли. Ее в ответ приоткрылись. Возбуждение, когда он своим языком попробовал ее, отозвалось покалыванием по всему телу. Наконец-то, после стольких лет ожидания и поиска, вот оно – то, как нужно целовать. Другие губы целовали ее, но никогда так, как эти. Никогда другой мужчина не вызывал в ней стремления открыть себя. Она не знала, что такое запустить пальцы в его волосы и держать там, не отпуская. Раньше она не смела желать ничего больше, кроме простого поцелуя.
В этот краткий волшебный миг ей захотелось всего, что может дать Уинтроп Райленд.
Он отстранился первым. Его короткое дыхание облачками уносилось во тьму. Он прислонился к ней лбом. Ощущение от прикосновения его плоти было таким же нежным, как и от его губ, и Мойре пришлось сделать усилие, чтобы не потереться о него, как ласковая кошка.
Он, согревая, осторожно обнял ее за плечи и хрипло прошептал:
– Пойдем внутрь. – У нее упало сердце.
– Тебе не понравилось?
Он отозвался то ли рычанием, то ли стоном. Мойра затрепетала.
– Мне это очень и очень нравится, – ответил он, подняв голову и уставив глаза в темноту неба. – Мне не хочется, чтобы ты стала объектом пересудов в бальном зале.
Мойра огляделась. Кроме них, на балконе никого не было, и свет от ламп из бального зала лишь немного не достигал их. Они одни, и ей не хотелось уходить.
– Никто не подглядывает.
– Это ты так думаешь. – Его осторожность подкупала и раздражала одновременно. – Сейчас я отвечаю только за потребованный у тебя поцелуй. Если ты останешься здесь немного дольше, так просто не отделаешься, уверяю тебя.
Эти слова должны были бросить ее на защиту своего секрета и памяти Энтони, но не тут-то было. Напротив, его голос вызвал резкий, болезненный спазм внизу живота. Она тесно свела бедра вместе, чтобы облегчить боль, но это только усилило ее. Она должна была бы бояться отдать девственность этому мужчине, но ее тело желало его также сильно, как цветок жаждет солнечных лучей.
Она не двинулась с места. В его взгляде был вопрос.
– Учитывая вашу репутацию холодной и расчетливой женщины, вы отлично разыгрываете сцену обольщения, леди Осборн.
Обольщения? Она разыгрывает сиену? Он, наверное, шутит! Но та часть его, которой он мощно упирался ей в бедра, свидетельствовала: это правда. Он был также возбужден их поцелуем, как и она. Мысль, что она может привести его в такое состояние, поразила ее воображение.
Она сделала шаг назад, позволив ледяному дыханию ночи проникнуть между ними. Холод не ослабил ее мучений. Лишь соски затвердели, а спине стало остро не хватать опоры.
– Так лучше, мистер Райленд?
– Не знаю. – Покачав головой, он поднял на нее глаза. – Не знаю, на что решиться – поблагодарить вас или поцеловать снова.
Мойру бросило в жар.
– Может, нам лучше вернуться на бал?
– Вам – да. Мне – нет. Если я вернусь прямо сейчас, о нас точно пойдут сплетни.
Он имеет в виду свою эрекцию, конечно. Мойра должна была бы стыдиться своего поведения, его реакции на нее, но не могла. Как не находила повода или причины сомневаться в его влечении к ней. Отныне она должна свыкнуться с мыслью, что такой роскошный мужской экземпляр хочет касаться и целовать ее. Какая новая, безрассудная и чудесная мысль!
Покорно кивнув, она направилась к стеклянной двери, размышляя по пути, что будет дальше.
– Я увижу вас в зале?
Он ответил с присущей ему насмешливостью в голосе:
– Моя дорогая мадам, я намереваюсь быть около вас так же близко, как ваша тень.
Господи Боже, он в самом деле так сделает? Как тогда можно не дать повода для пересудов, если он будет смотреть на нее, стоя рядом остаток вечера?
Продрогшая до костей, Мойра неторопливо возвращалась в тепло бального зала. В глаза брызнуло сияние люстр, шум ударил по барабанным перепонкам. Множество голосов конкурировало между собой за внимание, перекрывая грохочущую мелодию оркестра. Аромат духов забивал ноздри вместе с запахом корицы. В животе заурчало. Хорошо бы поужинать пораньше. Заметит ли кто-нибудь, если она ускользнет в соседнюю комнату, где приготовлены сандвичи и сладости для тех; кому нужно подкрепиться в течение вечера?
Не в силах больше сопротивляться настойчивому требованию своего желудка, она проследовала сквозь толпу в сторону маленьких аккуратных бутербродов с огурцами, при взгляде на которые рот от предвкушения тут же наполнился слюной. Никто не обратил на нее внимания.
Вернее, почти никто.
– Где это ты была? – требовательно спросила Минерва, хватая ее за руку.
– Ты совсем замерзла.
Мойра отстранила ее движением руки:
– У меня все в порядке.
