Глава 3

Несколько раз во время их путешествия достаточно быстроходный «Остров сокровищ» оказывался в зоне тихих вод и безветрия. Природа настольно интенсивно поглощала здесь все производимые человеком шумы и звуки, что Аннелиза боялась впасть в безумие от гнетущей тишины.

Медленно тянулись дни. Люди вокруг вели себя совершенно спокойно, будто на корабле не было никого, кроме членов экипажа. Однако, начиная прислушиваться, Аннелиза различала слабые звуки, доносившиеся снизу. Казалось, они вторили кораблю. Стонали высокие мачты, когда под ветром расправлялись паруса и его форштевень рассекал пенящиеся валы; сквозь фырканье и шипение брызг прорывались крики моряков, скрежет снастей, щелканье блоков и скрип дерева.

Иногда, когда наступал штиль и корабль затихал, Аннелиза начинала улавливать обрывки каких-то фраз, которые произносил осипший мужской голос – как видно, тот человек в стараниях быть услышанным из своего тюремного плена надорвал горло. Неслышными шагами ступая по палубе, она в конце концов сумела определить предположительное местонахождение узника. Временами снизу доносился сильный стук; глухие ритмичные удары складывались в какую-то нескончаемую мелодию.

Аннелиза проводила уйму времени на вычисленной ею площадке, прислушиваясь к настойчивым попыткам узника заявить о себе. У нее перехватывало дыхание. Она вновь ощущала дрожь при воспоминаниях о силе, не сломленной даже кандалами.

Аннелизе до боли хотелось узнать, что происходит сейчас с пленником, однако с момента его поимки ей было запрещено появляться на нижних палубах. Незаметно проникнуть туда через люк и выяснить все самостоятельно она не могла – на реях постоянно копошилось множество матросов, а другие денно и нощно стерегли чрево корабля. Было совершенно немыслимо угадать, кого из них приставили к узнику. Фербек явно не шутил, говоря, что будет держать его без света и пищи, пока не выбьет признание.

И все же она чувствовала, что ей непременно нужно что-то предпринять. Общение с ней моряков носило поверхностный характер, и отчасти она их понимала. По-видимому, их неприятие проистекало из убеждения, что женщина на корабле приносит несчастье. Она подозревала также, что они ни на минуту не забывают о ее статусе – как-никак она была «дочерью компании» и женой влиятельного плантатора, и вряд ли Фербек не предупредил своих людей об этом.

Зато они наблюдали за ней, когда, по их предположению, она не могла видеть этого. Разумеется, она не привыкла к таким откровенно алчным взглядам, но в данных обстоятельствах Аннелиза предпочитала их просто не замечать.

На всем корабле у нее было всего два собеседника – кошка да пожилой помощник капитана Ян Клопсток. Но Страйпс часто надолго исчезала для выполнения своей урочной работы по истреблению мышей и крыс, а Ян, хотя и вел себя относительно дружелюбно, наверняка предпочел бы, чтобы ее здесь вовсе не было. Однако именно на него была возложена обязанность ежевечерне препровождать Аннелизу на ужин в капитанскую каюту. Во время подобных переходов им поневоле приходилось разговаривать между собой, и оба при этом чувствовали себя весьма принужденно.

– Ян! – позвала она как-то Клопстока, когда он нес мимо нее порванный парус.

– Я к вашим услугам. Прекрасный день, не правда ли?

– Да, верно.

Аннелиза провела носком туфли по палубе, чтобы унять волнение. Из-за секундной задержки она могла упустить занятого выше головы моряка, поэтому тут же выложила ему свои опасения.

– Тот арестованный, которого мы взяли на борт, где он сейчас?

Улыбка сразу исчезла с лица Клопстока; моряк небрежно пожал плечами, что никак не вязалось со встревоженным взглядом, брошенным им в сторону открытого люка.

– Он там, внизу, в темноте и мерзкой духоте.

– Как вы считаете, ему не слишком тяжело?

– Откуда мне знать. – Лоб Клопстока неожиданно заблестел от выступившей испарины. – Но думаю, вряд ли кому-нибудь доставит удовольствие сидеть все время в потемках.

– Ян? – Аннелиза притронулась к его плечу, но тотчас убрала руку. – Капитан пригрозил уморить его голодом. Он не сделает этого? Пожалуйста, скажите мне правду.

– Я не ношу заключенному пищу.

– А воду?

Клопсток тотчас закивал:

– Воду – да. Через день, одну полную чашку. А сейчас извините меня, я должен идти.

– Подождите, Ян! – Не обращая внимания на его желание избежать дальнейшего разговора, Аннелиза преградила моряку путь. Чашка воды. Через день. Сама она ежедневно выпивала не менее четырех чашек. Насколько ей было известно, матросы, занятые на самых тяжелых работах, потребляли жидкости намного больше. Вдобавок они еще получали от капитана щедрую дотацию в виде джина.

