Глава 19
Девлен понял, что совершил глупость, вернувшись в Крэннок-Касл почти сразу же после отъезда.
Что мешало ему, устав от Фелисии, найти ей замену в Эдинбурге? Девлен мог бы с легкостью назвать не меньше дюжины женщин, готовых без раздумий броситься в его объятия. Любая из них с радостью согласилась бы принять у себя красавца Гордона. А некоторые пошли бы на все, лишь бы задержать его до утра в своей спальне. Но Девлен гнал лошадей всю ночь ради тайного свидания в библиотеке с молодой девицей, которая с каждой новой встречей вое больше разжигала его интерес.
Как же ей это удавалось?
Ее прямую и откровенную манеру выражать свои мысли Девлен находил до странности эротичной. Он отнюдь не был похотливым сатиром, но никто не назвал бы его и неопытным новичком в делах любви. Удивительно, но Беатрис Синклер заставляла его ощущать в себе диковинную смесь того и другого.
Эта женщина представляла собой досадную помеху, совершенно ему не нужную. Она запросто могла осложнить ему жизнь. Черт возьми, она уже это сделала. Тогда почему он, словно робкий школьник, сгорал от нетерпения, предвкушая встречу с ней за ужином? Почему так тщательно следил за своей внешностью? Зачем специально отправился к портному и потребовал поскорее закончить новый костюм? Уж точно не ради отца, мачехи или даже себя самого.
Ему хотелось ослепить своим блеском мисс Беатрис Синклер. Хотелось дать ей понять, что другие женщины восхищаются им, что ей выпала большая честь, если он обратил на нее внимание.
Он вовсе не собирался соблазнять гувернантку. Не желал даже думать о ней. Пускай, остается со своими книгами, перьями и крохотной морщинкой между бровями. Ее улыбка смущала Девлена, вызывая незнакомое тревожное чувство. Ему не хотелось вспоминать о ней.
Он опустил голову, взглянул на свои руки, и его снова пронзило ощущение близости Беатрис, словно кто-то испытывал его волю. От нее исходил удивительный аромат. То был запах лилий или роз, неуловимый аромат мисс Беатрис Синклер.
Портной с восторгом оглядел его шерстяной плащ и сказал, что синий цвет ему очень к лицу. Девлен испытал мимолетное замешательство, заметив восхищенный взгляд портного. И в тот же миг он подумал о Беатрис. Интересно, что бы сказала она?
Он совсем не знал ее. Их связывало всего лишь несколько случайных встреч. Странных встреч. И все же всякий раз рядом с ней Девлен испытывал необъяснимое волнение. Даже когда она пыталась усмирить его вожделение и показать свое интеллектуальное превосходство.
Конечно, в ней нет и тени кокетства. Она никогда не стала бы нарочно терзать мужчину, распаляя его желание.
«Так уложи ее в постель и покончи с этим, – сказал он себе. – Иди в ее комнату и займись с ней любовью. Останься у нее до утра. Эти длинные трепещущие ресницы и загадочная улыбка так и взывают к тебе. Дай ей то, о чем она просит, сама того не зная. Заставь ее молить о пощаде. Доведи до изнеможения ее и себя, тогда чары развеются и умопомрачение пройдет».
Девлен так явственно представил себе эту сцену, что ему пришлось поправлять на себе брюки, нещадно врезавшиеся в тело. Ужин грозил превратиться для него в пытку, особенно если Беатрис будет, как и прежде, бросать на него томные взгляды из-под ресниц. Не сможет же он постоянно теребить на себе брюки, сидя за столом.
«Черт возьми, да она же девственница!»
Девлен взял себе за правило никогда не иметь дела с девственницами. С ними слишком много мороки. Первый раз редко когда проходит успешно, а Девлену не доставляло ни малейшего удовольствия причинять женщине боль.
Девственницы подходят для брака, а не для развлечения. А с женитьбой вполне можно подождать. Девлен не слишком-то стремился заключить союз с другой семьей, скрепить его ритуалом «кровопускания». Нет, девственниц лучше отложить на потом, когда этого никак не избежать. Проклятие, лучше бы он остался в Эдинбурге и занялся делами. К примеру, заключил бы контракт и приобрел компанию Мартина, если этот бедняга все-таки пришел к какому-то решению.