Сестра стала что-то говорить, но Мойра не слушала. Она вновь была на балконе с Уинтропом. Он снова обнимал ее, а она пила сладость его туб…
– Мойра?
Моргнув, она огляделась по сторонам:
– Что такое?
– Что с тобой? – Сестра пристально разглядывала ее. – Ты не слышала ни слова из того, что я сказала.
Мойра рассмеялась. Бедняжка Минни, она в самом деле беспокоится о ней! Или, возможно, о себе?
– Извини, дорогая. Я выходила подышать воздухом и немного замерзла. Это пустяки, чуточку подогретого вина, и все пройдет.
– Позвольте, я принесу вам вина, леди Осборн.
Его голос моментально согрел, внутреннего холода как не бывало. Лишь несколько минут назад она оставила его там, на балконе, а ей казалось, что она не виделась с ним уже много недель. Так чудесно было увидеть его вновь!
Она подняла на него взгляд, удивляясь своей способности сохранять внешнее спокойствие:
– Это будет весьма любезно с вашей стороны, мистер Райленд, спасибо.
Его улыбка сказала ей, что он принял правила игры. Ему хотелось сделать для нее все, что угодно, лишь бы она ходила в его должниках. Он бы поехал в Индию за шелком, если бы было нужно ей, лишь бы потом она отплатила ответной услугой. Речь не шла о чем-то недостойном, а всего лишь о том, чем она расплатилась, когда он потребовал вернуть долг.
Несмотря на то неуловимое, что пролегло между ними, Уинтроп оставался джентльменом, что доказывала его забота о Минерве.
– Мисс Баннинг, позволите и вам принести прохладительного?
Минни замотала головой, кудряшки затряслись у ее щек. Бедняжка выглядела совершенно потерянной.
– Спасибо, нет, мистер Райленд.
Поклонившись обеим, он послал Мойре еще одну дерзкую улыбку, от которой она вспыхнула, словно школьница, и исчез среди танцующих.
Минни повернулась к ней с разинутым ртом. Изумление то было или возмущение?
– Как тебе это удалось?
– Что? – Мойра наморщила лоб.
Сестра хмуро глядела на нее, как будто чувствовала себя одураченной.
– Заарканить Уинтропа Райленда, вот что!
– Говори потише! – зашептала Мойра, хватая сестру за руку и привлекая ее к себе. – Я никого не арканила.
Пухленькие губки Минни вытянулись в ниточку.
– Хм, можешь мне не врать, Мойра. Этот мужчина смотрел так, будто он хочет обмакнуть тебя в сироп и съесть на десерт. Как ты добилась того, что не удавалось многим другим?
Обмакнуть в сироп? Труднодостижимо, но любопытная мысль. И почему, интересно, все говорят о ней как о еде? Она знала, что теперь она не толстая, а скорее наоборот. Может, ей не удается скрывать от людей свою страстишку как следует поесть?
– Я палец о палец не ударила, – повторила она. Разве она лгала? Она действительно не сделала ничего, кроме как вернула ему поцелуй, но об этом говорить сестре не стоило.
– Вы целовались?
– Минерва! – Мойра подозрительно огляделась, не слышит ли их кто-нибудь. – Спрашивать такое – чудовищно вульгарно. Кроме того, это не твое дело.
– Целовались, целовались! – Минни захихикала, прикрыв рот ладошкой. Следы зависти на ее лице сменились девичьей любознательностью. – Ну, и как он, такой же восхитительный, как выглядит?
Мойра готова была придушить сестру, если бы не люди вокруг и не дрожь в руках. Как можно быть такой простодушной?
– Я так завидую, – призналась Минни, уныло покачивая своей темной головкой. – Ты подцепила мужчину, которого я считала единственным достойным внимания.
О молодость, о глупость!
– Внимание совсем не означает, что мужчина стоит наших усилий, Минни.
Ее сестра подняла тонкие брови.
– Полагаю, ты не относишь мистера Райленда к таким мужчинам. Конечно, для тебя он не есть объект, достойный внимания. Ну ладно. Коли тебе удалось подцепить его, мне нужно найти кого-нибудь в качестве компенсации. Как тебе сэр Дэвид?
– Йорк, баронет? – Мойра одобрительно кивнула. – Прекрасный молодой человек, из хорошей семьи. Никогда не слышала о нем ни единого плохого слова.
– Зануда, ты имеешь в виду.
– Он джентльмен, который будет хорошо обходиться с тобой. Это во-первых, а во-вторых, он умен, если ни разу не попался на чем-нибудь предосудительном.
Удивленная улыбка Минни вызвала у Мойры смех в ответ.
– Почему бы тебе ни прощупать его?
– Думаю, я так и поступлю. – В своей развевающейся темно-синей юбке Минни заскользила в сторону ничего не подозревавшего баронета. Бедный юноша.
– Надеюсь, твоя сестра покинула тебя не из-за меня?
