Глава 6

Большая часть светильников на стенах узкого коридора не горела. Остальные бросали трепетные блики на низкий сводчатый потолок, возвышавшийся не более чем на высоту руки над головой Кристиана. В тени что-то шевельнулось, и рука Авизы метнулась к талии. Она порывисто вздохнула, не найдя меча, и тотчас же вспомнила, что оставила его в комнате.

– Не стоит беспокоиться, – хмыкнул Кристиан при виде большой собаки, поднявшейся им навстречу, встряхнувшей головой и затрусившей прочь. – Если будешь шарахаться от каждой тени, Авиза, ничего не выиграешь. Пусть паникуют твои враги.

– Да, я слышала такое мнение.

Она ничего не добавила, и он отворил для нее дверь. А что она могла сказать?

То, что он повторил слова, которые она не раз слышала в аббатстве?

За дверью оказалась комната – двойник той, которую они только что оставили, где находились Гай и Болдуин. Огонь в камине, должно быть, был разожжен недавно, потому что в комнате было промозгло и холодно.

Авиза знала, что ей следует подождать, пока он не заговорит, но все же не смогла удержаться:

– Сядь и сними правый сапог. Следует полечить твою ногу.

– Пустяки.

– Если так, почему ты хромаешь?

Он ответил обезоруживающей улыбкой.

– Для женщины у тебя слишком много мозгов, Авиза.

– Я полагаю, что это оскорбление было задумано как комплимент.

– Это признание факта.

Он осторожно опустился возле камина, стянул сапог и отставил в сторону.

Когда Авиза дотянулась до его правой щиколотки и ощупала опухоль, он поймал ее левую руку.

– Откуда это кольцо? – спросил Кристиан.

– Гай настоял на том, чтобы я его взяла.

Она снова захотела снять его с пальца, но, похоже, кольцо застряло накрепко.

– Мой брат – щедрый человек. – Тон его был резким. Она подняла на него глаза и увидела напряженное лицо. – Как бы там ни было, но я не таков. Я не так щедр.

– Рада это слышать.

Авиза отвела глаза, не желая видеть бурю эмоций в его глазах, и снова принялась щупать его отекшую ногу. Она не думала, что дело обстоит так плохо. Прежде она не замечала ничего, кроме хромоты да по временам непроизвольной гримасы.

– Надеюсь выжить. – Его усмешка не могла скрыть боли.

– Тебе не надо вставать.

– Если ты помнишь, большую часть дня я сидел.

Она помнила. Дневной свет теперь был недолог, но время шло так медленно, что Авиза могла бы поклясться, что солнечный свет не угасал, как при летнем солнцестоянии.

При каждом шаге лошади ее швыряло на его каменную грудь. Его бедра, прижатые к крупу лошади, двигались под ней в определенном ритме, и от этого она испытывала совершенно неконтролируемые ощущения. Его руки, когда она цеплялась за них во время перехода вброд через ручей, были крепки, как древесные стволы по берегам. Она столь же хорошо помнила запахи зимнего дня, смешанные с его теплым мускусным ароматом, когда он завернул ее в свой плащ, чтобы защитить от ветра.

Заставив себя подняться, она подошла к кровати, сделала над собой усилие, чтобы повернуться к нему спиной, вынула из ножен нож и отрезала полоску ткани от той, что прикрывала соломенный матрас. Когда в ее руках оказалось несколько полосок ткани длиной с руку, она вложила нож в ножны и вернулась туда, где оставался сидеть Кристиан. Должно быть, он повредил ногу сильнее, чем она думала, если не стал задавать ей вопросов и не сказал ничего о ее действиях.

Она присела на корточки, придерживая его ногу навесу над своим коленом.

Следуя методике, которую она изучила, наблюдая за сестрой Хелвиг, ухаживавшей за всеми, кто заболевал или получал увечья, Авиза принялась бинтовать его щиколотку. Повязка должна быть очень тугой, чтобы дать ему возможность опоры, пока нога не заживет, но не настолько обременительной, чтобы пальцы затекли и побелели от недостаточного притока крови.

Когда он стянул с ее головы барбетту, ее волосы рассыпались и упали на его ногу.

– Зачем ты это сделал? – спросила Авиза резко.

– Не стоит прятать такие прелестные локоны.

Она захватила в ладонь прядь волос, выбившуюся из косы, и перебросила через плечо.