В конце концов, если желание обладать женщиной стало бы невыносимым, он вполне мог отправиться к своей любовнице. В последнее время Фелисия вечно обижалась, что он редко ее навещает. Возможно, она уже утешилась с другим покровителем.
Итак, в своих раздумьях о Беатрис Синклер он снова пришел к тому, с чего начал. Теперь ему уже не хотелось спускаться в обеденный зал. Возможно, разумнее будет вернуться в Эдинбург с той же поспешностью, с которой он предпринял путешествие в Крэннок-Касл? Девлен покачал головой, поправил шелковый галстук, расправил рукава сюртука и придирчиво оглядел безукоризненно вычищенные туфли. Выглядел он безупречно. Образцовый богатый джентльмен. По счастью, смущение и досада нисколько не отразились на его внешности.
Необходимо изгнать Беатрис Синклер из своих мыслей, а для этого следует удовлетворить любопытство, вот и все. Стоит узнать о ней немного больше, и гувернантка станет всего лишь еще одной женщиной в его жизни. Одной из множества.
За час до ужина Беатрис закончила переодеваться и приняла решение. Она быстро пересекла коридор и постучалась в дверь герцогских покоев. Дождавшись ответа Роберта, она вошла.
Повсюду в комнате горели новые свечи, разгоняя мрак. Роберт сидел рядом с кроватью на большом круглом ковре. Перед ним выстроилось не меньше сотни игрушечных солдат. Скомканная простыня справа от оловянного воинства изображала горную гряду.
Мальчик старательно делал вид, что не замечает гувернантку, но на этот раз Беатрис не стала делать ему замечание.
– Для мальчика вашего возраста довольно необычно проводить все вечера в обществе взрослых. Если бы вы не были герцогом, то ужинали бы вместе со мной в комнате для занятий. Не хотите ли поступить так сегодня? Нам принесут поднос с едой в классную комнату или в вашу гостиную.
Не поднимая головы, Роберт заметил:
– Вы просто хотите избежать встречи с моим дядей.
– Вам ни за что не дашь ваших семи лет. – Беатрис покачала головой. – Всякий раз, стоит мне только подумать, что вы всего лишь мальчик, вы ведете себя как умудренный опытом взрослый.
Роберт вскинул глаза на гувернантку.
– Глядя на дядю, я чувствую то же, что и вы. У меня все внутренности завязываются в узел, когда я спускаюсь в столовую. Иногда мне страшно хочется сказаться больным.
– Раз вы так откровенны со мной, мне ничего не остается, кроме как ответить вам тем же. Сомневаюсь, что ваш дядя позволит нам совсем не участвовать в совместных ужинах, но сегодня вы выглядите слишком усталым. Вы провели весь день за уроками. Думаю, вам не стоит спускаться в обеденный зал. Я не хочу, чтобы вы заснули за столом.
Роберт кивнул. На его губах мелькнула лукавая улыбка.
– Я очень, очень устал, мисс Синклер. Но я очень, очень голоден.
– Что ж, ваша светлость… – Беатрис выразительно вздохнула. – Я вызову служанку и попрошу принести нам ужин в комнату.
– А вы не могли бы попросить побольше печенья с корицей?
– Хорошо, – кивнула Беатрис. Она повернулась и вышла из комнаты, радуясь тому, что хотя бы на этот раз ей не придется выдерживать уничтожающие взгляды Ровены и настороженность Камерона. Кроме того, ей удастся избежать общества Девлена. По крайней мере, она хотела сделать такую попытку.
Меньше чем через час они с Робертом уже сидели за большим круглым столом в центре комнаты, примыкавшей к спальне герцога, напротив камина. Шторы все еще были раздвинуты. За окном виднелось безоблачное темно-синее ночное небо. Звезды сверкали словно освещенные окна в Килбридден-Виллидж. Это был самый приятный вечер, проведенный Беатрис в Крэннок-Касле.
Поужинав, они с Робертом попытались честно разделить печенье с корицей, которое прислала кухарка.
– Если вы съедите слишком много, то не сможете заснуть, – предупредила Беатрис.