Улыбка Мойры стала немного осторожнее, когда она посмотрела в эти синие, почти черные глаза. Если, конечно, такое возможно, сейчас, в льющемся свете люстр, он был даже красивее, чем там, под серебряной луной.
– Моя сестра никогда ничего не делает из-за кого-то, только из-за себя. Но в любом случае спасибо за внимание.
Он вскинул голову:
– Внимание? Вот уж нет. Это всего лишь вежливость. Между нами, я рад, что она ушла. Я не хочу ни с кем делить тебя.
Ей, конечно, стоило бы рассердиться на него – все-таки это была ее сестра, но Мойра промолчала.
– Ваше подогретое вино, миледи.
Она взяла предложенный ей изящный хрустальный бокал. Сквозь шелк перчаток она чувствовала тепло изысканного напитка. Аромат вина и корицы ударил в голову, глаза закрылись от полного блаженства.
Он пристально наблюдал за ней.
– Вы заставляете меня завидовать тому, что вы едите и пьете, когда мы вместе, леди Осборн.
– Неужели я уделяю больше внимания своему вину, чем вам, мистер Райленд? – Она кокетничает? Такая откровенная улыбка, конечно, воспринимается как кокетство.
Он придвинулся поближе. Она почувствовала его тепло, свежий запах одеколона.
– Возможно. Но я завидую ему, потому что оно коснется ваших губ гораздо чаще, чем я за весь вечер.
Опять дрожь побежала по ее спине.
– Но подействует не так сильно, сэр. – Вот это было кокетство! Как странно, она никогда не предполагала, что умеет флиртовать. Наверное, Уинтроп Райленд открывает в ней такие способности.
Его взгляд изменился, когда он посмотрел на нее. Она знала, что его глаза не могли стать темнее, чем они уже были. Однако сейчас они стали совершенно черными. Непонятный внутренний свет, казалось, исходил из него, светясь через эти глаза.
Сколько же оболочек у этого человека? Большинство мужчин старались подать себя с наилучшей стороны, но только не Уинтроп Райленд. Ловеласничая, он гордо вышагивал, словно дворовый петух. Но этот образ не отражал его сущности. Он был искренне увлечен их игрой, так же как и она, причем в этих делах у него явно был солидный опыт, не то, что у нее.
– Мне снова хочется вас поцеловать.
В его голосе было столько сладостной ласки, что ее рот поневоле увлажнился. Она огляделась.
– Не надо так говорить. Кто-нибудь может подслушать.
– А вам надо беречь свою репутацию.
Была ли насмешка в этом бархатном голосе? Она подняла глаза и натолкнулась на его прямой взгляд.
– Внимание джентльмена непривычно для меня, мистер Райленд, но я точно знаю, что ваши ухаживания могут принести мне больше вреда, чем пользы, если я вдруг окажусь в центре пересудов и сплетен.
Он, словно в раздумье, склонил голову налево.
– Наверное, пойдет молва, что я сделал вас своей любовницей.
– Это единственное, о чем здесь могут болтать. – Похоже, такая мысль его развеселила и еще больше заинтриговала.
– А что, интересно, скажут обо мне?
Она пожала плечами и сделала еще один глоток. Винный букет сразу заполнил рот, и стало тепло внутри.
– Ничего. Вы – мужчина.
– Как несправедливо, не правда ли?
– Да уж. – Она против воли улыбнулась. Он смиренно вздохнул.
– Тогда я обязан делать для вас больше хорошего, чем плохого, не так ли?
Он шутит или серьезен? Иногда это так трудно понять! Она внимательно изучала его лицо, пытаясь разобраться. Никаких следов того, что он шутит.
– Сделайте кое-что для меня.
– Что именно?
– Отпейте еще глоток вина.
Странная просьба, но в ней не было ничего неприличного. К тому же он сам принес ей его, и, может, ему хочется, чтобы она поскорее покончила с вином.
Поднеся бокал к губам, она глотнула его теплой сладости. Вино остывало, но не теряло богатства ароматов. Фруктовый вкус омыл горло. Она облизнула губы, чтобы сберечь каждую каплю напитка.
Уинтроп не отрываясь, смотрел на ее рот. Когда она провела языком по своим губам, он закрыл глаза, его ноздри вздрогнули, глубоко втягивая воздух. Он в самом деле затрепетал, она могла в этом поклясться.
Жар страсти хлынул на нее, стоило лишь вспомнить, что он завидует ее вину. Мойра сделала еще один глоток, чтобы избавиться от внезапно подступившей сухости во рту.
– Ну, вот и все, – прошептала она, удивляясь неожиданной хрипоте.
Веки его медленно приподнялись, он смотрел на нее, с трудом усмиряя желание.
– Не угодно ли еще?
– Да, угодно. – Голова шла кругом от первого бокала, а то, как он смотрел на нее, пьянило еще больше.
– Может, выпьем бокал на двоих? – Это было самое дерзкое предложение, какое только она когда-либо делала. В нем заключалось так много, чего она не смела сказать сама.
