1950. Милле Милья
Неподалеку от въезда в деревню, возле главной дороги, стояла маленькая гостиница. Там можно было утолить голод и переночевать. К ней же относились бензоколонка и мастерская. Все принадлежало одному владельцу. Поначалу бензозаправка приносила лишь убытки — над ней еще предстояло работать и работать. И только после войны ее привели в порядок: купили современное оборудование и отдраили до блеска. Поставили две красные колонки. На счетчиках высвечивалась марка бензина и с громким щелчком выскакивали цифры. Установили фонари на каждом шагу, и во всей округе теперь не было места, освещенного ярче. О гостинице тоже не забыли. Поставили пластиковые столы. И мягкие стулья. Получилось очень мило.
В довоенные годы Большие гонки всегда начинались отсюда. Часто кто-нибудь из участников заходил перекусить, многие здесь заправлялись или прибегали к помощи механика. А вокруг вечно вилась куча зевак, глазеющих на автомобили и гонщиков. На этой почве даже завязывалась дружба. После войны решили, что Большие гонки должны, по возможности, проходить вдали от населенных пунктов — так безопаснее. Поэтому теперь трасса пролегала по проселочной дороге: автомобили сворачивали на нее за километр до гостиницы и объезжали деревню стороной. Дела у гостиницы пошли плохо. Но жизнь ее обитателей была неразрывно связана с Большими гонками, поэтому для них ничего особо не изменилось. Во время пробега двери гостиницы были открыты круглосуточно, и если тебя интересовал ход гонок, здесь ты мог узнать все подробности. Некоторые гонщики даже делали крюк и специально заезжали поздороваться. Или пропустить по стаканчику.
Большие гонки были чрезвычайно утомительным делом, самые быстрые из гонщиков едва укладывались в двенадцать-тринадцать часов. Но по дороге могло произойти все что угодно. У некоторых пробег растягивался и на два дня. Тысяча шестьсот километров непрерывного движения, если не считать двух остановок на контрольных пунктах. Сотни автомобилей сновали вверх и вниз по дорогам Италии. Люди теряли голову. Повседневная жизнь замирала там, где проходили Большие гонки; только машины реально существовали для людей в это время. То и дело происходили несчастные случаи. Иногда погибали гонщики, но чаще всего свою смерть находили стоящие вдоль дороги зрители. Обычные люди. Хотя на время гонок люди переставали быть обычными.
Старики и дети, взрослые — все становились невменяемыми.
В том году участники Больших гонок проезжали через деревню 21 мая. Длился пробег два дня. Но самое интересное происходило ночью. Начиналось вечером, на заходе солнца, ночью же и заканчивалось, еще до наступления утра. Из гостиницы были видны цепочки светящихся фар, которые петляли среди полей. В темноте они казались маленькими маяками, указывающими путь сквозь неспокойный океан колосьев.
Девушка вышла из гостиницы поспешно, почти бегом, и хлопнула дверью. На вид ей было лет 15–16. Туфли на каблуках, узкая юбка, ладно сидящая на бедрах. Длинные черные локоны, на шее нитка мелкого жемчуга. Красивая девичья грудь скрывалась под тесной кофточкой с глубоким вырезом. Ногти накрашены ярко-красным лаком.
Она сделала несколько шагов, дрожа от гнева, и остановилась возле бензоколонки, освещенная ярким электрическим светом. С крайне серьезным лицом она смотрела прямо перед собой, в темноту. В ее глазах блестели слезы.
Дверь гостиницы резко распахнулась, и на пороге показалась женщина. Она крикнула, не отходя от двери:
— Не смей больше так дерзить отцу! Ты поняла меня?
Девушка не ответила. Даже головы не повернула.
— Посмотри на себя. Ты как одна из этих!
Девушка пожала плечами.
— Ты губишь свою жизнь собственными руками, тебе не ясно? Ты губишь себя собственными руками!
У женщины тоже увлажнились глаза.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Девушка даже головы не повернула. И ничего не ответила.
Женщина какое-то время подождала, молча качая головой. Потом шагнула на улицу, и дверь за ней закрылась. Поправила прядь, упавшую на лицо. Женщине было лет сорок. Настоящая красавица. Она даже не успела снять фартук. Сказала громко:
— Мне без разницы, что там творится у тебя в голове, но родителей ты должна уважать, тебе ясно? Пока ты здесь живешь, будь добра, соблюдай правила: ты должна уважать родителей, спрашивать разрешения, если хочешь уйти, и отчитываться, куда идешь. Слышишь меня?
Девушка не пошевелилась. Женщина снова покачала головой и вытерла о передник руки. Машинально, — они вовсе не были мокрыми. Посмотрела в ту сторону, где мелькали автомобили — Большие гонки продолжались. Издалека доносился шум моторов, он долетал волнами, а в перерывах тишину нарушал стрекот сверчков. Женщина направилась к девушке и остановилась у нее за спиной. Она заговорила, уже не повышая голоса:
— Ты не должна так вести себя с ним. Он же твой отец.
— Ну и пусть. Все равно я его ненавижу, — сказала девушка.
— Не говори глупостей.
— Он не понимает, — произнесла девушка, наконец повернувшись.
Женщина внимательно посмотрела на нее, но было видно, что она тоже не очень хорошо понимает, в чем дело.
Поэтому она сменила тему:
— Как туфли?
— Великоваты немного.
— Я вообще не понимаю, как в таких можно ходить.
— Подумаешь, велики немного, — повторила девушка, шмыгнув носом.
— Точь-в-точь одна из этих. — Злость уже исчезла из голоса женщины.
Девушка опять повернулась к ней спиной.
Женщина спросила, куда она собралась в таком виде.
Девушка показала рукой в ту сторону, где должны были проезжать участники Больших гонок.
— Не задерживайся допоздна. И не нарывайся на неприятности.
Оставалось еще одно напутствие.
— Смотри чулки не порви. У меня других нет, это единственная пара.
Девушка непроизвольно опустила глаза и оглядела свои ноги. Красивые ноги — не очень длинные, но стройные.