Она бросила взгляд в сторону люка. Удушающая темная дыра.

Помощник капитана удивленно заглянул ей в лицо.

– Что с вами? Вы, часом, не захворали? – озабоченно спросил он.

– Нет-нет, – торопливо ответила Аннелиза. – Просто вдруг почувствовала себя не вполне хорошо. Передайте, пожалуйста, капитану, что сегодня я не буду ужинать, – неожиданно заявила она.

– Значит, вам все-таки нездоровится.

Она не знала, как объяснить ему, что у нее вдруг возникло отвращение к капитану и ей больше не хочется проводить время в его обществе. Конечно, своим протестом она никак не могла облегчить положение несчастного, и единственное, что было в ее силах, это сострадать.

– Да, пожалуй, вы правы; поэтому у меня и нет аппетита.

Клопсток беспокойно сдвинул брови и поспешил отойти. Интересно, что он расскажет капитану? Впрочем, пусть рассказывает, тут же решила Аннелиза, ее это не должно волновать.

Она отправилась к себе, хотя обычно почти не делала этого среди дня, потому что нещадно палящее солнце превращало каюту в настоящую душегубку. Крошечный отсек, находившийся в самом конце палубы, вдали от главного люка, ведущего в матросские кубрики, не предназначался для пассажиров – лишенный каких-либо удобств, он обычно использовался в качестве небольшого склада, где хранился небезызвестный товар, особенно соблазнявший моряков, – джин. После появления на корабле Аннелизы джин перекочевал в коридор, и теперь обвязанные веревками бочонки громоздились с наружной стороны каюты.

У входа ее ждала Страйпс, но когда Аннелиза открыла дверь, кошка в нерешительности остановилась, а затем, почувствовав, как изнутри их обдало волной жара, постыдно ретировалась. Пробравшись по бочонкам наверх, она улеглась в самом прохладном месте. Легкий ветерок начал шевелить ее шерсть, и кошачьи глаза зажмурились от блаженства.

Аннелиза заперлась в своей раскаленной каморке. Удушающая черная дыра. Однако по сравнению с пристанищем узника каюта казалась ей почти комфортабельной. Она отыскала в корзинке для починки одежды небольшие лоскутки и законопатила все щели и дыры, после чего ни солнечный свет, ни слабые струи горячего воздуха больше не проникали сквозь дощатые стены. Но хотя все погрузилось во мрак, Аннелиза отлично понимала, что эта темнота не идет ни в какое сравнение с кромешной тьмой трюма.

Так прошло несколько часов. В начале своей вахты она как наседка устроилась на небольшом табурете и теперь размышляла об ожидающей ее жизни. Но каждый раз, пытаясь представить лицо своего мужа, она видела перед собой пленника. Попытки прогнать этот образ становились все менее успешными, по мере того как усиливалась жара. Сильная головная боль мешала думать. Аннелиза сорвала косынку и распустила косы, но не почувствовала облегчения.

Отсутствие света и постоянные усилия втолкнуть в легкие тяжелый горячий воздух привели ее в состояние полной прострации. У нее не стало сил сидеть, и она легла на койку. В этом печальном состоянии Аннелиза продолжала думать об узнике, удивляясь, как ему хватало энергии протестовать, браниться и колотить в стены. В первый раз за весь день она расстегнула высокий воротник, и ей стало немного легче. Но, собравшись стащить с себя одежду, она вдруг осознала, что пленник в кандалах не может сделать того же.

Постепенно ей стало казаться, что ее распухший язык увеличился вдвое. Почувствовав неестественное жжение в глазах, Аннелиза вдруг заметила, что они широко раскрыты и почти не моргают. Она прикрыла веки, и тут же перед ней появились светлые кружащиеся мушки, уносившие ее в темноту. Она ощущала себя блуждающей звездочкой, бесцельно скитающейся по ночному бархатному небу, несказанно одинокой, гонимой голодом и жаждой, утратившей всякую надежду на прекращение страданий.

И все эти муки возникли в течение всего лишь одного дня, а пленник томился в цепях без еды и света уже больше недели. Ни один человек не должен подвергаться таким лишениям.

Аннелиза села и выпрямилась. Как можно было так глупо себя вести! Она побоялась подать голос, забилась в нору, лишь бы не нарушать приличия, тогда как подлинное достоинство женщины состояло совсем в другом. Ей надо было идти штурмом на капитанскую каюту и требовать объяснений. Лелеять свою беспомощность – удел домохозяек. Фербек не посмел бы осудить ее за то, что она справляется о здоровье человека, доставленного на корабль в ее присутствии.