Подтекст не остался им не замеченным. Румянец появился на его высоких скулах. Мойра сглотнула, ожидая его ответа. Никогда раньше она не давала понять мужчине, что хочет продолжения их связи, что она желает его своим телом.
Выражение его лица было не разобрать.
– Должен сказать, что ни одного бокала больше не осталось.
– О! – Это отказ или действительно правда? Она была слишком неопытна, чтобы понять, и чересчур смущена, чтобы предпринять что-нибудь, кроме как стоять и смотреть.
– Разве у тебя дома нет горячего вина, Мойра? – Говоря, он сделал шаг в ее сторону, сократив расстояние между ними до неприлично интимного.
Она похолодела, не понимая, почему он спрашивает, и ужасаясь звучанию своего имени на его губах.
– Есть, конечно. Я всегда готовлю его в это время года.
– Тогда когда я смогу прийти?
Сердце Мойры замерло, затем, ударив раз, заколотилось так стремительно, что ей показалось, что оно вот-вот вырвется из груди.
– Прийти? Куда?
Он бросил на нее взгляд, в котором было столько нежности и пламенного желания, что от него можно было вспыхнуть.
– К тебе.
– Сегодня? – Ее голос сел. Он утвердительно кивнул.
– Конечно, я… – Господи, что она делает? Хотя на его губах была та самая ироничная усмешка, в глазах затаилась беззащитность.
– Примите мои извинения. Я преступил границы. Доброй ночи, леди Осборн.
Нет, только не это. Он не может вновь вернуться на официальный уровень, после того как называл ее по имени. Кроме того, она не в силах позволить ему уйти просто так, что он уже вознамерился сделать.
– Уинтроп. – Слава Богу, он еще был рядом и можно было говорить, не повышая голоса.
Он замер, затем повернул голову, глядя на нее через плечо, широкое и благородно очерченное.
– В три часа. – Во рту была такая сухость, что слова произносились с неимоверным трудом. – Пройди через сад.
На этот раз в его улыбке не было и тени иронии, так же как и неуверенности. Она притягивала, полная греховного обещания наслаждений.
Он кивнул и отошел, оставив Мойру стоять и смотреть ему вслед со сжавшимся от страха горлом.
Что она наделала! Уинтроп Райленд придет к ней сегодня ночью!
Она почувствовала, что сейчас ей потребуется нечто более крепкое, чем вино.
Мойра жила в элегантном доме в модном лондонском районе Вест-Энд. Здание было высоким и узким, что соответствовало облику хозяйки, со светлым и просто украшенным фасадом. Отсутствовала всякая вычурность. Более того, дом как будто ощущал неловкость за самого себя, если, конечно, жилище может испытывать какие-то чувства. Здание полностью подходило хозяйке. Оно словно стремилось выглядеть совершенно определенным образом, как это делала и виконтесса.
Уличные фонари заливали светом фасад дома, а снег, ковром укрывший землю, отражал сияние луны. Уинтроп уже собрался ругать что было сил и такую ясную луну, и предательски светлую ночь. Но когда он увидел, что представляет собой сад Мойры, его настроение переменилось.
Здесь не было цветов, что само собой разумелось в это время года. Зато сияли льдом заросли кустарника вперемешку с чертополохом. Белые, обвитые остатками плюща и лишайника статуи, словно привидения на страже, хранили глубокое молчание, пока он крался мимо. Сад совсем не походил на обычный дамский садик. Он выглядел диким, неухоженным и даже зловещим в эти часы уходящей ночи. Без сомнения, летом все было по-другому в этом месте соперничества яркого разнообразия цветов и вьющихся растений. Поразительно, как за столь строгим домом мог скрываться такой сад.
Он пробирался к своей цели и думал о наслаждении, которое в себе таит Мойра.
То, что она попалась на удочку и пригласила его к себе в такой поздний час, было удивительно само по себе. Кто бы мог подумать, что высокомерная и добродетельная леди Осборн может быть такой отважной? Все, что он слышал о ней, говорило о другом, а теперь он вот тут, стоит в ее саду и почти боится постучать в дверь ее дома.
В его влечении к ней не было ничего разумного, лишь дикое, отравляющее душу чувство победителя, который хочет, получить награду.
Этого ни с чем не сравнимого острого чувства торжества и стыда было достаточно, чтобы вернуться назад, в родные объятия собственного дома. И оно же заставляло его остаться здесь. Он хотел увидеть Мойру, желал ее. Прошел лишь час с небольшим, когда он последний раз смотрел в ее недоступное лицо, а ему вновь хотелось пожирать ее глазами. Хотелось увидеть свое отражение в волшебных озерах этих ясных доверчивых глаз. Говорить с ней и слушать, что она скажет в ответ.
А еще он хотел осыпать ее поцелуями. Он желал этого нестерпимо, на грани жизни и смерти.