— Не волнуйся, верну в целости и сохранности.
— То-то же.
Женщина пошла назад к гостинице. Открыла дверь и, обернувшись, бросила последний взгляд на дочь. Нет, точно как одна из этих. Но хороша, чертовка, ничего не скажешь. У матери сжалось сердце. Почему — она и сама не знала.
Женщина переступила порог. Народу сегодня было полно. И все наперебой говорили о Больших гонках. Некоторые ужинали, другие просто зашли промочить горло. По радио передавали легкую музыку и последние новости с гонок. Среди посетителей было даже несколько женщин, но мало. Многие курили. Все громко разговаривали. Как на празднике. Женщина быстро пересекла зал. Улыбаясь, словно ничего не произошло. По дороге на кухню она поймала взгляд мужа. Мимолетный, ничего не значащий. Кто-то выдал остроумное замечание. Быть может, в адрес ее дочери. Она засмеялась и ответила на шутку.
Стоя под фонарем, девушка достала сигарету, припрятанную под кофточкой, — там осталось еще несколько — и чиркнула спичкой. Оглянулась на гостиницу — то ли проверяя, не видит ли кто, то ли бросая вызов. Закурила. Было неясно, что делать дальше. Во время пробега сюда довольно часто заезжали гонщики, чтобы заправиться или в поисках механика: все знали, что он тут имеется. Но их еще дождаться надо. А то можно простоять несколько часов, да так никого и не увидеть. Она курила, переминаясь с ноги на ногу. Вскоре из темноты, со стороны деревни, вынырнул велосипед. На нем ехал молодой мужчина. Перед ним на раме сидел светловолосый ребенок лет четырех-пяти. Поравнявшись с девушкой, велосипедист притормозил.
— Привет.
— Привет.
— У вас нынче полно клиентов, как погляжу.
— Да.
— На гонки не идешь?
— Как раз собираюсь.
Мужчина оглядел ее с ног до головы. Она не возражала.
— Видал, какая красотка? — спросил он у ребенка и засмеялся. — Ты только посмотри на эту грудь, редко такую красоту встретишь!
Во время Больших гонок люди думали и говорили о том, о чем в обычное время думать и говорить не решались.
Девушка ответила ему жестом актрисы из какого-то фильма.
Мальчик улыбнулся.
Мужчина подумал, что надо было ехать одному. Тогда бы, может, что и обломилось.
— Фанхио не проезжал? — поинтересовался он.
— Нет вроде.
— Я ему обещал Фанхио показать, — объяснил он, указав на ребенка.
Девушка погладила мальчика по голове.
— Фанхио лучше всех, — улыбнулась она ему.
Потом подняла взгляд на мужчину и посмотрела ему прямо в глаза. Просто так, забавы ради.
— Залить полный бак? — спросила она, махнув в сторону бензоколонки.
Мужчина растерялся.
— Нет, — со смехом сказал он. Больше ему в голову ничего не пришло.
Девушка все так же пристально смотрела ему в глаза, загадочно улыбаясь.
Мужчина прокрутил педаль. Он не знал, как реагировать. Погладил ребенка по голове.
— Ладно, увидимся тогда, — смешался он.
Девушка не отводила взгляд.
— Осторожней на дороге, — сказала она.
— Да, спасибо. Увидимся на гонках.
— Может быть.
Мужчина улыбнулся. Оттолкнулся ногой от земли и поехал. Не оборачиваясь.
Девушка не двинулась с места — она еще не докурила сигарету. Она была очень довольна, что так смотрела на мужчину. Это даже придало ей храбрости. Она решила пойти к трассе Больших гонок. Идти было недалеко, но высокие каблуки усложняли дело. Правда, если вдруг мимо будет проезжать кто-нибудь из гонщиков, он ее точно заметит. К тому же у меня осталось еще две сигареты, подумала она.
В гостинице все шло отлично, пока не появился мужчина на мотоцикле и не сообщил, что на повороте у Тордо произошла авария и, кажется, даже есть жертвы. Веселье прекратилось. Люди ринулись на улицу: всем не терпелось увидеть место аварии. Кто-то поехал на велосипеде, кто-то отправился пешком. Двое были на машинах. Они рванули с места так, что взвизгнули шины — в лучших традициях погони из гангстерского фильма. «Каждый год одно и то же», — качали они головами. Но что скрывать — им это нравилось.
Женщина стояла у плиты, когда услышала сообщение об аварии. Выглянула в зал: посетители вставали из-за столов и надевали куртки, собираясь уходить. Некоторые в спешке осушали свои стаканы. Она сказала что-то мужу, и он посоветовал ей не забивать себе голову. Собрала со стойки пустую посуду, одновременно прощаясь с теми, кто уходил. Вернулась на кухню, чтобы выключить плиту. В ближайшее время разогревать ничего не придется. Через два-три часа, может, кто и вернется голодный, но до этого плита точно не понадобится. Она подумала о дочери. Интересно, встретятся ли они в толпе зевак с отцом. Может, хоть помирятся тогда. Большие гонки и создают, и разрушают — так было всегда. В зале постепенно становилось тихо: голоса удалялись, сопровождаемые скрипом стульев и хлопаньем дверей. Наконец наступила тишина. Только по радио бесконечно передавали подробности происшествия.
Дикторы сами ничего толком не знали, но женщина все равно вышла в зал — на кухне было плохо слышно. Она стояла у барной стойки, когда вдруг заметила мужчину: он спокойно сидел за столиком в углу. Сидел перед пустой тарелкой, явно ожидая чего-то. Куртку он снял и повесил на спинку стула. На столе стояла бутылка с остатками вина.
— Простите, я вас не видела.
— Ничего страшного.
— Вы что-то заказывали?
— Мясо, кажется.
— Ах да, мясо!
— Ничего, не беспокойтесь.
Женщина покачала головой, словно пытаясь скрыть смущение.
— Что-то я сегодня совсем плохо соображаю, — пожаловалась она. — Я думала, все побежали к месту аварии.