Аннелиза живо повытаскивала из щелей в переборках кусочки материи, в каюту сразу хлынули солнечные лучи. Невероятно – день еще не кончился! Должно быть, сейчас Фербек как раз сидит за обедом. Самое время устроить ему нагоняй за то, что он набивает себе живот, тогда как у него под палубой страдает человек, вина которого ей неизвестна.

И все же вступать в конфликт с капитаном Аннелизе не очень-то хотелось. Она уперлась рукой в стену, изо всех сил стараясь удержать себя от соблазна плюхнуться обратно на койку. И тут она услышала его. Далекий, словно из могилы, стук металла о дерево. Звук наручников, ударяющих по выдержанным дубовым доскам. Ее сердце забилось в том же темпе, попадая в такт непрерывающемуся потрескиванию.

Аннелиза резко распахнула дверь. Матросы в недоумении смотрели ей вслед; видимо, больше всего их удивляли разлетающиеся позади нее лоскутки материи – все, что она позабивала в щели, теперь порхало в воздухе подобно снежным хлопьям. Со скоростью урагана Аннелиза промчалась мимо мужчин и, только добежав до середины палубы, сообразила, в каком шокирующем виде предстала перед ними. Морской воздух ласкал ее шею благодатной прохладой, ветер развевал волосы, еще не зашедшее солнце припекало кожу, до сей минуты не видевшую света. С бешено стучащим сердцем она остановилась в нерешительности, не зная, что ей делать дальше. Никогда еще она не являлась к капитану с непокрытой головой и без своего высокого воротника. Но бежать назад и приводить себя в порядок значило бы добавить еще несколько бесконечно долгих минут к страданиям узника.

Поглубже вздохнув, Аннелиза ворвалась в кают-компанию, не дожидаясь, пока разинувший рот караульный бросится объявлять о ее приходе.

Разумеется, капитан никак не ожидал ее появления в столь экзотическом виде, однако он лишь бросил на нее ничего не выражающий взгляд, и только слегка приподнявшиеся брови выдавали его удивление.

– Ян передал мне, что вы приболели. В самом деле, вид у вас не вполне здоровый. Надеюсь, ничего серьезного?

Аннелиза покачала головой и скользнула на свое обычное место. Пока Клопсток занимался сервировкой стола, они сидели в непривычном молчании. Фербек поигрывал каким-то прибором, поворачивая его из стороны в сторону, а его помощник тем временем закончил хлопоты с вином и стал наполнять свободные стаканы свежей водой. Но Аннелиза не могла больше ждать. Она схватила свой стакан, не дав наполнить его до конца, и залпом выпила всю воду. Лишенная питья в течение дня, она нашла ее вкуснее самой чистой воды из быстрого ручья.

Какой же вкусной должна была казаться эта вода узнику, не получавшему ее в достаточном количестве с самого появления на корабле!

Аннелиза поставила пустой стакан на стол, и Клопсток тут же подскочил, чтобы снова наполнить его. Но Фербек, похоже, ничего не замечал, погруженный в свои раздумья. «И весьма некстати», – подумала Аннелиза. Сейчас она как никогда нуждалась в полном внимании с его стороны. Она безуспешно пыталась придумать, как наилучшим образом подступиться к нему для разговора о мытарствах человека, сидящего где-то у них под ногами.

– Капитан, я хотела вам сказать, что со мной все в порядке, однако меня очень беспокоит здоровье кое-кого еще.

– Вот как? Но мои матросы в отличной форме.

Аннелиза не сомневалась, что капитан намеренно уходит от обсуждения интересующей ее темы.

– Я имею в виду человека, из-за которого возник весь этот переполох во время захода в бухту Салдана.

– А, так вы о пленнике! – Фербек подцепил кусок баранины и, подержав его некоторое время на весу, с хмурым видом положил обратно в тарелку. – Самый твердолобый из всех, кого я имел несчастье перевозить. – Он покачал головой, словно сердясь на самого себя за то, что так разоткровенничался. – Сплю и вижу, как бы поскорее избавиться от него – пусть им занимаются власти.

– И все-таки, что он сделал? – не унималась Аннелиза.

Она совсем не была уверена, что капитан станет отвечать ей, поэтому ее ничуть не удивило, что пауза продолжалась достаточно долго. Наконец Фербек, тяжело вздохнув, произнес:

– Он совершил худшее из всех преступлений.

Разочарование охватило ее, образ, созданный подогретым жарой воображением, мгновенно потускнел. Узник оказался совсем не той героической личностью, какой она его себе великодушно представляла. Ей оставалось только досадовать на себя за то, что столько времени она отдала пустым грезам: боготворила преступника, как наивная школьница.

– Значит, он убийца? – Аннелиза была уверена, что на свете нет ужаснее преступления, чем отнять жизнь у другого человека.