Подняв руку, он легонько стукнул в стекло. Наверное, ему нужно было что-нибудь принести с собой. Может, цветы или шоколад. Дамы это любят. Ему наверняка понравится наблюдать за лицом Мойры, когда шоколад начнет плавиться на ее языке. Эта мысль возбудила его.
Дверь открылась, отступать было некуда. Единственный взгляд на женщину перед ним – и разум замолчал.
Она не переодевалась и осталась в вечернем платье, лишь сняв драгоценности. Без украшений она почему-то выглядела намного очаровательнее. Она стояла в золотистом тепле, разлитом в пределах ее дома. Он находился в серебряной темноте пустой ночи, которая омывала его снежным сиянием. Ничего лучше этого не могло бы подчеркнуть разницу, существовавшую между ними.
– Я не рассчитывала, что ты придешь, – сказала она. Каким-то образом ему удалось выдавить из себя улыбку.
Слава Богу, было холодно, и неожиданное возбуждение начало спадать.
– Мне показалось, что ты должна передумать.
– Как видишь, нет. – Она улыбнулась уголками губ. – Вероятно, должна бы.
Она даже не попыталась оценить мудрость его предложения, а высказала свое:
– Может, ты войдешь? Не то простудишься.
Она отступила в сторону, жестом приглашая пройти внутрь. На какой-то миг ему показалось, что он захвачен кошмаром, когда хочется бежать, но понимаешь, что ноги налиты свинцом, и их не сдвинуть с места. Ноги казались неподъемными, чтобы преодолеть порог и очутиться внутри, куда так хотелось проникнуть.
И вдруг, как по волшебству, он оказался в комнате. Она затворила дверь за его спиной, словно замкнув его и себя в ожидании приговора судьбы или случая.
Комната со стенами нежно-оливкового и кремового цвета с золотом слабо освещалась огнем в камине. Книжные полки занимали все пространство, оставляя свободными только места для картин, изображавших ангелов. Эти создания отнюдь не были умиротворенными и ласковыми, но наоборот – полными мести и дикости. Мрачные ангелы Мойры Тиндейл с крыльями цвета от светлой слоновой кости до глубокого индиго. Некоторые находились в полете, другие застыли как изваяния. Один из них с искаженным от горя лицом пристально глядел ввысь, удерживая в объятиях умирающую женщину.
– Господи помилуй, – пробормотал Уинтроп, подходя поближе к огромному полотну в золоченой раме, – это поразительно. – Он рассматривал ангела. Это была Мойра, юная, полненькая, но она, вне всякого сомнения. Несмотря на то, что излишек веса придавал ей мягкости, она выглядела душераздирающе печальной.
– Женщина – моя тетя Эмили. – Голос Мойры возник у него за плечом. – Я была очень привязана к ней.
Тогда понятно, почему у ангела такое выражение лица. Он повернулся к оригиналу:
– Как это прекрасно! Ты художница?
Она тихо засмеялась, предлагая ему бокал из резного хрусталя. Он обратил внимание, что она старалась не смотреть на картину. Возможно, она испытывала неловкость от выражения такого неподдельного горя на ее портрете. А может, боялась, что он обнаружит ее уязвимость.
– Нет, конечно. Это работа моего покойного мужа. Он написал всех моих ангелов.
От того, как она сказала, от тоски и томления в ее голосе, зависть и ревность охватили Уинтропа. Покойный виконт был, несомненно, очень талантливым человеком.
Но более того, его вдова продолжала страдать по нему. Уинтроп завидовал не только таланту, но и этому чувству. Будет кто-нибудь говорить о нем с такой горечью потери, когда его не станет?
Да, он испытывал и ревность к виконту. К тому, что жена может так много думать о муже и имеет смелость заявить о своей привязанности в его присутствии. Этого было достаточно, чтобы он пожалел о том, что пришел, чтобы почувствовал себя развратником, колотящимся в дверь и надеющимся, что она тут же отдастся ему в этой комнате под испытующими взглядами своих ангелов.
Он взял из ее рук бокал с подогретым вином, что и было обещано. Хрусталь согрел его ладони и пальцы. Стойкий аромат вина пьянил, как и женщина, которая приготовила его.
– Благодарю.
Она кивнула в ответ:
– Устраивайся, пожалуйста.
Очень радушно. Она либо не понимает, что он пришел сюда с единственным намерением совратить ее, либо играет с ним.
Он отпил из бокала, пока вслед за ней шел к ближайшему дивану. Вкус вина был настолько же хорош, как и аромат. Корица, гвоздика и богатое вино наполнили его рот, фруктовой сладостью остались на языке. Это, ни в какое сравнение не шло с сахарным сиропом вместо напитка, поданным на приеме нынешним вечером.
Мойра разместилась на одном конце дивана таким образом, чтобы видеть его, если он сядет на противоположный. Только он сделал по-своему. Он уселся вплотную к ней, закинув колено належавшую возле нее подушку и прижав свою голень к ее бедру.
Она подскочила от его прикосновения и наблюдала за ним, подняв брови. Но холодность на ее лице не обманула его. Жилка у самого основания ее шеи билась так отчетливо, что не заметить этого было невозможно.