Она вернулась на кухню и зажгла плиту. Что-то я сегодня совсем не соображаю, повторила она про себя. Может, дело в вине. Не стоило пить, когда столько работы. А потом она подумала, что сегодня ночь Больших гонок. Налила себе еще один стакан и произнесла тихо:
— Ну их всех к черту.
И засмеялась про себя.
Женщина подошла к столу, держа в руках тарелку дымящегося мяса.
— Вы не пойдете смотреть на аварию?
— Нет.
— У нас тут все на этом помешаны.
— Я заметил, — улыбнулся мужчина.
Женщина забрала пустую суповую тарелку, но не ушла, а задержалась рядом.
— Вы здесь и вчера вечером были, да? — спросила она.
— Да.
— Любитель гонок?
— Нет, совсем нет, просто я жду друга. Он должен был прийти вчера, но, видно, что-то его задержало по дороге. Мы договорились, что я обязательно дождусь его.
— Может быть, вам принести еще вина?
— Да, спасибо.
— И хлеб — о нем я тоже забыла.
По радио теперь крутили какую-то песню. Ждали новостей об аварии. Погибших вроде бы нет — только раненые. Женщина вернулась на кухню, думая о том, что от сегодняшней ночи никак нельзя было ожидать тишины и одиночества. Поэтому все происходящее напоминало волшебный сон. Настроение у нее поднялось. Хотя, возможно, причиной тому было вино.
Когда она подошла к столу, держа в руках хлеб и бутылку вина, то неожиданно для себя спросила у незнакомца, не составить ли ему компанию.
— Конечно, — согласился он. — Возьмите еще один стакан.
— С удовольствием. — Женщина взяла со стойки чистый стакан. Прежде чем сесть за стол, она подошла к радиоприемнику и приглушила звук. Кому нужна музыка, если все ушли?
— Кажется, никто не погиб, — сказала она, присоединяясь к мужчине.
— Да, так говорят.
— Будем надеяться.
— Да.
— Знаете, сколько я за время Больших гонок покойников видела? Аж четырех. Четырех за несколько лет. Одного гонщика-немца — фамилию не выговоришь. Но это давно. А в прошлом году погибли зрители. Трое. Среди них и женщина одна была. Бедняжка.
— Во время гонок часто страдают невинные люди.
— Автомобиль вылетел на обочину. Они умерли сразу, в ту же секунду. А потом их сюда принесли, представляете?
— Да?
— Положили на столы, накрыли сверху скатертями, — рассказывала женщина. И опомнилась вдруг: да что это я несу?
Мужчина все понял и тихо засмеялся.
— Простите, это я от нервов, — покачала она головой. И тоже засмеялась. — Пожалуйста, простите, я сегодня сама не своя. Не бойтесь, не на этот стол, честное слово.
Мужчина налил ей вина, и они еще немного посмеялись над ее словами.
Потом женщина заметила, что Большие гонки — это все-таки прекрасное событие.
— Не считая покойников, конечно.
Она не пропустила ни одной гонки. Все прошли на ее глазах. Кроме военных лет — тогда пробеги не устраивали. Она рассказала, что помнит даже самые первые Большие гонки в 1927 году. Ей тогда было пятнадцать лет.
— Невероятное, удивительное зрелище. Мы никогда ничего подобного не видели: толпы людей, автомобили… Раньше мы жили как в пустыне, а тут вдруг весь мир оказался у нашего порога. Все начиналось за несколько дней до старта. Гонщики приезжали, чтобы ознакомиться с трассой, со всеми поворотами. Узнавали, где здесь можно заправиться или где найти механика. Спокойные, красивые — глаз не отвести, они останавливались, чтобы поесть или отдохнуть. На каждой машине была нарисована красная стрела с надписью: «Участник соревнований». Мне все гонщики казались героями, все без исключения. Даже самые старые и толстые — ветераны гонок.
Мужчина не спеша ел мясо и внимательно слушал.
— Я мыла голову каждое утро. Хотя толком и не понимала, что творится вокруг. Всего пятнадцать лет, сами посудите. Я была влюблена в добрую дюжину гонщиков. И это только за первый год Милле Милья. Для меня все были хороши.
Засмеялась.
Мужчина предположил, что гонщики не отставали и тоже в нее влюблялись.
— Кто их знает. Комплиментов, конечно, было море. Уж в этом-то они мастера. Перед отъездом они меня целовали на прощанье, и иногда их губы оказывались совсем близко от моих — до сих пор помню, как было щекотно от их усов. Этого момента я ждала с особым нетерпением. Сердце замирало…
Улыбнувшись, женщина переставила плетенку с хлебом и принялась собирать крошки в аккуратные кучки.
Потом, когда уже начинались сами гонки, в течение двух дней никто вообще не спал. Такого длинного праздника в их краях больше не было.
— Однажды они прямо под нашими окнами проезжали — заснуть было невозможно, даже если очень захочешь. Непрерывный шум и крики людей, каждую минуту мелькают фары. Мы только и делали, что без остановки накрывали на столы, а попутно бегали к клиентам на заправку или в мастерскую. Усталости мы не чувствовали. А ночью… До чего же прекрасна была эта ночь, ночь гонок! Люди будто с ума сходили: неслись в темноте к повороту у реки, все вместе, гурьбой, и казалось, что нет никаких запретов, вокруг полно укромных мест, где можно делать все, что тебе вздумается, никого не опасаясь. Волшебная ночь.
Она замолчала, словно прислушиваясь к эху собственных слов. Потом продолжила: на следующий после гонок день все было покрыто пылью, пыль проникала в дом, лежала слоем на бутылках, даже в ящики попадала. Пыль дороги.
Мужчина провел кусочком хлеба по тарелке, собирая соус, и она заблестела, будто вымытая.
— Ну как, вам понравилось?
— Да, выше всяких похвал.
— Наше фирменное блюдо.
— На самом деле очень вкусно. Еще вина?