– Ты должен думать о своей щиколотке, а не о моих волосах.

– Когда я думаю о чем-нибудь другом, это отвлекает меня от боли.

– Неужели это так?

Авиза подняла на него глаза. Нет, это ошибка, решила она, когда он взял ее подбородок и держал его большим и указательным пальцами.

– А возможно, боль утихает от твоего прикосновения. Он взял ее другую руку и прижался губами к ладони. Она отпрянула, потому что от этого поцелуя по руке пробежала дрожь. Он не выпустил ее пальцев.

– Твоя рука, – пробормотал Кристиан, проводя по ней пальцами, – свидетельствует о том, что тебе знакома более тяжелая работа, чем другим леди.

– Не могу судить о том, что мне менее знакомо, чем тебе.

– Вижу, что у тебя на все есть ответ.

Чтобы позлить его, Авиза не стала отвечать. Она высвободила подбородок из его пальцев и вернулась к своей работе. Покончив с ней, Авиза осторожно поставила его ногу на пол и встала.

– Что чувствуешь? – спросила она.

Он пошевелил пальцами, потом поднялся. С осторожностью сделал один шаг, другой, третий.

– Намного лучше. Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь, Авиза?

– Такого очень много.

Она смотрела на него, пока он медленно дотянулся до своего сапога и осторожно надел его.

– Не могу понять, почему лорд Делиль так не хотел дать нам приют. Он должен быть польщен.

– Должен бы.

Кристиан сделал несколько осторожных шагов к камину и поворошил дрова палкой, отчего пламя загорелось сильнее и поднялось выше. В этом не было необходимости, и Авиза догадалась, что он просто не хочет, чтобы она видела выражение его лица.

– Он ничего не говорил о благоволении короля к тебе?

Она знала, что королева к нему благоволит. Но всем в Англии, да и в аббатстве тоже, было известно, что часто мнения короля и королевы сильно расходятся.

Авиза вздрогнула от неожиданно пришедшей ей мысли и была рада, что Кристиан стоит к ней спиной. Возможно ли, что эти разногласия державной пары и были причиной того, что королева Алиенора основала аббатство Святого Иуды? Королева искала там убежища, святилища, охраняемого сестрами, на случай, если бы жизнь с Генрихом стала для нее непереносимой. Что за странная мысль! К тому же недостойная, потому что судить о королевской чете означало отсутствие преданности. Она надеялась, что аббатству никогда не придется делать выбор между королем и королевой.

Голос Кристиана вырвал ее из плена этих мрачных мыслей:

– Правда то, что я недавно в Байе доказал королю свою преданность. И король принял ее благосклонно. В отличие от всех остальных.

– Почему же остальные не приветствовали тебя столь же тепло?

– Потому что мой отец был изгнан королем с глаз долой.

У Авизы перехватило дыхание.

– Отчего же?

– В 1147 году мой отец служил королю в его борьбе со Стефаном, незаконно претендовавшим на английский престол. Большинство из тех, кто пришел с Генрихом в Англию в тот год, были наемниками, но мой отец поверил, что герцог Нормандский, как тогда называли Генриха, имел все права на английский трон. Мой отец покинул короля на поле боя, и Генриху пришлось признать свое поражение.

Авиза с трудом перевела дух: она не могла себе представить Кристиана, покидающего поле боя. Если бы он даже не хотел защитить ее, все равно сражался бы в лесу с бродягами до тех пор, пока не одолел бы их.

– У Генриха не было выбора, – продолжал он, – кроме как принять благоволение Стефана, оплатившего его переезд через Ла-Манш. – Он стукнул кулаком по камням камина. – Если бы мой отец не бежал с поля боя как трус, Англия бы не претерпела нескольких лет правления Стефана, а Генрих сел бы на трон в 1147 году, а не семью годами позже.

– Но ведь король доверял твоему отцу.

– И это было глупо.

– Генрих, должно, быть, имел причины доверять ему.

Кристиан коротко рассмеялся:

– Так и было. Ни один Ловелл никогда не подводил прежде своего сюзерена, пока мой отец не предпочел жизнь праву Генриха на престол.

– Почему же он принял такое решение?

– Он никогда не говорил почему.

– Но король ведь принял твою присягу на верность.

– Мне повезло в том, что король Генрих не возлагает на сына вину за ошибку отца.