– Я и так плохо сплю, – невозмутимо возразил Роберт и потянулся за печеньем. Даже не извинившись, он положил две штуки себе на тарелку. – Но если вы съедите слишком много, мисс Синклер, то не влезете в свои платья.
Беатрис изумленно уставилась на воспитанника, а тот довольно ухмыльнулся и быстро сунул в рот печенье.
– Вам не следует делать замечания насчет женской одежды или фигуры, – решилась вымолвить Беатрис, смущенная неожиданной репликой Роберта. – Уж во всяком случае, не в семь лет.
– Вы еще убедитесь, что мужчины в нашей семье неплохо разбираются во всем, что касается женщин, мисс Синклер. Мы, Гордоны, довольно рано начинаем интересоваться женщинами.
Беатрис убрала руки со стола и откинулась на спинку стула, не оборачиваясь к двери. Голос Девлена походил на отцовский, но звучал глуше и тише, напоминая мурлыканье.
– Девлен!
Роберт тут же забыл про десерт, вскочил из-за стола и бросился к кузену, выражая бурную радость. Беатрис невольно улыбнулась, наблюдая восторженную встречу. Девлен нагнулся и без малейшего усилия поднял Роберта, так что голова мальчика оказалась вровень с его собственной.
– Не прошло и двух недель после моего отъезда. Неужели мисс Синклер так жестоко обращалась с вами? Если бы я знал, то вернулся бы намного раньше. – Девлен без улыбки посмотрел на Беатрис. Выражение его глаз напомнило ей их утреннюю встречу и несостоявшийся поцелуй.
– Мы нашли себе комнату для занятий, Девлен. Нам пришлось долго ее расчищать, но теперь там проходят мои уроки.
– Правда? Так вы больше не занимаетесь в гостиной? – Роберт торжествующе улыбнулся и покачал головой. – Мне не хватало вас за ужином, – признался Девлен, не глядя на Беатрис. Его замечание предназначалось Роберту, а вовсе не ей. И все же гувернантка вспыхнула от удовольствия.
– Если бы я знал, что вы здесь, Девлен, – поспешно ответил Роберт, – мы бы спустились к ужину. – Он повернулся к Беатрис. – Вы знали, что Девлен вернулся, мисс Синклер?
– Да, – кивнула она.
Роберт сердито нахмурил брови.
– Вам следовало мне сказать.
– В следующий раз я так и сделаю, – пообещала Беатрис, старательно разглаживая салфетку на коленях. Как бы ей хотелось уметь читать мысли. Взгляд Роберта показался ей до того загадочным, что она не решилась бы угадать, о чем он думает. – Вы сердитесь на меня, Роберт? – Мальчик не ответил. – Хорошо, Роберт, – примирительно сказала Беатрис. – Впредь я прослежу, чтобы вам сразу же дали знать, как только ваш кузен появится в замке.
Юный герцог удовлетворенно кивнул, а Девлен заметил:
– Пусть это послужит вам уроком, Роберт. Женщины временами искажают правду. Говорить недомолвками также грешно, как и лгать.
– Вы наставляете Роберта в добродетели, мистер Гордон?
– Нет, просто рассказываю ему о женщинах. Эта разновидность человеческого рода не отличается искренностью и открытостью.
Беатрис встала и посмотрела в лицо Девлену.
– В прошлом какая-то женщина жестоко ранила вас?
Брови Девлена удивленно изогнулись, потянув за собой вверх уголки рта.
– Насколько я помню, нет.
– Вам не приходилось страдать от неразделенной любви?
– Определенно нет.
– Вас никогда не бросали у алтаря?
– Поскольку я никогда не просил ничьей руки, это было бы попросту невозможно.
– Может быть, какая-то женщина что-то у вас украла?
– Разве что мое время.
– А ваше доброе имя? Возможно, женщина обесчестила вас?
– Обычно подобное случается с женщинами, не правда ли, мисс Синклер?
– Тогда откуда ваша неприязнь к женщинам? Прежде чем вы продолжите читать наставления Роберту, неплохо было бы вспомнить, что отнюдь не женщина вероломно предала Христа, поцелуем указав на него стражникам.
– Вот вам и другой урок, Роберт, – произнес Девлен, не отрывая глаз от лица Беатрис. – Не стоит обмениваться колкостями с умной и красивой женщиной. Вы только даром время потеряете. Как только вам захочется что-нибудь возразить ей в ответ, подумайте о том, как соблазнительно выглядит она при свечах. Или в рассветных лучах солнца.