– Места на этом диване вполне достаточно для нас двоих. Совсем не обязательно садиться так близко, мистер Райленд.
– Меня зовут Уинтроп. – Он забрал у нее бокал с вином и поставил на стол рядом со своим. – И если бы, Мойра, я сел на противоположном конце дивана, мне не удалось бы сделать это.
Не дожидаясь, когда она спросит, что «это» означает, он положил ладонь ей на шею сзади и притянул к себе. Когда его губы коснулись ее, Уинтроп уже знал, что нашел то, что так долго искал. Мойра открылась навстречу его натиску, и их языки встретились. Она не сопротивлялась его попыткам сблизиться – это было очевидно. Она хотела его так же сильно, как и он ее. По-другому и быть не могло. Однажды, когда он войдет в нее, ему, вероятно, станет легче понять, откуда у него возникало ощущение, что она видит его насквозь. Когда он опустошит себя в нее, ему, может быть, удастся избавиться от этого унизительного, ложного чувства, которое обострялось всякий раз, когда она находилась рядом.
Вкус ее губ был более мощным, чем вино, сладость которого заливала его рот. В них были тепло и влага, мягкость и податливость. Он крепко прижимал ее к себе, стыдясь своих страхов, что она станет избегать его. Одной рукой она упиралась в его бедро, вцепившись в мышцы пальцами. Он не мог сообразить, где находится ее другая рука.
Уинтроп медленно провел своей левой рукой вверх по ее ноге. Он оставил правую лежать на шее, дрожащими от нетерпения пальцами освобождая ее волосы от шпилек. Под его рукой мягко струилось ее платье, он мог ощущать тепло ее тела, нежность изгибов, изящество всей ее фигуры. Благородные линии бедер, узкая талия. Затем неожиданно полная грудь. Его рука вместила ее, а пальцы оценили податливую упругость, отозвавшись нарастающим удовольствием и возбуждением. Его большой палец начал осторожно ласкать твердеющую округлость соска. Мойра замерла, тело ее напряглось. Уинтроп мысленно возликовал.
Ага, вот, оказывается, где ее другая рука. Она легла на его руку, остановив попытку проникнуть под корсаж платья.
Хуже того, Мойра прервала поцелуй. Подняв голову, Уинтроп с изумлением посмотрел на нее. Разве он сделал что-нибудь не так?
Она наблюдала за ним с выражением, которое можно было бы описать как подозрительность.
– Я не из тех, кого можно легко соблазнить, мистер Райленд.
Легко? Ничего себе! При такой перемене настроения она ведет себя как девственница. Но это, разумеется, не значит, что он отказывается от своих надежд. Помимо того, она все еще удерживает одну его руку, а вторая его рука сжимает ее бедро, что весьма приятно.
– Я редко отказываюсь от того, чего хочу.
– Бедняжка. – Она смотрела на него насмешливо и недоверчиво одновременно.
Он бы рассмеялся в ответ на ее сарказм, если бы не боль в паху от возбуждения.
– Разве я принуждал вас пригласить меня сюда?
– Вы здесь потому, что я позволила это. И если наша, так сказать, связь превращается во что-то более интимное, то тоже с моего согласия, а совсем не потому, что вам этого хочется.
Он не смог удержаться, чтобы не засмеяться от удивления.
– А вы, оказывается, крепкий орешек, леди Осборн. – Неуступчивость не остановила его, он продолжал поглаживать ее бедро.
Настал его черед удивить ее.
– Вы пытаетесь найти недостатки в моем теле, мистер Райленд?
– Ничего страшного. Несколько дней не торопясь завтракайте в постели, и все придет в норму.
Его нахальный намек отозвался румянцем на ее щеках и широко открытыми глазами.
– Вы считаете, я слишком худая?
– Совершенно верно.
От неожиданности она растерялась, но ненадолго.
– Вы слишком самоуверенны, сэр.
Ее не задели его сексуальные намеки, зато она среагировала, стоило ему заговорить о ее весе. Какие все-таки странные существа эти женщины!
– Конечно. Я уверен, именно это и нравится вам во мне, миледи.
– Только лишь это? Может, найдется что-нибудь поинтереснее? Я представляла себе, что у вас заготовлен целый список собственных достоинств, от которых женщины теряют голову.
Теперь она решила пошутить. Как это мило. Разве имеет значение то, что он находится в ее доме? Что она приготовила вино? Ему нравилась эта ее шутливая и кокетливая манера. Она не играла в игры и не пыталась представить дело так, что ей приходится поступать против собственной воли. Она просто не желает действовать так же быстро, как он. Странно, но он уважал ее позицию. Она дала ему почувствовать, себя молодым и беззаботным. Это было так давно, когда ему не было дела до всего остального мира, когда груз обязанностей не давил на его плечи.
– Меня не волнуют другие женщины, только ты, Мойра. Я предупреждаю тебя: я хочу тебя и сделаю все, чтобы ты стала моей.