– Хуже. – Фербек втянул воздух с таким видом, будто признание всех зверств, совершенных пленником, вызывало в нем глубокую боль. – Этот человек – пират, который не довольствовался нападением на суда и простыми грабежами. Он нанес урон нашей компании, поразил ее в самое сердце…

Фербек обернулся к своей конторке и, выдвинув небольшой ящик, вынул из него тряпичный мешочек; затем, повернувшись, высыпал на стол несколько предметов овальной формы. Маленькие, величиной с сушеный чернослив, они были окрашены в коричневый цвет.

– Вот, полюбуйтесь.

Аннелиза с недоумением повела плечами:

– Мускатный орех?

– На нем-то и попался наш «гость» с нижней палубы. Он пытался нелегально провезти эти орешки.

Аннелиза вспомнила, как мать часто сетовала по поводу одной из убыточных сторон их работы под началом компании. Школа была вынуждена заказывать продовольствие только через ее рыночную сеть, а контрабандисты те же самые специи предлагали по более выгодным ценам.

– Как знать, возможно, кому-то его преступление покажется не таким уж страшным, – осторожно заметила Аннелиза.

– Да вы посмотрите сюда! – Фербек, побагровев, ткнул в горсть орехов, и они разлетелись в разные стороны. – Вы что, не видите, какого они цвета?

Обыкновенный цвет, может быть, лишь слегка темнее цвета тех орехов, которые она десятки раз размалывала у себя на кухне.

– Надеюсь, они свежее, чем у нас в Амстердаме?

– Свежее? Ну и ну! – Фербек наградил ее взглядом, полным жалости и презрения. – Жене плантатора следует знать разницу между «свежестью» и «всхожестью». Все партии мускатного ореха до единого плода перед отправкой с островов Банда должны вымачиваться в известковом растворе. Это делается для того, чтобы убить зародыш. Правильно обработанный орех имеет белесоватый оттенок, а эти – коричневые. Орехи, конфискованные у негодяя, еще не утратили всхожести. Всхожести! Понимаете? – Капитан сделал особый упор на этом слове, будто полагал, что чем настойчивее он его произносит, тем глубже она осознает чудовищность совершенного преступления.

Аннелиза слышала о нашумевших событиях на небезызвестном Молуккском архипелаге, принадлежавшем прежде Португалии. Ретивые эмиссары компании рыскали по загадочным островам, выискивая деревья с пряными орешками, и вырубали их все до последнего, оставляя неприкосновенными только рощи на островах Банда. Точно так же они поступали с гвоздичными деревьями на Амбоине, не выпуская их за пределы этого города-острова. Благодаря строгим ограничениям на производство и вывоз специй владельцы компании сколачивали огромные капиталы. И поныне компания отнюдь не горела желанием упускать из рук баснословные барыши.

Фербек подобрал один орех и, зажав его между большим и указательным пальцами, стал рассматривать с таким видом, словно имел дело со смертельной дозой яда.

– Компания не может допустить, чтобы каждый, кому взбредет в голову, мог высаживать мускатный орех, – в противном случае произойдет резкое падение цены. Вот почему мы должны принимать самые суровые меры к контрабандистам.

– Его посадят в тюрьму?

– Господи, до чего же вы наивны! Он украл у нас плоды со всхожим жизнеспособным семенем, и мы сделаем с ним то же самое. Прежде чем он умрет, ему отрежут… – Тут капитан, покраснев, замолчал и одним махом осушил свой бокал с вином. – Прошу прощения, что затронул при вас столь деликатную тему. В конечном счете участь его самая незавидная. Он будет доставлен в Форт-Виктория на Амбоине и с санкции губернатора предан смерти.

В сознании Аннелизы тотчас же вспыхнул образ – такой отчетливый, что она в смятении затаила дыхание. Пленник, смелый, полный жизни, воюет с теми, кто без веревок и цепей бессилен подчинить его своей воле. И эта мужская сила, эти пьянящие золотистые глаза, эта почти магнетическая внешность – все должно погибнуть? За что? За мелкую контрабанду? За тот мускатный орех, которым она сдабривала тушеное мясо и драчену? За те приправы, на которых ее мать экономила пару флоринов?

Аннелиза повернулась и ощупью отыскала ножку бокала, надеясь подкрепить себя вином. Ей нужно было остановить непрошеные слезы, выступившие в уголках глаз, чтобы не выглядеть слишком уж нелепо.

Она знала, где находится Молуккский архипелаг, так как у нее была скопированная от руки карта, почти развалившаяся от усердного штудирования. Амбоина, куда собирались отправить преступника для оскопления и казни, располагалась севернее островов Банда, менее чем в сотне миль от них. Такое быстроходное судно, как «Остров сокровищ», при благоприятной погоде могло покрыть это расстояние в ничтожно короткое время. Следовательно, контрабандист погибнет спустя день-два после ее собственной высадки. Возможно даже, он будет мертв уже к тому времени, когда она начнет знакомиться с домом своего мужа, и почти наверняка до того, как она запомнит трудные имена его слуг. Вот только вряд ли теперь она хоть раз приготовит пищу с мускатной приправой.