– А если вам хочется узнать больше о той разновидности человеческого рода, к которой принадлежите вы, Роберт, то имейте в виду, что временами мужчинами правят самые низменные инстинкты, а отнюдь не возвышенные побуждения.
Мужчинам случается следовать голосу рассудка, но гораздо чаще ими повелевает зов плоти.
– Так сказала бы женщина, которая охотно пользуется своей способностью пробуждать самые низменные инстинкты. – Улыбка Девлена скорее напоминала волчий оскал.
Разговор принял опасное направление. Вряд ли стоило его продолжать, тем более что Роберт с растущим интересом разглядывал кузена и гувернантку, получая несомненное удовольствие от их словесной дуэли.
Беатрис медленно разгладила ладонями юбку, раздумывая о том, как бы поскорее сбежать и укрыться у себя в комнате. В этот миг Девлен Гордон неожиданно подошел и встал рядом.
Выглядел он великолепно в элегантном темно-синем сюртуке и брюках, но в уголках его глаз затаились морщинки. Так бывает, когда человек проводит много времени на открытом воздухе или часто улыбается. Ровные зубы сверкали белизной, а шея… Беатрис резко одернула себя: «С какой стати я вдруг стала обращать внимание на мужские шеи?»
Даже его шея – вернее, та ее часть над галстуком, которую можно было разглядеть, – казалась верхом совершенства. Все в нем вызывало восхищение: широкие плечи, узкая талия, длинные ноги, такие мускулистые, что даже под тканью брюк угадывались бугры мышц. И разве справедливо, что у мужчины такой соблазнительный зад?
Этот вопрос они никогда не обсуждали с Салли. Оказывается, мужчина может выглядеть привлекательно не только спереди, но и сзади.
Чем дольше она находилась в одной комнате с Девленом, тем больше росла ее тревога. Весь день она неотступно думала о нем, таком красивом, прекрасно одетом и обворожительном. Да, она понимала, что ей предстоит бессонная ночь.
Возможно, Роберт согласится составить ей вечером компанию? Они могли бы скоротать время за играми. Тогда ей не пришлось бы проводить мучительно долгие часы в томлении и мечтах о Девлене Гордоне.
«Прикоснись ко мне».
Желание терзало ее так сильно, что Беатрис едва не произнесла эти слова вслух. Она с трудом сдерживалась, чтобы не выдать себя, но судорожно сжатые руки, опущенные плечи и взгляд, прикованный к рисунку ковра под ногами, безжалостно изобличали ее.
Чтобы выйти из комнаты, ей пришлось бы пройти мимо Девлена. Но приближаться к нему было так же опасно, как дразнить языки пламени, касаясь горящих углей краем нижней юбки.
Раньше Беатрис никогда не испытывала страстного желания прикоснуться к кому-то или почувствовать чье-то прикосновение. А теперь…
«О пожалуйста, прикоснись ко мне».
А если бы он подарил ей поцелуй? Неужели она просит о невозможном? Всего один поцелуй. Этого достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой до следующей встречи. Или следующего приступа одиночества.
«Какой опасный человек этот Девлен Гордон».
– Вы покидаете нас?
– Да. Мне нужно подготовить план занятий на завтра! Должна признаться, – Беатрис ласково улыбнулась Роберту, – я не ожидала, что мой ученик обладает такими обширными познаниями в разных областях. Придется изменить заранее намеченный план и перестроить наши уроки.
– Пожалуй. И это займет у вас так много времени, что вам непременно нужно покинуть нас прямо сейчас?
– А вы подозреваете, что у меня могут быть и иные мотивы, мистер Гордон?
– Похоже, каждый раз, когда мы с вами встречаемся, вы стремитесь поскорее сбежать. Неужели я вас чем-нибудь обидел? – Девлен хитрил. Он отлично знал, что дело вовсе не в этом. – Могу я присоединиться к вам завтра в классной комнате?