— Да, благодарю вас, — сказала женщина, вставая из-за стола и забирая тарелку. — Я принесу фрукты.
По дороге на кухню она жаловалась, что теперь гонки собираются проводить на специально отведенных для автомобилей трассах. Она продолжала говорить на ту же тему, пока не вышла из кухни, держа в руках блюдо с фруктами. Тогда хозяйка спросила мужчину, не кажется ли ему, что это будет грустная картина.
— Вы о чем?
— Да обо всем, что связано с трассами и автомобильными гонками.
На лице мужчины появилась какая-то странная улыбка.
— Никакой тебе больше романтики, героизма — вообще ничего, — сетовала женщина. — Носятся по кругу, тысячу раз одно и то же. Как стадо глупых баранов.
Мужчина заметил, что это, если вдуматься, далеко не так глупо.
— Вы шутите? — спросила женщина, садясь напротив. — Тысячу раз проезжать одни и те же повороты? Да ведь это легче легкого. К тому же вокруг нет обычной для гонок атмосферы, нет людей, живых, настоящих людей, никто не выбегает из дома с половой тряпкой или с младенцем на руках… Фальшивка, эти трассы — фальшивка, вот что я скажу, нет в них ничего настоящего.
— В каком смысле?
— Как в каком смысле? Это не настоящие дороги, они только в голове у тех, кто по ним ездит. Вон они, настоящие дороги, видите? — и она указала на мелькающие в поле огни. Автомобили с включенными фарами плыли по океану колосьев.
— Да, может быть, вы и правы, — сказал мужчина.
— Вам не кажется, что это грустно?
Мужчина задумался ненадолго. А потом признал, что это действительно грустно. Трассы навевают грусть.
— Вот именно, — подтвердила женщина. И оба засмеялись.
Из радиоприемника все так же лилась музыка. Может, об аварии что и сообщали, но они прослушали.
Женщина подумала, что слишком много говорит сегодня. Еще ей показалось странным, что этот мужчина ждет здесь своего друга именно в ночь Больших гонок. Тогда она сказала, что ни на грош ему не верит и что обязательно должна быть какая-то причина, почему он оказался здесь.
— По правде говоря, причина есть.
— Какая же?
— Моя история не связана с гонками. Точнее, с этими гонками не связана.
Женщина придвинулась поближе и положила ладонь ему на руку, слегка сжав ее.
— Расскажите.
— Это не самая веселая история.
— Все равно любопытно. Расскажите.
Ей действительно было любопытно. Она даже забыла убрать руку.
Мужчина говорил спокойно, хоть и был немного скован. Много лет назад его отец попал здесь в автомобильную аварию, на пути к деревне. Вдоль той злополучной дороги росли платаны.
— Помните ту длинную аллею платанов?
— Да, конечно.
— Мой отец был механиком у одного гонщика, графа, помешанного на автомобилях. Дела у них шли неплохо. Как-то раз они приехали на гонки в ваши края, и на том участке дороги граф вдруг резко повернул и направил машину к деревьям. Надавил на газ и выкрикнул свое имя.
— То есть он сделал это нарочно?
— Да.
— Зачем?
— Думаю, хотел покончить с собой.
— Вы шутите?
— Нет, чистая правда… Отец все понял, попытался перехватить руль и вывернуть машину. Но граф руль из рук не выпустил.
— А что потом?
— Граф погиб. Отец вылетел из машины и потому спасся. Он лишился ноги и едва ли не все кости переломал. Но вернулся домой живым.
— Сочувствую вам.
— Дело прошлое.
— Ну надо же… Сесть за руль, чтобы покончить с собой…
— Отец не видел в этом ничего странного. По его словам, все гонщики в глубине души надеются, что она примчится к ним на автомобиле.
— Кто — она?
— Смерть.
— Боже мой. Быть того не может.
— Кто знает.
— А я вам точно говорю, что этого не может быть. Я-то повидала достаточно гонщиков за свою жизнь. И они ничуть не были похожи на людей, мечтающих о скорой смерти. Разве что самые психи, но не думаю, что…
— Наверно, те, кто жили во времена отца, как раз и были психами. Вы бы видели их автомобили…
— Старые колымаги?
— Не то слово.
— Я их видела на фотографиях.
— Гоняли со скоростью сто сорок — сто пятьдесят в час…
— Ненормальные.
— Да.
— И вы вернулись сюда из-за той аварии?
Мужчина ответил не сразу. Но наконец признался, что дело в тех платанах у дороги. Он понял, что должен увидеть их собственными глазами.
— Увидели?
— Издалека. Я не стал подходить близко. Взглянул издалека.
— Мы опять говорим о покойниках, вы заметили?
— О, господи!
Женщине понравилось это его «о, господи!». Она не ожидала услышать от него подобные слова. Но он именно так и сказал. Она сжала его руку и тут же выпустила.
— Надеюсь, ваш друг, которого вы ждали вчера, не умер?
— Я тоже надеюсь, черт побери!
— Вы уверены, что он придет?
— Да. Уверен. Мы сто лет не виделись. Он написал, что придет. Мы с ним вместе воевали.
— Правда?
— Не на этой войне, а на прошлой, в горах Карсо.
Женщина махнула рукой.
— Ту войну уже и не помнит никто.
— Я помню. Я воевал при Капоретто.
— Вместе с вашим другом?
Мужчина замешкался.
— Да, и с ним тоже.
Потом он добавил, что тот, кто там не был, не сможет понять. Без Капоретто его жизнь была бы совершенно иной. И сказал, что с того дня он больше не видел своего друга.
Женщина присмотрелась к собеседнику и подумала, что он выглядит очень молодо: даже удивительно, что он воевал при Капоретто. Спросила, почему они с другом больше не виделись после того дня.
— Судьба развела, — пожал плечами мужчина.