– Как и все остальные.

Кристиан не ответил. Впрочем, она и не ожидала его ответа.

Сжав руки за спиной, Авиза не решалась предложить ему свое сочувствие, потому что была уверена, что он отвергнет его и предпочтет потонуть в своем отчаянии.

– Ты считаешь своего отца трусом?

– Он был заклеймен как трус. Это все, что имеет значение.

– Был?

Кристиан посмотрел ей в лицо. Его руки тоже были сложены за спиной. Поза подчеркивала красоту широкой груди, вырисовывавшейся под плащом.

– Да.

Она узнала этот его тон, столь знакомый ей с тех пор, как встретила его едва ли не день назад. Его невозможно было отвратить от решения сменить тему, что бы она ни делала и ни говорила. И потому Авиза не стала и пытаться.

Со вздохом она задала вопрос:

– Что ты хочешь у меня спросить тайком от брата?

– Почему ты не хочешь, чтобы Делиль узнал твою фамилию?

Сейчас она уже была готова ответить.

– Я не хочу, чтобы меня связывали с моей семьей. Если лорд Уэйн из Мурберга узнает, что я жива и пытаюсь спасти сестру, возможно, он примет отчаянные меры.

– Но мне ты назвала свое имя.

– Теперь я понимаю, что это было ошибкой.

Он снова сел возле камина и потянул ее к себе, заставив сесть рядом.

– Я понятия не имел о том, что ты делаешь ошибки.

– О, в этом ты не прав. Я совершила множество ошибок. – Авиза помолчала, облизнула пересохшие губы и спросила: – Ты ведь сохранишь мое имя в тайне?

Он не ответил, и она осознала, что он не сводит глаз с ее рта. Она перестала дышать, когда он провел пальцем по ее губам, повторив путь, проделанный ее языком.

Когда Кристиан взял ее руку, она не поняла, что он собирается сделать. Озадаченная, она смотрела на него. Он потянул ее палец к своим губам.

Когда его язык прикоснулся к ее указательному пальцу, дыхание со свистом вырвалось из ее груди.

– С этих губ не сорвется ни единого слова, если ты этого не одобришь. Я никому не открою твоего имени, – сказал Кристиан, не отпуская ее руки.

– Благодарю тебя.

Эти два слова были произнесены с дрожью, дрогнули и ее пальцы на его губах.

– Какие еще секреты должен я хранить ради тебя?

Она внимательно смотрела на него. Неужели она как-то выдала себя?

– Что ты имеешь в виду?

– Я ведь дал слово, что не открою твоего имени. – Он повернул ее руку ладонью вверх и провел пальцами по начертанным на ней линиям. – Но возможно, у тебя есть еще тайны, которые ты скрываешь. Тайны, связанные с тем, что ты тоскуешь по какому-нибудь молодому отважному рыцарю, служившему твоему отцу, или по свиданию с одним из его слуг.

Она вырвала свою руку и поднялась на ноги, внушая себе, что ей следует вести себя более сдержанно.

– Как ты смеешь!

Он улыбнулся:

– Смею, потому что ты не можешь пожертвовать своей глупой девической привязанностью ради временного спутника.

– Да, я бы этого не сделала.

Она прищурилась и одарила его самой ледяной из своих улыбок.

– Неужто ты обвиняешь меня в том, чем грешишь сам? Ты встретил здесь какую-нибудь девицу, с которой тебе захотелось завалиться в постель?

– Ты проникла в мои тайные мысли сквозь притворство.

– Неужели?

Она тотчас же пожалела о своих словах, как только произнесла их.

Его улыбка стала более широкой.

– Ты весьма проницательна. – Он приподнял прядь ее волос. – И очень красива. Так хороша, что все мужчины в зале не могли отвести от тебя глаз, когда ты его покидала.

– Ты преувеличиваешь.

– Да, но самую малость. Наш хозяин послал своего виночерпия принести вина, и только это отвлекло его от тебя.

– Прибереги свои комплименты для женщины, которая желает их.

– Откровенно говоря, я это понимаю. – Он встал и протянул ей руку.

Авиза вложила в нее свою дрожащую руку. Он помог ей подняться, но не выпустил ее пальцев. Они стояли так близко друг от друга, что она никого не могла видеть за его широкими плечами.