– Пожалуйста, не нужно, – поспешно выпалила Беатрис, с ужасом понимая, что ее слова прозвучали неоправданно грубо. – Я бы предпочла, чтобы вы не приходили, – объяснила она, стараясь сгладить неловкость. – Это может помешать нашим занятиям. Мальчик должен сосредоточиться на обучении. – Она улыбнулась, радуясь, что сумела найти правдоподобное объяснение.
– Когда я снова увижу вас?
– А разве это так необходимо?
– Может, я обеспокоен тем, как учится мой кузен.
– Нет.
– Нет?
– Вряд ли это будет разумно.
– Я не люблю, когда мне указывают, что разумно, а что нет, мисс Синклер. Познакомившись со мной поближе, вы поймете, что я расцениваю это как вызов. А я не из тех мужчин, что пасуют перед трудностями. Я не привык отступать.
– И я не из тех женщин, что склоняются перед трудностями, мистер Гордон. Но вы напрасно видите в моих словах вызов. Примите их как просьбу.
– Не могу.
Беатрис подняла голову и посмотрела Девлену в глаза.
– Я проделал такой долгий путь. Какая жалость, что путешествие оказалось напрасным.
Притихший Роберт с интересом прислушивался к разговору. Беатрис кольнуло чувство вины. Нужно было подумать хотя бы о ребенке. Она прошла мимо Девлена и выскользнула в коридор. К несчастью, Девлен последовал за ней.
– Когда вы вернетесь в Эдинбург?
– Пока у меня нет планов. Не знаю, сколько пробуду здесь. Все зависит исключительно от моей прихоти.
– Но в Эдинбурге вас наверняка ждут важные дела.
– А разве здесь у меня нет дел? Думаю, вы ошибаетесь, мисс Синклер. Мне есть чем заняться в Крэннок-Касле.
– У вас есть любовница?
Девлен улыбнулся, словно грубость Беатрис его очаровала.
– Да. Ее зовут Фелисия. Прелестная женщина, весьма талантливая во многих отношениях.
– Так возвращайтесь к Фелисии. Она наверняка тоскует без вас.
– А вы нет?
– А я нет, мистер Гордон.
– Думаю, вы лжете, мисс Синклер. А гувернантка должна служить образцом добродетели для своих учеников. Вы не согласны? Только так она может воспитать их в благочестии. Как же вы научите Роберта быть правдивым, если сами лжете?
– Мне нужно идти, – пролепетала Беатрис, чувствуя, как дрожит ее голос. Она ненавидела себя за это. Не потому, что стыдилась своей растерянности, а потому, что каждый раз в присутствии Девлена все больше подпадала под действие его чар. И он знал об этом. Конечно же, знал! – Мне нужно идти, – повторила Беатрис и попыталась проскользнуть мимо, но на этот раз Девлен легко коснулся кончиками пальцев ее руки.
Беатрис на мгновение замерла, их взгляды встретились. Медленно Девлен отвел руку.
– Не стану вас задерживать, мисс Синклер. Доброй ночи и приятных снов.
Но выражение лица Девлена совершенно не соответствовало его любезным словам. Он смотрел на гувернантку так, будто желал ей бессонницы и ночных кошмаров.
«Вполне возможно, что его невысказанное пожелание сбудется», – решила про себя Беатрис, но предпочла утаить свои мысли.
– Ты как будто разочарован, что твоя маленькая гувернантка не вышла к ужину, – язвительно заметила Ровена, стоя в дверях комнаты Камерона. К ее удивлению, Камерон сам ответил на стук, а Гастон так и не показался.
А вдруг это знак, что муж наконец смягчился и хочет сделать шаг к примирению? Может быть, ему одиноко?
Камерон направил кресло в другой конец комнаты, и Ровена закрыла за собой дверь.
– Наоборот, дорогая жена. Вот мой сын действительно выглядел огорченным. Ты не заметила? Если я и проявляю интерес к мисс Синклер, то исключительно потому, что меня волнует благополучие Роберта.
– Пожалуй, это единственное, что тебя волнует.
Камерон ничего не ответил. Насмешливо подняв брови, он смерил Ровену оценивающим взглядом. За полгода неподвижности Камерон не утратил былой привлекательности. Возможно, если бы он подурнел, Ровена не испытывала бы этого иссушающего неутоленного желания и страдала бы меньше.