И сам стал рассказывать, даже без просьб с ее стороны. Речь шла о Первой мировой войне. История была захватывающей, он даже упоминал какое-то сокровище, но женщина слушала его вполуха — она внимательно смотрела мужчине в глаза и вдруг подумала о необычности происходящего: ночь Больших гонок, незнакомец рассказывает свою историю, она слушает, они совсем одни. Ощущение покоя смешивалось с волнением. Она почему-то представила, что никто не вернется этой ночью и они так и просидят в одиночестве до рассвета. Мужчина продолжал свой рассказ, а перед ее глазами возникали разные картины, никак между собой не связанные. Вот она танцует с ним в самом центре зала под доносящуюся из радиоприемника музыку. Теперь он положил голову на стол и спит, накрывшись курткой. Может быть, она тоже спит. Она смотрит на него и гладит по голове. Странные видения. Наверно, не стоило так много пить.
Открылась дверь, и мужчина замолчал. На пороге стояли двое юношей. Они недоуменно оглядели пустой зал.
— А что, никого нет? — изумились они.
Женщина встала и объяснила им, что все отправились к повороту у Тордо, где произошла автомобильная авария.
— Авария! — возбужденно повторили за ней молодые люди.
Женщина посоветовала им поторопиться — может, тогда они застанут всех на месте происшествия. Она придержала дверь, пока юноши выбегали наружу, и крикнула вслед, чтобы они были поосторожнее. Хозяйка постояла немного, глядя на освещенную электрическим светом площадку возле бензоколонки и еще дальше, туда, где дорога исчезала во мраке. Она будто бы искала что-то. Когда она наконец закрыла дверь, то уже не казалась такой счастливой, как раньше.
— Волнуетесь за дочь? — спросил мужчина.
Он читал ее мысли, и ей это понравилось. Очень необычный человек.
— Ох уж эта дочь… Вы слышали их ссору с отцом?
— Ничего, с кем не бывает.
— Да, но не при всех же…
— Не берите в голову.
— Но вы ведь сами видели, как она вырядилась!
— Ей очень идет.
— Я знаю, что идет, но приличные девушки так не одеваются, а кто одевается — может нарваться на неприятности.
— Так сегодня же ночь Больших гонок, верно?
— Да, но я, когда была в ее возрасте, так не одевалась. Уж поверьте.
— У вас, наверно, просто не было в этом необходимости.
Женщина с удовольствием приняла это за комплимент. Она вернулась к столу и, сама себе удивляясь, похлопала незнакомца по щеке. Ну и ну, что ж это я делаю?.
— А у вас нет детей? — спросила она, садясь.
— Нет.
— Вы женаты?
— Нет.
— Что так?
Она не знала, почему задает эти вопросы таким звонким, детским голосом. Очень красивым голосом.
Мужчина ответил, что никакой особой причины нет. Не женился — и все.
— Ну конечно! Причина всегда есть, — уверенно произнесла женщина.
— Да?
— Ну, например, человек хотел жениться, но что-то вдруг помешало.
— Вы серьезно?
— Конечно. Обычное дело. А вам что помешало?
Мужчина расхохотался. Совершенно искренне. И в тот момент женщине показалось, что она впервые увидела его настоящего: ни тени притворства, ничего показного. Словно приоткрылась дверь, которая раньше была заперта. Она встала, сняла фартук, положила его на стол, снова села, облокотилась на стол и спросила:
— Какая она? Эта девушка, какая она?
— Стерва, — усмехнулся мужчина.
— Поздравляю! И что же?
— Неужели вы думаете, что я вам все расскажу?..
— Ну да. А что такого?
Мужчина не смог сразу придумать вежливую отговорку, и ему ничего не оставалось, как начать рассказывать. По его веселому тону можно было подумать, будто его уже не волнует та давняя история. Женщина давилась от смеха, слушая, как однажды он наконец-то признался девушке в любви, а после молча, с очень серьезным видом снял рубашку и штаны. И остался в одних трусах и носках. Ботинки он снял еще раньше. Девушка расхохоталась и долго не могла остановиться. Потом, едва переведя дух, наговорила ему кучу гадостей и снова покатилась со смеху. Он рассказывал об этом с улыбкой, но под конец признался, что был готов умереть в тот момент. Умереть.
— Самый ужасный момент в моей жизни, — сказал он. — Я был уверен, что она по мне с ума сходила.
— А оказалось совсем наоборот, да?
— Не знаю. Все не так просто. Она была непростая девушка.
— Может, у нее нервы сдали.
— Может. А может, ей просто не нравятся мужчины в носках и трусах. Не знаю.
— И чем все закончилось?
— Как вам сказать… Все закончилось довольно странно.
Он с такой нежностью произнес эти слова, что перед ее глазами снова возникло то видение: они танцуют в центре пустого зала. Она даже отметила, что он слишком сильно прижимает ее к себе. «Какая я дура», — подумала она в полной уверенности, что если он сейчас замолчит, у нее разорвется сердце.
— Если вы не расскажете, чем все закончилось, я руки на себя наложу. Сяду на велосипед, разгонюсь как следует и врежусь в один из платанов у дороги.
— Вы этого не сделаете.
— Вы меня плохо знаете.
Мужчина улыбнулся. Было очевидно, что рассказывать свою историю ему не хочется, но и молчать, по-видимому, уже невозможно.
— Я слушаю, — сказала женщина.
И он рассказал:
— Все из-за дневника. Однажды она начала вести дневник, который, по сути, и дневником-то не был. Что-то было правдой, что-то нет. Многое она просто придумывала. В двух словах не объяснишь. Она придумывала истории про себя, про нас, и одна была невероятнее другой. В них всплывало наружу то, что мы всегда скрывали, все неприглядные тайны. Вам ведь известно, каково это — скрывать что-то?
— Да.
— Все это и было в дневнике. Она делала записи почти каждый день, а потом оставляла дневник где-нибудь на видном месте. Специально, чтобы я прочел. И я читал его. А потом возвращал на место. Мы никогда этого не обсуждали, но обоим было все известно. Так продолжалось довольно долго. И значило гораздо больше, чем спать вместе, чем заниматься любовью. Наша близость была намного глубже. Вы меня понимаете?
— Да.