В желудке у нее заурчало, и она вспыхнула и приложила руку к животу.

– Ужин ожидает в другой комнате, – сказал он со смехом. – Похоже, ты так же голодна, как и я.

– Да, так же. Даже твоя лошадь показалась бы мне вкусной пищей.

Она была рада, что юмор помог разрядить напряжение между ними, возникавшее всякий раз, когда их глаза встречались.

– Если тебе больше нечего сказать, то...

Он протянул руку, чтобы преградить ей путь. Другая его рука скользнула к ней и обхватила за талию. Он привлек ее ближе к себе.

Она затрепетала от желания прикоснуться к нему, и пальцы ее заскользили по его щеке, потемневшей от выросшей щетины и загрубевшей от жгучего ветра. Она отдернула пальцы, испуганная жаром, исходившим от его кожи и передававшимся ей.

Он взял ее руку и прижал к своей щеке. Ее пальцы запутались в его иссиня-черных волосах, мягких как шелк, а губы его прижались к ее губам: Они были нежными и едва касались ее губ. Эта быстрая, как молния, ласка обожгла ее, и все притворство ее оставило.

Со стоном он прижал ее к себе. Его рот завладел ее ртом, требуя от нее такого же восторга, какой испытывал он. Его язык скользнул в ее рот сквозь неохотно пропустившие его губы, не желавшие делиться с ним своими тайнами.

Медленно ее руки скользнули вверх по его рукам. Ей хотелось узнать и исследовать каждую его мышцу, в то время как его язык приглашал ее присоединиться к затеянному им безумному танцу, кажется, не признававшему никаких правил.

Когда его губы принялись осыпать поцелуями ее лицо, пробуя на вкус ее кожу и вызывая ослепительный огонь в теле, дыхание Авизы участилось. Он запрокинул ее голову, и огрубевшая, обветренная кожа его лица соприкоснулась с ее. Она гладила его мощную спину и чувствовала, как слабеет ее тело под его лихорадочными поцелуями. Где бы он ни прикоснулся к ней, ее кожа чудесным образом оживала.

Она заставила его снова целовать ее в губы. Его хрипловатый смех вызвал в них жар, и его язык снова скользнул в ее рот. Она трепетала под его яростным натиском, и он услышал ее тихий стон.

Когда Кристиан оторвался от нее, Авиза сжала его руки. Ее колени снова предали ее, и она с трудом устояла на ногах. Глубоко вздохнув, она осознала, что пора положить конец этим поцелуям.

– Я должна проверить, как Болдуин справился с перевязкой, – прошептала она.

– Да.

Отчего его голос звучал неуверенно? От желания? Или он нашел нечто смешное в ее словах? Не глядя ему в лицо, Авиза не могла быть уверена. Она сделала резкое движение головой, когда он сказал:

– Прости меня.

– За что?

– За то, что поцеловал тебя. Гай сказал, что во время поста ты придерживаешься строгих правил. – Он усмехнулся. – Хотя не скажу, что раскаиваюсь в том, что искушал тебя, потому что ты сама искусительница.

– Я просила тебя приберечь твои пустые комплименты для других, потому что не нуждаюсь в них.

– Очень хорошо. В таком случае скажу тебе правду. Ты спросила меня, не приметил ли я в зале какую-нибудь девицу, с которой хотел бы покувыркаться в постели.

Глаза его потемнели, и в его голосе она ощутила бурю чувств.

– Да, ответ заключается в том, что я приметил такую девицу, с которой мне хотелось бы побывать в постели, Авиза. Но мне не хотелось бы, чтобы все произошло слишком быстро. Я бы растянул это удовольствие надолго, чтобы у меня хватило времени разделить каждую минуту наслаждения с тобой.

– Ты не должен говорить таких вещей. – Авиза чувствовала, что не владеет собой.

– Но ведь ты просила меня быть правдивым.

– Но возможно, не до такой степени.

– Есть кто-нибудь, владеющий твоим сердцем? «Аббатство!» – хотелось ей крикнуть.

– Да, я обещана кое-кому.

– Мне следует вспомнить об этом, когда твой прелестный рот снова начнет искушать меня. – Он взял ее за руку и провел ее пальцами по своим губам, потом сказал: – Но если ты передумаешь и нарушишь это обещание, я буду ждать тебя и сделаю все, что ты пожелаешь. Запомни это, Авиза.