Она покраснела еще больше, но не отвела глаз.
– Ты убедишься, что я не легкая цель, Уинтроп.
По крайней мере, он заставил ее называть себя по имени.
– Я не против соперничества твоей и моей воли. Я приму выбор, который сделаешь ты.
Она задумалась на мгновение. И он почувствовал, как она внутренне отстранилась от него, хотя и не двинулась с места.
– Скажи, на нас делают ставки у букмекеров, и как мы идем?
Уинтроп затряс головой, чтобы прийти в себя, ему показалось, что он не расслышал, что она сказала.
– Извини, повтори еще раз.
Она наконец сняла его руку со своего бедра.
– Скажу проще. Ты решил оказать мне внимание, чтобы выиграть пари? Для себя или для кого-то еще?
Он почувствовал бы себя смертельно оскорбленным, если бы это предположение не было таким нелепым.
– Ты пытаешься обидеть меня с какой-то целью или это просто недостаток твоего характера?
Краска залила ее лицо и шею, и это было изумительное зрелище.
– Я предпочту оскорбить тебя, чем снова стать объектом насмешек.
– Снова? – Это означало, что такое уже случалось. Кто отважился смеяться над ней? Она получит его голову на блюде.
Сейчас она сидела отвернувшись.
– После смерти мужа, пока я была в трауре, мне очень помогал один джентльмен. Я считала его своим другом, по меньшей мере. Мне было с ним спокойно, и я доверяла ему.
Она вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза, ожидая, что он договорит то, что не сказала она.
– Он заключил на тебя пари? – Мойра кивнула.
– Он со своими закадычными друзьями решил, что поиграть моими чувствами – хороший спорт. Его помощь и поддержка потребовались ему только для того, чтобы проторить дорожку к моей постели и к пятистам фунтам.
Уинтроп выдержал ее взгляд, несмотря на непреодолимое желание отвести глаза.
Он знал, такое случается. Мужчины все время заключают глупые пари в «Уайтсе» и разных других клубах. Пари могут касаться чего угодно – от когда такой-то чихнет до когда такой-то умрет. Женщины рассматривались как интересный объект.
Он мог бы принести извинения за сильный пол, но не все мужчины такие мерзавцы, и, кроме того, ему не хотелось, чтобы это выглядело так, словно ему самому есть за что просить прощения.
– Единственное, что мне нужно, – завоевать тебя.
– Могу себе представить. – Она усмехнулась.
– Думаю, как раз не можешь, – сказал он сухо. – Ты значишь для меня больше, чем твое тело. Я хочу тебя всю.
Между ее бровей появилась складка, она пыталась понять значение сказанного. Если бы он смог продиктовать смысл по слогам, он бы сделал это.
– Я не хочу провести в твоей постели только одну ночь.
– Тогда сколько? – Ее глаза сделались круглыми. Уинтроп пожал плечами. Что, черт возьми, он говорит?
Он не понимал, но чувствовал, что не может остановиться.
– Намного больше. Это зависит оттого, сколько ты сможешь дать, а я взять. Я ничего не могу обещать, мы оба не можем, но я не думаю, что за одну ночь мы полностью исчерпаем себя.
– Ты очень самонадеянный.
– Да, конечно. – Зачем отрицать очевидное? – К тому же очень надеюсь на тебя.
Ее глаза стали узкими. Казалось, она пытается проникнуть в его сознание. Он мысленно пожелал ей удачи пробиться через его дубовый лоб.
– Можешь поклясться, что будешь честен со мной?
– Дай Библию, и я поклянусь на ней. Принеси бумагу, и я подпишу клятву, если хочешь, кровью.
– В этом нет необходимости. – Несмотря на улыбку, на ее лице было странное задумчивое выражение. – Я поверю тебе на слово.
Непонятно, по какой причине, но от ее слов по спине побежали мурашки. То ли от страха, то ли от удовольствия, он не мог точно определить.
– Итак, ты позволяешь мне соблазнить тебя?
Рука на его груди оттолкнула его, когда он снова потянулся за поцелуем.
– Можешь попытаться.
– Отлично, – улыбнулся Уинтроп.
– Но не сегодня. – Она снова отстранила его и улыбнулась, как мать ребенку – ласково, сердечно и непреклонно. – Сейчас тебе пора идти.
Спорить не было причины, и он не хотел, чтобы она чувствовала, будто на нее давят. Чтобы она уступила ему, сознавая, что у нее нет выбора. У нее вообще не должно быть выбора.
– Согласен. – Они поднялись. – Когда я снова увижу тебя?
– Через два дня, – откликнулась она. – Я пригласила на обед Октавию и Норта. Можешь присоединиться к нам.
Присутствие свидетелей не входило в его планы.
– Тогда до встречи.
Он поцеловал ее быстро, но крепко. Как же дождаться новой встречи с ней?