— Я жил с таким ощущением, будто мы помолвлены. А потом наступил тот вечер, когда я предстал перед ней в трусах и носках. Некоторое время все было как прежде. Но однажды утром, когда она пошла на урок, я открыл ее дневник, а там было написано, что я исчез. Не сказал ни слова, бросил фургон с роялями, оставив ключи в замке зажигания, и исчез. Поначалу я воспринял это как странность, не более того. Но шли дни, а я так и не возвращался. Она писала, что я бросил работу и навсегда исчез, никому не сказавшись. Тогда я наконец понял. И поступил точь-в-точь как говорилось в дневнике. Уехал на попутном грузовике по той самой дороге, о которой она писала. Уволился из «Steinway & Sohns» и ушел в никуда, ничего никому не объяснив. На том все и закончилось.
— И вы ее больше не видели?
— Нет.
— Но это же безумие!
— Честно говоря, я думал, что однажды она сама как-нибудь подскажет мне следующий шаг. Я был уверен, что рано или поздно она сведет нас вместе. В дневнике обязательно окажется еще одна страница, за самой последней, там будет продолжение истории, и я прочту его. Я вбил себе в голову, что она знает, что делает, и мне надо просто подождать. Но я ошибся.
— Вы ее больше не видели?
— Нет.
— Наверно, она искала вас, но не смогла найти.
Мужчина улыбнулся.
— Может быть, — сказал он.
— Как это может быть? И вы не оставили никакого следа, по которому она могла бы найти вас?
— Тогда нет. Только много лет спустя я это сделал. Я оставил кое-что для нее у своих родителей. Если б она искала меня, то обязательно пришла бы туда.
— А что вы оставили?
— Всю свою жизнь, — ответил мужчина.
— То есть?
— Очень долго объяснять.
— Ничего. Объясните.
Мужчина протянул руку и прикоснулся к щеке женщины, а потом накрыл ее руку своей.
— Это на самом деле очень длинная история, не заставляйте меня рассказывать, — мягко попросил он.
Рука женщины лежала неподвижно под его ладонью.
— Наверно, она просто не была для вас той единственной. Скорее всего, она просто избалованная дурочка, да еще и фригидная вдобавок.
— Нет, она совсем не такая, — покачал головой мужчина.
И уверенно добавил, что она именно та, единственная.
— Тогда почему?
— Потому что она стерва. Да еще и сумасшедшая в придачу. Все в ней было шиворот-навыворот. Но она была настоящая — не знаю, поймете ли вы меня. Как извилистая дорога, где один поворот нелепее другого, дорога, которая, петляя, бежит через поля и даже не задумывается о том, что когда-нибудь надо будет вернуться. И которая плохо себе представляет, куда она ведет.
Он помолчал немного.
— Одна из тех дорог, что не оставляют тебе шанса выжить.
Они сидели в пустом зале, держась за руки, и мужчина рассказывал о себе. Рассказывал о том, что много лет таил глубоко внутри.
— Я всегда был послушным ребенком — иначе нельзя было. Я понимал, что только так смогу спастись.
Его взгляд блуждал в пустоте.
— Но, возможно, я был не прав, — добавил он.
Женщина высвободила руку из-под его ладони и поправила выбившуюся прядь. Ее немного смущало происходящее. Нравилось, но и смущало одновременно. Ничто не нарушало тишины, кроме льющейся из радиоприемника медленной музыки. Женщина совершенно серьезно обдумывала, не пригласить ли ей своего собеседника на танец. Пытаясь удержать себя в руках, она сказала первое, что пришло в голову:
— Вы как-то странно разговариваете. Я имею в виду, со странным акцентом.
— Я долго жил за границей, потом вернулся в Италию, но легкий английский акцент все равно остался.
— Вы говорите по-английски?
— Да. Пришлось выучиться.
— С таким акцентом говорили солдаты, которые пришли сюда в конце войны. Американские солдаты. Меня это с ума сводило.
— Очень красивый язык.
— Скажите что-нибудь. По-английски.
— Что вы хотите услышать?
— Решите сами. Что вы хотите.
— It's great to be here.
— Потрясающе. Повторите еще раз.
— So nice, you are so nice, and it's so great to be here with you.
Женщина засмеялась, взяла со стола стакан с вином и отпила глоток.
— Да вы говорите как настоящий американец! Скажите еще что-нибудь.
Мужчина улыбнулся и покачал головой, отказываясь.
— Ну же, еще что-нибудь! Еще один раз, и я от вас отстану.
— Дайте подумать, — сказал мужчина. А потом произнес: — Let me kiss you, and hold you in my arms. — Это была строчка из песни, очень популярной в Англии после войны.
— И что это значит? — спросила женщина.
— Это значит, что ваша гостиница — чудесное место и что все хорошо.
Женщина засмеялась. Потом опять стала серьезной. Но не совсем. Не совсем серьезной.
— Нет, скажите, что это па самом деле значит.
Мужчина помедлил секунду.
— Позволь мне поцеловать тебя и крепко обнять.
Он говорил совершенно спокойно и смотрел ей прямо в глаза.
Женщина засмеялась и невольно отстранилась, откинувшись на спинку стула.
Посмотрела в сторону окна. Вернулась взглядом к мужчине и улыбнулась ему.
— Вы так фрукты и не съели.
— Пока нет.
— Мне кажется, что сейчас как раз тот случай, когда можно выпить по рюмочке чего-нибудь покрепче. Как вы на это смотрите?
— Не откажусь.
— Тогда сейчас принесу.
Она встала и направилась к бару. Фартук так и остался лежать на столе. По дороге к стойке она привычным жестом разгладила юбку на бедрах. Ей никак не удавалось привести мысли в порядок.
Она взяла с полки две рюмки и бутылку без этикетки. Жидкость в ней была совершенно прозрачной. Женщина налила понемногу в каждую рюмку. Потом взглянула на мужчину.
— Собственное производство. Домашняя граппа.
Но из-за стойки так и не вышла — просто поставила бутылку рядом с рюмками.