– Должна признать, твоя мисс Синклер прелестна, но не совсем в твоем вкусе. Не тот тип. Я всегда думала, что тебе нравятся яркие, ослепительные женщины.
– Такие, как ты, Ровена?
Она улыбнулась:
– Как я, дорогой Камерон. Хотя в последнее время ты ничем не показываешь, что тебе по-прежнему нравится моя внешность. Странно. Я думала, ты лишился ног, а не того, что между ними.
Неожиданная резкость жены заставила Камерона вздрогнуть. Никогда прежде она не позволяла себе словесных нападок или оскорблений. Ровена уже не раз пыталась соблазнить мужа, говорила намеками о своем одиночестве, а когда исчерпала все уловки, отправилась в Лондон. Там она наконец поняла, что единственный способ разрушить возведенную Камероном крепость – прямая и открытая атака.
Миссис Гордон не собиралась позволять кому бы то ни было отнять у нее хотя бы крупицу внимания мужа, а уж тем более какой-то жалкой Беатрис Синклер.
– А она боится тебя, ты заметил? Может, потому что ты в кресле… или же ты ей просто не нравишься.
– Почему ты так решила?
– Она всячески избегает тебя, разве не так?
– Меня совершенно не волнует, что испытывает ко мне мисс Синклер.
– Возможно, мне следовало просветить ее, что ты был куда добрее, когда мог ходить. Ты очень изменился, Камерон. Стал угрюмым, озлобленным и вечно недовольным.
– К чему это долгое перечисление моих грехов, Ровена?
– Тебе же всегда нравились мои шутки, Камерон. Помню, ты как-то сказал, что ценишь меня за ум и тонкость. Возможно, теперь ты оценишь мою тупость или грубость.
Она решительно шагнула к мужу, но неожиданно передумала, подошла к двери и заперла ее.
На губах Камерона мелькнула легкая усмешка, и Ровена вспыхнула от гнева. Ей хотелось наказать мужа за бессердечие и холодность, за все те бессонные ночи, что она провела по его милости в своей одинокой постели, сгорая от желания, отчаянно надеясь, что он хотя бы прикоснется к ней. Но Ровена понимала: сейчас не время сводить счеты.
Она придвинула стул, села рядом с мужем и слегка распахнула капот. Тонкая ткань едва прикрывала обнаженное тело. От холода ее соски затвердели и отчетливо обозначились под тонкой материей, придавая Ровене соблазнительный вид охваченной желанием женщины.
Камерону ни к чему было знать, что в этот миг ее сердце сжималось от страха. Больше всего Ровена боялась, что муж отвергнет ее. Решившись пойти ва-банк, она взяла Камерона за руку и положила его ладонь себе на грудь.
– Помнишь, как ты любил ласкать мою грудь, Камерон? Сжимать губами соски, играть с ними. И мне это нравилось. – Камерон попытался вырвать руку, нерешимость Ровены оказалось сильнее его досады. Стиснув пальцы мужа, она принялась медленно ласкать себя его рукой. – Помнишь, как сплетались наши тела, Камерон? Как мы наслаждались друг другом до изнеможения? – Ровена положила руку ему между ног. – Ты хочешь меня? Чем же ты занимаешься по ночам? Стараешься подавить желание? Или думаешь о своей мисс Синклер и сам себя ублажаешь?
– В некоторых отношениях я мало чем отличаюсь от животного, – проговорил Камерон, высвобождая руку. – Одного вида хорошенькой женщины – любой хорошенькой женщины – бывает достаточно, чтобы вызвать у меня желание.
Ровена в ужасе отпрянула.
– За что ты так ненавидишь меня?
– Вы лучше меня знаете ответ, мадам.
– Но мы всего пять лет как женаты, Камерон. Пять лет. И я должна теперь прожить остаток своих дней в одиночестве?
– Возвращайся в Лондон, Ровена. Найди себе любовника. – Камерон развернул кресло, подкатил его к дверям, открыл засов и широко распахнул дверь. – Или заплати какому-нибудь лакею, чтобы он обслуживал тебя в постели. Мне все равно. Только не приходи сюда больше.
Ровена встала, запахнула капот и приняла равнодушную позу, хотя это стоило ей неимоверных усилий.
Камерон отвернулся и не сказал ни слова, когда она покидала комнату.