Дверь за ним затворилась, Уинтроп постоял в оцепенении, глядя на нее какое-то время. Похолодало. Крупные хлопья снега падали, скрывая траву. Он торопливо прошел через сад на улицу, а потом туда, где его ждал экипаж. Кучер сидел внутри, как и приказал Уинтроп. Совсем не нужно, чтобы человек замерз насмерть, если его хозяин забрал себе в голову такое, что и клином не вышибешь.
– Джон, домой.
– Да, сэр.
Какое-то время домом был Крид-Мэнор, где выросли он и его братья. Это, кстати, было недалеко от нынешнего жилья Мойры, в пределах богатого района Мейфэр. Теперь он разместился в апартаментах на Графтон-стрит, более подходящих его общественному положению холостяка. То есть он жил достаточно близко к Мейфэру, что было модно, с одной стороны, а с другой – достаточно далеко от этого района, чтобы не чувствовать себя рыбой в садке. Квартира была удобной. Камердинер следил за его внешним видом. Раз в неделю приходила женщина, чтобы навести порядок. Он питался когда и где хотел, как правило, в доме у Норта. Он жил по собственному времени и по своим правилам. Его образу жизни мог позавидовать любой.
Но если бы они знали, как смертельно одиноко ему бывало по временам!
В кабинете горела лампа. Сердце замерло. У него гости.
– Привет, парнишка.
Уинтроп закрыл глаза. Неужели опять?
– Мне и вправду нужно поменять замки.
– На земле нет замка, который я бы не сумел открыть.
– По крайней мере один есть. В тюремной камере на Боу-стрит, например.
Дэниелс предпочел проигнорировать его колкость.
– Туда легко попасть и просто выйти оттуда, мальчик мой.
– Совсем нет.
– Покровители твоего братца сгорят со стыда, когда узнают, что это он приложил руку, чтобы из бумаг на Боу-стрит вычеркнули твое имя. Невзначай вы вместе окажетесь в одной камере в Ньюгейте. А тут еще маркиза Уинтер, которой наверняка не понравится, что ее сестра вышла за брата грязного вора.
Дэниелс был прав.
– Я тебя прикончу.
– Если через полчаса я не вернусь к себе, Дункану Риду на Боу-стрит будет отправлен пакет, а в нем подробности, как ты участвовал в моей банде и как Шеффилд прикрыл тебя. Откажешься – я уничтожу твою семью, клянусь.
Стиснув зубы, Уинтроп повернулся к своему бывшему патрону, стараясь держать ненависть к этому человеку в узде.
– Если я сделаю, что ты просишь, ты исчезнешь и не появишься больше?
Дэниелс утвердительно кивнул.
– Не терпится дождаться, когда расстояние между мной и Англией будет так велико, как только возможно. Не мне тебе говорить, что здесь у меня врагов больше, чем друзей.
Это была правда. Дэниелс сдал большую часть своих связей в преступном мире, вступив в сделку с властями. Он избежал виселицы, отправив туда других вместо себя. Уинтроп мог предложить ему убраться и навести на него его врагов, но он боялся подставить под удар Норта или Девлина.
– Что я должен сделать? – Обветренное лицо Дэниелса просияло.
– Есть подходящая побрякушка – диадема у одной богатой вдовы. У нее, конечно, еще кое-что найдется.
Уинтроп кивал головой и слушал.
– Она живет в Мейфэре, я так понял?
– Точно. В доме, который она купила, после того как ее муж откинул копыта.
– А ты знаешь, где она держит диадему? – Он не мог поверить себе, что задает такие вопросы. Здравый смысл диктовал ему отправиться за помощью к Норту, но он не мог рисковать, прежде всего потому, что брат тут же пожертвует собой ради него. Норт постарается вмешаться, а Уинтроп не был готов принять такую жертву.
– Нет, не знаю. Ты должен сам ее найти. Эта леди вне круга моих знакомств, именно поэтому я пришел к тебе.
Уинтроп наклонил голову, лицо застыло, словно гранит.
– Зачем тебе это нужно?
– Скажем так, мне предложили столько денег, что я точно могу больше не работать вообще.
– Ты и так не работал ни дня за всю жизнь, – фыркнул Уинтроп.
Старик заулыбался, и вокруг глаз обозначилось множество морщин.
– Может, стоит начать?
Уинтроп рассмеялся бы, если бы не был так зол.
– Итак, я делаю всю работу и ничего не получаю за это.
– Зато ты защитишь свою семью.
Уинтроп кивнул. Раньше тоже было так. Первый раз он украл много лет назад. Ему казалось, что он прочно похоронил прошлое. Но теперь его силком возвращали к той жизни. Но вот другая часть его «я»…
Другая часть его «я» ощутила возбуждение. Не от участия в преступлении, а от предчувствия опасности. Так было всегда, когда нужно было рисковать.
– Кто эта вдова, которой я должен помочь освободиться от побрякушек?
– Виконтесса, – ответил Дэниеле. – Мойра Тиндейл, леди Осборн.