Тогда мужчина встал и сам подошел к стойке. Пересекая зал, он стряхнул с брюк крошки хлеба. Женщина впервые как следует его разглядела. Чтобы понять, красив он или нет. Но это было непросто. Очень худой, лицом он похож на состарившегося ребенка. Красивыми можно было назвать морщины на лбу. Еще, пожалуй, улыбку. Сколько лет — не определишь. С виду вполне опрятный.
Он подошел к женщине и, встав напротив нее, облокотился о стойку.
— Ну, за Большие гонки, — предложил он, поднимая рюмку.
— За Большие гонки, за меня и за вас, — сказала женщина.
Они смотрели друг другу в глаза. Да, морщины и еще глаза, но не цвет, а форма.
— Мне пора на кухню, — решила хозяйка. — Рано или поздно, но они все-таки вернутся.
— Да.
— Будете дальше ждать друга?
— Да. Думаю, да.
— Если вы хотите еще, то пожалуйста, — кивнула она на бутылку.
— Спасибо.
Женщина улыбнулась и пошла обратно на кухню.
Она никак не могла найти спички, чтобы зажечь плиту. Фартук остался на столе в зале. Сердце сильно билось. Она подняла одну крышку, другую. Спичек нигде не было. Вдруг она увидела входящего в кухню мужчину. Он молча подошел к ней. Очень медленно. И встал рядом.
Женщина повернулась к нему. Он как-то странно улыбнулся.
— Если вы не против, я бы на этот раз обошелся без сцены с трусами и носками.
Женщина расхохоталась. Но украдкой, спрятав смех в самом отдаленном уголке души.
Она обвила руками шею мужчины и положила голову ему на плечо. Он опустил руки ей на бедра. Они прижались друг к другу, и женщина неожиданно ощутила, как в голове у нее прояснилось. Она чувствовала, что все развивается именно так, как бы она хотела.
— Не здесь, нас могут увидеть, — сказала она.
И увлекла мужчину за собой в угол кухни, не видный из окна. Притянула его к себе и поцеловала. Закрыв глаза.
Мужчина дотрагивался до нее. Спокойно, не торопясь — ему некуда было спешить. Его руки гладили ее грудь, потом оказались под юбкой. Когда они прижимались друг к другу, она чувствовала, какой он худой под одеждой. Руки скользнули ему под рубашку. Ее бедра медленно двигались в такт музыке, доносившейся из зала. Дыхание мужчины было спокойным, только чуть более частым, чем обычно. Женщина ни о чем не думала.
Она вдруг услышала скрип двери: кто-то вошел в гостиницу. Но ей не хотелось отстраняться первой, и она не пошевелилась. Дверь закрылась. Мужчина тоже не шевелился. Они так и застыли, обнявшись. Перестав ласкать друг друга. Мужской голос громко спросил:
— Есть здесь кто?
Женщина прекрасно понимала, что это безрассудство, но не хотела первой показывать страх.
— Есть здесь кто?
Она никак не могла определить, чей это голос. Было слышно, как посетитель идет через зал. Неожиданно радио замолчало. Голос повторил, теперь в тишине:
— Есть здесь кто?
Женщина почувствовала, как мужчина прижался к ней и положил голову ей на плечо. Прижался к ней крепко-крепко. Мы с ума сошли, сказала она себе. Взъерошила ему волосы, как ребенку, и стала покрывать их легкими поцелуями.
Радио опять заиграло по-прежнему, поэтому нельзя было разобрать, что бормочет мужчина — тот, который находился в зале. Женщина представила, как он бродит между столами, не понимая, что происходит. На спинке стула висит куртка, ее фартук лежит на столе. Нетронутые фрукты на блюде. Дверь снова открылась.
— Вымерли все здесь, что ли?
Дверь закрылась. Опять стало тихо. Только из радиоприемника доносилась музыка.
Снаружи раздался какой-то шум — наверно, это отъезжал мотоцикл. Или — что вероятнее, — до них долетело эхо Больших гонок.
Мужчина поднял голову. Они посмотрели друг другу в глаза, словно спрашивая, что будет дальше. К женщине вернулось чувство просветленности, как будто она вдохнула утренний воздух. Она поцеловала мужчину и крепко прижала его к себе.
Мужчина надел куртку и остановился в нерешительности, потому что теперь, по всем правилам, пришло время расплачиваться за ужин. Он несколько раз подносил руку к карману, где лежал бумажник, но после того, что было, предлагать деньги просто невозможно. После четвертой его попытки женщина, не выдержав, расхохоталась и, задыхаясь от смеха, призналась, что в голове у нее вертится множество комментариев, один неприличнее другого.
— Лучше бы я сразу заплатил, — сказал мужчина, когда они немного успокоились.
— Запомни на будущее, — улыбнулась женщина.
И сразу пожалела, что заговорила о будущем.
— Думаешь, они еще не скоро вернутся?
Еще не закончив фразу, она уже знала, что пожалеет и о ней. Но она знала и то, что теперь им вообще будет нелегко найти правильные слова. Она знала об этом, и ничего здесь нельзя было изменить. Им придется взвешивать каждое слово до тех пор, пока он не растворится в темноте ночи.
Мужчина тоже это понял, потому и сказал, что ему пора. Женщина не стала спрашивать о встрече с другом, сам он тоже о ней не напоминал. Выпил еще глоток граппы, и они немного посмеялись над тем, как ее делают в домашних условиях. По радио сообщили последние новости об аварии: гонщик доставлен в больницу в крайне тяжелом состоянии. Вроде бы лопнула шина во время поворота. Могло быть и хуже — так хотя бы никто из зрителей не пострадал. Журналист предполагал, что после этого происшествия вопрос об опасности Больших гонок вновь станет актуальным.
— Ну, я пойду, — сказал наконец мужчина.
— Уже поздно, куда ты пойдешь в такой час?
— Да все равно куда, я люблю гулять по ночам.
— Если пойдешь к трассе, может, тебя кто и подбросит.
— Наверно, я так и сделаю.