Ароматный парок над обеденным блюдом вызвал у нее отвращение, и она отодвинула тарелку.

– Что, не идет? – участливо осведомился Фербек, приписывая отказ от еды ее недомоганию, и тут же снова вернулся к прерванной теме: – Такие, как этот пират, подрывают устои компании. Из-за них может пострадать благосостояние тысяч работников и их семей. Насколько мне известно, ваша мать своим местом тоже обязана компании…

Капитан недвусмысленно напоминал Аннелизе о том, на чьей стороне она должна быть. Действительно, именно Голландская Ост-Индская компания предоставила приют им с матерью, утвердила кандидатуру Аннелизы на этот брак, отправила ее в путешествие и взяла на себя заботы по обустройству предстоящей новой жизни. А тут какой-то презренный контрабандист ставит под угрозу само существование ее благодетелей. Наверное, непозволительные колебания должны были пробудить в ней чувство стыда, однако слова осуждения в адрес преступника застряли у нее в горле, и она так и не решилась их выговорить.

– Когда его казнят на Амбоине, – все же пыталась поддержать капитана Аннелиза, – это будет означать, что правосудие свершилось. – Несмотря на произнесенную фразу, внутри ее все протестовало против такого неестественно жестокого наказания.

– Ну, это, конечно, будет акт умиротворения общественного мнения, – поправил Фербек, – но не подлинная дань справедливости. Контрабандист благополучно добрался до Африки, прежде чем был раскрыт. Нам просто повезло – по чистой случайности его выявил один из наших агентов и передал мне. Боюсь, что успех преступника, если можно так выразиться, кое о чем говорит – это значит, что в самом сердце компании затаилась коварная гадюка.

Много лет Аннелиза считала, что благодаря компании ее миновал страшный удел девушки, не имеющей средств к существованию. Отсюда и проистекала ее преданность. Тем более она не могла поверить в возможность предательства со стороны тех, кто служит компании.

– Я уверена, – непререкаемым тоном заявила она, – среди нас нет людей, способных на сговор с негодяем.

– Боюсь, вы ошибаетесь. – Фербек еще больше помрачнел. – Как я уже объяснил вам, мускатный орех морят в известке сразу же после сбора. Следовательно, такого количества живых плодов этот паршивец не мог достать без посторонней помощи. Наверняка здесь действовали сообща несколько человек.

Капитан вдруг прервал свою речь, словно осененный какой-то новой идеей. Глаза его загорелись.

– Неплохо бы выяснить, кто помогал ему, прежде чем злодея вздернут. Если удастся выведать от него этот секрет, я уверен, компания в долгу не останется. Надеюсь, вы понимаете о чем идет речь?

Аннелизу неприятно поразили откровенно корыстные намерения капитана, но Фербек, словно не замечая ее напряженного взгляда, продолжал как ни в чем не бывало:

– Гм… вознаграждение, конечно, еще не самое главное. Есть вещи поважнее. Перед компанией встает вопрос, как бороться со злоумышленниками, ведь они дезорганизуют налаженную долгими усилиями работу. Я, со своей стороны, испробовал все, что только мог, но пока безуспешно. Даже не знаю, что еще придумать, чтобы заставить этого пирата выдать сообщников.

– Может быть, мне попробовать? – неожиданно для себя предложила Аннелиза и тотчас вжалась в кресло. От одной мысли, что она сможет задать вопросы пленнику, ей стало не по себе.

Фербек, казалось, был растерян не меньше ее. Непроизвольно почесав затылок, он с сомнением переспросил:

– Вам? Попробовать?

– Я ведь наполовину англичанка и знаю язык достаточно хорошо…

– Ах да, директор Одсвелт действительно обмолвился о ваших достоинствах при оформлении пассажирской страховки. К сожалению, я как-то сразу об этом не подумал.

Капитан выглядел настолько сбитым с толку, что это заставило Аннелизу вспомнить известную притчу, повествовавшую о том, как владелец шкатулки с драгоценностями разобрал по бревнышкам дом, считая, что потерял ключ от нее, а потом выяснил, что все это время ключ болтался у него на шее.

– Возможно, преступник просто не понимает ваших вопросов, – как можно невиннее сказала она, – а значит, не до конца осознает серьезность выдвинутых против него обвинений…

– Вот тут вы ошибаетесь. Он отлично представляет тяжесть содеянного. Не зря же он сопротивляется как загнанный кабан. Но что касается вопросов, то, возможно, вы правы. Пожалуй, стоит попробовать – может быть, вам и вправду удастся убедить его сообщить мне необходимые сведения.