Они стояли у двери, глядя друг на друга.
Она шагнула вперед и, отбросив все сомнения, нежно поцеловала его.
— Смотри не потеряйся там, — попросила она.
Мужчина пообещал, что не потеряется.
А потом сказал, что она очень красивая женщина. Уж он-то знает толк в красоте.
Она улыбнулась.
Мужчина толкнул дверь и вышел. Дверь закрылась сама, а он, не оглянувшись, исчез в темноте.
Женщина вернулась к столу, за которым раньше сидел незнакомец. Фартук так и лежал там. Она подняла его и опять повязала. Придвинула к столу стулья и убрала оставшийся хлеб в плетенку. Взяла грязные приборы, блюдо, на котором лежали фрукты, и шагнула в сторону кухни. Но потом передумала и подошла к окну. Взглянула в сторону бензоколонки. Посмотрела по сторонам. Никого.
— Удачи, — произнесла она тихо.
Мужчина удалялся от бензоколонки. Слишком много света, подумал он. И отправился на поиски полумрака. Сначала он собирался дойти до трассы Больших гонок, но увидев мелькающие вдали фары, засомневался, стоит ли туда идти. Он посмотрел в другую сторону и на обочине дороги, где начиналась темнота, заметил неясный силуэт. И решил двигаться в том направлении. Подойдя поближе, он узнал в сидевшей на бордюре девушке дочь хозяйки таверны. Она сняла туфли и аккуратно поставила их на траву рядом с собой. Ее прическа еще была в порядке, но лицо блестело от пота.
— У вас сигареты не найдется?
— Нет, извините. Я не курю.
Девушка снова уставилась в темноту перед собой.
Он поинтересовался, не проходил ли здесь мужчина, очень высокий, по виду из местных. Он шел из гостиницы.
— Высокий и толстый?
— Да, скорее всего.
— Пьяный?
— Не знаю.
Девушка поморщилась — тот мужчина ей явно не понравился.
— Он хотел посмотреть Большие гонки. Он даже не знал, что это такое, но все равно шел туда.
Мужчина перевел взгляд на дорогу: внизу мелькали фары автомобилей. Он представил себе толпу возле поворота: шины поднимают в воздух клубы пыли, пахнет жженой резиной и бензином. Представил ропот, поднимающийся после каждой проезжающей машины. Все это было ему знакомо: дети радостно выкрикивают номера участников, написанные на автомобилях, а их отцы, втайне гордясь собой, сразу называют имена гонщиков. Ему были знакомы усталость и страх, тишина и оглушительный шум. Он помнил все, потому что это было невозможно забыть.
Он повернулся к девушке и увидел, что она беззвучно плачет.
— Что случилось, синьорина?
Тыльной стороной ладони девушка вытерла слезы. Сквозь сжатые губы не вырвалось ни звука, но плечи ее вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
— Дерьмо все это.
Мужчина огляделся и потом снова посмотрел на девушку.
— Не говорите так.
— Дерьмо все это, — повторила она.
— Неправда.
— Правда.
— Дерьмо все это, — повторила она еще раз.
Мужчина достал из кармана носовой платок и протянул ей. Девушка молча взяла платок. Прижала его к глазам, но плакать не перестала.
— Сходили бы лучше на Большие гонки.
Девушка покачала головой и высморкалась.
И сказала, что Большие гонки ненавидит. Со злостью сказала.
— Нельзя ненавидеть весь мир, — возразил мужчина.
Девушка словно только что заметила его присутствие.
— Что вы сказали? — переспросила она, поднимая глаза.
— Я сказал, что нельзя ненавидеть весь мир.
Девушка опять смотрела прямо перед собой. Мужчина ее больше не интересовал. Или ей просто были непонятны его слова.
Мужчина хотел как-то успокоить ее, но не знал, что нужно говорить: юношеское горе всегда непоправимо, а тоска не имеет причины.
Вдали послышался рев двигателя.
— Кто-то едет, — сообщил мужчина.
Автомобиль быстро приближался. Он свернул с трассы на дорогу, ведущую к бензоколонке, и теперь поднимался в гору.
Девушка посмотрела в ту сторону. Она часто моргала, потому что слезы застилали ей глаза.
— Это точно кто-то из участников Больших гонок, — уверенно сказал мужчина.
Фары автомобиля были все ближе. Будто глаза змеи, ползущей в темноте.
— Идите скорей, им нужно заправиться.
Девушка поднялась на ноги и увидела, как автомобиль въехал на ярко освещенную площадку и резко затормозил перед бензоколонкой. Девушка схватила туфли и побежала вдоль дороги. Приглаживая волосы на бегу.
Но через несколько метров остановилась. Подняла руку с зажатым в ней платком.
— Пустяки, бегите скорей! — крикнул мужчина.
Девушка помчалась к гостинице.
Мужчина узнал в сверкающем серебристом автомобиле «ягуар». На капоте красным цветом был выведен номер участника. Отличный номер. Запоминающийся. 111. Мужчина надеялся, что эти цифры принесут девушке удачу. Он видел, как она подбежала к машине. Потом дверцы распахнулись, и появились два гонщика. Издалека они выглядели настоящими синьорами. Кто знает, подумал мужчина. Достаточно всего одной верной фразы, и девушка мигом забудет свои слова о том, что все дерьмо. Но никогда не знаешь наверняка, захочет ли человек произнести верную фразу.
Он в последний раз взглянул на бензоколонку, потом развернулся и зашагал в другую сторону. Дорога шла прямо и растворялась в абсолютной тьме. Мужчина считал шаги. Насчитал 111 и начал заново. Он делал это ради девушки. Иногда такие штуки срабатывают.
Мужчина умер спустя четыре года на обочине дороги в Южной Америке. Это была одна из тех дорог в пустоте, которые тянутся на сотни километров, не сворачивая ни разу. Никто не знает, где эти дороги заканчиваются и где начинаются. Дороги всегда были смыслом его жизни, поэтому сердце мужчины остановилось именно там.