– Вообще-то, капитан, для убеждения я, наверное, не самый подходящий человек.

Этот ответ развеселил Фербека. Оглядев Аннелизу с небывалой доселе смелостью, он даже позволил себе слегка улыбнуться. Аннелиза вздрогнула. Боже, в каком виде она явилась! Своими перепутанными, распущенными до пояса волосами она, вероятно, могла смутить кого угодно, а отсутствующий воротник позволял видеть сквозь вырез платья ее оголенную шею вплоть до ключиц.

– Ну что вы, о чем речь! Даже если в данный момент вы еще не вполне уверены в своих способностях, то через пару дней, когда вы обретете некоторый опыт… – Фербек покачал головой и озадаченно потер лицо рукой. – Вот только не знаю, вправе ли я позволить вам это. С другой стороны, жалко терять время. До Банда-Нейры остается всего ничего. Кто знает, как оно все повернется. Милое личико, родная речь – глядишь, язык и развяжется!

Обычно суровое лицо капитана неожиданно приняло приторно-любезное выражение, губы заулыбались, и весь он словно затрепетал в надежде не упустить союзника. Но его глаза, глаза… В их тусклой глубине пряталась ядовитая змея, свернувшаяся колечком, готовая к нападению.

Деловые отношения с мужчинами для Аннелизы всегда были чужеродной материей – для этого ей катастрофически не хватало практики.

Как всегда в такие моменты, в ее ушах словно зазвучали тысячи голосов, пронзительных, стенающих. Все они принялись настойчиво уговаривать ее провести остаток путешествия за надежным засовом своей каюты. Ее снова охватило то тревожное напряжение, которое овладевало ею всякий раз, когда она вспоминала об узнике. Наверное, это было не случайно. Безрассудный, опасный человек. Она крепко сцепила руки, но от этого дрожь стала только сильнее. Тогда она положила их на колени и, опустив голову, сказала:

– Извините меня, капитан, я вынуждена отказаться от моего предложения.

– Ну уж нет!

Только теперь Аннелиза осознала, насколько крепко он ухватился за ее слова, которые подхлестнули его безумные надежды. Нужно было каким-то образом выпутываться из неприятного положения, явившегося следствием ее неосторожности. Приказав себе успокоиться, она решила воспользоваться одной своей привилегией, до сих пор остававшейся невостребованной.

– И все же, полагаю, мне не стоит участвовать в подобных делах. Сомневаюсь, что это понравится моему мужу.

Фербек с такой силой выдохнул воздух, словно она ударила его в солнечное сплетение большой кружкой для джина. Апелляция к имени Питера Хотендорфа подействовала на него не хуже мистического заклинания.

– Вероятно, вы правы. Извините, если я был излишне назойлив, но вы сами подняли этот вопрос.

Наступила неловкая тишина. Аннелиза сидела со стиснутыми руками и опущенной головой, посматривая на капитана сквозь заслон рассыпавшихся в беспорядке волос.

Фербек все еще потирал подбородок, продолжая смотреть на нее испытующим взглядом, как бы оценивая твердость ее решения.

– Разумеется, – наконец задумчиво произнес он, – то время, что этот бандит находится на моем корабле, приятным для него не назовешь. Но мы можем еще прибавить ему неудобств, и уж тогда он наверняка разговорится.

С этими словами капитан повернулся к двери и позвал:

– Клопсток!

– Я здесь, капитан! – Голова помощника тут же просунулась в дверь.

– Пожалуй, надо сократить рацион нашего пленника до одной чашки воды в три дня. Одна чашка – это ему больше чем достаточно.

– Есть, капитан. – Клопсток бросил тревожный взгляд на Аннелизу. – Последний раз он получал воду вчера.

– Значит, теперь получит послезавтра, – хмыкнул Фербек.

– Слушаюсь.

У Аннелизы чуть слезы не брызнули из глаз и запершило в горле. Все ее хлопоты об узнике не только провалились, но и усугубили его мучения. Сама же она после короткого добровольного эксперимента испытывала такую жажду, что была готова проглотить воды на несколько чашек больше, чем на самом деле требовалось организму. Ее рука нетерпеливо тянулась к бокалу с водой; ей приходилось подавлять в себе неудержимое желание облизывать губы и совершать глотательные движения, рождавшиеся от ощущения внезапной непроходимости в горле.

Заметив ее состояние, Фербек улыбнулся.

– Да уж, сейчас ему несладко, – произнес он тоном, больше уместным для непринужденной беседы. – Вот вы только что говорили о его самочувствии. Мои люди, должен признаться, обошлись с ним круто, после того как он отказался дать нам нужные сведения. И тут вы так о нем забеспокоились, что я вдруг подумал: а может, милосердие – это долг «дочерей компании»? Уж не возят ли они с собой в путешествия саквояж с лекарствами и целительными бальзамами? Взяли бы и подлечили ему раны, пока будете с ним разговаривать. Впрочем, что это я – вас ведь больше не интересует его здоровье…

– Так ваши люди были у него? – Аннелиза понизила голос, стараясь скрыть негодование. – Вы приказали избивать человека в цепях?

– У меня есть обязательства перед компанией – вот почему я вынужден действовать жестко. Мне нужна информация. Если она может принести пользу, я не остановлюсь ни перед чем. А вам, видимо, не хватает решительности. Это меня удручает. – Убежденность в собственной правоте только что не капала у него с губ. – Между прочим, напрасно он так себя ведет. Когда мы доставим его на Амбоину, там с ним еще не то сделают. Хотя, как вы справедливо заметили, возможно, он действительно толком не понимает, в чем его обвиняют и что ему грозит. Необходимо, чтобы с ним поговорил человек, владеющий английским.

Снова наступило молчание. Фербек с ухмылкой пощипывал усы, краем глаза посматривая на девушку, всем своим видом показывая, что ждет уступки. По мере того как он говорил, Аннелиза все больше испытывала раздражение от собственной беспомощности. Фербек, приятный в общении, всегда вызывавший в ней только симпатию, оказался человеком хитрым, неискренним и склонным к махинациям. Чтоб им всем провалиться! Ни одна нация не имела таких мужчин. Только голландцы умели с такой необыкновенной ловкостью оборачивать присущее женщине послушание против нее самой. Правда, лично она в этом отношении всегда была начеку – в противном случае судьба уготовила бы ей роль прислужницы на всю жизнь. Не один, так другой обязательно помыкал бы ею.

– Вы добавите ему воды, если я поговорю с ним? – наконец спросила она охрипшим голосом.

– Он будет получать дневной рацион, как и любой другой на корабле.

– И вы не станете снова избивать его?

– А это уж, дорогая госпожа, будет зависеть от вас, точнее, от того, чего вы добьетесь.

Аннелиза подняла голову, в глазах у нее вспыхнули презрение и вызов. Однако ее воинственный настрой, казалось, только еще больше позабавил капитана. Теперь он был уверен, что она у него в руках.

– Поймите же, это обыкновенный преступник. Вы проявляете о нем трогательную заботу – браво! Но на самом деле он этого не заслужил. И не стоит так себя терзать.

Определенно, капитан начал входить во вкус игры, которую она затеяла по неосторожности. Аннелиза вспомнила, как постоянно смиряла себя ее мать, когда над ней издевались директора компании. Пока она размышляла, под ногами возникла легкая вибрация, вероятно, от качки. Или, может быть, едва ощутимые колебания исходили от пленника, по-прежнему не желающего подчиняться, отказывающегося оставаться тихим и незаметным?

Аннелиза распрямила спину. Нет, она не будет до конца дней своих кланяться перед мужчинами и заставлять себя вечно молчать, лишь бы не вызвать их неодобрения.

– Отведите меня к нему, – почти приказала она.

– Прямо сейчас? – Фербек растерянно заморгал, явно опешив от ее неожиданного решения.

– Да, сейчас. Мне всегда говорили, что у меня неудобный характер. Видимо, так оно и есть.

Аннелиза встала с кресла и направилась к двери.

– Э-э… Постойте! Наверное, имеет смысл немного подождать. Мы должны сначала обмыть его, привести, так сказать, в божеский вид, а уж потом… Я боюсь, там такое амбре, что ваш чувствительный носик просто не вынесет. Дайте же мне немного времени, я пошлю вперед Клопстока. Пусть хотя бы стул для вас поставит.

– Мне не нужен стул. – Аннелиза толкнула дверь и, едва не сбив Клопстока, пулей вылетела на палубу, успев все же боковым зрением заметить, что капитан последовал за ней, на ходу отдавая распоряжение помощнику захватить фонарь.

Насколько она знала, им предстояло спускаться по узким железным ступенькам, напоминавшим лестницу-стремянку, до самой глубокой точки корабельного чрева. Там, судя по описаниям Фербека, на обратном пути в Нидерланды будет лежать драгоценный груз – мускатный орех. Но попасть в святая святых корабля ей так и не было суждено, поскольку, не дойдя до нижнего уровня, они остановились и стали медленно продвигаться мимо каких-то корзин, бочек с солониной и прочих грузов в направлении к стойлам, где находились клетки с трепыхающимися курами и несколько овец – все, что осталось от живого мясного запаса, сделанного в Африке. Фонарь Клопстока раскачивался над испуганными животными, блеявшими и пятившимися вглубь от ставшего непривычным за время плавания света.

Но вот золотистый пучок лучей упал на новенький экипаж ее мужа, бережно помещенный сюда для лучшей сохранности во время долгого путешествия…

Потом она увидела его. Вернее, учуяла.

Страшный смрад заставил ее отступить назад и схватиться за горло. Из самого дальнего загона, окутанного мраком, тянуло как из лазарета с тяжелобольным. Это был запах лихорадки, крови и неухоженной человеческой плоти. Фербек отобрал у Клопстока фонарь и поднес его к двери, сделанной из толстых жердей, которую Клопсток тут же отпер и распахнул настежь. Но пламя фонаря давало слишком мало света, чтобы пробить эту темень.

Аннелиза, зажав нос платком, ждала, когда глаза привыкнут к полумраку, и сама удивлялась тому, как велико ее волнение. Она слышала шум собственного тяжелого дыхания, чувствовала, как сильно стучит ее сердце и клокочет кровь.

Наконец она смогла разглядеть пирата. Пленник лежал пластом на охапке грязной соломы, и с первого взгляда было трудно определить, дышит ли он. Аннелиза понимала, что слабый трепет его груди мог быть лишь обманом зрения, рожденным мерцающим светом фонаря.

Она бросила быстрый взгляд на капитана, и Фербек, не выдержав, отвернулся.

– Воды, немедленно! – скомандовала Аннелиза и, сделав несколько шагов по направлению к пленнику, опустилась рядом с ним на солому, положив его голову себе на колени. Клопсток передал ей бадейку с затхлой водой, и она окунула в нее край юбки. Затем осторожными движениями Аннелиза стала прикладывать влажную материю ко лбу несчастного, на котором запеклись сгустки крови.

Почувствовав ее прикосновение, пират открыл глаза.

Сохранился ли в них запомнившийся ей дивный золотистый оттенок? При тусклом свете фонаря вряд ли можно было разобрать их цвет. Когда пират героически сопротивлялся во время свалки в доке, его лицо было чисто выбрито, теперь же, спустя две недели, все выпуклости и ложбинки скрадывались растительностью, а немигающие глаза безучастно смотрели в потолок.

Может быть, те дерзкие крики и воинственный стук, что передавались каждой клеточке ее тела, существовали лишь в ее воображении? Ее внутреннее чувство отвергало это предположение. Упорство, придавшее ей силы и вдохновившее на поход к капитану, не было порождением ее фантазии. Слишком долго оно продолжалось, настолько долго, что становилось невыносимо слушать и хотелось самой кричать, лишь бы заглушить эти звуки.

– Принесите свежей воды! – Аннелиза с усилием протолкнула воздух сквозь пересохшую саднящую глотку. – Ему необходимо питье.

Ее голос прозвучал глухо и сурово. Уже через несколько минут Клопсток мчался обратно с полной бадейкой.

Пока Аннелиза отыскивала чистые участки подола и окунала их в воду, помощник капитана взял на себя труд держать голову пленника. Она выдавила струйку воды на ссохшиеся потрескавшиеся губы и, увидев, как натужно заработало горло пленника, стараясь проглотить влагу, издала слабый стон.

– Да не будьте вы такой нюней! – Фербек повесил фонарь на торчавший из шпангоута деревянный костыль. – Раны его не опасны. Я сейчас уйду, а Клопсток останется. Смотрите в оба, а то как бы вам не оживить его больше чем надо – этот прохвост запросто может вас одурачить.

Аннелизу предостережение капитана только рассмешило. Одурачить? Любой из верноподданных компании пришел бы в негодование от такого предположения. Она обтирала контрабандисту щеку, шепча потихоньку успокаивающие слова на английском; рука ее слегка дрожала.

И все же внушительные габариты неподвижно лежавшего перед ней человека не вызывали у Аннелизы ни малейшего страха оказаться его заложницей.

После ухода капитана Клопсток разговорился:

– Я понимаю, госпожа, у вас есть основания мне не доверять. Конечно, я слушаюсь капитана, но не до такой степени, и ни за что не оставил бы этого несчастного без воды на три дня. Я сделал все, что мог, чтобы у него не болели раны. Поверьте, сегодня утром, когда я уходил от него, он был здоровым и крепким. Капитан прав – этот аферист, вероятно, прикидывается. Не думаю, чтобы сейчас он был без сознания.

На это Аннелиза ничего не ответила – ее внимание по-прежнему было сосредоточено на пленнике.

– Какое счастье, что вы уснули, – ласково прошептала она. – Они клевещут на вас. Говорят, что вы притворяетесь слабым и обманываете меня.

Она снова обмакнула край юбки в чистую воду, но когда наклонилась, чтобы вытереть ему лоб, то увидела, что глаза пирата пристально смотрят на нее.

И тут он подмигнул ей.